Лондон, 1873. 8 страница

Его тон не подразумевал возражений. Габриель последовал за Консулом ко входу, где тот купил билеты на каждого из них. Габриель посмотрел на свой билет с некоторым недоумением. На билете было что-то в виде рекламы, обещавшей лучшие развлечения Лондона!

– Великие подвиги, – он читал Гедеону, пока они шли по длинному коридору.

– Дрессированные животные, силачки, акробаты, цирковые номера, и комические певцы.

Гидеон пробормотал себе что-то под нос.

– И акробаты, – добавил Габриель броско. – Похоже, что здесь есть женщина, которая может положить ногу на голову…

– Ради Ангела, это место ничем не лучше, чем рыболовный багор, – сказал Гидеон. – Габриель, ты не обращаешь внимания ни на что, пока я тебе не говорю, что не все в порядке.

Габриэль закатил глаза, когда брат взял его крепко за локоть и провёл его туда, что было явно большой гостиной – огромная комната, потолок которой был покрыт репродукциями великих итальянских мастеров, включая Рождение Венеры Боттичелли, теперь окрашенные дымом и потрепанные. Газовые люстры висели на позолоченной штукатурке, наполняя комнату желтоватым светом.

Вдоль стен стояли бархатные скамейки, на которых ютились темные фигуры – господа, в окружении дам, чьи платья были слишком яркими и чей смех был слишком громким. Музыка лилась со сцены в передней части комнаты. Усмехаясь, консул направился туда. Женщина в цилиндре и фраке скользя вверх и вниз по сцене, пела песню под названием “Это плохо, но это приятно.” Когда она повернулась, ее глаза вспыхнули зеленым при свете газовой люстры.

Оборотень, подумал Габриель.

– Подождите меня здесь минутку, ребята, – сказал Консул и исчез в толпе.

– Прекрасно, – пробормотал Гидеон и подтянул Габриэля поближе к себе, и подальше от женщины в красном облегающем атласном платье, которую качнуло в их сторону. От нее пахло джином вперемешку с чем-то еще, чем-то темным и сладким, немного напоминающим запах Джеймса Карстарса, запах жженого сахара.

– Кто знал, что консул такой мошенник? – Сказал Габриэль. – Неужели это не могло подождать, пока он не отведёт нас в Город Молчания?

– Он не везет нас в Город Молчания. – Губы Гидеона были плотно сжаты.

– Не берет?

– Не будь дураком, Габриэль. Конечно, нет. Ему нужно от нас что-то еще. И я пока не знаю что. Он взял нас сюда для того чтобы выбить из колеи – и он не сделал бы этого, если бы он не был абсолютно уверен, что есть что-то такое, что помешает нам рассказать обо всем Шарлотте и остальным, где мы были.

Может раньше бывало он приходил сюда с отцом.

– Может быть, но это не то, почему мы здесь сейчас, – сказал Гидеон тоном, не допускающим дальнейшего обсуждения. Он крепче сжал руку брата, когда консул вновь появился, неся с собой бутылку, с чем-то, что было похоже на газированную воду, но как догадывался Габриэль, там было по меньшей мере двухпенсовый спирт.

– Что, ничего для нас? – спросил Габриэль, и встретился со свирепым взглядом брата и кислой улыбкой консула. Габриэль понял, что он понятия не имел, была ли у консула семья и дети. Он был просто консул. – Вы, мальчики, имеете хоть какое-нибудь представление, сказал он, – в какой опасности вы находитесь?-

– Опасность? От кого, от Шарлотты? – вопрос Гидеона прозвучал недоверчиво.

– Не от Шарлотты. – Консул снова уставился на них. – Ваш отец не просто нарушил закон, он осквернил его. Он не просто имел дело с демонами, он покрывал их. Вы Лайтвуды – вы все, что осталось от Лайтвудов. У вас нет двоюродных братьев и сестер, нет тети и дяди. Я мог бы вычеркнуть всю вашу семью из регистров Нефилимамов и выгнать вас и вашу сестру на улицу, чтобы вы голодали или умоляли о жизни среди мирян, и я был бы прав в рамках Совета и Конклава это сделать. И вы думаете, что кто-нибудь за вас бы заступился? Кто говорил бы в вашу защиту?

