Медитация 2 страница

Дать выступить или “дать стать свершением” — это действие может сперва практиковаться на чувственных качествах, т.е. на красках, на звуках. В медитации мысли этой фазе соответствует медитирование о слове “от”. К этой начальной медитации мы берем, шаг за шагом, сопричастные темы: сперва красный, затем красный цветок, поначалу только сам цветок, затем все растение, в конце концов все его окружение. В каждом из этих шагов, даже в самом простейшем, ученику предстоит найти, что собственно есть тема.

Точно так же происходит, когда мы затем пытаемся вчувствоваться в вид — вид растения или вид животного, в “стиль” темы. Опять ничего не дано, ни как понятие, ни как объект восприятия; “найти” происходит посредством “искать” — быть открытым, молчать, ждать — не зная заранее, что ты ищещь, подобно тому, как мы “ищем” смысл, решение загадки в медитации мысли или представления.

Подготовительные упражнения в восприятии посредством разных внешних чувств (см. раздел 4.6) теперь приносят свои плоды. Ибо чем больше наши внешние чувства становятся осознанными в своей незамечаемой до того деятельности, или чем ближе они достигают границ сознания, тем больше получается дать выступить или найти то, что выступает, что становится событием. Этот процесс можно назвать вслед за Рудольфом Штейнером “реальной абстракцией”, поскольку здесь мы обретаем из “видимого” (или в нем) то, что кажется абстрактным, — например, вид или высокую слово-сущность, как она проявлена в том или ином цвете.

С того момента, когда ученик стал идентичным с восприятием, событие начинает становиться внутренним. В медитации восприятия сперва появляется чувство, а затем, как бы окутанная неким покровом, вступает идея. В медитации мысли происходит наоборот; в медитации представления происходит по-разному — в зависимости от личности и темы. Чувство жизни этой идеи заявляет о себе. Обычно чувство жизни человека информирует его о его жизненном состоянии: как он себя чувствует в своем теле. Теперь это чувственное восприятие одухотворяется и сквозь него появляется некое облако внутренних чувств, сопутствующих той теме, с которой человек теперь стал идентичен. “Я” отдается от тела — теме: внимание меняет направление.

Событие — выступившая, найденная тема в теме — становится внутренним событием, поскольку теперь для внимания и для обладателя этого внимания роль, которую раньше играло тело, играет тема. Внутреннее событие имеет поначалу характер чувства (внутреннего чувства). По мере того, как это чувство усиливается и проясняется, посприятие переходит от “видеть” к “слышать”. Причем это можно сказать даже о том случае, когда исходное восприятие было “слышать”. Теперь оно становится неким внутренним слышанием. Отсюда начинает открываться идея. Это переживание можно было бы воспроизвести как медитацию мысли: “Видеть синий — слышать синий”. В повседневной жизни духа эта реальность отражается так, что человек не может воспринимать без понятий. Даже для чувственных восприятий, таких как восприятие цвета, должны возникнуть понятия — в нашем случае, из самого восприятия. В этом возникновении есть легкое качество слышания.

Благодаря сконцентрированности, восприятие становится событием. Событие есть смысловое содержание, выступившее из изначального восприятия, свойство идеи в обличьи восприятия. С событием ученик становится идентичен; внутреннее событие начинает звучать, говорить — для духовного Я. “Событие” становится событием в настоящем, говорит в свободной способности ощущать, говорит нашему Я.

То, что переживается посредством Я как идея, лучше всего сравнить со стилем, с тем самым внутренним “как”, но в отличие от обычного переживания этот стиль, это “как” есть первичная и могущественная реальность.

Каждая состоявшаяся медитация меняет у ученика ощущение реальности. Для него становится переживанием, а не просто озарением, что функции познания суть действительность, и это переживание меняет его способность ощущения. Концентрация в восприятии, если смотреть на нее с этой точки зрения, характеризуется тем, что ученик открывает, как таковую, действительность, стоящую за проявлениями, доступными повседневному сознанию; он (ученик) переживает, что воспринимаемый мир существует — опыт, которого до того у него не было, поскольку лишь тогда он приходит к очевидности собственного бытия, немедленно чувствует себя идентичным со своим телом. Всякое другое бытие обычно переживается лишь как образ. В медитации о восприятии человек переживает свою идентичность с восприятием, и так в нем возникает очевидность и качество его бытия, каких он не ощущал раньше — более сильного и чистого бытия, чем его собственное прежнее бытие.

