Терапия отношений в парах 2 страница

1) Используя “машину времени”, я отослал его в прошлое, к конкретным беспокоившим его событиям. Например, Н.С. постоянно мысленно возвращался к одному случаю, имевшему место, когда ему было девять лет — рассерженный отец сломал в щепки его новый велосипед, швырнув его об стену. Коррекция образа за­ключалась в том, что 32-летний мужчина “возвращался” в свое детство, чтобы укорить отца и успокоить свое девятилетнее alter ego. Так было совершено несколько “путешествий во времени” с целью изменить образы и провести “десенситизацию”.

2) Для того чтобы создать в своем воображении образы успеха, Н.С. должен был представлять себе, как он постепенно справляется со все более и более сложными задачами. Уверенность в своих силах легче развить, если мысленно ситуацию, с которой, кажется, невозможно справиться, разбить на составные части и затем — шаг за шагом — справляться с каждой из этих частей по отдельности.

Широкий охват всего мультимодального спектра позволяет психотерапевту увидеть целостную картину происходящего в каждой из модальностей. В приведенном выше случае, у клиента обнаружились неполадки не только в воображении, но и в других модальностях: в межличностном общении ему не хватало уверенности в себе и социальных навыков, мышление было переполнено дисфункциональными убеждениями (такими, как перфекционизм и дихотомические суждения), которые необходимо было реструктурировать и опровергать при помощи фактов. К концу терапии (сеансы проводились еженедельно в течение 14 месяцев) мы внимательно изучили каждую из модальностей. Признаков поведения, которое можно было бы назвать “мазохистским, саморазрушительным и пограничным”, обнаружено не было. Н.С. продвинулся вперед как в личностном, так и в профессиональном плане, бросил курить, стал больше заботиться о своем здоровье, сменил работу, заняв более высокое положение в другой организации.

Конечно, отдельный случай ничего не доказывает. Я привел пример Н.С. лишь для того, чтобы показать существенные различия между “глубинным” и “обширным” подходами. Количество и разнообразие проблем часто озадачивают психотерапевта, заставляя гадать, с чего лучше начать. Клиницистам следует пользоваться стратегией, которой научился г-н Н.С., то есть решать проблемы по одной. При таком подходе не создается зловещей атмосферы, которая обычно окружает мрачные диагнозы типа “глубинного мазохизма” или “пограничной личности”. Кроме “глубины” проблем, говорят еще и об их серьезном, интенсивном и глубоко личном характере. Независимо от того, что при этом имеется в виду, в этих определениях содержится представление о сложности этих проблем или даже об их недоступности для решения. Я считаю, что при таком подходе не появляется уверенности в своих силах и надежды на успех, которые столь необходимы как клиенту, так и психотерапевту. В следующий раз, услышав, что психотерапевт говорит о “глубинной” проблеме, обратите внимание, каким угрюмым станет выражение его лица и как он при этом отрицательно покачает головой!

Конкретность

Все вышесказанное сводится к подчеркиванию необходимости конкретности — а именно, определения того, “ какое и кем проводимое лечение и при каких обстоятельствах окажется наиболее эффективным для этого человека, с этой конкретной проблемой” (Paul, 1967). Теоретически большинство клиницистов согласны с тем, что каждый клиент уникален и лечение должно быть “сшито по его мерке”, однако на практике они часто “подгоняют” клиента под свои методы лечения, независимо от того, подходят ему эти методы или нет. Всем давно известно, что лечение оказывается удачным, только если его программа была составлена в соответствии с нуждами конкретного клиента, а заталкивание всех подряд в прокрустово ложе ведет к низким результатам. Клиницист, приверженный принципу конкретности, прежде чем взяться за лечение клиента, должен задать себе следующие вопросы:

Тот ли я человек, в котором нуждается этот клиент?

Не будет ли ему лучше обратиться к другому специалисту?

Установилось ли между нами взаимопонимание?

Уверен ли я в том, что используемые мною методы дадут желаемый результат?

Определил ли я, какой вид лечения использовать, в какой форме, с какой скоростью и в каком ритме?