Гидеон сильно побледнел, и костяшки пальцев на руке, которой он схватил руку Габриэля, побелели.

– Это не справедливо, сказал он. – Мы не знали. Мой брат доверял отцу. Он не может нести ответственность

– Доверял ему? Он нанес смертельный удар, не так ли? – Сказал Консул. – О, ты тоже этому способствовал, но именно он нанес удар, который убил твоего отца. Из этого следует, что он точно знал, чем стал ваш отец.

Габриель знал, что Гидеон обеспокоенно смотрит на него. Воздух в Серебряных Комнатах был душным и горячим, не давал дышать. Женщина на сцене теперь пела песню, которая называлась – Все, что обязывает Леди. Она, маша тростью вверх и вниз, отбивала ее кончиком ритм, что заставляло пол дрожать.

– Грехи отцов, дети. Вы можете и будете наказаны за его преступления, если я пожелаю этого. Что ты будешь делать, Гидеон, когда твоему брату и Татьяне сожгут руны? Будешь ли ты стоять и смотреть?

Правая рука Габриэля дернулась, он был уверен, что он бы протянул руку и схватил консула за горло, если бы Гидеон не схватил его раньше и не сжал бы его запястье.

– Что вы хотите от нас? – Спросил Гидеон, контролируя свой голос. – Вы же не привели нас сюда только для того, чтобы угрожать нам, если только вы не хотите что-то взамен. И если бы это было что-то, что вы могли бы получить легко или законно, вы бы сделали это в Городе Молчания.

– Умный мальчик, сказал консул. – Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали. Сделайте это, и я прослежу за тем, чтобы вы сохранили ваши имя и честь, свои земли в Идрисе, и ваше место Сумеречных Охотников, хотя, хотя поместье Лайтвудов может быть конфисковано.

– Что вы хотите от нас?-

– Я хочу, чтобы вы наблюдали за Шарлоттой. И особенно важно за её перепиской. Вы будете рассказывать мне какие письма она получает и отправляет, особенно в Идрис и оттуда.

– Вы хотите, чтобы мы шпионили за ней. – Голос Гидеона был ровным.

– Я больше не хочу никаких сюрпризов, подобных твоему отцу. – Сказал Консул. – Она никогда не должна была держать его болезнь втайне от меня.

– Ей пришлось, – сказал Гидеон. – Это было одно из условий соглашения, которое они заключили.

Консул поджал губы.

– Шарлотта Бранвел не имеет права заключать соглашения подобного масштаба, не посоветовавшись со мной. Я ее начальник. Она не может обойти меня таким образом. Она и эта группа в Институте ведут себя так, словно они находятся в своей собственной стране, которая существует по их законам. Только посмотрите, что произошло с Джессаминой Ловелас. Она нас предала, почти уничтожив. Джеймс Карстиарс не кто иной, как умирающий наркоман. Эта Грей подменыш или колдунья, ей не место в Институте, смехотворная помолвка, будь она проклята. И Уилл Херондейл – Уилл Херондейл лжец и избалованный ребенок, который вырастет, что бы стать преступником, если он вообще повзрослеет. – Консул остановился, тяжело дыша. – Шарлотта может считать это место домом, но это не так. Это Институт и должно отчитываться перед Консулом. Вам тоже.

– Шарлотта ничего не сделала, что б заслужить такого предательства с моей стороны. – Ответил Гидеон.

Консул ткнул пальцем в его сторону.

– Это именно то, о чем я говорю. Твоя к ней лояльность. Ее не должно быть. Это для меня. Она должна быть ко мне. Ты понимаешь это?

– И если я скажу – нет?

– Тогда ты все потеряешь: дом, земли, имя, происхождение, цель.

