Лондон, 1873. 16 страница. Вот этот путь, что вверх идет,

Вот этот путь, что вверх идет,

Тернист и тесен, прям и крут.

К добру и правде он ведет,

По нем немногие идут.

Другая – горная – тропа

Полна соблазнов и услад.

По ней всегда идет толпа,

Но этот путь – дорога в ад.

– Она поет – сказала Сесилия, начав подниматься по лестнице. – Опять.

Габриэль, повторно взвешивая пакеты, издал тихий звук:

– Я голоден. Интересно, найдёт ли она для меня немного холодной курицы и хлеб, если я скажу ей, что не против её песен?

– Все против её песен, – Сесилия посмотрела на него боковым зрением. У него был ужасно милый профиль. Гидеон был тоже привлекательным, но в Габирэле всё было остроугольным, подбородок, скулы, которые вместе казались ей очень элегантными.

– Знаешь, это не твоя вина, – сказала она вдруг.

– Что не моя вина? – Они свернули с лестницы в коридор на втором этаже. Он показался Сесиль тёмным, ведьмин свет был приглушён. Она слышала, как пела Бриджит:

Несется конь в кромешной мгле,

Густая кровь коню по грудь.

Вся кровь, что льется на земле,

В тот мрачный край находит путь.

– Твой отец – сказала Сесилия.

Его лицо напряглось. На мгновение Сесиль показалось, что он собирается ей грубо ответить, но вместо этого он сказал только:

– Может это моя вина, а может и нет, но я предпочел быть слепым и не видеть его преступлений. Я верил в него, когда он был неправ, и он опозорил имя Лайтвудов.

Сесиль на мгновение замолчала.

– Я пришла сюда, потому что я верила, что сумеречные охотники монстры, которые забрали моего брата. Я в это верила, потому что мои родители в это верили. Но они были не правы. Мы – не наши родители, Габриэль. Мы не должны нести бремя за их решения или их грехи. Вы можете сделать так, что имя. Лайтвудов засияет вновь.

– В этом разница между вами и мной, – сказал он с толикой горечи. – Вы сами решили прийти сюда. Я же был изгнан из моего дома, преследуемый монстром, который когда-то был моим отцом.

– Ну, – добродушно ответила Сесиль, – не преследовал всю дорогу до сюда. Лишь до Чествика, я полагаю.

– Что…

Она улыбнулась ему.

– Я сестра Уилла Херондейла. Вы не можете ожидать, что я всегда буду серьезной.

Выражение его лица при этом было таким комичным, что она хихикнула, она все еще хохотала, когда они толкнули дверь в библиотеку и вошли – и оба замерли на своих местах.

Шарлотта, Генри и Гидеон сидели вокруг одного из длинных столов. Магнус стоял поодаль у окна, заложив руки за спину. Спина его была жесткой и прямой. Генри выглядел бледным, усталым, Шарлотта заплаканной. Лицо Гидеона напоминало маску.

Смех замер на губах Сесилии.

– Что такое? Какое-то известие? Уилл…?

– Это не Уилл, – сказала Шарлотта. – Это Джем. Сесиль прикусила губу и ее пульс замедлился с виноватым облегчением. В первую очередь она подумала о брате, но, конечно, это был его парабатай, который был в более неминуемой опасности.

– Джем? – она выдохнула.

– Он все еще жив, сказал Генри в ответ на ее невысказанный вопрос.

– Ну что ж. Мы все достали, – сказал Габриэль, положив свертки на стол. – Все, что просил Магнус – дамиану, голову летучей мыши, корень,

– Спасибо. – Не оборачиваясь сказал Магнус, стоя у окна.

– Да, спасибо тебе, – сказала Шарлотта. – Ты сделал все, как я просила и я благодарна. Но я боюсь, что ваше поручение было напрасно. Она посмотрела на сверток, а затем обратно. Было ясно, что ей требуется много усилий, чтобы говорить. – Джем принял решение, – сказала она. – Он хочет, чтобы мы прекратили поиск лечения. Это был последний Инь Фен; больше нет, и это вопрос времени. Я вызвала Безмолвных Братьев. Настало время прощаться.