Читателю может показаться странным, что при описании медитации о восприятии не упомянута стадия “продумывания”. Но мы уже говорили о природе и из сказанного должно быть понятно: “про-думывание” природы в описанном ранее смысле невозможно: оно предполагает предварительное знание о теме и особенно предполагает наблюдения, относящиеся к теме сравнительно и морфологически, как, например, те, что можно найти в Гетевской “Морфологии растений”.

Все описанное выше есть первая ступень медитирования — как оно может совершаться в мышлении, представлении или восприятии. Вторая ступень — которая преимущественно была затронута в описании медитации о восприятии — работает с познающим чувством; третья — с познающей волей. Когда ученик уже так продвинулся, что для него эти ступени становятся актуальными, он должен обязательно найти соответствующие указания — в трудах Р.Штейнера или, например, в книгах автора этой книги (Die Wahrheit zu tun; Die Diener des Logos), в основе которых лежат те же труды.

Перед шагом на вторую ступень ученик может понять, что теперь он читает труды, посвященные видам духовного опыта, по-другому нежели раньше. Он, в соответствии со своей индивидуальностью, знакомится с медитативным чтением, медитативным слышанием, позднее также с медитативной речью — более высокой “правильной речью”.

Ученик заметит также, что многие тексты только теперь впервые открываются ему, например, Ветхий и Новый Завет и, в особенности, писания евангелиста Иоанна. Первые 14 стихов его Евангелия — Пролог — принадлежат к вечным и самым универсальнейшим текстам медитаций, ибо здесь излагается становление человека и мира и их будущая перспектива. Пролог Евангелия от Иоанна есть собранная воедино сущность христианства.

И в заключение этой главы — медитация, которую можно назвать медитацией душевности [Gemut]. Медитация эта идет от умершего несколько лет назад итальянского антропософа Массимо Скальеро, поэтому мы приведем ее на языке оригинала:

Conosci la pura gioia? Conoscerai il divino.

Ты знаешь чистую радость? Тебе открыто божественное.

Но можно и просто медитировать — ЧИСТАЯ РАДОСТЬ.

5.5. Высвобождение из привычного

Сегодняшнему человеку нелегко определить, понимает он что-нибудь или нет. Трудность возникает из-за нашего мышления, соразмерного нашим привычкам, а оно как раз вообще не мышление, поскольку является лишь формальной, внешней стороной мышления. Все посторонние мысли именно этим мышлением и воспринимаются. В подобном “понимании” наблюдается эдакая непритязательность вкупе со склонностью максимально обходиться без усилий, продвигаясь по самому легкому пути. Как уже было описано в разделе 5.2 (Изучение трудов), именно в отношении духовнонаучных сообщений такая позиция абсолютно несостоятельна и ведет к заблуждениям. Уже поэтому видится насущная необходимость провести коренную ревизию привычек сознания, которые оплетают нашу жизнь некоторой сетью, структурой.

Другая причина: мы видим, насколько привычное в нас мешает концентрации, мешает всему, способному импровизировать. Многие люди не могут достичь концентрации без специальной практики, без специальных упражнений, направленных на освобождение от привычек. На примере самого общего упражнения — правильной речи — мы смогли показать, что освобождающие упражнения могут достигать значительной глубины и углубляться все дальше и дальше.

Нужно, впрочем, заметить, что “привычки” задают жизни определенную форму, структуру, определенную точку отсчета, отказаться от которой нельзя без последствий, без опасности для душевной гибкости (лабильности), если одновременно не заботиться об укреплении автономного Я-существа. Ревизия наших привычек и практика упражнений на концентрацию должны идти параллельно. Так называемые “опасности” школы сознания проистекают из дисгармоничного уделения внимания этим двум способам упражнения.