– Мы сделаем это. – Ответил Габриель до того, как это смог сделать Гидеон. – Мы будем шпионить за ней для вас.

– Габриель… – Начал было Гидеон.

Габриэль повернулся к брату.

– Нет, сказал он. – Это слишком. Ты же не хочешь быть лжецом, я это понимаю. Но наш первый долг – это верность семье. Блэкторны выгонят Татьяну на улицу, и она не протянет там и минуты, она и ребенок.

Гидеон побледнел

– У Татьяны будет ребенок?

Несмотря на ужас ситуации, Габриэль почувствовал удовлетворение, зная что-то, чего его брат не знал.

– Да, – сказал он. – Ты бы знал это, если бы ты все еще был частью нашей семьи.

Гидеон оглядел комнату, словно в поисках знакомых лиц, затем беспомощно посмотрел на своего брата и консула.

– Я…

Консул Вэйланд холодно улыбнулся Габриэлю, а затем его брату.

– Мы пришли к соглашению, господа?

После долгой паузы Гидеон кивнул.

– Мы cделаем это.

Габриэль не скоро забудет выражение, которое при этом появилось на лице консула. Было в нём удовлетворение и не было удивления. Было ясно, что он не ожидал ничего другого, и ничего лучшего, от мальчиков Лайтвуд.

– Булочки? Недоверчиво сказала Тесса.

Рот Софи дернулся в улыбке. Она опустилась на колени перед решеткой с тряпкой и ведром мыльной воды.

– Вы могли бы здорово исколотить меня, так я была поражена – подтвердила она. – Десятки булочек. Под его кроватью, все затвердели как камни.

– Боже мой, – сказала Тесса, скатываясь на край кровати и откинувшись на руки. Всякий раз, когда Софи убирала её комнату, Тессе всегда приходилось сдерживать себя, чтобы не броситься ей на помощь развести огонь или протереть пыль. Она пыталась несколько раз, но после того как Софи мягко, но твёрдо осадила Тессу уже в четвертый раз, она сдалась.

– И ты разозлилась? – Сказала Тесса.

– Конечно! Заставлял меня делать дополнительную работу – носить булочки вверх и вниз по лестнице, а потом прятал их – я не удивлюсь, если в конце осени у нас появятся мыши.

Тесса кивнула, признавая серьезную потенциальную проблему с грызунами.

– Но разве это немного не лестно, что он пошел на такие меры, чтобы увидеть тебя?

Софи выпрямилась.

– Это не лестно. Он не думает. Он – Сумеречный охотник, а я – мирянка. Я не могу ничего от него ожидать. В лучшем из всех возможных миров, он мог бы предложить взять меня в любовницы, когда он женится на Сумеречной охотнице.

Горло Тессы сжалось, вспоминая Уилла на крыше, который именно это и предложил ей, предложил ей стыд и позор, и какой незначительной она себя чувствовала, такой ничтожной. Это была ложь, но память все еще хранила ту боль.

– Нет, – сказала Софи, глядя на свои красные, грубые от работы руки. – Лучше, чтобы я никогда и мысли об этом не допускала. Так не будет никакого разочарования.

– Я думаю, что Лайтвуды выше этого – предложила Тесса.

Софи откинула волосы с лица, слегка касаясь пальцами шрам, который рассекал её щеку пополам.

– Иногда я думаю, что нет таких мужчин.

Ни Гедеон, ни Габриэль не разговаривали в то время как их карета гремела по улицам Вест-Энда по дороге в институт. Дождь теперь лил, тарабаня по карете так громко, что Габриэль сомневался, что кто-нибудь услышал бы его, если бы он говорил.

Гидеон изучал свою обувь, и не поднимал глаз, пока они не подъехали к Институту. Когда его очертания появились из-за пелены дождя, консул перегнулся через Габриэля и открыл дверь, чтобы они вышли.