В учебной комнате было темно. На полу лежали длинные тени, и лунный свет проникал через высокие арочные окна. Сесили села на одну из скамеек и смотрела на узоры лунного света на треснувшем деревянном полу.

Ее правая рука лениво теребила красный кулон на шее. Она не могла помочь, но думала о своем брате. Часть ее мыслей была там в Институте, но все остальные были с Уиллом: на спине лошади, склоняясь под ветром, несясь сломя голову по дорогам, которые отделяли Лондон с Dolgellau. Она подумала, не испугается ли он. Она подумала, увидит ли она его снова.

Она погружена глубоко в свои мысли, когда скрипнув, открылась дверь. Длинная тень бросилась на пол, и она посмотрела вверх, чтобы увидеть Габриэля Лайтвуда, моргающего от удивления.

– Прячешься здесь, не так ли? – спросил он. – Неловкая ситуация.

– Почему? – Она была удивлена, насколько обычно, даже спокойно, прозвучал ее голос.

– Потому что я сам собирался здесь спрятаться.

Сесиль молчала какое-то время. Габриэль на самом деле выглядел не очень уверенно, – он выглядел странно, обычно он был так уверен в себе. Эта была более хрупкая уверенность, чем у его брата. Было слишком темно, чтобы она увидела, цвет его глаз или волос, и в первый момент она действительно могла видеть сходство между ним и Гидеоном. Те же решительные подбородки, те же широко расставленные глаза и осторожная поза.

– Вы можете спрятаться здесь со мной, – сказала она, – если вы хотите.

Он кивнул, и пересек комнату туда, где она сидела, но, вместо того чтобы присоединиться к ней, он подошел к окну и посмотрел наружу.

– Карета Безмолвных Братьев здесь, – сказал он.

– Да, – подтвердила Сесиль. Она знала из чтения кодекса, что Безмолвные Братья были как врачи и священники в мире Сумеречных охотников; можно ожидать найти их рядом с постелью умирающего и больничными койками, и при родах.

– Я думала, что я должна увидеть Джема. Для Уилла. Но я могла… я не смогла заставить себя. Я трус, – добавила она, подумав. Это не было чем-то, о чем она думала о себе раньше.

– Тогда я тоже, – ответил он. Лунный свет падал на одну сторону его лица, придавая ему вид, как будто он был одет в полумаску. – Я пришел сюда, чтобы побыть наедине, и, честно говоря, быть вдали от Братьев, у меня от них мурашки. Я думал, что я могу сыграть в пасьянс. Мы могли бы, если пожелаете, игра – разори своего соседа.

– Как Пип и Эстелла, в Больших Ожиданиях, – сказала Сесиль со вспышкой веселья.

– Но, нет – я не знаю, как играть в карты. Моя мать пыталась держать карты подальше от, а мой отец… питал слабость к ним. Она взглянула на Габриэля.

– Вы знаете, в некоторых отношениях мы такие же… Наши братья уехали, и мы остались одни, без брата или сестры, с отцом, которому становилось все хуже. Мой чуть не сошел с ума на некоторое время, после того, как Уилл уехал и Элла умерла. Ему потребовалось лет, чтобы прийти в себя, и в то же время мы потеряли наш дом. Так же, как вы потеряли Chiswick.”

– Chiswick был отобран у нас, – сказал Габриэль с кислой вспышкой горечи. – И если честно, мне и жаль, и нет. Мои воспоминания о том месте, – он вздрогнул. – Мой отец заперся в своем кабинете на две недели, прежде чем я приехал сюда за помощью. Я должен был приехать раньше, но я был слишком гордым. Я не хочу сказать, что я ошибался насчет отца. Из-за этого две недели я почти не спал. Я постучал по двери кабинета и просил отца выйти, чтобы поговорить со мной, но я слышал только нечеловеческие звуки. Я закрыл свою дверь на ночь и утром там была кровь на лестнице. Я сказал себе, что слуги разбежались. Я знал лучше. Так нет, мы не те же, Сесиль, потому что ты ушла. Ты была храброй. Я оставался до тех пор, пока не осталось выбора, кроме как уйти. Я остался, хотя я знал, что это неправильно.