Пришли ли мы к согласию относительно исходной частоты и продолжительности сеансов?

Для того чтобы “скроить психотерапию по индивидуальному заказу”, на эти вопросы ответить просто необходимо. Но это еще не все.

Предположим, все идет нормально и психотерапевт решает, что на данной стадии было бы полезно провести с клиентом тренинг релаксации. Для того чтобы соблюсти принцип конкретности, ему придется ответить на следующие вопросы:

Какой из многочисленных видов программы тренинга релаксации окажется наиболее подходящим для этого клиента?

Как часто должен клиент заниматься тренингом и какой продолжительности должны быть эти занятия?

Если я дам ему кассеты для выполнения заданий дома, его готовность заниматься увеличится или уменьшится?

Обратите внимание на то, какой уровень конкретности я имею в виду. Фрейдисты, адлерианцы, юнгианцы, роджерианцы и последователи Салливана так же, как и представители большинства других направлений психотерапии, редко задаются вопросами, подобными тем, что были приведены выше. Я считаю, что выживание нашей научной дисциплины зависит от того, будем ли мы стараться найти конкретные ответы на очень конкретные вопросы — вот альтернатива, которую я предлагаю взамен неустойчивых конструктов, всеобъемлющих теорий, сверхобобщений и динамики, выведенной посредством умозаключений. Клиницист может найти рациональный и эффективный способ решения проблемы, только если будет задавать правильные вопросы.

Позвольте мне привести последний пример, чтобы показать, какая степень точности достигается при помощи широкого мультимодального похода. У меня было два пациента с одинаковой, на первый взгляд, проблемой: оба страдали “приступами тревожности”, происходившими “без всякой причины”. При помощи процедуры отслеживания (Lazarus, 1981) клиенты изучали последовательность событий, предшествовавших возникновению этих приступов.

Первый пациент путем интроспекции и тщательного наблюдения за своим поведением обнаружил следующее:

“Сначала появляются какие-то странные ощущения — неприятные ощущения. Они могут возникнуть в любой части тела. Например, может появиться ощущение, что голова напряжена, или боль, дрожь, слабость в коленях. Я обращаю внимание на эти неприятные ощущения, и они от этого только усиливаются. Скоро я понимаю, что они распространились и на другие органы. Тогда я начинаю думать о том, что со мной может быть не в порядке. Мой ум ужасно активен! И воображение у меня яркое, поэтому вскоре я начинаю видеть все ужасы, которые могут со мной произойти, например, инфаркт, инсульт или какой-нибудь припадок. Тут-то тревожность и достигает пика!”

Итак, у этого клиента возникновению дисфункциональной эмоциональной реакции — тревожности — предшествует последовательность Ощущение-Мысль-Воображение (О-М-В). У второго пациента возникновению тревожности предшествовала другая цепь событий:

“Это случается так: все вроде бы в порядке, и вдруг я начинаю думать о том, что плохого может произойти. Тогда я начинаю видеть каждое из ужасных событий, о которых думаю. Я замечаю, что мое сердцебиение учащается, у меня сводит челюсти, и вскоре после этого начинается настоящий приступ тревожности”.

Здесь тревожность предваряется последовательностью М-В-О (Мысль-Воображение-Ощущение).

При помощи простой процедуры отслеживания выяснилось, что две проблемы, сначала казавшиеся идентичными, на самом деле силь­но друг от друга отличались. Последовательность событий вы­стра­ивается субъективно и произвольно; у некоторых клиентов она мо­­жет меняться. Иногда у человека при возникновении тревожности имеет место одна последовательность, а при депрессии — другая.

С клинической точки зрения процедура отслеживания важна потому, что она способствует увеличению точности выбора необходимых техник. Предположим, что в случае №2 (клиент с последовательностью М-В-О) мы начнем с использования техник биологической обратной связи и релаксации. Другими словами, мы применим сенсорные процедуры в работе с клиентом, у которого эта модальность стоит третьей по счету. Теоретически, если мы предварительно не уделим должного внимания страшным мыслям и образам, возникающим у этого человека, то биологическая обратная связь и релаксация вряд ли помогут избавиться от проблемы. А вот в случае №1, где ощущения появляются первыми, использование двух названных техник на ранних стадиях психотерапии может помочь нам попасть “прямо в яблочко”.

