Кинг-Конг

5 мая 2007 года, 10.15

В радиусе пятнадцати миль от дома Кристен только две бесплатные клиники, куда она могла бы обратиться. Одна – центр планирования семьи – находится в Редвуде, а вторая, которая так и называется, «бесплатная клиника», – в Пало-Альто. Светло-зеленое здание расположено в районе с очень оживленным движением, в нескольких кварталах от центра города. И хотя его специально построили во дворах, а не на улице, многие пациенты все же предпочитают парковаться подальше, чтобы их никто не заметил.

Клиника в Пало-Альто ближе и удобнее, но Коган решил, что Кристен не рискнула бы ехать туда и отправилась сразу в центр планирования семьи.

Тед высаживает Кляйна, звонит Джошу и спрашивает, нет ли у того фотографий Кристен. Он же знает, что у Джоша и Стива целая база данных составлена для их рейтинга популярности. Но Когану нужны хорошие фотографии. Без зерна и в фокусе.

Естественно, Джош спрашивает, зачем Теду фотографии.

– Это чтобы ее опознали, да?

– Да ты прямо Проницательный Билл.

– Может, расскажете, что задумали?

– Потом, ладно?

Вот так они теперь разговаривают. Они отлично понимают друг друга. Коган что-то рассказывает, а что-то нет, и Джош с этим смирился. Ныть и совать нос в чужие дела бесполезно, Коган сразу сворачивает беседу.

– Забавно. Вам в каком виде? – спрашивает Джош.

– Не понял.

– Цифра, бумага? Две на странице? Четыре? Или, может, слайд-шоу?

Тед как-то не подумал, что вообще-то существуют цифровые технологии. Интересно, как люди будут реагировать, если он будет им фотографии на планшете показывать? С одной стороны, атмосфера будет более доверительной. С другой – если его застукают с этими фотографиями на планшете, у него будет куча неприятностей.

– Вот что, – говорит Джош, прежде чем Тед успевает ответить, – я их на карту памяти скину и покажу, что у меня есть. Вам когда нужно?

– Завтра, – отвечает Коган. – Рано утром.

7 мая 2007 года, 14.45

– Останови-ка! – говорит Мэдден, глядя на экран. – Вот же он, въезжает на парковку. Это его машина.

– Точно, это твой красавчик, – отвечает Бернс, который держит в руках пульт дистанционного управления.

На мониторе время, 11.32. Значит, Коган сначала съездил в центр, а уж потом в бесплатную клинику. А вот он входит в здание. 11.33.21.

– Он разговаривает с той же женщиной, что и я, – сообщает Мэдден директору клиники, Ребекке. Она разрешила им просмотреть пленки службы безопасности, но энтузиазма при этом не продемонстрировала. – Как ее зовут?

– Это Хетер. В прошлом году она пришла к нам волонтером, а сейчас мы ей уже зарплату платим. Там частичная занятость, но все-таки деньги.

– Она сегодня здесь?

– Во вторую смену. Минут через двадцать придет.

– Смотри-ка, – Бернс показывает на экран, – у него целая куча фотографий. Не меньше четырех снимков. У нас столько нету.

Мэдден зачарованно наблюдает за тем, как Коган двигается и ведет себя. Смущенное вступление, пара обаятельных улыбок. Вот гад, он с ней флиртует! Вообще говоря, он всех, кто попадается ему на пути, пытается обаять. Ей же лет двадцать, может, двадцать один, с отвращением думает Хэнк. Подумать только, этому парню разрешали осматривать пациенток в больнице, давали полный карт-бланш. Он трогал молоденьких девочек. В голове не укладывается!

– Она покачала головой, – комментирует Бернс. – Вот, еще раз.

Мэдден не отвечает. Он борется с подступившей тошнотой.

– Хэнк, ты как?

– Нормально. – Ощутив, что напарник внимательно его разглядывает, Мэдден достает платок и вытирает лоб. – Все нормально, не парься.