– Ты – Лайтвуд, сказала Сесилия. – Ты остался, потому что ты предан своей фамилии. Это-не трусость.

– Разве? Является преданность по-прежнему похвальным качеством, когда это неправильно?

Сесиль открыла рот, затем снова закрыла его. Габриэль смотрел на нее, его глаза блестели в лунном свете. Он казался искренне, отчаянно желал услышать ее ответ. Она задалась вопросом, есть у него кто-то, с кем можно поговорить. Она могла видеть, как это может быть страшно, он казался таким стойким, как если бы он никогда не ставил под сомнение себя в своей жизни и не понимал тех, кто это делал.

– Я думаю, – сказала она, выбирая слова с осторожностью, – что любой хороший порыв может быть извращен в какое-то зло. Взгляни на магистра. Он делает то, что он делает, потому что он ненавидит Сумеречных охотников, из преданности к его родителям, которые заботились о нем, и которые погибли. Это не выходит за рамки понятного. И все же ничто не оправдывает результат. Я думаю, что когда мы делаем выбор – выбор для каждого, выбор, который мы сделали перед тем, как мы должны рассматривать не только наши причины для этого выбора, но и последствия от него, и будет ли хорошим людям больно от наших решений.

Наступила пауза. Затем он сказал:

– Ты очень мудра, Сесилия Херондэйл.

– Не сожалейте слишком сильно о тех решениях, которые приняли в прошлом, Габриэль, – сказала она, сознавая, что она использует его христианское имя, но это не помогло. – Примите правильные решения в будущем. Мы всегда будем способны измениться и всегда способны сделать себя лучше.

– Это, – сказал Габриэль, – не тот человек, которым бы хотел меня видеть отец, но несмотря ни на что, я понял, что не могу отказаться от надежды на его одобрение.

Сесиль вздохнула.

– Мы можем делать все возможное, Габриэль. Я старалась быть тем ребенком, какого хотели мои родители, они хотели видеть меня леди. Я ушла, чтобы привести Уилла обратно к ним, потому что я думала, что делаю правильно. Я знала, что они были очень огорчены тем, что он выбрал другой путь – и это правильный путь для него, при всем том, что он пришел к нему довольно необычно. Это его путь. Не выбирай путь, который выбрал бы для тебя твой отец, или путь, который выберет твой брат. Вы хотите быть сумеречным охотником.

Он звучал очень по-юному, когда ответил.

– Откуда ты знаешь, что я сделаю правильный выбор?

За окном стук лошадиных копыт звучал по плитам двора. Безмолвные Братья уехали. Джем, подумала Сесиль с болью в сердце. Ее брат всегда смотрел на него как, на своего рода Северную Звезду, компас, который мог бы указать ему на правильное решение.

Она постаралась, чтобы ее голос был настолько твердым и сильным, насколько это возможно, как для себя, так и для юноши у окна.

– Может быть, Габриэль Лайтвуд, я верю в тебя.

Глава 14. Парабатаи

Не умер он; он только превозмог

Сон жизни, сон, в котором истязаем

Мы все самих себя среди тревог;

Сражаться с привиденьями дерзаем,

Ничто неуязвимое пронзаем

Ножом духовным; это мы гнием

Здесь, в нашем затхлом склепе; исчезаем,

Терзаемые страхом день за днем.

Надежды-черви нас готовы съесть живьем.

– Перси Биши Шелли, – Адонаис: Элегия на смерть Джона Китса-

Двор гостиницы Грин Ман был весь в грязи, Уилл подтянулся и соскользнул с широкой спины Балиоса. Он был уставшим, и у него все болело из-за плохих дорог, а также он исчерпал все свои силы и силы своего коня за последние несколько часов. Было уже совсем темно, и он с облегчением заметил, что к нему поспешил конюх, в сапогах, забрызганных грязью до колен и с фонарем, которое испускало теплое желтое свечение.