Рекомендуется выбирать техники для работы в соответствии с по­рядком, в котором, по словам клиента, “включаются” разные мо­дальности. При наличии последовательности Мысль-Воображение-Ощущение (М-В-О) в качестве первой стратегии можно применить когнитивный компонент тренинга самоинструктирования Мейхенбаума (Meichenbaum, 1977). В результате клиент научится говорить себе при появлении негативных мыслей: “Стоп! Я буду думать только о приятном. Со мной все в порядке. Я буду концентрироваться только на хороших, здоровых, успокаивающих мыслях”. После этого надо будет обратить внимание на следующий элемент последовательности — воображение. Здесь главное — вызывать образы того, как клиент справляется с проблемами, успокаивающие сцены и приятные воспоминания (Lazarus, 1984). После этого следует начать работу с ощущениями при помощи методов биологической обратной связи, релаксации и т.д. Работая с клиентом, у которого последовательность событий выглядит как О-М-В, нужно начать с сенсорных техник, сразу же после этого перейти к позитивному самоинструктированию и закончить работой с воображением.

Я хотел бы закончить отрывком из Сеймура Халлека (Halleck, 1978, p. 501), который я часто цитирую:

“Мы слишком стиснуты рамками того, что усвоили в прош­лом, — поэтому и не можем начать эффективно использовать все из­мерения психотерапии. Я надеюсь, что про­фессионалы, стремящиеся помочь пациентам изменить поведение, смогут и сами измениться. Если наше со­знание будет открыто новому, если мы будем не­устанно изу­чать сложное человеческое поведение и пытаться ра­зо­браться в нем, мы скорее придем к многомерному воздействию”.

Литература

Adler, A. (1924). The practice and theory of individual psychology. New York: Harcourt, Brace & Jovanovich.

Adler, A. (1963). Individual psychology. In G.B. Levitas (Ed.), The world of psychology. New York: Braziller.

Berne, E. (1961). Transactional analysis in psychotherapy. New York: Grove Press.

Berne, E. (1972). What do you say after you say hello? New York: Grove Press.

Fay, A. (1978). Making things better by making them worse. New York: Hawthorn.

Garfield, S.L., & Kurtz, R. (1974). A survey of clinical psychologists: Characteristics, activities, and orientations. The Clinical Psychologist, 28, 7—10.

Halleck, S.L. (1978). The treatment of emotional disorders. New York: Jason Aronson.

Herink, R. (Ed.) (1980). The psychotherapy handbook. New York: New American Library.

Lazarus, A.A. (1967). In support of technical eclecticism. Psychological Reports, 21, 415—416.

Lazarus, A.A. (1973). Multimodal behavior therapy: Treating the BASIC ID. Journal of Nervous and Mental Disease, 156, 404—411.

Lazarus, A.A. (1981). The practice of multimodal therapy. New York: McGraw-Hill.

Lazarus, A.A. (1984). In the mind’s eye. New York: Guilford Press.

Lazarus, A.A. (Ed.) (1985). Casebook of multimodal therapy. New York: Guilford Press.

Meichenbaum, D. (1977). Cognitive-behavior modification: An integrative approach. New York: Plenum Press.

Norcross, J.C. (Ed.) (1986). Handbook of eclectic psychotherapy. New York: Brunner/Mazel.

Salter, A. (1949). Conditioned reflex therapy. New York: Farrar, Straus.

Smith, D. (1982). Trends in counseling and psychotherapy. American Psychologist, 37, 802—809.

Steketee, G., Foa, E. B., & Grayson, J.B. (1982). Recent advances in the behavioral treatment of obsessive-compulsives. Archives of General Psychiatry, 39, 1365—1371.

Wohlgemuth, A. (1923). A critical examination of psychoanalysis. London: George Allen & Unwin.