Они смотрят пленку дальше. Звука нет. В кадр входит еще одна женщина. Хэнка потихоньку отпускает. Хетер передает ей какие-то бумаги. И снова что-то говорит Когану.

Полицейские досматривают пленку до конца. Коган садится в машину и уезжает.

– А эта Хетер, – оборачивается к Ребекке Коган, – она вам что-нибудь об этом говорила?

– Нет, она об этом не упоминала.

– Похоже, он ничего не узнал, – объявляет Бернс.

– Посмотрим, что она нам скажет. Через двадцать минут, вы говорите?

Директриса кивает и спрашивает:

– И что, он может быть опасен?

– Мы не знаем, что он задумал. Ладно, подождите, мы скоро вернемся. Пойдемте, мистер Бернс. Я вам латте куплю.

6 мая 2007 года, 11.33

Коган входит и с порога понимает, что девушка на ресепшен ему не поможет. У нее выбриты виски и высветлены волосы на макушке. В каждом ухе как минимум пять сережек плюс по две над бровями. На ее внешний вид Теду наплевать, в больнице он достаточно повидал фанатов пирсинга и татуировок. Нет, дело в том, как она на него смотрит. В лучшем случае равнодушно, в худшем – с раздражением. Явно мысленно спрашивает: ну, а ты какое дерьмо продаешь?

– Здравствуйте, – холодно говорит он, решив и вести себя соответственно. – Простите, что беспокою вас.

– Здравствуйте, – столь же холодно отвечает девушка. – В чем дело?

Так же, как и в центре планирования семьи, Тед достает удостоверение врача, старое, последнее у него отобрали, когда отстраняли от должности.

– Я работаю в больнице Парквью. – Тед машет удостоверением где-то на уровне груди. – У меня есть пациентка, которая, вполне возможно, обращалась к вам несколько месяцев назад. А может быть, и нет. У нее сейчас куча проблем. И мы пытаемся установить, приходила ли она сюда. Я понимаю, это давно было, но не согласитесь ли вы взглянуть на пару фотографий?

– А что за проблемы?

– Личного характера.

– У нас тут клиника, – говорит девушка. – Вы же знаете, мы не имеем права предоставлять информацию о пациентах.

Коган отвечает, что он все знает, но ведь она может просто взглянуть? Вполне вероятно, что эта пациентка к ним вообще не приходила, и чего тогда огород городить? Прежде чем девушка успевает отказаться или согласиться, Тед вытаскивает большой листок с распечатанными фотографиями и кладет на стойку.

На всех снимках Кристен выглядит чуть-чуть по-разному. Если приглядеться, понятно, что с двух фотографий удалили при помощи фотошопа ее друзей. На второй паре снимков ее запечатлели, когда она этого не ждала, хотя на одном из них Кристен пристально и немного сердито смотрит прямо в объектив.

Джош использовал зум, когда снимал ее, забравшись на скамейку в школьном дворе. Кристен стоит в толпе, но все остальные повернулись к фотографу спинами. И только Кристен смотрит в его сторону, и этот контраст создает отличный художественный эффект. Смотрит в камеру она и вправду очень серьезно и сердито, так что непонятно, о чем же она думает. Любит она вас или ненавидит? Все равно не угадаете.

– Это та самая цыпочка.

Тед моргает:

– Та самая – это какая? Что вы имеете в виду?

– Да про нее полицейский пару недель назад приходил спрашивать.

Она отодвигает снимки, но внезапно замирает. Что-то привлекло ее внимание. Девушка смотрит на нижнюю левую фотографию. Единственную, на которой Кристен в бейсболке с логотипом кинофестиваля.

– Что такое? – спрашивает Тед.

Девушка медленно поднимает голову, и вид у нее потрясенный и испуганный.

– А что с ней случилось? – спрашивает она.

– Вы ее помните?

– Может, и помню.

– Очень может быть? Или так, показалось?

– Вы в Парквью работаете?

– Ну да.

– У нас тут одна врачиха от вас добровольцем работает. Доктор Беклер.

У Теда сердце уходит в пятки.