– Ох, влажный вечер, сэр, – сказал мальчик весело, в то время, как он стал ближе к Уиллу. Он был похож на обычного человеческого мальчика, но было в нем что-то озорное, что-то эльфийское – кровь фей, она может передаваться из поколения в поколение, может проявляться у людей и даже сумеречных охотников через необычные глаза или яркие цвета. Конечно же у мальчика были необычный взгляд. Грин Манн был хорошо известной нежити пристанищем. Он надеялся добраться сюда к вечеру. Он устал притворяться перед мирянами, устал использовать гламур, устал прятаться.

– Влажный? Ты думаешь? – Пробормотал Уилл, в то время как вода пропитывала его волосы и ресницы. Он направил взгляд на переднюю дверь гостиницы, через которую лился радушный желтый свет. Наверху почти ничего невозможно было разглядеть на небе. Тяжелые черные тучи маячили над головой, тяжелые настолько, что можно было предположить, что будет сильный дождь.

Мальчик взял Балиоса под уздцы.

– У Вас один из волшебных скакунов – воскликнул он.

– Да – Уилл похлопал взмыленный бок коня. – Ему нужна чистка и особый уход.

Мальчик кивнул.

– Вы же Сумеречный Охотник? Мы не часто видим их в этих краях. Был один какое-то время назад, но – мы были старыми и неприятными.

– Послушай, – спросил Уилл, – есть свободные комнаты?

– Не уверен, что есть отдельные, сэр.

– Ну, мне нужна частная комната, так что лучше бы она была. А также стойло для лошади на ночь, ванная и еда. Иди и отведи лошадь, а я пойду посмотрю что скажет твой хозяин.

Хозяин был крайне любезен, в отличие от мальчика, он не сделал никаких комментариев по поводу меток на руках и горле Уилла, только спросил:

– Хотите, чтобы еду подали вам в комнату или покушаете в общей столовой, сэр? И желаете ли вы принять ванну до ужина или после?

Уилл, который чувствовал, что он весь в грязи, решил принять сначала ванну, и согласился поужинать затем в общей столовой. Уилл взял с собой достаточное количество денег, но частный ужин в собственной комнате был лишним расходом, особенно тогда, когда его не волновало то, что ему принесут. Еда была лишь топливом для его поездки, и всего.

Хотя хозяин и не обратил большого внимания на то, что Уилл Нефилим, были другие в общей столовой, кто обратил на это внимание. В то время, как Уилл прислонился к прилавку, группа молодых оборотней, которые распивали дешевое пиво в течение всего дня, стояли у огромного камина и болтали между собой. Уилл пытался не замечать их в то время, как он заказал себе горячей воды в бутылке и отруби для своей лошади, как и любой молодой джентльмен, но их острые глаза были на нем, изучая каждую деталь от мокрых капающих волос и грязных ботинок до его плотного пальто, которое не давало разглядеть был ли на нем пояс Нефилимов с оружием.

– Полегче, мальчики, – сказал самый высокий из группы. Он сидел близко к огню, который отбрасывал тени на его лицо, огонь отбрасывал тень его пальцев в то время, как он выкуривал пачку аккуратно лежащих сигар майолика. – Я знаю его.

– Вы его знаете? – С недоумением спросил один из младших волков. – Того Нефилима? Он Ваш друг, Скотт?

– О, не друг. Не совсем. – Вулси Скотт зажег кончик сигары спичкой и стал рассматривать мальчика через весь зал, улыбка играла на его губах. – Но это очень интересно, что он здесь. Очень интересно.

– Тесса! – голос эхом отозвался в ее ушах, это был отчаянный крик. Она выпрямилась на берегу реки, ее тело дрожало.