Woolfolk, R.L., & Lazarus, A.A. (1979). Between laboratory and clinic: Paving the two-way street. Cognitive Therapy and Research, 3, 239—244.

Отзыв Клу Маданес

Я хотела бы подчеркнуть в выступлении д-ра Лазаруса некоторые аспекты, по моему мнению, представляющие собой почву, на которой разные психотерапевтические школы могли бы прийти к согласию.

1) Между стремлением интегрировать различные теории и желанием использовать полезные техники независимо от их происхождения есть большая разница. Например, идея того, что корни психической патологии кроются в подавленных детских фантазиях, несовместима с идеей о том, что патология рождается из социальной ситуации, в которой человек живет сегодня.

С другой стороны, техника интерпретации, например, выросла из теории вытеснения, но это не мешает ей иногда быть полезной в рамках терапии межличностных отношений. В психоанализе поведение мужа, отвергающего свою жену, может быть проинтерпретировано так: жена является для него олицетворением матери, которую он идеализировал и перед которой преклонялся. С точки зрения теории межличностного общения, этой ситуации можно дать такую интерпретацию: человек разрывается между верностью матери и жене и по очереди предает то одну, то другую.

2) Эффективность техник и методов не обязательно зависит от их происхождения. В рамках теории вытеснения интерпретация эффективна потому, что, объясняя истинное положение вещей, она избавляет человека от того, что прежде было вытеснено. В контексте теории межличностного общения интерпретация эффективна, поскольку она мотивирует клиента следовать предложениям или указаниям психотерапевта. В приведенном выше примере целью психоаналитической интерпретации было объяснить человеку, что его жена на самом деле для него символизирует. В рамках терапии межличностного общения задача интерпретации за­ключалась в том, чтобы побудить мужчину сделать выбор между женой и матерью. При использовании бихевиорального подхода иногда рекомендуют отцу награждать обычно непослушного и дерзкого ребенка маленькими подарками или деньгами, если тот будет вежлив с матерью. В то же время с точки зрения стратегического подхода можно предположить, что отец неявно поощряет враждебное поведение ребенка по отношению к матери. В таком случае отцу может быть рекомендовано благодарить сына и давать ему доллар всякий раз, когда он грубит матери. Эти два метода воздействия похожи друг на друга, с той разницей, что в одном, в соответствии с теорией позитивного подкрепления, вознаграждается хорошее поведение, а в другом — плохое, поскольку вторая теория предполагает, что ребенок является выразителем скрытого конфликта между родителями и при превращении этого конфликта в открытый ребенок перестает быть частью проблемного треугольника.

3) Психотерапевтическое искусство, вне зависимости от модальности терапии, состоит в том, чтобы убедить пациента в необходимости следовать указаниям психотерапевта. Для всех видов психотерапии эта задача представляет большую сложность. Опытные психотерапевты большинства школ в состоянии решить проблемы клиента, если он следует их указаниям; трудность состоит в том, что не все клиенты готовы это делать. По отношению к этим-то людям разные виды психотерапии и используют разные подходы. Некоторые настаивают на том, что лечить стоит только тех клиентов, которые подчиняются определенным строгим правилам относительно того, кто должен присутствовать во время сеанса, как часто сеансы должны проводиться, как отменять визит и т.д., и отказываются принимать тех, кто этих правил не соблюдает. В других школах принято “подстраиваться” под клиента так, чтобы лечение мог получить каждый; представители таких школ иногда пытаются повлиять даже на людей, не обращающихся к ним, работая через их родственников.

4) Важно, чтобы студенты учились у профессионалов, способных объяснить им неявные правила психотерапии и раскрыть уникальный потенциал каждого из учеников. По всей стране сейчас появляются институты, похожие на вашингтонский, который мы с Джеем Хейли возглавляем. Студенты сегодня начинают осознавать необходимость индивидуального инструктирования с использованием особых — односторонних — зеркал, позволяющих видеть, что происходит в другой комнате, и видеозаписей — то есть средств, дающих возможность супервизору видеть, как работает его ученик, находясь один на один с клиентом. При помощи современной техники процесс психотерапии рассекречивается, и, кроме того, появляется возможность проконтролировать работу психотерапевта.