– Я забыла, как ее зовут, эту Беклер, – несколько неестественно продолжает девушка.

Как бы Коган ни был сейчас увлечен своими мыслями, он все же догадывается, что его проверяют.

– Ее зовут Энн.

– А, ну да, Энн! – И все же она по-прежнему подозрительно его разглядывает. – Вы с ней знакомы?

– Да. Признаться, – несколько смущенно произносит Тед, – у нас было несколько стычек в операционной.

– Правда?

Тед уже собирается рассказать про свои отношения с Беклер более подробно, но в этот момент дверь за его спиной распахивается. Высокой темноволосой женщине на вид лет двадцать пять – тридцать. Взрослая, не подросток. Коган, повинуясь инстинкту самосохранения, убирает фотографии обратно в большой желтый конверт.

Женщина подходит ближе.

– Здравствуйте, – невыносимо бодрым голосом говорит она, явно стараясь скрыть волнение. – Доктор Гуман назначила мне прийти в 11.30.

– Добрый день! – приветливо отвечает секретарша и протягивает женщине анкеты для заполнения.

Анкеты и прочие бумаги лежат стопкой рядом с небольшой подставкой для информационных буклетов. Почти таких же, какие бывают на столах в бюро путешествий – с рекламой туров, курортов и круизов. Только эти брошюры рассказывают про такие путешествия, в которые лучше бы не пускаться.

– Доктор Гуман сейчас подойдет, – обещает женщине секретарша, – у нее еще пациент. Потом поворачивается к Когану и говорит гораздо тише, почти шепотом: – Уходите! Я не могу вам помочь, извините меня!

Тед растерянно улыбается и спрашивает:

– Как вас зовут?

– Хетер. А вам зачем?

– Хочу пригласить вас на чашку кофе. Вы любите кофе?

– Ага.

– Я как раз хотел в соседнюю кофейню зайти, купить капучино. Хотите капучино?

– Хочу. Но к вам это отношения не имеет.

– Я вернусь через пятнадцать минут, – спокойно продолжает Тед. – Буду сидеть в машине на парковке и ждать. Захотите кофе, выгляните на улицу, и я принесу вам чашечку.

– А если не выгляну?

– Я зайду с другого конца.

– А если я полицию вызову?

– Им я кофе покупать не стану.

7 мая 2007 года, 15.10

Если бы Мэдден и Бернс промотали запись вперед еще на пятнадцать минут, они бы увидели, что машина Когана возвращается на парковку. Камера на улице зафиксировала, как он стоит, прислонившись к капоту, и читает газету. Или притворяется, что читает. Проходит десять минут. Дальше на записи видно, как из служебного выхода появляется Хетер и подходит к Когану со спины. Картинка не очень четкая, но все же заметно, что он изумленно вздрагивает.

– Вы ее отец? – спрашивает Хетер.

«Так я его и спросила, – рассказывает Хетер. – Типа, вы ее отец? А он в ответ: господи, как вы меня напугали».

Мэдден и Бернс переглядываются.

– Почему вы решили выйти к нему? – спрашивает Хэнк.

– Не знаю. От скуки.

– И что было дальше?

– Ну, я подумала, если он не отец, может, его отец нанял? Мы поговорили об этом. А потом он рассказал мне, что произошло. И я как-то успокоилась. Знаете, все думают, раз я работаю в бесплатной клинике и так выгляжу и одеваюсь, значит, я активная лесбиянка и ненавижу всех мужиков. Но это неправда. Я не такая.

Мэдден и Бернс ждут, когда девушка расскажет им, какая она, но Хетер на этом заканчивает лирическое отступление.

– Значит, вы поговорили.

– Да. И в какой-то момент я решила, надо ему все рассказать.

– Что именно?

– Что я видела эту девушку. По крайней мере, мне так кажется.

Полицейские снова переглядываются.

– Если честно, я вспомнила бейсболку. И этот логотип кинофестиваля. У доктора была фотография девушки в бейсболке.