– Уилл? – она вскочила на ноги и огляделась. Луна была за облаком. Небо над ней было похоже на темно-серый мрамор, пронизанный черными венами. Река текла рядом с ней, темно-серая в тусклом свете, оглядываясь по сторонам, она видела только корявые деревья, крутые скалы, с которых она упала, широкий пейзаж сельской местности, который уходил в другом направлении – поля и каменные заборы, удаленные силуэты ферм и домов. Она не видела ничего, напоминающего город или село, даже огней, которые указали бы на маленькую деревушку.

– Уилл, – прошептала она снова, опираясь на себя. Она была уверена, что это был его голос, она слышала свое имя. Ничей голос не звучит, как голос Уилла. Но это было смешно. Его не было здесь. Его не могло быть здесь. Возможно, как Джейн Эйр, которая слышала голос Рочестера, зовущую ее на болотах, ей тоже это показалось в полусонном состоянии.

По крайней мере это вернуло ее из полусонного состояния. Ветер был похож на холодный нож, проходящий сквозь кожу – она была лишь в тонком платье, предназначенном для того, чтобы носить внутри помещений, на ней не было ни пальто, ни шляпы. Ее юбка была все еще мокрая от речной воды, ее платье и чулки были в крови. Казалось, что Ангел, спас ее жизнь, но это не защитило ее от травм.

Она дотронулась до него сейчас, надеясь получить хоть какие-то указания, но он был неподвижен, как и всегда. Когда она убирала руку от горла, в голове всплыл голос Уилла: Иногда, когда мне надо сделать то, чего я не хочу делать, я представляю себя героем книги. Так проще понять, что бы они сделали.

Персонаж их книги, подумала Тесса, хороший, умный, будет следовать за потоком воды. Персонаж книги будет знать, что человеческие дома и города чаще всего строятся рядом с водой, и будет искать помощи, а не будет блуждать в лесу. Она приобняла себя и решительно пошла по течению реки.

В то время как Уилл, искупавшийся, побритый и в чистой рубашке, вернулся в общую комнату, она была полна людей.

Ну, почти людей. Когда он направился к своему столу, он прошел мимо столов, за которыми сидели тролли и пили пиво, похожие на дряхлых стариков, если не считать их бивней, выступавших из нижней челюсти. Худой колдун с копной каштановых волос и третьим глазом посередине лба сидел и поедал телячьи котлеты. Одна группа сидела за столом около камина – оборотни, Уилл понял это по их манере собираться кучками. В комнате пахло сыростью, углями и едой, и желудок Уилла заурчал; он и не осознавал до сих пор, как он голоден.

Уилл изучал карту Уэльса, в то время как он пил вино (кислое), ел еду, которую ему принесли (нарезанную оленину с картофелем) и делал все возможное, чтобы не обращать внимания на пристальные взгляды других посетителей. Он предположил, что мальчик-конюх был прав; здесь не бывает часто Нефилимов. Ему казалось, что его знаки горели, словно факелы. Когда унесли тарелки, он взял бумагу и написал письмо:

Шарлотте:

Я сожалею, что покинул Институт без Вашего разрешения. Я прошу у Вас прощения, я чувствовал, что у меня не было другого выбора.

Однако, я не поэтому пишу Вам письмо. На обочине дороги я нашел доказательство пребывания там Тессы. Ей удалось каким-то образом выбросить нефритовое ожерелье в окно, я верю, что это поможет нам найти ее. Сейчас оно у меня. Это доказывает, что наши предположения о местонахождении Мортмейна были верны. Он должен быть в Идрисе. Вы должны написать Консулу, чтобы он направил все силы на горы.

Уилл Херондейл

После, запечатав письмо, Уилл подозвал хозяина и сказал, что мальчик в короткое время должен доставить письмо гонцу. Сделав необходимую оплату, Уилл откинулся на стуле, думая нужен ли ему еще один бокал вина, чтобы заснуть – когда острые, колющие боли пронзили его грудь. Было похоже на то, что его подстрелили стрелой, он пошатнулся. Его бокал рухнул на пол и разбился. Он вскочил на ноги, опираясь обеими руками на стол. Он смутно осознал, что на него смотрят и что хозяин что-то тревожно говорит ему в ухо, но боль была слишком сильной, чтобы думать об этом, такой сильной, что почти невозможно было дышать.

