Общая электротехника

Закат

К сожалению, 1896-1897 годы стали для Левитана не только временем новых достижений и соприкосновения с новейшими тенденциями искусства, но и печальным, роковым жизненным рубежом. В 1896 году, после вторично перенесенного тифа, усилились симптомы и прежде дававшей о себе знать болезни сердца. Вскоре стала очевидной и мера тяжести, неизлечимость болезни. В начале марта 1897 года в одном из писем Чехова появились строки: "Выслушивал Левитана. Дело плохо. Сердце у него не стучит, а дует. Вместо звука тук-тук слышится пф-тук..."

И в другом письме: "Художник Левитан, по-видимому, скоро умрет, у него расширение аорты". Подобные краткие и страшные записи - своеобразная история болезни живописца - около трех лет, вплоть до смерти художника, будут появляться в письмах и дневнике тоже уже тяжело больного Чехова.
Несмотря на помощь лучших русских и зарубежных врачей и поездки на курорты, Левитану оставался краткий жизненный срок. Но это не значит, что в его искусстве начался упадок. Очень выразительна в этом смысле запись в дневнике Чехова от июля 1897 года: "У Левитана расширение аорты. Носит на груди глину. Превосходные этюды и страстная жажда жизни". Чехов имел в виду не только нежелание художника расстаться с жизнью. Выражение "страстная жажда жизни" в творчестве писателя встречается не раз и всегда наделено не только физическим, но и духовным, нравственным смыслом. Уже в повести Степь оно дважды встречается в ключевых для ее понимания эпизодах. Звучат эти слова в его письмах и рассказах второй половины 1890-х годов, например:

"Мне страшно хочется жить, хочется, чтобы жизнь наша была свята, высока и торжественна, как свод небесный". Подобные переживания читаются во многих работах Левитана конца 1890-х годов. Хотя художник понимал тяжесть своего положения и, по выражению Нестерова, "работал под ясным сознанием неминуемой беды, как ни странно, столь грозное сознание вызывало страстный, быть может, небывалый подъем энергии, техники и творчества". Художник относился к своему состоянию мужественно и мудро. Василий Бакшеев вспоминал, как больной Левитан сказал однажды, восхищаясь красотой погожего дня: "Вы, я - умрем. Это в порядке вещей. Но жаль, что мы уже этого не увидим". Стремлением наглядеться, вновь и вновь соединиться с прекрасной "живой жизнью" природы проникнуты поздние работы Левитана.
Мотивы произведений, созданных Левитаном в 1897-1900 годах, как всегда, разнообразны. Живописец вновь и вновь писал овраги и перелески, весенние дали, стога в полях и деревенские околицы. Но особенно характерным для него в конце 1890-х годов стало частое обращение к сумеречным пейзажам, изображение спящих деревень, лунных тихих ночей, когда "пустыня внемлет богу, и звезда с звездою говорит". В таких работах ("Лунная ночь в деревне", 1897, "Восход луны. Деревня", 1898; пейзаж на камине в доме А.П. Чехова в Ялте; "Сумерки. Стога", 1899) он достиг небывалого лаконизма изображения, той его обобщенности, которая позволяет художнику, как сказал кто-то о его поздних поисках, "монументализировать дыхание земли". Изображая тающие в лиловом сумраке очертания стогов, березы, призрачно белеющие в сизой мгле и словно излучающие тихий свет, художник делал, казалось бы, простейший деревенский русский мотив выражением медитативного слияния с "божественным нечто, разлитым во всем".

В отличие от многих других передвижников, Левитан остро чувствовал необходимость новых форм и идей в искусстве, и сам причастный к утверждению новых стилевых тенденций, интересовался деятельностью "мирискусников", даже выставлялся вместе с ними на положившей начало этому объединению "Выставке русских и финляндских художников" (1898), и на выставках "Мира искусства" (1899, 1900).
Принимал он участие и в зарубежных выставках новых направлений - в частности, объединения "Мюнхенский Сецессион", игравшего важную роль в формировании стиля модерн. Современники вспоминали, что для позднего Левитана стало характерным "внимательное и тревожное" отношение к новейшим течениям в современном западном искусстве. Этот интерес Левитана к поискам русских "западников", французских постимпрессионистов и к модерну в целом вполне понятен. Ему всегда, наряду с любовью к русской культуре, прекрасным знанием поэзии, музыки родины, был присущ большой интерес к европейской классической и современной культуре. Он глубоко почитал Шекспира, Сервантеса, Гете и других гениев прошлого, любил музыку Вагнера, Грига, высоко ценил Мопассана, ранние вещи д'Аннунцио.