Девушка приходила восемнадцатого февраля часа в четыре дня, говорит Хетер, внезапно демонстрируя прекрасную память на детали. Обычно пациентки заранее звонят и узнают, работает ли клиника в воскресенье. Эта, наверное, тоже звонила. А может, и нет.

Внешность ее Хетер запомнила плохо. Светленькая вроде. И в бейсболке. Уставшая какая-то, но ничего такого, ни синяков, ни царапин. Не похоже, чтобы ее избивали. Если бы она была избита, Хетер отметила бы это в журнале регистрации. А так она всего лишь написала: «16.00. Блондинка. Совсем молоденькая. Вид, как у нашкодившего котенка. Боится, что контрацептивы не сработали. Говорит, что занималась сексом накануне вечером».

– Я заглянула в журнал, прежде чем выйти к нему.

Девушка сказала, что ее зовут Крисс Рей. С двумя «с». Сказала, ей почти семнадцать.

– Могла бы и получше чего придумать, – тихонько говорит Бернсу Хэнк. – Рей – ее второе имя.

– А Крисс – вместо Кристен, – добавляет Бернс.

– Ну наверное, – говорит Хетер. Она запомнила это имя только потому, что обожала фильм «Кинг-Конг». – Девушка не сказала, что ей шестнадцать. Сказала – почти семнадцать, прямо как в песне. Я ей ответила, типа, не переживай, нам все равно, сколько тебе лет. И еще сказала, что ее зовут похоже на героиню «Кинг-Конга». Фей Рей. В старом фильме, не этом новом, дурацком. И не с той актрисой, как ее там? Джессика Лэндж? Мы про это поговорили пару минут, и тут подошла доктор Гуман. Девчонке ужасно нравился Джефф Бриджес.

Да, было воскресенье, подтверждает Хетер. Самый тяжелый рабочий день. Пациентов полно. Хотя, глядя на парковку, этого не скажешь. Там мало кто из пациентов паркуется, только сотрудники клиники. В прошлом году охрана заметила, как подростки поливали машины краской из баллончиков и ковырялись в замках. Про это зачем-то в газетах написали. Но в основном, говорит Хетер, пациенты, и особенно подростки, паркуются в конце улицы, чтобы их тут никто не заметил.

– Они думают, если они на парковке машину не поставили, то вроде как и не считается, что они тут были, – объясняет Хетер. – Если они кого-нибудь знакомого встретят, всегда могут сказать, что ехали в другое место, а сюда заскочили спросить про средства контрацепции.

Где Крисс Рей оставляла машину, Хетер не знает. И результатов обследования тоже. А если бы и знала, то никому бы не сказала.

Примерно то же самое выслушал и Коган.

– Дайте-ка мне еще раз на фотографии взглянуть, – попросила она Теда. Разглядев их как следует, добавила: – Это почти наверняка она. Но имейте в виду, я этого не говорила. И вы ничего не слышали, договорились?

– Хетер, – Мэдден не может скрыть своего возбуждения, – можно я вам еще один вопрос задам? Последний?

– Ответ не гарантирую, но попробуйте.

– Я ведь приходил к вам месяц назад. Говорил с вами. Почему вы тогда журнал не проверили?

– Я ее не узнала. По вашей фотографии не узнала. Ну, что вы хотите, чтобы я сказала? Мне вообще с вами разговаривать не положено.

7 мая 2007 года, 15.36

Они с Бернсом обошли все окрестные клиники, и Хэнк очень гордился тем, как тщательно они всех опросили. А теперь по дороге к машине Мэдден материт сам себя за чрезмерную самонадеянность.

Дневник. Проклятый дневник! Если Хэнк и наделал ошибок, то только благодаря этому чертову документу. Вот было бы здорово, если бы никто не рассказывал Хэнку, откуда этот дневник взялся. И про то, что Кристен говорила, будто все там – сплошная выдумка. Просто дали бы и сказали: «Вот, держи! Как думаешь, это правда? Или фантазии?»

Мэдден не знает, что бы он ответил на этот вопрос, но читал бы уж точно куда более объективно. И не думал, что автор пытается скрыть подлинные факты затейливой выдумкой.

