Лондон, 1873. 15 страница

Она видела выражение лица Гидеона – шока смешанного с дискомфортом, он отпустил её руку.

– Я не знаю, как произошло, что вы травмировались, – сказал он.

Он отвела взгляд.

– Сейчас вы скажете, что это не так уродливо, или что вообще не замечаете этого, или ещё что-то вроде этого.

– Я вижу его, – сказал Гидеон, понизив голос. – Я не слепой, и мы – люди с большим количеством шрамов. Я вижу его, но это не уродливо. Это просто ещё одна красивая часть самой красивой девушки, которую я когда-либо видел.

Теперь Софи действительно покраснела – она чувствовала, как горят щеки – и когда Гидеон наклонился через стол, его глаза напряженные, зеленые как море после шторма, она глубоко вздохнула, принимая решение. Он не был похож на ее бывшего работодателя. Он был Гидеоном. Она бы не оттолкнула его на этот раз.

Дверь библиотеки распахнулась. Шарлотта стояла на пороге и выглядела истощённой; на её бледно-синем платье были влажные пятна, и под глазами залегли глубокие тени. Софи немедленно вскочила на ноги.

– Миссис Бранвелл?

– О, Софи, – вздохнула Шарлотта. – Я надеялась, что ты могла бы немного посидеть с Джемом. Он еще не проснулся, но Бриджит нужно приготовить ужин, и я думаю, что из-за ее ужасного пения он видит во сне кошмары.

– Конечно. – Софи поспешила к двери, не глядя на Гидеона, хотя когда за ней закрылась дверь, она была совершенно уверена, что слышала, как он с большим разочарованием негромко выругался по-испански.

– Вы знаете, – сказала Сесилия – Вы действительно не должны были выкидывать этого человека из окна.

– Он не был человеком, – сказал Гидеон, сердито глядя на кучу предметов в своих руках. Он взял пакет с ингредиентами Магнуса, которые собрал для них Саллоуз, и сверх того еще несколько полезного вида предметов с полок.

Он демонстративно оставил все бумаги, которые заказал его отец, на прилавке, куда положил их Саллоуз – после Габриэль швырнул беса (сатира?) в грязное окно. Это было очень эффектно, с осколками стекла повсюду. От этого висящий скелет с грохотом распался, разбросав повсюду кости. – Он был фейри Зимнего Двора (?). Один из плохих.

– Так вот почему Вы погнались за ним по улице?

– Он не имел права показывать такие картинки леди, – пробормотал Габриэль, хотя нужно было признать, что леди, о которой шла речь, едва повела ухом и, казалось, была больше раздражена реакцией Габриэля, чем впечатлена его благородством.

– И все-таки я думаю, что было излишним швырять его в канал.

– Он выплывет.

Уголки рта Сесилии дернулись.

– Это было очень неправильно.

– Вы смеетесь – удивленно сказал Габриэль.

– Нет. – Сесилия подняла подбородок, отворачивая лицо, но прежде Габриэль увидел усмешку, скользнувшую по её лицу. Габриэль был сбит с толку. После её показного презрения к нему, её наглости и дерзкого ответа, он был совершенно уверен, что из-за этого его последнего выпада она разболтает всё Шарлотте, как только они вернутся в Институт, но вместо этого она, казалось, развеселилась. Он покачал головой, когда они свернули на Гарнет-стрит. Он никогда не поймёт Херондейлов.

– Передадите тот пузырёк на полке, хорошо, мистер Бэйн? – спросил Генри.

Магнус так и сделал. Он стоял в центре лаборатории Генри, оглядываясь на сверкающие формы на столах вокруг него.

– Могу ли я спросить, что означают все эти хитроумные изобретения?

Генри, у которого было две пары очков, одни на голове, а вторые на глазах, выглядел одновременно слишком радостным и нервным, чтобы спрашивать его об этом. (Магнус предположил, что две пары очков были одеты по рассеянности, но на случай если это было сделано по велению моды, он решил не спрашивать.) Генри взял медный квадратный предмет с кнопками.