– Я верю вам, мальчики – сказал он. – Теперь идите и заставьте Шарлотту тоже вам поверить. И никому не говорите о нашем разговоре. Что касается времени после полудня, то вы провели его с Братьями.

Гидеон вышел из кареты, не говоря ни слова, и Габриэль последовал за ним. Ландо развернулось и уехало в серый Лондонский день. Небо было черно-желтым, дождь был тяжелым, как свинцовые пули, туман был настолько густой, что Габриэль едва мог видеть ворота Института, когда они захлопнулись за каретой. И конечно же, он не видел рук брата, которые метнулись к нему, схватили за воротник его пальто и полпути протащили его за стену Института.

Он чуть не упал, когда Гидеон толкнул его к каменной стене старой церкви. Они были рядом с конюшней, наполовину скрытые одной из опор, но не защищенные от дождя. Холодные капли падали на голову и шею Габриэля и скользили за рубашку.

– Гидеон, возразил он, скользя по грязной плите.

– Молчи. Глаза Гидеона были огромными и серыми в тусклом свете, с лёгким оттенком зеленого.

– Ты прав. Габриэль понизил голос. – Мы должны продумать наш рассказ. Когда они спросят нас, что мы делали после полудня, мы должны быть в полном согласии друг с другом в нашем ответе, или он будет не правдоподобным.

– Я сказал помолчи. – Гидеон ударил плечи брата о стену, так сильно, что Габриэль охнул от боли.

– Мы не собираемся рассказывать Шарлотте о нашем разговоре с консулом. Но мы также не будем следить за ней. Габриэль, ты мой брат, и я люблю тебя. Я сделаю все, чтобы защитить тебя. Но я не продам твою и мою душу.

Габриэль посмотрел на брата. Дождь промочил волосы Гидеона и капал за воротник пальто.

– Мы могли бы умереть на улице, если бы отказались делать то, что сказал Консул.

– Я не собираюсь лгать Шарлотте, – сказал Гидеон.

– Гидеон…

– Ты видел выражение лица консула? – прервал Гидеон. – Когда мы согласились шпионить для него, чтобы предать великодушие дома, который принял нас? Он не был ни в малейшей степени удивлен. У него не было сомнений насчёт нас. Он не ожидает ничего, кроме предательства от Лайтвудов. Это наше неотъемлемое право. – Его руки сжали руки Габриэля. – Жизнь это больше, чем просто выживание, – сказал он. – У нас есть честь, мы – Нефилимы. Если он заберет это, то у нас по-настоящему ничего не останется.

– Почему? – спросил Габриель. – Почему ты так уверен, что Шарлотта права?

– Потому что наш отец не верил в это, – сказал Гидеон. – Потому что я знаю Шарлотту. Потому что я жил среди этих людей в течение нескольких месяцев, и они хорошие люди. Потому что Шарлотта была ко мне очень добра. И Софи любит ее.

– А ты любишь Софи.

Губы Гидеона напряглись.

– Они мирянка и прислуга, – сказал Габриель. – Я не знаю, чего ты ожидаешь от этого, Гидеон.

– Ничего, грубо сказал Гидеон. – Я ничего не ожидаю. Но я должен указать на факт, что ты веришь только в то, что воспитывал в нас отец: надо поступать правильно, только если это нам выгодно. Я не нарушу слова, которое дал Шарлотте; вот так, Габриэль. Если ты не хочешь быть частью этого, я отправлю тебя жить с Татьяной и Блэкторнами. Я уверен они примут тебя. Но я не буду лгать Шарлотте.

– Будешь, сказал Габриэль. – Мы оба будем лгать Шарлотте. Но консулу мы тоже будем лгать.

Гидеон прищурился. Дождь стекал с его ресниц.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы будем делать то, что говорит консул и читать переписку Шарлотты. Мы будем докладывать ему, но отчеты будут фальшивыми.

– Если мы в любом случае собираемся давать ему фальшивые отчеты, зачем тогда читать ее переписку?

