Статья 20. Статья по существу дублирует ст

Статья 19

Статья 18

Статья 17

Статья по существу дублирует ст. 13 «Рукописания», в которой, однако, предписывалось стоять за дом св. Ивана великому князю и владыке. Таким образом, она находится и в противоречии с указанным установлением, передавая гарантию прав церкви Ивана в руки старост иваньских и старост побереских и побережан. В Троицком изводе к числу этих гарантов добавлены купцы: старостам иванъским и купцам, и старостам побереским и побережанам. По-видимому, имеющееся только в Троицком изводе упоминание в ст. 13 также старост купецких и купцов является результатом воздействия на нее ст. 17.

Статья запрещает хранить в церкви Ивана какие-либо товары, кроме свечей и темьяна. В деревянном городе, каким был средневековый Новгород, каменные церкви постоянно использовались для хранения в них ценностей прихожан, о чем упоминает летопись и говорят берестяные грамоты. В летописном описании пожара 1299 г. рассказывается, что, воспользовавшись всеобщей паникой, злей человеци падоша на грабежи: что в церквах а го все разграбиша, а в святом Иване над товаром сторожа убита ⁷⁶² [Новгородская Первая летопись, с. 90, 329]. Однако это сообщение относится к другой одноименной церкви – на Софийской стороне, поскольку следующая фраза летописного рассказа начинается словами: на Торговом же полу... Сохранился документ XVII в., отражающий эту древнюю традицию. Пономарю церкви Филиппа на Торговой стороне предписывалось: и в подцерковьях и в чуланах всякого улицкого поставленья ото всего береги накрепко, ото всяких лихих людей.., а в подцерковых всех и чуланов никому на сторону кроме своей улицы уличаном ни на какое поставленье не отдавать.

Статья снова дублирует предшествующий текст «Рукописания», на этот раз ст. 6, в которой говорится о запрещении посаднику и боярам вмешиваться в иванское. Здесь к числу отстраненных от вмешательства в иванские дела добавлены еще город и владыка, хотя последний по ст. 13 является одним из гарантов сохранения и поддержания прав церкви Ивана на Петрятине дворище.

Заключительная статья «Рукописания» угрожает отмщением небесных сил тем, кто попытается нарушить установления – почнет вес отимати, или продавати (т. е. облагать поборами), или дом обидити святого великого Ивана и святого Захаръи.

Последовательное рассмотрение статей «Рукописания» позволяет сделать общий вывод о времени создания этого памятника. Очевидно, что он не мог возникнуть в княжение Всеволода Мстиславича вопреки прямым ссылкам на данье этого князя. Такой датировке противоречат княжеский титул самодержца всея Руси, соборный статус церкви Ивана, наличие в ней придела, упоминание тысяцкого и, вероятно, житьих людей. В XII в. не могло быть низовских и тверских гостей, не могло быть тогда и юрьевского архимандрита.

В то же время «Рукописание» содержит ряд признаков, не позволяющих датировать его создание позднее начала XIV в. К числу таких признаков относятся прежде всего использование для денежных расчетов в качестве основной единицы гривен серебра, которые с появлением на рубеже XIII – XIV вв. рубля перестают употребляться в Новгороде. Анализ денежных соотношений в ст. 10 прямо указывает на XIII в., поскольку они основываются на соотношении гривны серебра и гривны кун, равном 7,5:1, которое было характерным только для указанного времени. К рубежу XIII – XIV вв., по-видимому, уже не существовало ни «Кончанского моста», ни «погреба», упомянутых при описании церковного участка св. Ивана – буевища Петрятина дворища. Все реалии памятника находят подтверждение в фактах и явлениях XIII в., тяготея к его середине и второй половине.