– Ну, это датчик. Он чувствует, когда приближаются демоны. – Он двинулся к Магнусу, и датчик издал громкий плачущий звук.

– Впечатляет! – довольно воскликнул Магнус. Он поднял изобретение из ткани с большой мертвой птицей наверху. – А это что?

– Смертельная шляпка – заявил Генри.

– Ах – сказал Магнус. – В случае необходимости женщина может превратить ее в оружие, чтобы убить своих врагов.

– Не совсем так – признался Генри. – Ваша идея звучит лучше. Мне действительно жаль, что Вас не было рядом, когда у меня появилась эта идея. К сожалению, эта шляпка окутывает голову противника и душит его, при условии, что он носит ее в это время.

– Полагаю, что будет нелегко убедить Мортмейна одеть шляпку – заметил Магнус. – Хотя цвет ему подойдет.

Генри расхохотался.

– Очень забавно, Мистер Бэйн.

– Пожалуйста, зовите меня Магнус

– Хорошо, – сказал Генри, бросив шляпку через плечо, и взял круглую стеклянную банку с блестящим веществом. – Это порошок, который если кинуть в воздух, делает призраков видимыми, – сказал Генри.

Магнус восхищённо поднял и повернул к лампе сосуд с блестящими крупинками, и когда Генри ободряюще улыбнулся, Магнус убрал пробку.

– Мне кажется, что порошок прекрасен, – сказал он, и ни с того ни с сего высыпал его на руку. Вещество покрыло его коричневую кожу, окутывая одну руку мерцающим сиянием. – И в дополнение к практическому применению, его можно было бы использовать в косметических целях. Этот порошок заставил бы мою кожу мерцать вечность.

Генри нахмурился.

– Не вечность, – сказал он, но тут же просиял. – Но я мог бы сделать для Вас новую порцию когда Вам будет угодно!

– Я мог бы сиять при желании! – Магнус расплылся в улыбке. – Это пленительные вещи, мистер Брамвелл. Вы думаете о мире иначе, чем любой другой нефилим, которого мне доводилось встречать. Признаюсь, я думал, что вашим людям несколько недостает воображения, несмотря на сугубо личную трагедию, но вы дали мне совершенно другое мнение! Конечно, сообщество сумеречных охотников должно уважать вас и чтить, как джентльмена, который поистине продвинул их расу.

– Нет, – печально сказал Генри. – В основном, они хотят, чтобы я перестал делать новые изобретения и поджигать вещи.

– Но все открытия представляю собой риск! – вскричал Магнус. – Я видел изменения, происходящие в мире после изобретения парового двигателя и распространения печатных материалов, заводов и фабрик, которые изменили лицо Англии. Миряне взяли мир в свои руки и сделали из него изумительную вещь. Колдуны на протяжении веков придумывали и совершенствовали различные заклинания, чтобы создать для себя другой мир. Останутся ли сумеречные охотники единственными на прежнем уровне и неизменными, и, следовательно, обреченными на гибель? Как они могут воротить свои носы от гениальности, что вы проявили? Это как поворачиваться к тени и подальше от света.

Генри сильно покраснел. Было ясно, что никто прежде не хвалил его изобретения, возможно, за исключением, Шарлотты.

– Вы меня смущаете, Мистер Бэйн.

– Магнус, – напомнил ему колдун. – А теперь могу ли я взглянуть на Вашу работу над этим порталом, который Вы описывали? Изобретение, которое переносит живое существо из одного места в другое?

– Разумеется. Генри провел толстую кипу бумаги для заметок из одного угла своего заваленного бумагами стола и толкнул ее к Магнусу. Чародей взял ее и пролистал страницы с интересом. Каждая страница была покрыта корявым, неразборчивым почерком, и десятками и десятками уравнений, сочетающих математику и руны в удивительной гармонии. Магнус почувствовал, как его сердце забилось быстрее, когда он пролистал страницы – это было гениально, действительно гениально. Была только одна проблема.