Факт: Кристен не писала о том, что ходила в клинику. В ее повествовании она сначала занималась сексом с Коганом, потом проснулась утром и поговорила с ним, потом, уже позже, поговорила с Керри.

«Я ей не сразу рассказала. Пока мы ехали домой, она только и трещала про то, какая я была пьяная и как она чуть не померла от страха. Гнала на меня, что у ее брата могли быть жуткие неприятности. Типа, если бы я отбросила коньки, брат был бы по уши в дерьме. Я ее спросила, разве не важно, что я все-таки жива? Есть ведь в этом и положительный момент, чего бы о нем не подумать?»

В следующие несколько часов и дней подруги чаще всего разбирались с возникшей между ними конкуренцией. Одна переспала с мужиком, с которым вторая переспать только мечтала. У обеих сильно пострадало самолюбие, но по разным причинам. Что интересно, идиотизм ситуации Кристен прекрасно осознавала и подсмеивалась над ними обеими в своем дневнике. Что придавало убедительности этому документу.

«Я поняла, что пережить то, о чем мечтает другой, – ужасное наказание. Ты совершаешь гнусную кражу, и результат того не стоит, даже если результат несколько лучше, чем ты ожидала. Главная беда в том, что Керри должна ненавидеть меня. Меня, а не доктора Когана. Но она слишком гордая и притворяется теперь, будто ненавидит только его. И она постоянно требует, чтобы я пошла и высказала ему в лицо, какая он скотина».

Мэдден ужасно зол на себя. Как он мог поддаться обаянию рассказчика и ничего не проверить? То, что другие свидетели подтверждали большую часть написанного в дневнике, мало его утешает.

– Ну что, Хэнк? – спрашивает Бернс.

Они сидят в машине, уже пристегнувшись, но Мэдден еще не завел мотор.

– По-моему, у нас проблемы, – отвечает он.

– Ты спрашивал родителей, обращалась ли она в клинику?

Мэдден старается вспомнить, как именно он задал вопрос.

– Я их спросил, ходила ли она к врачу после происшедшего.

– И они сказали, что ходила?

– Отец отправил ее к врачу, чтобы проверить, девственница ли она.

Они молча смотрят в окно. Машина припаркована в тенечке под эвкалиптовым деревом, засыпавшим все вокруг, и даже крышу их автомобиля, семечками и листиками.

– Знаешь, может, это и странно звучит, но тебе не кажется, что она пыталась защитить врача? – спрашивает Бернс.

– То есть?

– Допустим, она и вправду обращалась в клинику. И осмотр показал, что она занималась сексом накануне вечером. Это значит – с Коганом, правильно?

Мэдден рад тому, какой оптимистичный у него напарник. У Бернса стакан всегда наполовину полный. Хэнк не такой, он всегда предполагает самое худшее.

– Да, вывод такой, – отвечает Хэнк. – Но тогда чего он сюда приперся?

– Тоже верно.

Они молчат пару минут.

– Можно ему на хвост кого-нибудь приставить, – говорит Мэдден.

– Можно.

– На несколько дней. Посмотреть, что он задумал.

– Возможно, он ошибется. Сыграет нам на руку.

– Почему бы нет?

– Ты Питу про это расскажешь? – спрашивает Бернс.

– Не сейчас.

– А когда?

– Когда мы точно будем все знать.

– Что знать?

– Что он с ней спал. Или не спал.

– Ладно.

– Хороший ты парень, Бернс.

– Это я сегодня такой хороший. Но, если запахнет жареным, отвечать тебе. Это твой красавчик, не мой. И история какая-то жуткая. Только, если ты думаешь, что ты его посадишь и тут же в небе зачирикают птички и тучи рассеются, ты очень ошибаешься. Даже если парень виновен, это не твой врач. Не тот самый. И тут уж ничего не поправишь.

– Я знаю.

– Ну так успокойся и не парься так.

– Не могу. Пока не могу.

– Тогда заводи машину.

Дата добавления: 2015-05-06