– Чтобы знать, чего нельзя говорить, – сказал Габриэль, пробуя влагу. На вкус она была горькой и грязной, как будто капала с крыши института. – Чтобы случайно не сказать ему правду.

– Если нас раскроют, мы может столкнёмся с самыми суровыми последствиями.

Габриэль выплюнул дождевую воду.

– Тогда скажи мне. Ты бы рискнул столкнуться с суровыми последствиями ради жителей института или нет? Потому что я – я делаю это для тебя, и потому что…

– Потому что?

– Потому что я совершил ошибку. Я ошибался в отце. Я верил в него, а не должен был. – Габриэль глубоко вздохнул. – Я был неправ, и хочу исправить это и, если надо за это заплатить, я заплачу.

Гидеон долго смотрел на него.

– Это был твой план все это время? Таков был твой план, когда ты согласился с требованиями Консула в Серебряных Комнатах?

Габриэль отвернулся от своего брата в сторону мокрого от дождя двора. Габриэль вспомнил их, гораздо моложе, стоящих там, где Темза пробивала себе дорогу вдоль домов, и Гедион показывал ему безопасный путь через заболоченую местность.

Его брат всегда был тем, кто показывал ему безопасный путь. Было время, когда они безоговорочно доверяли друг другу, и он не знал, когда это закончилось, но его сердце болело из-за этого больше, чем из-за гибели отца.

– Поверишь ли ты мне, – произнес он с горечью, – если я скажу тебе, что так и было? Потому, что это правда.

Гидеон довольно долго стоял спокойно. Затем Габриэль почувствовал, как его тянут вперед, и его лицо впечаталось в мокрую ткань пальто Гидеона. брат крепко сжал его, и покачивая под дождем взад-вперед, пробормотал:

– Все хорошо, братик. Все будет хорошо.

Кому: Членам Совета

От: Консула Джошуа Вайленда

Очень хорошо, господа. В этом случае я попрошу вашего терпения, если вы не хотите действовать в спешке. Если вы хотите доказательств, я предъявлю доказательства.

Я напишу на эту тему снова в ближайшее время.

Именем Разиеля и своей чести,

Консул Джошуа Вайленд

Глава 7. Не бойтесь желаний

Если бы минувший год предложен был мне снова,

И был бы выбор меж добром и злом

Приняла бы я удовольствие с болью

Или осмелилась желать чтоб не встречались?

– Августе, Леди Грегори, ”Если бы минувший год предложен был мне снова”

Кому: Консулу Вайленду

От: Габриэля и Гидеона Лайтвудов

Дорогой сэр,

Мы очень благодарны, что Вы назначили нас наблюдать за поведением миссис Бранвелл. Как известно, за женщинами нужно внимательно наблюдать, чтобы они не сбились с пути. Мы с огорчением сообщаем, что у нас шокирующие вести.

Управление домашнего хозяйства – это самая важная женская обязанность, а одна из самых важных добродетелей – это бережливость. Однако, Миссис Бранвелл, похоже, пристрастилась к расходам и ни о чём не заботится кроме как о нарядах.

Хотя она одета просто, когда вы наносите визит, мы с сожалением сообщаем, что в ее свободное время она наряжается в лучший шёлк и носит самые дорогие драгоценности, которые только можно представить. И хотя нам не хотелось вторгаться в частную жизнь дамы, мы сделали то, что Вы просили.

Мы сообщили бы точные сведения о ее письме к своей модистке, но мы боимся, что это будет уже слишком. Достаточно сказать, что суммы денег, которые тратятся на шляпки, конкурируют с годовым доходом большого поместья или небольшой страны. Мы не в состоянии понять, почему одной маленькой женщине нужно так много шляпок. Навряд она скрывает, что у неё несколько голов.

Мы слишком воспитанны, чтобы комментировать наряды леди, заметим лишь, что они оказывает вредное воздействие на наши обязанности. Она в высшей степени экономит на предметах первой необходимости. Каждый вечер мы садимся за стол поужинать кашей, а она сидит за столом вся в драгоценных камнях и безделушках.