– Я вижу, что вы пытаетесь сделать, – сказал он. – И это почти совершенно, но.

– Да, почти. – Генри провел руками по своим рыжеватым волосам, опрокидывая очки. – Портал можно открыть, но нет никакого способа, чтобы его направить. Нет возможности узнать, отправитесь ли Вы в намеченное место назначения в этом мире или в другой мир, или даже в ад. Это слишком рискованно, а, следовательно, бесполезно.

– Вы не можете сделать это с помощью этих рун, – сказал Магнус. – Вам нужны руны, но не те, которые вы используете.

Генри покачал головой.

– Мы можем использовать только руны из Серой Книги. Все остальное является магией. Магия не для Нефилимов. Это то, что нам нельзя делать.

Магнус долго задумчиво смотрел на Генри.

– Это я могу сделать – заявил он и протянул ему стопку бумаг.

Фейри Зимнего Двора не очень любили яркий свет. Первое, что Саллоуз, – чье настоящее имя было другим, – сделал по возвращении в свой магазин, он прикрепил вощеную бумагу к окну, которое мальчик-Нефилим так небрежно разбил.

Очков тоже не было, потерял в канале Лаймхаус. И никто, казалось, не собирался заплатить ему за очень дорогие бумаги, которые он заказал для Бенедикта Лайтвуда. В общем, это был очень плохой день.

Он с раздражением посмотрел вверх, когда в магазине звякнул колокольчик, предупреждая об открывающейся двери, и нахмурился. Он думал, что запер ее.

– Опять, Нефилимы? – рявкнул он. – Решил бросить меня в реку не раз, а два? Хочу, чтобы вы знали, что у меня есть влиятельные друзья.

– Я в этом не сомневаюсь, обманщик. – У входа высокая фигура в капюшоне протянула руку и захлопнула дверь у себя за спиной. – И мне очень интересно узнать о них побольше. – В полумраке сверкнуло холодное железное лезвие, и глаза беса расширились от страха. – У меня к тебе несколько вопросов, – сказал человек в дверях. – И на твоем месте я бы не пытался сбежать. Если ты хочешь сохранить свои пальцы.

Глава 13. Горы разума

О разум, у разума есть горы; обрывы падений

Пугающие, отвесные, никому-не-подвластные. Считать их дешевкой, не зная,

Может лишь тот, кто на них не висел. И даже наше здесь небольшое заточенье

Не может долго совладать с их крутизной иль глубиной. Внемли же! Негодяи,

Подонки, для утешенья своего прислуживают в вихревом теченье:

Всю жизнь заканчивает смерть, и каждый день умирает, засыпая.

– Джерард Мэнли Хопкинс, – Хуже нет, нет ничего-

Позже Тесса никак не могла вспомнить, закричала ли она, когда падала. Она помнила только длинное и тихое падение, реку и скалы, мчащиеся к ней, небо в её ногах. Ветер рвал её лицо и волосы, когда она крутилась в воздухе, и она почувствовала резкий толчок в горле.

Ее руки взметнулись вверх. Ее механический ангел поднялся над головой, как будто огромная рука потянулась вниз с неба, чтобы убрать его. Расплывшиеся металлическое пятно окружило ее, пара огромных крыльев, словно открытые ворота, и что-то схватило ее, задерживая ее падение.

Ее глаза расширились – это было невозможно, невообразимо – но ее Ангел, ее механический Ангел, вырос до размеров живого человека и навис над ней, лавируя против ветра большими механическими крыльями.

Она смотрела в безучастное, красивое лицо статуи, сделанной из металла, столь же невыразительное как всегда – но у ангела были руки, столь чёткие, как её собственные, и они держали её, держали её, ударяясь крыльями и удар и удар и теперь она падала медленно, мягко, как пух одуванчика, унесённого по ветру.