Напряжение в груди, которое как один конец веревки, как он думал, связывало его с Джемом, стало таким тугим, что душило его сердце. Он отшатнулся от своего стола, проталкиваясь через группу людей около бара, он прошел к входной двери гостиницы. Все о чем он думал, это получить немного воздуха в легкие, чтобы дышать.

Он открыл дверь и полувывалился из нее в ночь. На мгновение боль в груди ослабла, и он упал спиной к стене гостиницы. Капал дождь, пропитывая его одежду и волосы. Он задыхался, сердце его трепетало со смесью ужаса и отчаяния. Были ли это от того, что Уилл находился слишком далеко от Джема? Он никогда не чувствовал подобного, даже при худших состояниях Джема, даже когда он был ранен и Уилл испытывал ответную боль.

Связь оборвалась.

На мгновение все стало белым, двор обесцветился, словно плеснули кислотой. Уилл упал на колени и его стошнило своим ужином в грязь. Когда спазмы прошли, он вскочил на ноги и побежал в сторону от гостиницы, словно пытаясь обогнать свою боль. Он присел к стене конюшни, рядом с корытом для лошади. Он сел на колени, чтобы опустить свои руки в ледяную воду, и увидел свое отражение. Его лицо было белым, как у мертвого, а на его рубашке везде виднелись красные пятна.

Мокрыми руками он схватил рубашку и сорвал ее. В тусклом свете, идущем от гостиницы, он увидел, что руны парабатай прямо над его сердцем кровоточат.

Его руки были в крови, крови смешанной с дождем, который смывал ее с его груди, показывая руну, ставшую серебристой вместо черной, превращая смысл жизни Уилла в бессмыслицу.

Джем был мертв.

Тесса шла в течение нескольких часов, в своих тонких туфлях от скалистых утесов по руслу реки. Сначала она почти бежала, но истощение и холод настигли ее, и теперь она хромала медленно, но решительно вниз по течению. Мокрая ткань ее юбки тащила ее вниз, словно якорь, тянущий ее в глубину ужасного моря.

Она не видела никаких признаков человеческого жилья на многие километры, и уже начала отчаиваться из-за своего плана, когда что-то появилось в поле ее зрения. Начался небольшой дождь, но даже сквозь него она могла видеть контур низкого каменного здания. Когда она приблизилась оказалось, что это был небольшой дом, с соломенной крышей и заросшей тропинкой, ведущей к входной двери.

Она ускорила темп, думая о добродушном фермере и его жене, как в книге, которые пустили в дом молодую девушку и помогли связаться ей со своей семьей, как Риверы помогли Джейн в книге Джейн Эйр. Но, когда она приблизилась, она заметила разбитые и грязные окна, траву, которая проросла на соломенной крыше. У нее упало сердце. Дом был пуст.

Дверь была почти открыта, древесина была пропитана дожем. Было что-то страшное в пустоте дома, но Тесса отчаянно нуждалась в крове, чтобы скрыться от дождя и преследователей, которых за ней пустил Мортмен. Она надеялась, что миссис Блэк подумает, что она умерла при падении, но она сомневалась, что Мортмен так легко отступится. В конце концов, если кто-то и знает, что мог сделать ее часовой ангел, то это он.

Между плитами пола дома росла трава, камин был грязный, с почерневшими краями и остатками пепла, белые стены были в саже. Несколько вещей, похожий сельскохозяйственные инструменты, стояли у двери. Одна была похожа на длинную палку с раздвоенным металлическим концом и заостренными зубцами. Зная, что это может понадобиться в качестве средства защиты, она взяла его и пошла от входа в другую комнату: небольшую спальню, в которой она, к своей радости, нашла старое заплесневелое одеяло на кровати.