5) Д-р Лазарус назвал семь столпов человеческого темперамента и личности акронимом BASIC I.D. Это вдохновило меня на то, чтобы предложить другой акроним — HELP[11], включающий в себя четыре основных измерения психотерапии: H — Юмор (англ. humor), E — Просветление (англ. enlightenment), Любовь (англ. love) и Игра (англ. play). Для того чтобы психотерапия была успешной и полноценной, а ее результаты — долговременными, необходимо работать именно в этих измерениях.

Юмор и духовное просветление создают отдушину в человеческом одиночестве. Юмор (то, что Кестлер называет “ха-ха”-переживанием”) имеет эмоциональный и физиологический компоненты, например, разрядка напряжения посредством смеха. Присутствует и когнитивный компонент (открытие и понимание себя). Однако то, что человек переживает, выходит за рамки только эмоционального, биологического и когнитивного. Вместе с тем, это не то же самое, что Кестлер называет “ага-переживанием” неожиданного инсайта и просветления. Осознание того, что все мы — часть того, что Вирджиния Сатир назвала “космической шуткой”, вероятно, сочетает в себе “ха-ха” и “ага” переживания.

Духовное просветление — это то, о чем Кестлер говорил как о царстве “ах!”; Маслоу называл его “пиковым переживанием”. Это ощущение расширения границ “Я”, единения с людьми, экстаза. Разделенное с другими духовное просветление и юмор помогают нам преодолеть одиночество.

Благодаря юмору мы можем терпеть парадокс нашего существования. Стремление к просветлению — это проявление надежды на то, что смысл жизни существует, хотя этот вопрос навсегда останется без ответа. Любовь и способность прощать — часть духовного просветления. Нам придает силы то, что мы можем любить и быть любимыми. Кроме того, единение с другим человеком или другими людьми в довольно редких случаях можно испытывать во время сексуального экстаза, игры и общей скорби. Игра дает начало творчеству и умению открывать новое. Чем лучше человек умеет смеяться, чем больше он стремится к совершенству, чем больше он отдает и получает любви, чем большее удовольствие он получает от игры, тем легче ему будет переносить трудности жизни и тем больше у него шансов самореализоваться.

6) Я с интересом слушала о том, как д-р Лазарус использовал “машину времени” в случае, когда человек возвращался к конкретным тревожившим его событиям прошлого и исправлял негативные образы, помогая своему старому alter ego самоутвердиться и успокоиться. Этот случай напомнил мне о моем любимом виде психотерапии, которым пользовался Милтон Эриксон — терапии юмора, просветления, любви и игры. Я хотела бы кратко пересказать вам один случай ее применения по книге Хейли “Необычайная терапия” (Haley, J. Uncommon Therapy, New York: Norton, 1973).

Недавно вышедшая замуж молодая женщина рассказала Эриксону о том, что она была единственным ребенком богатых родителей, которые не обращали на нее никакого внимания; воспитывали ее слуги, и ее детство было одиноким и безрадостным. Ее проблема заключалась в том, что она боялась иметь детей, считая, что может стать плохой матерью, поскольку ничего хорошего о детстве не знала. Эриксон описывает, как он загипнотизировал эту женщину, вернув ее в возраст “около четырех или пяти лет”. Процитирую самого Эриксона (Haley, 1973):

“Я сказал ей, что, вернувшись в этот возраст, она должна будет “спуститься в гостиную”, где будет находиться “незнакомый мужчина”, который с ней заговорит.

Возвращение в нужный возраст прошло нормально, она взглянула на меня по-детски широко раскрытыми глазами и спросила: “Вы кто?”. Я ответил: “Я — Человек из Февраля. Я друг твоего отца. Жду, когда он придет домой. Ты поговоришь со мной?” Она приняла предложение и рассказала мне, что у нее в феврале день рождения. Она вполне свободно говорила на уровне четырех- — пятилетнего ребенка; она выглядела одинокой и было заметно, что Человек из Февраля ей понравился. Примерно через полчаса я сказал, что отец вот-вот придет и что ей лучше пойти наверх, а я буду с ним разговаривать. Она спросила, придет ли Человек из Февраля еще раз, и я заверил ее в том, что он еще вернется. Человек из Февраля приходил в апреле, июне, в ноябре перед днем Благодарения и под Рождество.