– Может быть, я умираю, – подумала Тесса. – И этого не может быть. – Но поскольку ангел держал её, и она дрейфовали вместе в сторону земли, земля появлялась всё яснее и яснее в фокусе. Теперь она видела отдельные камни около потока, бегущие вниз по течению, отражение солнца в воде.

Тень крыльев появилась на земле и становилась всё больше и больше, пока она падала в неё, падала в тень, она вместе с ангелом летела к земле и приземлилась на мягкую почву и разрозненные камни на берегу ручья.

Тесса ахнула, когда приземлилась, больше от шока, чем от удара о землю, и подняла руки, как будто могла смягчить падение ангела своим телом, но он уже начал сжиматься, становясь всё меньше и меньше, его крылья складывались, и к тому времени, когда упал на землю рядом с ней, он был вновь размером с игрушку.

Она протянула дрожащую руку и схватила его. Она лежала на неровных камнях наполовину в холодной воде, которая уже впитывалась через её юбки. Она схватила кулон и поползла вверх по берегу ручья с оставшимися в ней силами, и наконец рухнула на сухую землю с ангелом, прижатым к груди, тикающим знакомыми ударами напротив её сердца.

Софи сидела в кресле у кровати Джема, которое всегда было местом Уилла, и наблюдала как Джем спал.

Было время, думала она, когда она была бы почти благодарна за такую возможность, шанс находиться рядом с ним, прикладывать холодную ткань к его голове, когда он шевелился, бормотал и его лихорадило. И хотя она больше не была влюблена в него, как когда-то, только сейчас она поняла, когда один любит другого, которой не знает об этом ничего, с восхищением и на расстоянии, всё равно её сердце сжималось, когда она видела его таким.

Одна девушка в городе, где Софи выросла, умерла от чахотки, и Софи вспомнила, как они все говорили, что болезнь сделала её красивее, прежде чем убила её, она стала бледной, тоненькой и лихорадочный румянец пылал на её щеках. У Джема сейчас тоже проступили лихорадочные пятна на щеках, когда он метался на подушке. Его серебристо-белые волосы были как иней, его беспокойные пальцы скручивали одеяло.

Время от времени он говорил, но слова были на мандаринском, и она не понимала их. Он звал Тессу. Wo ai ni, Тесса. Bu lu run, he qing kuang fa sheng, wo men dou hui zai yi qi. Ещё он звал Уилла, sheng si zhi jiao, так, что Софи захотела взять его руку. Но когда она дотронулась до него, он пылал как в огне и с криком отдёрнул руку.

* Примечание:

Wo ai ni – Я люблю тебя

Bu lu run, he qing kuang fa sheng, wo men dou hui zai yi qi – Чтобы не случилось, мы будем вместе

sheng si zhi jiao – дружба до гробовой доски

Софи отпрянула, раздумывая, не позвать ли Шарлотту. Шарлотта хотела бы узнать, если состояние Джема ухудшилось. Она уже собиралась встать, когда Джем неожиданно вздохнул и открыл глаза. Она снова опустилась на стул, уставившись на него. Радужка его серебристых глаз была настолько бледной, что казалась почти белой.

– Уилл? – сказал он. – Уилл, это ты?

– Нет, сказала она, почти боясь двинуться, – Это – Софи.

Он тихо выдохнул и повернул голову на подушке к ней. Она увидела, что он с усилием сфокусировал взгляд на её лице, и затем, невероятно, но он улыбнулся, именно эта чудеснейшая улыбка в первую очередь завоевала её сердце.

– Конечно, – сказал он. – Софи. Уилл не… Я отслал Уилла.

– Он отправился за Тессой, сказала Софи.

– Хорошо. – Длинные руки Джема схватили одеяло, сжав его в кулаках, а затем расслабились. – Я… рад.

– Ты скучаешь по нему, сказала Софи.

Джем медленно кивнул.

– Я чувствую расстояние между нами, будто мы тесно связаны прочной нитью. Я не предполагал, что так будет. Мы не расставались с того момента, как стали парабатаями.

– Сесиль сказала, что ты отпустил его.

