Другие теории эволюции

Одна из излюбленных тем креационистов – отсутствие переходных форм от одного вида к другому.

Согласно представлениям Дарвина о медленных и постепенных изменениях, таких переходных форм должно быть не просто много, а очень много. Соответственно много должно быть и ископаемых останков – в том числе и переходных форм от обезьяноподобного предка к человеку. Однако таких переходных форм, по утверждениям креационистов, просто нет, что якобы «свидетельствует» в пользу творения.

Сторонники же Дарвина в ответ на это приводили несколько примеров медленной и постепенной эволюции.

«Наиболее известный и важный из них – эволюция североамериканских предков лошади (пример, который Любищев, вслед за Соболевым, называл «парадной лошадью дарвинизма»). С начала кайнозойской эры известен отряд Condylarthra, предковый и для копытных, и для грызунов, и даже китов. От него до нынешней лошади выстраивается ряд, местами весьма детальный» (Ю.Чайковский, «Эволюция»).

Рис. 24. Эволюционное древо лошади в современном представлении

Критики дарвиновской теории на это возражали, что подобные примеры носят лишь единичный характер. В подавляющем же большинстве (до 95%) случаев такие эволюционные линии установить не удается. Более того – палеонтологическая картина указывает на то, что новые виды появлялись как будто сразу, скачком. Причем это прослеживается даже в тех геологических слоях, которые отлично сохранились.

Дарвин, как уже говорилось ранее, списывал все это на «неполноту палеонтологической и геологической летописей» и считал, что из-за этой «неполноты» изменения лишь кажутся нам мгновенными, а в действительности они были весьма продолжительными по длительности. Поэтому он надеялся, что дальнейшие находки закроют брешь и по переходным видам. Однако количество палеонтологических находок росло, а скачкообразность все равно оставалась…

Между тем еще в 1859 году – в год выхода дарвиновского «Происхождения видов» – швейцарский палеоботаник Освальд Геер опубликовал так называемую «теорию перечеканки», согласно которой современная флора произошла из флоры предыдущего третичного периода 2 миллиона лет назад практически сразу, после долгого времени постоянства третичной флоры (длительность третичного периода – около 60 миллионов лет). Дарвин знал о теории Геера, но отвергал ее, поскольку она противоречила его собственной теории медленных изменений.

Через сто лет после Гера опыты Шапошникова со всей ясностью показали, что Дарвин ошибался – скачкообразность появления новых видов действительно имеет место. И не только для растений, но и для животных.

И в 1972 году американские палеонтологи Стивен Гулд и Нильс Элдридж предложили теорию «прерывистого равновесия» (для которой ныне встречаются также названия «пунктуализм» и «теория квантовой эволюции»). Суть ее сводится к тому, что эволюция идет вовсе не по пути непрерывных медленных и постепенных изменений (соответствующие взгляды носят название «филетический градуализм»). Вместо этого в истории живых форм имеет место чередование длительных периодов стазиса (неизменности), когда новые виды практически не образуются, с короткими периодами очень быстрого видообразования (периодами гнозиса). По сути, Гулд и Эдридж предложили своеобразное расширение и обобщение «теории перечеканки» Геера.

Теория «прерывистого равновесия» лишила аргументы креационистов самой своей основы. Во-первых, в рамках этой теории из-за скоротечности периодов видообразования переходных видов получается очень мало – соответственно должно быть мало и палеонтологических останков таких видов, и их трудно обнаружить. А во-вторых, согласно представлениям Гулда, каждая из переходных форм является вполне жизнеспособным организмом, а вовсе не «просто стадией» изменения какого-то вида. Говоря другими словами, видообразование и эволюция идут скачками, и «переходных форм» по сути нет вовсе.

Рис. 25. Теория «прерывистого равновесия» в сравнении с представлениями Дарвина

Мнения теоретиков эволюции по поводу теории «прерывистого равновесия» разделились. Одни из них подчеркивали ее новизну, утверждая, что положение о длительных периодах стазиса стало неожиданным открытием для большинства теоретиков эволюции, и что оно сильно повлияло на современную палеонтологию и биологию. Другие же утверждали, что хотя эта теория представляет несомненный интерес, она всего лишь модифицирует теорию Дарвина в полном соответствии с тем, что было известно и ранее. И ныне многие считают ее «развитием дарвинизма».