Художник, стремившийся противопоставить прозе и пошлости действительности подлинную культуру чувств, не мог ощущать себя вполне чуждым живописцам круга Александра Бенуа, модернистам, сделавшим смыслом своей деятельности программное утверждение высокой культуры и совершенствование стилевого начала в искусстве. Ведь, в определенном смысле, именно его открытия стали важным фактором формирования и утверждения модерна в России. Тем не менее, ни мирискусником, ни модернистом Левитан так и не стал. Ему оставался чуждым отход от реальности в мир мифов, грез и фантазии, чреватый индивидуалистическим насилием над природой вещей и человека, что (при всей любви к орхидеям, нимфам и сатирам) оказывалось присущим модернистским художникам. Чуждыми ему были манерность, элитарность и эстетство некоторых модернистских художников.
Подобно другим художникам, наиболее близким ему и ценимым им (Серову, Нестерову, Коровину), которые сохраняли цельность и гуманную основу искусства, он оставался чужд групповым интересам и тем исканиям, о которых, наверное, мог бы сказать словами Тимирязева: "Напрасно жрецы новой красоты рвутся из пределов действительности, пытаясь дополнить ее болезненными фантазиями мистики или бредом морфиномана. Одна действительность была и будет предметом истинного, здорового искусства".
Это качество Левитана сознавали и уважали мирискусники: Александр Бенуа, писавший, что Левитан – самый яркий представитель простого здорового реализма в пейзаже, гениальный, широкий, здоровый и сильный поэт, тесно сжившийся с природой. Сергей Дягилев, считавший, что если искать в полотнах наших художников свежести тургеневского утра, аромата толстовского сенокоса или меткости чеховских штрихов, то Левитан может подать руку этим поэтам.
Эти определения относятся и к Левитану последних лет его жизни, когда образы его искусства вплотную приблизились к художественной проблематике, абсолютизированной символизмом, явили собой опрозраченный реализм, непроизвольно сросшийся с символизмом, ибо в них "момент жизни при углублении в него становится дверью в бесконечность" (слова Андрея Белого о Чехове). Но понятия бесконечности, вечности, сущности оставались для Левитана не умозрительными, отчужденными от живой жизни природы, но пресносущими, едиными с прекрасной жизненной правдой.
В последних его картинах поистине "словам тесно, а мыслям просторно". В работе "Летний вечер" (1900) он изобразил простейший мотив - огороженную забором деревенскую околицу, за ней - неширокое поле и лес. Но умелое перспективное построение, чуть скругленная линия горизонта, прекрасно переданное торжественное, закатное освещение, золотящее поля и верхушки леса, заставляют нас увидеть, что "деревенские задворки - чудесное место на земле" (Пришвин). Ворота из неровных жердей воспринимаются почти как некие Пропилеи, а дорога, ведущая из деревни в поля, - как один из путей в большой и прекрасный мир, "жизнь без начала и конца" (Александр Блок).

Главным произведением позднего Левитана стала большая картина "Озеро" (1898-1900), или, как художник называл ее для себя, - "Озеро. Русь". Начатое живописцем, по некоторым сведениям, под впечатлением от поэзии Пушкина, над иллюстрациями к которой он работал в конце 1890-х годов, и прежде всего от пейзажного мотива стихотворения "Последняя туча рассеянной бури", это полотно стало лебединой песнью Левитана.
Конечно же, художник вкладывал в это полотно свою выстраданную, благословляющую любовь к жизни и стране, природа которой столь "широко по лицу земли в красе царственной развернулася" (Иван Никитин), и именно поэтому особенно добивался монументального лиризма образа, соединения в живописном решении почти импрессионистической непосредственности ощущения свежести и яркости солнечного дня ранней осени с декоративно-монументальным началом, роднящим "Озеро" с традициями старинной фресковой живописи.
Черты фресковости были присущи, видимо, и замыслу оставшейся лишь начатой картины "Уборка сена" (1900), последнего холста, к которого касался своей кистью Левитан. Художник успел обозначить в ней лишь общие цветовые отношения и основные элементы, позволяющие понять сюжет пейзажа - момент, когда в самый разгар уборки сена в летний день небо начинают покрывать сплошные иссиня-серые грозовые тучи и крестьянки, алые косынки и одежды которых ярко горят на фоне желто-зеленого луга, стремятся быстрее завершить работу. В повышенной цветности сделанного живописцем подмалевка чувствуется "страстная жажда жизни".
В то же время вспоминается, что гроза всегда была символом бедствия, а сенокос, коса - атрибутом смерти. И она действительно не заставила себя долго ждать. Весной 1900 года, вскоре после приезда из Парижа, художник простудился на даче в Химках, куда ездил на этюды с учениками. 22 июля, не дожив до сорокалетия всего 26 дней, он скончался от легочного кровоизлияния... Великий дух Исаака Левитана отправился творить в иные миры, и сейчас мы даже в самых своих смелых мыслях не можем представить себе размах и величие его нынешнего творчества.