– Да, – сказал Джем. – Его сложно переубедить. Я думаю, если бы он не был влюблен в Тессу, я бы не позволил ему уйти.

Софи открыла рот.

– Ты знал?

– Недолго, – Нет, я бы не поступил так жестоко. Если бы я знал, я бы никогда не сделал предложение. Я бы отступил. Я не знал. И всё же, сейчас, когда для меня всё заканчивается, всё видится в таком ясном свете, что я думаю, что понял бы, даже если бы он мне не сказал. В конце концов, я бы узнал. – Он слегка улыбнулся из-за поражённого выражения лица Софи. – Я рад, что мне не придётся ждать до конца.

– Ты не сердишься?

– Я рад, сказал он. – Они будут заботиться друг о друге, когда я уйду, или по крайней мере я могу надеяться на это. Он говорит, что она не любит его, но – конечно, она полюбит его со временем. Уилла легко полюбить, и он отдал ей целое сердце. Я вижу это. Я надеюсь, что она не будет рушить этого.

Софи не могла придумать, что сказать. Она не знала, кто бы смог что-либо сказать перед лицом любви, настолько терпеливой, стойкой и в которую было бы вложено столько надежды. Много раз за последние несколько месяцев она сожалела, что она плохо думала об Уилле Херондейле, когда она увидела, как он отступил и позволил Тессе и Джему быть счастливыми, и она знала о страданиях, которые пришли к Тессе вместе со счастьем, от сознания того, что она ранит Уилла.

Софи подумала, что она единственная знала, что иногда Тесса зовёт Уилла во сне. Она единственная знала, что тот шрам на ладони Тессы был не от случайного столкновения с каминной кочергой, а преднамеренной раной, нанесённой ей самой, чтобы хоть как-то заглушить эмоциональную боль физической, когда Уилл отказался от неё. Софи поддерживала Тессу, когда она плакала и вырывала из волос цветы оттенка глаз Уилла, и это Софи тщательно маскировала пудрой следы слёз и бессонных ночей.

Должна ли она сказать ему? Софи задумалась. Будет ли добрым делом, сказать: Да, она тоже любит его; она пыталась не любить, но она любит? Мог ли кто-то действительно хотеть услышать такое о девушке, на которой он собирался жениться?

– Мисс Грей сильно уважает мистера Херондэйла, и она не разобьет любое сердце необдуманно, я полагаю, – сказала Софи. – Но я бы хотела, чтобы вы не говорили так, будто ваша смерть неизбежна, мистер Карстаирс. Тем более теперь, когда миссис Бранвелл и другие надеятся найти лекарство. Я думаю, что вы проживете до старости с Мисс Грей и вы оба будете очень счастливы.

Он улыбнулся, как будто он знал нечто такое, чего она не знала.

– Что я могу вам сказать, Софи. Я знаю, что я сумеречный охотник и мы не так легко расстаемся с этой жизнью. Мы боремся до последнего. Мы пришли из мира ангелов и все же мы боимся его. Я думаю, однако, что можно встретить конец и не бояться склониться перед смертью. Смерть никогда не будет править мной.

Софи посмотрела на него с небольшим беспокойством; он звучал немного безумно.

– Мистер Карстаирс? Может мне привести Шарлотту?

– Через мгновение, но Софи… в вашем выражении лица, как раз когда я говорил… – он наклонился вперёд. – Это правда?

– Что правда? – спросила она его тихо, но она знала, о чем он спрашивал и она не могла солгать Джему.

Уилл был в отвратительном настроении. Наступил рассвет туманный, влажный и страшный. Он проснулся и почувствовал тошноту в желудке, и только едва смог проглотить резиновые яйца и холодный бекон, которые жена хозяина накрыла ему в душной гостиной; каждая часть его тела гудела вернуться на дорогу и продолжить свой путь.

Приступы дождя оставили его, дрожащим в одежде, несмотря на либеральное использование рун тепла, и Балдиосу не нравилась грязь, засасывающая его копыта, когда они пытались прибавить скорости на дороге, Уилл угрюмо размышлял, как это возможно, что туман, фактически может собираться на внутренней стороне одежды..