Терапия продолжалась несколько месяцев, иногда сеансы проходили дважды в неделю. Все, что происходило с ней в состоянии транса, женщина забывала, но ей разрешалось вспоминать предыдущие визиты Человека из Февраля, находясь под воздействием гипноза. Постепенно возраст девочки, которой она становилась в гипнотическом состоянии, увеличивался, а интервалы между визитами Человека из Февраля удлинялись, так что по достижении ею 14 лет можно было “случайно” встречаться в реальных местах, где она бывала в разные периоды своей жизни. Часто такие встречи происходили за несколько дней до того, как случались реальные события в ее прошлом. Девушка становилась старше, встречи с Человеком из Февраля продолжались, и она радовалась тому, что могла видеть его и разговаривать с ним о своих подростковых интересах. При помощи этого метода оказалось возможным ввести в ее воспоминания чувство того, что ее принимают и что она может многим в своей жизни поделиться с реальным человеком. Если она просила подарков, ей предлагались вещи, которыми нельзя наслаждаться долго. Например, у нее вызывалось ощущение, что она только что съела конфету или что они минуту назад прогуливались с Человеком из Февраля мимо цветочной клумбы. Когда она все это проделывала, я чувствовал, что у меня получается экстраполировать в ее воспоминания чувство, что в ее детстве были положительные эмоции.

По мере продолжения терапии пациентка в состоянии бодрствования выказывала все меньшую озабоченность тем, что может стать плохой матерью. Она постоянно спрашивала, что я делал с ней в состоянии транса такого, что придаст ей уверенности при общении с детьми любого возраста. Я всегда говорил ей — как в трансе, так и в состоянии бодрствования — что она не будет помнить вербальной стороны того, что происходило под гипнозом. Однако эмоциональные ценности оставались при ней, она могла наслаждаться ими, а в будущем, возможно, и разделить их со своими детьми. Через много лет я узнал, что у этой женщины было трое малышей, которые приносили ей большую радость”.

В психотерапии Милтона Эриксона границы — это иллюзии. Отсутствие границ было для него обыденной реальностью. Выступая в роли воспоминания о новом любящем человеке, Эриксон уничтожил границы между прошлым и настоящим, клиентом и психотерапевтом, фантазией и реальностью. Там, где многие психотерапевты предпочли бы поощрять пациентку к тому, чтобы смело взглянуть в глаза реальному прошлому, Эриксон решил ввести в ее память фантазию, таким образом создав для нее новую реальность.

В заключение скажу, что я согласна с д-ром Лазарусом в том, что принцип простоты для нас очень важен и что существует необходимость в конкретных ответах на конкретные вопросы. И все же: можно ли научить новаторству — такому, какое проявил Эриксон с Человеком из Февраля? Оскар Уайльд сказал: “Ничему из того, что стоит знать, научить нельзя”. А Альберт Эйнштейн сделал такое замечание: “Воображение важнее, чем знание”. Именно воображение — то, чему стоит учиться и чему так трудно научить — и позволяет психотерапевтам создавать новые реальности.

Арнольд А. Лазарус

Эффективная психотерапия:

запрет прокрустова [12] ложа

И развенчание десяти мифов

Арнольд Лазарус приводит десять мифов о психотерапии, тщательно разбирая и развенчивая каждый из них. В качестве примера необходимости выбора средств воздействия в зависимости от ситуации приводится история работы с молодым человеком, страдавшим паническим расстройством. Кроме того, дается определение клинического эклектизма, который предлагается автором в качестве решения многих часто встречающихся в работе психотерапевта проблем.