Это, как вы можете себе представить, вряд ли боевая пища для ваших доблестных Сумеречных Охотников. Мы настолько слабы, что были почти побеждены демоном Бегемот в прошлый вторник, а ведь эти существа, главным образом, состоят из вязкого вещества. В расцвете сил и поддерживаемые хорошей пищей, любой из нас был бы способен раздавить каблуком десятки демонов Бегемот за один раз.

Мы очень надеемся, что вы сможете оказать нам помощь в этом вопросе, и что расходы Миссис Бранвелл на шляпки – и другие женские предметы одежды, которые из деликатности мы не решаемся назвать, будут проверены.

Искренне ваши,

Гидеон и Габриель Лайтвуд.

– Что такое безделушка? – моргая по-совиному спросил Габриэль, глядя на послание, которое он только что помог сочинить. На самом деле, Гидеон продиктовал большую часть; Габриэль просто водил пером по странице. Он начал подозревать, что за строгой внешностью брата скрывался невоспетый гениальный комик.

Гидеон махнул рукой.

– Неважно. Запечай конверт и отдай его Сирилу, чтобы оно было отправлено с утренней почтой.

Прошло несколько дней после битвы с огромным червём и Сесилия снова была в тренировочном зале. Она начинала подумывать, что может ей просто следует перенести кровать и другую мебель в это место, так как казалось, что она проводит здесь большую часть своего времени. Спальня, которую дала ей Шарлотта, была почти лишена убранства или того, что могло бы напомнить ей о доме. Она почти ничего не привезла с собой из Уэльса, так как не рассчитывала оставаться надолго.

Здесь, по крайней мере в оружейной комнате, она чувствовала себя в безопасности. Возможно, потому, что там, где она выросла, такой комнаты не было; это было место специально для Сумеречного Охотника. Ничто там не наводило ей тоску по дому. Стены были увешаны десятками оружий. Ее первый урок с Уиллом, когда он еще кипел от ярости, что она вообще там находилась, был связан с запоминанием всех их имён и то, что ими делали.

Ножи Катана из Японии, двуручные палаши, кинжалы с тонким лезвием, утренние звезды и булавы, изогнутые турецкие лезвия, арбалеты и рогатки и крошечные трубки, из которых метали отравленные иглы. Она помнила, как он выплёвывал слова, как будто бы они были ядом.

Злись, сколько хочешь, большой брат, думала она. Я могу притвориться, что хочу быть Сумеречным Охотником, потому что у тебя нет другого выбора, как оставить меня здесь. Но я покажу тебе, что эти люди не твоя семья. Я приведу тебя домой.

Она подняла меч со стены и тщательно примерилась к нему. Уилл объяснил ей, как держать двуручный меч – чуть ниже грудной клетки и прямо. Нужно одинаково распределить вес на обе ноги, и меч должен быть повернут от плеч, а не рук, чтобы вложить всю силу в смертельный удар

Смертельный удар. На протяжении многих лет она злилась на брата, что он бросил их и присоединился к Сумеречным Охотникам в Лондоне, отдавая себя тому, что ее мать называла жизнью бессмысленных убийств, оружия, крови и смерти. Чего ему не хватало в зеленых горах Уэльса? Чего не было в их семье? Зачем поворачиваться спиной к самому синему из синих морей ради чего-то пустого, как все это?

И все же она была здесь, предпочитая проводить свое время в одиночестве в тренажерном зале с молчаливой коллекцией оружия. Вес меча в руке был приятным, почти как если бы он служил барьером между ней и её чувствами.

До этого она и Уилл бродили несколько ночей по всему городу, из опиумных притонов для азартных игр в ад Ифритовых притонов, размытые цвет, запахи и свет. Он не был доброжелателен, но она знала, что для Уилла позволить ей сопровождать его в таком деликатном деле было действительно большим поступком.