На мой же взгляд, главная содержательная часть теории «прерывистого равновесия» в корне отличается от основных положений теории Дарвина. По сути, общее между ними – только происхождение одних видов от других, более ранних. Поэтому теория «прерывистого равновесия» является развитием вовсе не дарвинизма, а теории эволюции вообще.

Справедливости ради стоит отметить один момент. Сам Гулд утверждал, что естественный отбор на уровне видов играет существенную роль в эволюции (хотя в своих работах он уделял естественному отбору мало внимания). Однако если более строго придерживаться значения соответствующих терминов, и учесть, что естественный отбор носит консервативный характер, не закрепляя отклонения, а стирая их (см. ранее), то получится, что отбор играет важную роль вовсе не в эволюции (то есть в развитии и появлении новых видов), а в формировании периодов стазиса – периодов, когда новых видов как раз не образуется.

Об этом консервативном характере естественного отбора, как указывалось ранее, писал Берг, выдвинувший еще за полстолетия до теории «прерывистого равновесия» свой взгляд на эволюцию – теорию номогенеза. В теории номогенеза – как и в теории «прерывистого равновесия» – речь также идет о скачкообразном характере эволюции.

«Преобразование одних форм в другие происходит периодически, как бы скачками: известный промежуток времени вид находится в состоянии покоя, а затем вдруг наступает процесс образования нового. На этом явлении и основывается разделение геологической истории на века, эпохи, периоды, эры и пр.» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Рис. 26. Лев Семенович Берг

В противовес Дарвину, Берг полагал, что борьба за существование и естественный отбор (которые у Дарвина являются главными двигателями эволюционного процесса) не являются факторами прогресса, а наоборот лишь сохраняют некую «норму». Эволюция же идет вовсе не на основе случайных и потому совершенно разнонаправленных изменений, а на основе некоторых закономерностей.

«Дарвин тоже принимал, что каждое из тех случайных изменений, с какими он имел дело, «подчиняется закону», но он упустил из виду, что от единичных случайностей никакого закономерного результата получиться не может, что отдельные случайности… имеют тенденцию компенсировать друг друга, что даже бесконечное количество случайностей дают в среднем некий средний уровень, некую норму, для изменения коей нужна закономерно (т. е. в определенном направлении) действующая причина…» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Эти закономерности обуславливают то, что эволюционные изменения происходят не у отдельных представителей вида, а захватывают сразу громадные массы особей на обширной территории, действуя как бы «согласованно».

«В каждой области, отличающейся своей географической обстановкой, или, как говорят, в каждом географическом ландшафте такой вид образует свою географическую форму, или подвид (subspecies), в общей массе отличающийся от материнского вида, но вместе с тем связанный с ним переходами. Так, европейская ель (Picea excelsa) образует на севере России и в Сибири подвид Picea excelsa obovata. Конечно, образование этого подвида произошло не так, чтобы сначала где-то получился один экземпляр его, а затем он завоевал бы всю Сибирь. Нет! Под воздействием сибирского ландшафта все ели в Сибири превратились в форму obovata.

… подобным же образом происходит видоизменение форм во времени, именно при переходе из одного геологического горизонта в другой. При этом, изменению подвергаются не отдельные особи, а весь или почти весь наличный состав» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Здесь легко прослеживается причина видоизменения. По сути, она везде одна и та же – это изменение условий внешней среды. Только при «географическом преобразовании» живые объекты оказываются в другой, непривычной для них среде в ходе какой-либо миграции, а при «временном преобразовании» в силу тех или иных причин меняется сама среда в данной местности.