Она без надежды посмотрела на свое мокрое платье. Пройдут года, прежде чем ей удастся отчистить его без помощи Софи, и она отчаянно нуждалась в тепле. Она завернулась в одеяло вместе с мокрой одеждой и легла на колючий матрас. Пахло плесенью, и вероятно, здесь были мыши, но в этот момент Тесса чувствовала, что это самая роскошная кровать, на которой ей когда-либо приходилось спать.

Тесса знала, что мудро было бы сейчас не засыпать. Но не смотря ни на что, она больше не могла препятствовать требованиям своего избитого и измученного тела. Прижимая металл орудия к груди, она провалилась в сон.

– Так это он? Нефилим?

Уилл не знал, как долго он сидел, прислонившись к стене конюшни, все больше и больше пропитываясь дождем, когда он услышал рычащий голос из темноты. Он поднял голову слишком поздно, чтобы блокировать руку, которая потянулась к нему. Через мгновение она схватила его за воротник и подняла его на ноги.

Он посмотрел, сквозь дождь и агонию, в глаза группы оборотней, стоявших полукругом около него. Их было, возможно, где-то пять, в том числе вместе с тем, кто схватил его около конюшни, его рука стиснула пропитанную кровью рубашку. Все они были практически одинаково одеты, в черную одежду, такую мокрую от дождя, что она на них блестела. Все были без шляп, волосы – длина которых соответствовала возрасту оборотней – прилипли к голове.

– Убери от меня руки, – сказал Уилл. – Соглашение запрещает трогать Нефилимов без веских причин

– Без веских причин? – оборотень, стоявший перед ним, дернул его вперед и толкнул его к стене опять. При обычных обстоятельствах ему, скорее всего, было бы больно, но сейчас были не обычные обстоятельства. Физическая боль от руны парабатая исчезла, но все его тело будто высохло и было пустым, казалось, что весь смысл исчез из него. – Я бы сказал, что нас спровоцировали. Если бы не вы – Нефилимы. Магистр никогда не связался бы с нами со своими грязными наркотиками, а его грязная ложь…

Уилл посмотрел на оборотней с состоянием, граничащим с весельем. Неужели они думают, что могут причинить ему боль, после того, что он потерял? В течение пяти лет это было его абсолютной истиной. Джем и Уилл. Уилл и Джем. Уилл Херондейл живет, пока живет Джеймс Карстаирс. Что и требовалось доказать. Потерять руку или ногу очень болезненно, но потерять истину всей твоей жизни это…смертельно.

– Грязные наркотики и грязная ложь, – проговорил Уилл. – Это звучит так антисанитарно. Хотя, скажите, правда ли, что вместо купания оборотни вылизывают себя один раз в год? Или вы вылизываете друг друга? Потому что я так слышал.

Рука на его рубашке сжалась.

– Ты должен быть немного уважительнее, Сумеречный Охотник.

– Нет – сказал Уилл. – Не должен.

– Мы все о тебе слышали, Уилл Херондейл, – сказал один из оборотней. – Всегда ползаешь на коленях перед Нижним Миром, когда нужна помощь. Мы бы хотели посмотреть, как ты ползаешь.

– Тогда вам придется отрезать мне ноги.

– Это можно устроить – сказал оборотень, держащий Уилла.

Уилл начал действовать. Он ударил головой оборотня, стоявшего перед ним. Он одновременно почувствовал и услышал хруст носа оборотня, из которого пошла горячая кровь, растекаясь по его лицу, он отшатнулся и рухнул на колени на булыжники. Его руки были прижаты к лицу, пытаясь остановить поток крови.

Рука схватила плечо Уилла, когти прошли через мокрую рубашку Уилла. Он повернулся к волкам и увидел в руках второго оборотня, серебристый в лунном свете резкий блеск ножа. Глаза нападавшего светились сквозь дождь золотисто-зеленым и угрожающим блеском.