Она наслаждалась их общением в ту ночь. Это было как будто её брат вернулся. Но в то время как ночь близилась к концу, Уилл становился всё молчаливее, и когда они вернулись в институт, он ушёл прочь, ясно показывая, что хочет побыть один, и Сесилии ничего не оставалось, как вернуться в свою комнату и лежать без сна, уставившись в потолок, пока не пришел рассвет.

Когда она планировала приехать сюда, она думала, что так или иначе, но узы, которые держали его здесь не могли быть такими уж сильными. Его привязанность к этим людям не могла быть такой же, как его привязанность к семье. Но, в то время как ночь продолжалась и она видела его надежду, а затем его разочарование, в каждом новом здании, когда он спрашивал об инь фень и которого не было, она поняла – он, ей говорили об этом раньше, она знала об этом раньше, но это было не то же самое, что понимание – узы, которые связывали его здесь были так же сильны, как и кровные узы.

Она устала, и хотя она держала меч как учил ее Уилл, правая рука – на защите, левая рука – на рукояти – он выскользнул из ее рук и наклонившись вперед, воткнулся в пол.

– О, Боже, сказал голос из дверного проема. – Боюсь, что за это усилие я мог поставить только три. Четыре пожалуй, при желании дать вам дополнительный балл за фехтование в обычном платье.

Сесили, которая действительно не потрудилась сменить одежду, резко повернула голову и посмотрела на Габриэля Лайтвуда, который появился в дверях, как какой-то капризный чертенок.

– Возможно, меня не интересует ваше мнение, сэр.

– Возможно. – Он шагнул в комнату. – Ангел знает, что вашего брата оно никогда не интересовало.

– В этом мы едины, заметила Сесили, отрывая меч от пола.

– А во многом другом нет. – Габриэль подошел и встал позади нее. Они оба отражались в одном из учебных зеркал; Габриэль был на целую голову выше нее, и она хорошо могла видеть его лицо через плечо. У него было одно из тех необычных чётко очерченных лиц: красивое с одной стороны и очень интересное с другой. На подбородке был небольшой белый шрам, как если бы он порезался тонким лезвием.

– Хотите, я покажу вам, как правильно держать меч?

– Если Вы должны.

Он не ответил, обошёл вокруг нее, поправляя хватку на рукояти.

– Вы никогда не должны держать меч остриём вниз, сказал он. – Держите его вот так – остриём наружу – так что если Ваш противник нападёт, он напорется на ваше лезвие.

Сесилия поправила обхват меча. Её мысли мчались. Она так долго думала о Сумеречных Охотниках как о монстрах. Монстры, который похитили её брата, и она героиня, примчавшаяся, чтобы спасти его, даже если он не понимал, что нуждался в спасении. Понимание было странным и постепенным, понимание, как человечны они были. Она могла чувствовать тепло, исходящее от тела Габриэля, его дыхание, колыхающее её волосы, и ох, это было так странно чувствовать кого-то так сильно: их чувства, легкое прикосновение кожи, их запах.

– Я видел, как ты сражалась в поместье Лайтвудов, пробормотал Габриэль Лайтвуд. Его мозолистая рука коснулась её пальцев и Сесили подавила дрожь.

– Плохо? – сказала она дразнящим тоном.

– Со страстью. Есть те, кто сражается, потому что это их долг, и те, кто сражается, потому что им это нравится. Тебе это нравится.

– Я не, начала Сесили, но её прервал громкий стук открывшейся двери тренировочного зала.

Это был Уилл, заполнивший дверной проём своей долговязой, широкоплечей фигурой. Его голубые глаза метали молнии.

– Что ты здесь делаешь? – Потребовал он.

Так много ради недолгого мира, которого они достигли накануне вечером.

– Я тренируюсь, сказала Сесилия. – Ты сказал, что без тренировки я не добьюсь успеха.

– Не ты. Габриэль Лайтворм вон там. – Уилл кивнул в сторону другого мальчика. – Извини. Лайтвуд.

Габриэль медленно убрал руки от Сесилии.