Он, по крайней мере, добрался до Нортгемптоншира, это было уже кое-что, но он с трудом преодолел двадцать миль и категорически отказался остановиться, несмотря на то, что Балдиос смотрел на него с мольбой, после того, как они прошли через Towcester, как бы умоляя о теплом месте в конюшне и овсе, и Уилл почти склонялся к тому, чтобы отдать ему это. Чувство безнадежности вторглось в его кости, как холод и неотвратимо как дождь. О чем он думает, что он делает? Неужели он действительно думал найти Тессу таким образом? Был ли он дураком?

Сейчас они тоже проходили через неприятную местность, где грязь сделала скалистые тропы коварными. Большая скалистая стена выросла на одной стороне дороги, закрывая небо. С другой стороны пути, дорога резко падала в ущелье, полное острых камней.

Далекие воды мутного потока слабо поблескивали на дне ущелья. Уилл держал голову Балдиоса и потянул подальше от склона, но конь все еще казался пугливым и застенчивым от падения. Собственная голова Уилла была опущена, прячась под воротником от холодного дождя; это была всего лишь случайность, что взглянув на мгновение в сторону, он мельком увидел ярко-зеленый и золотой среди камней на краю дороги.

Он остановил Балдиоса в одно мгновение и спустился с коня так быстро, что он едва не поскользнулся в грязи. Дождь пошел сильнее, когда он приблизился и опустился на колени, чтобы рассмотреть золотую цепь, которая оказалась около острого выступа скалы. Он осторожно поднял ее. Это был нефритовый кулон, круглый, с символами, отпечатанными на обратной стороне. Он достаточно хорошо знал, что они означают.

Когда два человека как один в глубине их сердец, они разбивают даже мощь железа или бронзы.

Свадебный подарок Джема Тессе. Рука Уилла сжала цепочку. Он не забыл, как столкнулся с ней на лестнице… цепь нефритового кулона висела на её шее, подмигивая ему, как жестокое напоминание о Джеме, как она сказала, вы не можете разделить своё сердце, и всё же…

– Тесса! – он внезапно выкрикнул, его голос отзывался эхом от скал. – Тесса!

С минуту он стоял, дрожа, в стороне от дороги. Он не знал, чего он ожидал – ответа? Едва ли это могло быть, как если бы она могла быть здесь, скрываясь за редкими скалами. Там была только тишина, звук ветра и дождя. Однако он знал без тени сомнения, что это было ожерелье Тессы. Может быть, она сорвала его со своего горла, и выбросила его в окно кареты, чтобы отметить этот путь для него, как след из хлебных крошек Гензель и Гретель. Это было тем, что сделала бы книжная героиня, и поэтому тем, что сделала бы его Тесса. Может быть, еще будут и другие маркеры, если он продолжит свой путь. Впервые надежда растеклась по его венам.

С новой решимостью он шагнул к Балдиосу и вскарабкался в седло. Он не собирался медлить, они должны быть в Стаффордшире к вечеру. Он повернул голову коня назад, в сторону дороги, и сунул кулон в карман, где выгравированные слова любви и преданности, казалось, горели, словно клеймо.

Шарлотта никогда не чувствовала себя такой усталой. Будущий ребенок истощил ее больше, чем она подумала сначала, она не спала всю ночь и бегала весь день. На ее платье были пятна из склепа Генри, и ноги болели от ходьбы вверх и вниз по ступенькам и по стремянке в библиотеке. Тем не менее, когда она открыла дверь в спальню Джема и увидела, что он не только проснулся, но сидел и разговаривал с Софи, она забыла про усталость и почувствовала, как ее лицо озаряется беспомощная улыбкой облегчения.

– Джеймс! – воскликнула она. – Я удивлена – то есть, я рада, что ты проснулся.

Софи, которая выглядела странно покрасневшей, поднялась на ноги.