Они пришли сюда, не чтобы дразнить или сделать мне больно, понял Уилл. Они пришли сюда, чтобы убить меня.

На одно темное мгновение Уиллу захотелось позволить им сделать это. Мысль об этом принесла огромное облегчение – вся боль ушла от простоты погружения в смерть и забвение. Он стоял неподвижно, в то время как острие ножа направили на него. Казалось, что все происходит очень медленно – железный край ножа медленно приближался к нему, сквозь дождь было видно размытое насмешливое выражение лица оборотня.

Образ, который он видел ночью раннее всплыл перед его глазами: Тесса, бегущая по зеленой тропинке к нему. Тесса. Его рука поднялась автоматически и схватила оборотня за запястье, уворачиваясь одновременно от удара и заламывая ему руку. Он резко дернул вниз его руку, ломая кость с ужасным расколом. Оборотень закричал, и темная часть Уилла пронзило ликование. Нож упал на булыжник, в то время, как Уилл ударил ногами противника, а затем ударил локтем в его висок. Волк упал и больше не двинулся.

Уилл схватил кинжал и повернулся к остальным. Перед ним стояли теперь только трое, и они выглядели менее уверенными в себе, чем раньше. Он усмехнулся, холодной и страшной улыбкой, и почувствовал вкус металла, крови и дождя во рту.

– Идите и убейте меня, – сказал он. – Идите и убейте меня, если думаете, что сможете. – Он пнул бессознательного оборотня у своих ног. – Вам нужно придумать что-то получше, чем ваши друзья.

Они бросились на него с когтями, и Уилл упал на булыжник, царапая голову камнями. Когти вонзились в его плечи; он откатился в сторону под шквал ударов и прыгнул на них обратно с кинжалом. Кто-то издал вопль от боли, затем начал скулить, а чей-то вес на Уилле, который двигался изо всех сил, обмяк. Уилл увернулся в сторону, вскакивая на ноги и поворачиваясь.

Волк, которого он зарезал, лежал с открытыми, расширенными глазами, в луже крови и дождевой воды. Два оставшихся оборотня встали на ноги, грязные и залитые водой. У Уилла кровоточило плечо, где один из них оставил глубокие следы когтями; боль была славной. Он засмеялся через кровь и грязь, в то время как дождь смывал кровь с его кинжала.

– Давайте, – сказал он, едва узнавая собственный голос, напряженный, прерывающийся и смертельно опасный. – Давайте.

Один из оборотней развернулся и убежал. Уилл снова рассмеялся и направился к последнему из них, который стоял неподвижно, вытянув когтистые руки – с мужеством или страхом – Уилл не был уверен, и его это не волновало. Он чувствовал будто кинжал – это расширение его запястья, часть его руки. Один хороший удар и рывок вверх, и он проломает хрящи и кости кинжалом, направляясь к его сердцу…

– Стойте! – голос был жестким, властным и знакомым. Уилл повернул взгляд в ту сторону. По двору шел, сгорбившись от дождя, с выражением ярости на лице – Вулси Скотт. – Я приказываю, вам обоим, прекратить это немедленно!

Оборотень мгновенно опустил руки по швам, когти исчезли. Он наклонил голову, классический жест подчинения.

– Господин.

Волны ярости охватили Уилла, уничтожив всю рациональность, сейчас имело значение лишь ярость. Он протянул руку и дернул к себе оборотня, его рука вокруг шеи мужчины, кинжал приставлен к горлу. Вулси, стоявший на несколько шагов дальше, подошел ближе, его зеленые глаза были направлены на кинжал.

– Подойди ближе, – сказал Уилл – и я перережу глотку твоему волчонку.

– Я сказал тебе остановиться, – сказал Вулси контролируемым тоном. Он, как и всегда, был одет в красиво сшитый костюм, поверх которого было надето пальто, которое теперь было щедро пропитано дождем. Его светлые волосы прилипшие к лицу и шее, выглядели бесцветными из-за воды. – Вы оба.

Дата добавления: 2015-04-25