– Кто бы ни обучал вашу сестру фехтованию, он привил ей много вредных привычек. Я просто пытался помочь.

– Я сказала ему, что всё в порядке, – сказала Сесилия, не имея ни малейшего представления, почему она защищала Габриэля, за исключением того, что она подозревала – это заденет Уилла.

И задело. Его глаза сузились.

– А он сказал тебе, что много лет искал способ отомстить мне за то, что как он думает, было оскорблением для его сестры? И что лучший способ сделать это – использовать тебя?

Сесилия резко повернула голову, чтобы посмотреть на Габриэля, чье лицо выражало смесь раздражения и неповиновения.

– Это правда?

Он ответил не ей, а Уиллу.

– Если мы будем жить в одном доме, Херондейл, то мы должны научиться относиться друг к другу с почтением. Ты не согласен?

– Пока я способен сломать твою руку так же легко, как и посмотреть на тебя, я на такое не соглашусь. – Уилл протянул руку и сорвал рапиру со стены. – А теперь убирайся отсюда, Габриэль. И оставь мою сестру в покое.

С презрительным взглядом Габриэль прошёл мимо Уилла и вышел из комнаты.

– Это было так необходимо, Уилл? – потребовала Сесилия, как только за ним закрылась дверь.

– Я знаю Габриэля Лайтвуда, а ты нет. Предлагаю тебе оставить это мне – судить о его характере. Он хочет использовать тебя, чтобы причинить мне боль.

– Правда, ты не можешь допустить, что у него может быть другая причина, а не ты?

– Я знаю его, сказал Уилл снова. – Он показал себя как лжец и предатель.

– Люди меняются.

– Не настолько сильно.

– Ты изменился, сказала Сесилия, пересекая комнату и с грохотом опуская меч на скамью.

– Ты тоже, – сказал Уилл, удивив ее. Она повернулась к нему.

– Я изменилась? Как я изменилась?

– Когда ты пришла сюда, сказал он, – ты снова и снова пыталась заставить меня вернуться домой вместе с тобой. Тебе не нравились тренировки. Ты притворялась, что это не так, но я видел это. Потом это переросло из – Уилл, ты должен вернуться домой в – Напиши письмо, Уилл. И тебе стали нравится тренировки. Габриэль Лайтвуд – пройдоха, но в одном он был прав: ты наслаждалась борьбой с огромным червем в Доме Лайтвудов. Кровь Сумеречного Охотника словно порох в твоих жилах, Сесиль. И как только он загорается, его не так-то просто погасить. Задержишься здесь подольше и будут все основания полагать, что ты, как и я слишком прирастешь к этому месту, чтобы покинуть его.

Сесиль покосилась на брата. Ворот его рубашки растегнулся, показывая что-то алое, сверкающее на горле.

– Ты носишь женское ожерелье, Уилл?

Уилл положил свою руку на шею с испуганным взглядом, но прежде чем он успел что-либо ответить, дверь в тренировочную комнату открылась, и там стояла Софи, с озабоченным выражением лица.

– Мистер Уилл, Мисс Херондеил, – сказала она. – Я искала вас. Шарлотта просила, чтобы все немедленно шли в гостиную; это очень срочный вопрос.

Сесилия всегда была кем-то вроде одинокого ребенка. И было трудно не быть, когда твои старшие братья и сестры либо умерли, либо пропали безвести и поблизости не было молодых людей твоего возраста, которых твои родители посчитали бы подходящей компанией. Она рано научилась развлекать себя собственными наблюдениями о людях, о которых она никому не рассказывала, а держала при себе и позже, когда она могла, она изучала их в одиночестве.

Привычки всей жизни изменились не сразу, и хотя Сесилия больше не была одинока, так как она приехала в институт восемь недель назад, она сделала его жителей предметом своего пристального изучения. В конце концов, они были Сумеречными Охотниками – сначала врагами, а затем, так как её мнение всё больше и больше менялось, просто предметом восхищения.

Дата добавления: 2015-04-25