Сказанное выше относится целиком к Троицкому изводу «Рукописания», тогда как в Археографическом изводе ст. 15 дана в иной редакции, использующей уже счет на рубли. Это обстоятельство характеризует Троицкий извод как более ранний, основывающийся на тексте, стоящем ближе к первоначальному, хотя в ряде мест Археографический извод более точно воспроизвел первоисточник. В ст. 15 Археографического извода отражен и иной порядок назначения руги в той части, которая касается организации престольного праздника. Этот новый порядок, фиксируемый Комиссионным списком «Рукописания», существовал уже в середине XV в. Он действует и в более позднее время, будучи отражен в документе 80-х гг. XVI в.⁷⁶³ [Новый порядок назначения руги существует и позднее. Он отражен в документе 1621 г. о назначении руги новгородским церквам и монастырям (ЦГАДА, ф. 137. Боярские и городовые книги. Новгород, ед. хр. 13, л. 38 об.)]. Это обстоятельство дополнительно характеризует Троицкий извод как сохранивший реликтовые сведения более ранней поры. Вместе с тем ссылки в Комиссионной рукописи на пошлину по старине и возможное восхождение ее текста к сборнику начала 20-х гг. XV в., в котором, следовательно, имелись и указанные ссылки, позволяют предположительно отнести возникновение нового порядка, а вместе с ним и Археографического извода «Рукописания» еще к XIV в.

Внутренняя противоречивость памятника, свойственная ему уже на стадии Троицкого извода и проявляющаяся в дублировании отдельных установлений, сравнение которых не дает адекватной картины, позволяет высказать осторожное предположение о соединении в основном тексте «Рукописания» двух источников. Один из них лежит в основе ст. ст. 1 –15 и, возможно, ст. 20. Все его установления весьма конкретны и логично связаны между собой. Другому соответствуют ст. ст. 15а – 19. Он не обладает должной конкретностью. Именно в этой части «Рукописания» появляются дублирующие статьи и упоминаются побережские старосты и побережане, о которых прежде не говорилось и роль которых в системе организации дома св. Ивана надлежащим образом не разъяснена. Если такое предположение правильно, история создания «Рукописания Всеволода» оказывается более сложной, нежели это представлялось ранее. Оба предполагаемых источника относятся к XIII в., так как датируемые этим временем реалии памятника содержатся в обеих частях «Рукописания».

Для общих хронологических наблюдений над «Рукописанием» важным оказывается его сравнение с «Уставом великого князя Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых». Этот памятник, возникший в конце XIII в., включал в свой состав фрагменты более древнего документа, который касается и некоторых прав церкви Ивана. На относительную древность этого документа указывает участие в его составлении десяти сотских, но отсутствие каких-либо упоминаний о тысяцком, указание на одного, а не на нескольких иванских попов и только на одного иванского старосту.

Согласно Уставу, князь распоряжается передачей из-под своей юрисдикции не только вощаного веса. Он дает суд и мерила, иже на торгу..., мерила торговой, скалвы вощаныи, пуд медовый, и гривенку рублевую, и локоть еваньскыи, но не церкви Ивана, а в Новегороде святей Софии, и епископу, и старосте иваньскому, и всему Новугороду. В случае нарушения этого пожалования кем-либо Устав грозит: А скривится, а кому приказано, а того казнити близко смерти, а живот его на трое: треть живота святей Софии, а другаа треть святому Ивану, а третьая треть сочьским и Новугороду. В распоряжение церкви Ивана передается также половина какой-то пошлины с Русы: а попу иваньскому рускаа пись с борисоглебьскым напол, а сторожю иваньскому рускои порочици пятно да десять конюхов соли. Не ясно, подразумевается ли под борисоглебским попом священник церкви Бориса и Глеба на Погребище (в которую, как это видно из «Записи о ружных церквах», делались выплаты иванскими попами) или церкви Бориса и Глеба в Старой Руссе (к организации которой, судя по летописному сообщению 1403 г., имели какое-то отношение новгородские купцы). Однако очевидно, что характер княжеского пожалования церкви Ивана в Уставе отличен от того, какой представлен «Рукописанием».