И на мой взгляд, ничего «удивительного» или «божественного» (т.е. сверхъестественного) в одновременном и массовом характере эволюционных изменений нет – на то они и живые системы, что способны гибко реагировать на изменения условий внешней среды. Этот механизм уже у них отработан в ходе эволюции. Дерево ведь распускает листья, ориентируясь не на календарь, а на температуру и влажность воздуха и почвы. Животное меняет активность в зависимости от дня и ночи и т.д. и т.п. Соответственно, при таких изменениях внешней среды, которые превышают некие пределы и носят систематический характер, живые организмы включают приспособительный механизм, приводящий к изменениям, которые в свою очередь могут привести и к образованию новых видов.

Фактически получается развитие идей не Дарвина, а Ламарка…

Отдельное внимание Берг уделил такому явлению, которое носит название «предварение признаков». Это появление таких отдельных органов или их зачатков, для которых в эволюции «еще не наступило время». Явление предварения признаков широко распространено как в животном, так и в растительном мире.

«У всех представителей хвойниковых мы наблюдаем ряд признаков, которые свойственны покрытосемянным, т. е. более высоко организованным растениям. Между тем, покрытосемянные вовсе не произошли от хвойниковых. Почти все голосемянные, а также низшие покрытосемянные обладают раздельнополыми цветами; двуполость у покрытосемянных есть признак более высокой организации. И вот мы видим, что у своеобразной южноафриканской вельвичии, относящейся к хвойниковым, в мужских цветках наряду с шестью тычинками появляется зачаточная семяпочка. Эта семяпочка бесплодна, но тем не менее снабжена рыльцем; физиологически она не функционирует, морфологически же цветки этого своеобразного растения двуполые. Какое значение имеет этот зачаток пестика, не приносящий никакой пользы растению? Будь это наследие предков, дело было бы понятно. Но здесь пред нами «рудимент» органа, который начнет функционировать лишь в двуполом цветке покрытосемянных…» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Есть и более впечатляющие примеры. Так несколько десятков лет назад палеонтологи объявили о находке ископаемых останков существа, которое имело четыре достаточно развитые конечности, но обитало на нашей планете задолго до момента выхода животных на сушу. Просто оно жило на мелководье и пользовалось конечностями для того, чтобы ходить по дну. Какой-либо дальнейшей эволюции именно этих существ не прослеживается, и вовсе не их потомки, по мнению палеонтологов, вышли на сушу. Так что в данном случае имело место как раз то самое предварение признаков, которое использовалось этим видом живых существ «по обстановке».

«Было бы неправильно в «повторении» или «предварении»… видеть какое-либо мистическое начало. Нет, указанные явления есть лишь выражения того, что развитие организмов идет по законам… Во всяком случае явлению предварения признаков принадлежит в эволюции весьма заметная роль, и мы можем утверждать, что эволюция в значительной степени основана на развертывании уже имеющихся налицо задатков» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Следствием наличия закономерностей в эволюционном процессе, по мнению Берга, реальностью является и некоторая степень предсказуемости, возможность прогнозирования общих направлений эволюции.

Его же дочь Раиса Львовна Берг, анализируя проблему случайности и закономерности в эволюции, пришла к заключению, что «эволюция совершается по разрешенным путям».

Некоторые сторонники «божественного творения» склонны видеть в этих явлениях «подтверждение» того, что якобы «все сразу создал Бог или Божественный Разум», который изначально и заложил в исходные формы все задатки будущих видов. Такая позиция является некоей странной «смесью» теорий эволюции и творения.

Берг же не указывает природу закономерностей эволюционного процесса, фактически оставляя выбор между естественными и сверхъестественными их причинами на долю будущих поколений исследователей. Зато он указывает на вероятностный характер этих законов – в отличие от законов детерминистических, которые царят в мире неживой природы.

(Детерминистические законы задают однозначное направление процесса. При господстве же вероятностных законов невозможно однозначно предсказать результат, поскольку имеется множество возможных направлений, но зато возможно вычислить вероятность того, что процесс пойдет в каком-то конкретном направлении.)