– Мне следует выйти, миссис Бранвелл?

– О, да, пожалуйста, Софи. Бриджит в одном из ее настроений; она говорит, что не может найти взрыва Мэри, и я не имею ни малейшего представления, о чем она говорит.

Софи почти улыбнулась – она бы улыбнулась, если бы ее сердце не колотилось со знанием того, что она могла сделать что-то очень страшное.

–Пароварка, - сказала она. – Я найду ее для нее. Она направилась к двери, остановилась и бросила странный взгляд через плечо на Джема, который откинулся спиной на подушки, он выглядел очень бледным, но спокойным. Прежде чем Шарлотта успела что-либо ответить, Софи исчезла, и Джем поманил Шарлотту к себе с усталой улыбкой.

– Шарлотта, если ты не очень возражаешь – ты бы не могла принести мне мою скрипку?

– Разумеется. Шарлотта подошла к столу у окна, где хранилась скрипка в квадратной коробке из розового дерева с ее смычком и маленькой круглой коробкой с канифолью. Она подняла скрипку и принесла ее на кровать, где Джем осторожно взял ее из ее рук, и она с благодарностью опустилась в кресло рядом с ним. – О, – сказала она мгновение спустя. – Мне очень жаль. Я забыла смычок. Ты хочешь сыграть?”

– Все в порядке. Он осторожно провел пальцами по струнам, которые произвели мягкий, вибрирующий шум. – Это пиццикато – первое, чему мой отец научил меня как делать, когда он показал мне скрипку. Это напоминает мне детство.

Ты все еще ребенок, хотела сказать Шарлотта, но она не стала. Оставалось всего несколько недель до его восемнадцатого дня рождения, в конце концов, когда сумеречные охотники становятся взрослыми, и когда она смотрела на него, она все равно видела темноволосого мальчика, который прибыл из Шанхая, сжимающего свою скрипку, его огромные глаза на бледном лице, но это не значит, что он не вырос.

Она потянулась к коробке с Инь Фен на его тумбочке. Там был только бледный след слева на дне, едва чайная ложка. Она сглотнула против ее тугого горла, и постучала порошок со дна в стакан, налила воды из графина, позволяя Инь Фен растворится, как сахар. Когда она вернула его на Джему, он отложил скрипку в сторону и взял у нее бокал. Он уставился на него, и его бледные глаза стали задумчивыми.

– Это последнее? – спросил он.

– Магнус работает над лекарством, – сказала Шарлотта. – Мы все. Габриэль и Сесиль закупили ингредиенты для лекарства, чтобы сохранить твои силы, а Софи, Гидеон и я помогали в исследовании. Все делается. Все.

Джем выглядел немного удивленным.

– Я не знал.

– Но, конечно, это так – сказала Шарлотта. – Мы твоя семья, мы сделали бы для тебя что угодно. Пожалуйста, не теряйте надежды, Джем. Мне нужно, чтобы ты оставался сильным.

– Вся моя сила – твоя, – сказал он загадочно. Он выпил раствор инь феня, вручая ей пустой стакан. – Шарлотта?

– Да?

– Ты выиграла спор как назвать ребенка?

Шарлотта испуганно засмеялась. Казалось странным думать о своем ребенке сейчас, но почему бы и нет? В смерти мы находим жизнь. Это было что-то, о чем можно было подумать, что не было болезнью или исчезновением Тессы, или опасной миссией Уилла.

– Пока нет, – сказала она. – Генри по-прежнему настаивает на Буфорде.

– Ты выиграешь – сказал Джем. – Ты всегда выигрываешь. Из тебя получился бы отличный консул, Шарлотта.

Шарлотта сморщила нос.

– Женщина консул? После всех проблем, которые у меня были, просто из-за того что, я руковожу Институтом!