Развитие психотерапии дало толчок к возникновению огромного количества теорий, методов и техник и произвело на свет массу нечетких терминов и неверных концепций. Вызванный всем этим многообразием хаос выражается в нескольких распространенных мифах, которые иногда противоречат друг другу, а иногда оказываются взаимосвязанными.

1. Интеграция (или теоретический эклектизм) способствуют расширению психотерапевтической базы данных и существенному улучшению результатов психотерапевтического воздействия.

2. Глубокое изучение одной из психотерапевтических школ или систем — лучший способ обогатить свои знания и научиться помогать клиентам.

3. Правильные отношения между клиентом и психотерапевтом являются необходимым и достаточным условием для осуществления значительных изменений в личности клиента.

4. При использовании любых психотерапевтических подходов результат определяется одними и теми же факторами, поэтому результаты практически не зависят от выбранного метода воздействия.

5. Наукой не подтверждено существование конкретных методов воздействия на конкретную проблему или конкретных стратегий, применение которых особенно эффективно при конкретных синдромах.

6. Когнитивная и бихевиоральная терапии в лучшем случае поверхностны; для осуществления реальных перемен необходимо уделять внимание снам, бессознательной мотивации и сильным чувствам.

7. На первой встрече психотерапевта с клиентом должны присутствовать все члены ближайшего окружения клиента. Если не проводить работу с каждым из них, результат лечения клиента окажется несбалансированным или неудовлетворительным в каком-то другом смысле.

8. Взаимоотношения клиента с психотерапевтом являются отражением микрокосма всех значимых отношений в жизни клиента.

9. Изменения, происходящие в кабинете психотерапевта или в терапевтической группе, автоматически переносятся на внетерапевтические ситуации.

10. Использование терминов, не имеющих конкретного предметного содержания (например, архетип, пограничное состояние, перенос), способствует пониманию причин проблемы и поиску способов ее решения.

Некоторые из этих мифов иногда могут до определенной степени соответствовать действительности или являться наполовину верными. Например, в некоторых случаях нет нужды применять специальные техники для решения конкретной проблемы и при работе с кем-то из клиентов важно вовлекать в психотерапевтический процесс все их социальное окружение. И все же я попробую продемонстрировать вам, что чаще всего эти мифы не соответствуют действительности. Они создаются в книгах по психотерапии, на семинарах, конференциях, лекциях и других мероприятиях; кроме того, я брал примеры из дискуссий со своими коллегами, не всегда разделяющими мое мнение. Для того чтобы развенчать каждый из десяти вышеупомянутых мифов, потребуется намного больше места, чем мне отведено в этом сборнике, но я постараюсь хотя бы вкратце коснуться каждого из них.

Что нового узнали мы на проводившейся в 1985 году в горо­­­де Финикс (штат Аризона) конференции психотерапевтов? Я лич­­но был поражен тем, что многие ее участники посещали толь­ко те заседания, семинары или дискуссии, на которых выступали их любимые психотерапевты. Многие из присутствовавших не воспользовались возможностью научиться чему-то у представите­­­лей другого направления. Материалы упомянутой конференции (Zeig, 1987) свидетельствуют о том, что обмена опытом почти не происходило; такое впечатление, что участники сидели в своих ракови­­­нах, как улитки, не интересуясь ничем из того, что происходило во­круг.

Изменилось ли что-то за пять лет, будет ли эта конференция отличаться от предыдущей? Могу сказать, что, как в старом анекдоте, все будет точно так же — но хуже! Ситуация, о которой Ларсон сказал: “догма пожирает догму” (Larson, 1980), усугубляется еще и тем, что называется “застыванием категорий” (см. O’Halon, 1990). Внимательный наблюдатель заметит присущий многим авторитетам, участвующим в этой конференции, догматизм, презрение к неверующим в их теории, поучительный тон, необоснованную уверенность в правильности своих взглядов и эффективности своих методов, часто не подтвержденных или почти не подтвержденных экспериментами, а также непоколебимую уверенность в правильности взглядов, ошибочность которых я собираюсь вам продемонстрировать.

Дата добавления: 2015-05-06