«Теория Дарвина задается целью объяснить механически происхождение целесообразностей в организмах. Мы же считаем способность к целесообразным реакциям за основное свойство организма. Выяснять происхождение целесообразностей приходится не эволюционному учению, а той дисциплине, которая возьмется рассуждать о происхождении живого…

В мире мертвой материи господствует принцип случайности, т.е. больших чисел. Здесь осуществляются вещи наиболее вероятные. Но какой принцип лежит в основе организма, в котором части подчинены целому, мы не знаем. Равным образом, не знаем мы и того, почему организмы в общем повышаются в своем строении, т.е. прогрессируют. Как этот процесс происходит, мы начинаем понимать, но почему – на это наука может ответить теперь столь же мало, как и в 1790 году, когда Кант высказал свое знаменитое пророчество» (Л.Берг, «Теории эволюции»).

Во время опубликования Бергом своей теории номогенеза физика микромира делала еще только первые шаги на пути своего становления, и о господстве в ней именно вероятностных законов еще мало кто знал…

В 1959 году в Японии вышла публикация, в которой описывалась передача между разными видами бактерий способности сопротивляться антибиотикам. Эта публикация послужила основой для развития еще одного взгляда на эволюцию, который ныне носит название теории горизонтального переноса генов.

Согласно этой теории, горизонтальный перенос генов играл особенно большую роль в эволюции на ранних этапах – чем глубже по времени, тем сильнее – с максимальным преобладанием в эволюции простейших. Однако существует ряд доказательств, что горизонтальным переносом генов были затронуты даже высшие растения и животные. В частности, как считается, ретровирусная часть ДНК человека, занимающая 6-7% всего генома, хранит свидетельства такого горизонтального переноса…

Рис. 27. Эволюция по теории горизонтального переноса генов

В 1968 году японский биолог и генетик Мотто Кимура сформулировал так называемую теорию нейтральной эволюции. Эта теория не оспаривает решающей роли естественного отбора в развитии жизни на Земле, что сближает ее с дарвинизмом, но утверждает, что подавляющее число мутаций на молекулярном уровне носит нейтральный по отношению к естественному отбору характер. Как следствие, значительная часть изменчивости внутри видов (особенно в малых популяциях) объясняется не действием отбора, а случайным дрейфом мутантных аллелей (различных форм одного и того же гена, расположенных в одинаковых участках хромосом), которые нейтральны или почти нейтральны.

Ныне большинство биологов признает теорию нейтральной эволюции, хотя и не разделяет некоторые категоричные утверждения, первоначально высказанные Кимурой. В частности, он выдвигал постулат о постоянной скорости возникновения мутаций, который не выдержал проверки временем, – в дальнейшем было открыто явление так называемого «взрывного мутагенеза» (запомним этот постулат и его ошибочность – они нам еще пригодятся далее)…

Теория нейтральной эволюции, как и теория горизонтального переноса генов, носят все-таки частный характер, поскольку затрагивают хоть и важные моменты эволюционного процесса, но не меняют принципов дарвиновского подхода. Но были попытки и глобально модифицировать теорию Дарвина (не меняя ее основ) с учетом развития знаний в самых разных областях науки. Такой попыткой являлась, например, так называемая синтетическая теория эволюции (СТЭ), которая возникла в 1930-е годы в результате переосмысления ряда положений классического дарвинизма с позиций генетики начала XX века.

Продолжившееся развитие науки потребовало дальнейшего расширения синтетической теории, поскольку уж она замахнулась на подобное название. И ныне при перечислении ее составных частей упоминаются как описанные выше теории (теория «прерывистого равновесия», номогенез, теория горизонтального переноса генов, теория нейтральной эволюции), так и ряд других, несмотря на то, что некоторые части этих теорий далеко не всегда согласуются между собой. В результате у разных авторов можно встретить различие в положениях, составляющих СТЭ…

Я не буду углубляться в анализ СТЭ и других имеющихся на текущий момент теорий эволюции – все-таки книга посвящена вовсе не им. Здесь было важно показать, что спор между креационистами и сторонниками Дарвина просто устарел и потерял какую-либо актуальность – креационисты давно борются с «ветряными мельницами». Различных теорий эволюции ныне существует много, и читатель вовсе не ограничен выбором только между двумя крайними вариантами – дарвинизмом и творением.

Остановлюсь лишь еще на одном моменте…

Дата добавления: 2015-04-25