– Кто-то всегда должен быть первым. Быть первым не легко и это не всегда того стоит, но это важно. – Он опустил голову. – Ты носишь с собой одно из моих немногих сожалений. Шарлотта посмотрела на него с недоумением. – Мне бы хотелось увидеть ребенка. Это была очень простая, грустная вещь, чтобы сказать, но она застряла сердце Шарлотты, как осколок стекла. Она заплакала, и слезы тихо заструились по ее лицу. – Шарлотта, – сказал Джем, словно утешая. – Ты всегда заботилась обо мне. Ты будешь очень хорошо заботиться об этом ребенке. Ты будешь замечательной матерью.

– Ты не можешь сдаться, Джем, – сказала она сдавленным голосом. – Когда они привели тебя ко мне, сначала они сказали, что ты проживешь всего год или два. Ты прожил почти шесть. Пожалуйста, просто проживи еще несколько дней. Еще несколько дней ради меня.

Джем наградил ее мягким, оценивающим взглядом.

– Я жил для тебя, – сказал он. – И я жил для Уилла, а затем я жил для Тессы, – и для себя, потому что я хотел быть с ней. Но я не могу жить для других людей вечно. Никто не может сказать, что смерть нашла во мне добровольного товарища, или, что я пошел легко. Если вы говорите, что нуждаетесь во мне, я останусь так долго, сколько смогу для вас. Я буду жить для тебя и для вас, и буду бороться со смертью до конца, пока от меня не останутся кости и осколки. Но это был бы не мой выбор.

– Тогда… – Шарлотта посмотрела на него неуверенно. – Каким был бы твой выбор?

Он сглотнул, и его рука упала, прикасаясь к скрипке.

– Я принял решение, – сказал он. – Я сделал это, когда сказал Уиллу идти. – Он наклонил голову, а затем посмотрел на Шарлотту. Его бледные тёмно-синие глаза зафиксировались на её лице, как будто желая, чтобы она поняла. – Я хочу это остановить, – сказал он. – Софи говорит, все по-прежнему ищут лекарство для меня. Я знаю, я дал Уиллу своё разрешение, но я хочу, что бы все прекратили искать, Шарлотта. Это конец.

К тому времени, как Сесиль и Габриэль вернулись в институт, уже потемнело. Бывать в городе с кем-то, кроме Шарлотты и ее брата, было для Сесиль уникальным опытом, и она была поражена какой хорошей компанией оказался Габриэль Лайтвуд. Он заставил ее смеяться, хотя она сделала все возможное, чтобы скрыть это, и он весьма любезно принес все свертки, хотя она ожидала от него возражений, что с ним обходятся как с запыхавшимся лакеем.

Это правда, что он, вероятно, не должен был бросать сатира сквозь витрины – или затем в канал Лаймхаус. Но она не могла его винить. Она отлично понимала, что не тот факт, что сатир показал ей непристойные изображения, заставил его вспылить, а напоминание о его отце.

Это было странно, подумала она, когда они сели на ступеньки у института, как он был непохож на своего. Ей очень понравился Гидеон с того момента, как она приехала в Лондон, но она нашла его тихим и спокойным. Он не говорил много, и хотя он иногда помогал Уиллу с ее тренировками, он был отстраненным и задумчивым со всеми, кроме Софи. Рядом с ней можно было увидеть в нем вспышки веселья. Он мог быть совершенно иронично веселым, когда он того хотел, и имел загадочно внимательную натуру наряду с его спокойной душой.

По частям и кусочкам, почерпнутых от Тессы, Уилла и Шарлотты, Сесиль собрала воедино историю Лайтвудов и уже начинала понимать, почему Гидеон был таким тихим. Так же как и Уилл, и она сама, он отвернулся от своей семьи сознательно, и он нес на себе шрамы от этой потери. Выбор Габриэля был другим. Он остался на стороне отца и наблюдал как медленно ухудшается его тело и разум. О чем он думал, когда все это происходило? В какой момент он понял, что выбор, который он сделал, был неверным?

Габриэль открыл дверь института и Сесилия вошла, их приветствовал голос Бриджит, плавно текущий по лестнице.

Дата добавления: 2015-04-25