Заключение

Творческий путь Левитана длился всего около двадцати лет, но за эти годы он создал больше, чем все остальные пейзажисты России вместе взятые. Можно без преувеличения сказать, что после Левитана русский пейзаж стал другим. Левитан умер в 1900 году, став последней ярчайшей фигурой золотого века русской культуры.

В отличие от многих ровесников, ему не довелось стать участником бурной и противоречивой художественной жизни начала нашего века, быть свидетелем тех "невиданных перемен и неслыханных мятежей" (Блок), которые пришли с его наступлением в искусство и саму действительность. Но вряд ли можно назвать другого художника его поколения (за исключением Серова), чьи открытия, духовный опыт, профессиональный и нравственный авторитет имели бы такое животворное значение и такой широкий резонанс в русском искусстве не только предоктябрьских десятилетий, но и всего советского времени вплоть до наших дней. И если о Левитане можно сказать словами Андрея Платонова о Пушкине, что он вошел в нашу культуру "наравне с полем и лесом", то и судьба его традиций неразрывно связана с судьбой любимых им русских полей и лесов, судьбой Волги, всей земли и "строя чувств", единящих с ними.

И, думается, от нашей способности, несмотря ни на что, не утрачивать солнечное отношения к миру, хранить живительную связь со светлым духом Левитана, во многом зависит будущее нашей земли, нашей культуры.

Список литературы:

• И. И. Левитан. Письма. Документы. Воспоминания. М., 1956;

• Пейзаж. Русская живопись. Альбом / Состав. В. С. Манин / Серия: Жанры в русской живописи.— М.: Белый город. 2000;

• Петров В. А. Исаак Ильич Левитан. СПб., 1992; Русская живопись.

• Федоров-Давыдов А. А. И. И. Левитан. ТТ. 1-2. - М., 1966.

• К.Паустовский. Левитан. Повесть.

• Н.Смирнов. Золотой Плес. Повесть. Советский писатель, 1982.

• В.Манин. Русский пейзаж. Москва, Белый город, 2001.

• П.Муратов. Пейзаж в русской живописи. Санкт-Петербург, 1910.,с.11-17.

• А.А.Ростиславов. Левитан. Санкт-Петербург, 1911.

• М.В.Алпатов. И.И.Левитан. Москва-Ленинград, 1945.

• В.Петров. Исаак Левитан. Санкт-Петербург, 1993.

• Ф.С.Мальцева. Мастера русского реалистического пейзажа. М., 1959.

• И. Долгополов. И.И.Левитан. Мастера и шедевры. В 3-х томах. Том 2, Москва, 1987.

• Л.Розенталь. Великий мастер пейзажа. Искусство, 1960, №8.

• С. Шпицер. Воспоминания о художнике И. И. Левитане. И. Евдокимов. Левитан. Повесть.

• В.Розенвассер. К вопросу о творческом методе И.И.Левитана. Искусство, 1985, № 8.

• Г.Карисен, О.Кочик, М.Виктурина. Особенности техники живописи Левитана.

• В.Прытков. Левитан, Москва,1960.

Приложение 1

И.И. Левитан

Автопортрет, 1880

Приложение 2

Серов пишет портрет Левитана

Фото, 1892-93

Приложение 3

Портрет И.И. Левитана

Серов,1892-93

Приложение 4

Осенний день. Сокольники

Левитан, 1897

Приложение 5

Владимирка

Левитан, 1892

Дата добавления: 2015-05-06