Если «Рукописание» устанавливает монопольное право церкви Ивана контролировать взвешивание воска и отчислять в свою пользу обусловленную пошлину с вощаного веса, то в Уставе речь идет о взвешивании и измерении широкого ассортимента товаров, о торговых всех весах, мерилах и скалвах вощаных и пуде медовом, и гривенке рублевой, и всякой извести, иже на торгу проможи людьми. Здесь термином известь, очевидно, обозначается все, что имеет отношение к взвешиванию (ср. в новгородской Таможенной грамоте 1571 г.: А Новгородец... и Псковитин, кто извесит мед, или икру, или иное что взвесит, и пудовщикам имати с рубля по две денги ⁷⁶⁴ [ААЭ, т. I. № 282]). Однако право контроля в Уставе не закреплено монопольно за церковью Ивана: нарушители этого права рискуют конфискацией имущества и разделом его между Софийским собором, церковью Ивана и сотскими (последние олицетворяют также «весь Новгород»).

Имеем основания утверждать, что описанный Уставом порядок и связь его с церковью Ивана не только декларированы, но и применялись на практике. Во время археологических раскопок 1948 г. на Ярославовом дворище в Новгороде был найден обломок мерной линейки XIV в. (палеографическая дата) с надписью Святого Еваноск.., трактованной М. Н. Тихомировым как иванский локоть⁷⁶⁵ [Арциховский А.В., Тихомиров М. Н. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1951 г.). М., 1953, с. 48, № 7]. Этот предмет, естественно, не имеет отношения к измерению воска, но соответствует локтю еваньскому «Устава Всеволода».

Упомянутая Таможенная грамота 1571 г. сообщает: А воск, и мед, и олово, и свинец, и квасцы, и ладан, и темьян весити по старине на крюк у Ивана Святого под церковью на Петрятине дворище, а таможником в то не вступатися ни во что ⁷⁶⁶ [ААЭ, т. I, № 282. Выражение «под церковью» означает, что к этому времени церковь Ивана была разгорожена на два этажа и прежнее место взвешивания оказалось в подцерковье]. В Откупной новгородской грамоте 1587 г. на весчую пошлину у Ивана на Опоках наряду с воском в числе весчих товаров называются темьян, ладан, медь, олово, свинец, «сера горячая», киноварь, ртуть и «всякие краски красильницкие»⁷⁶⁷ [ААЭ, т. I, № 334]. За сто лет до этого, в 1489 г., по распоряжению Ивана III весовщики, приставленные к весам при церкви св. Ивана, должны были взимать у иноземцев весчую пошлину не со всего товара целиком, а с каждого корабельного фунта его веса⁷⁶⁸ [Казакова Н. А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV – начало XVI вв. Л., 1975, с. 198]. В этой связи, обращаясь уже к эпохе новгородской независимости, мы получаем возможность объяснить формулу докончаний 1456 и 1471 гг.: А крюк князю великому по старине, на третей год. По-видимому, в какой-то момент великий князь вернул себе треть доходов от весчей пошлины. Можно даже догадываться, о какой трети идет речь: коль скоро софийская казна была общегосударственной, иначе городской, трети св. Софии и сотских, по Уставу, имели по существу одного и того же адресата, что и могло послужить поводом для указанного перераспределения доходов. Можно также предположить, что такое перераспределение произошло одновременно с изменением иванской руги, отмеченным при анализе Археографического извода «Рукописания». Если это так, то новый порядок организации иванских дел и организации взаимоотношений великого князя и церкви Ивана имел в своей основе оба документа – «Рукописание» и Устав.

Сопоставление «Рукописания» и Устава свидетельствует о том, что во второй половине XIII – начале XIV вв. в Новгороде велась оживленная работа по юридическому оформлению сложившегося к тому времени способа распределения доходов от взвешивания товаров. Отсутствие документа, всесторонне обосновывающего эту практику, вызвало к жизни фальсификации, одна из которых опиралась на подлинный, но в значительной мере устаревший документ XII в., а другая обстоятельно излагала установившийся к тому времени порядок. Использование подлинного документа в первой фальсификации позволило именовать его Уставом. Проекция второй фальсификации на время Всеволода Мстиславича при отсутствии подтверждающего ее истинность оригинала привели к именованию его «Рукописанием», т. е. завещанием давно умершего князя. Совпадение же фиксированных в обоих документах норм с реальной практикой послужило в дальнейшем к их восприятию как нормативных документов новгородского законодательства.

БИБЛИОГРАФИЯ

Дата добавления: 2015-05-06