Нашу жизнь определяют наш способ познания и наша деятельность, которые либо отвечают требованиям жизни, либо соответствуют нашему собственному существу, его “инстинктам”, его поведению, ориентированному на удовольствия. Ревизия привычек относится к области этой жизнеопределяющей деятельности, которую человеку дано охватить посредством некоторого количества разных видов упражнений. Одни из этих упражнений заданы традиционно, другие построены специально для современного человека. В какой области привычек мы работаем — не так уж важно: дело всегда касается всей жизни в целом, работа в одной области, с одной привычкой, всегда затрагивает и другие, способствует их освобождению.

Упражнения в концентрации и медитации, представлящие из себя общие упражнения для гигиены сознания или, по-другому, упражнения познания, выражают требования времени, в котором мы живем: требования, чтобы человек сам строил дальше, образовывал свое сознание. Другую необходимость, заданную временем, представляет сознательный пересмотр выработанных привычек, прежде всего, привычек сознания. В любой области нашей жизни идеалом является интуитивная жизнь. Интуитивное, а не привычное должно строить и управлять теми формами, из которых наша жизнь состоит. Стабильность жизни будет утверждаться Духовным Настоящим вместо “привычного”. Духовное Настоящее означает интуитивное познание и интуитивное действование одновременно.

Для современного человека, особенно для того, кто занимается духовно-научным учением, чтение составляет значительную часть его духовной жизни. Это ново по сравнению с предшествующими эпохами. Поэтому мы начинаем пересмотр привычек с упражнения в правильном чтении. Так же, как раньше, при описании выправления других деятельностей сознания мы начинали с некоторой общей характеристики, так и правильному чтению будет предшествовать некая инструкция.

Правильное чтение

Чтение служит не для приобретания информации, но для того, чтобы ты учился и тренировался в чтении, в любом смысле. Прочитанное за день не должно превышать того, чем ты можешь быть внутренне занят вплоть до следующего чтения. Чем медленнее ты читаешь, тем больше возможность, что при этом в тебе что-то возникнет, что-то произойдет. Приучись при чтении обращать внимание на то, чего ты не понимаешь: это дверь, через которую ты можешь шагнуть дальше, — священная дверь. Существуют не только человеком написанные тексты.

Данное упражнение относится преимущественно к тому виду чтения, которое человек предпринимает в русле изучения трудов. Многое мешает правильному чтению: чтение из любопытства, чтение по заранее составленному обязательству, чтение как повинность, чтение для информации, и т.д. Чего уж совсем нельзя делать — надо воистину остерегаться медитативные или интуитивные тексты “подытоживать”, “реферировать”, “конспектировать”, анализировать их, потому что все это — в смысле изложенного в разделе 5.2 (Изучение трудов) — не может произойти без существенного искажения, без того, что человек пройдет мимо именно самого существа излагаемого. Чтение должно быть как разговор с автором, поэтому к нему применимы “правила” правильной речи. Человек никогда не должен (и при других видах чтения тоже) читать быстрее, чем он говорил бы. С нынешней лавиной литературы по любой специальности это неимоверно трудно. Впрочем и с беллетристикой оказывается то же самое — там вообще неважно, прочел ли человек все. Все равно всего не прочтешь.

Когда мы читаем сообщения духовных исследователей, существует сильная склонность представить себе читаемое. Склонность эта происходит оттого, что человек не понимает текста и хочет заменить или дополнить понимание представлением, и выше уже говорилось о том, почему эта склонность плоха. Когда человек читает другую литературу, например, какой-нибудь роман, с которым у него не возникает никаких трудностей в понимании, представление появляется тогда как фон. Там присутствует склонность понимать только содержательно, без того, чтобы представлять себе прочитанное в образах. Вот как раз там должно быть действенным представление — что возможно только при медленном чтении.

При чтении духовно-научных трудов медленное чтение еще более насущно. Естественно, медленно читать может лишь тот, кто читает все или читает глубоко. Этот род письменных трудов особенно многослоен: здесь тексты могут пониматься на разных уровнях. Это как со вспашкой: можно затронуть лишь самые верхние слои земли, а можно пойти очень глубоко. Если идти глубоко — работа больше. Поэтому чтение будет медленнее; при таком чтении мы как будто сопродумываем все мысли автора, окружавшие изложенное, и посредством медитативного чтения проникаем к самому корню мыслительного процесса. Все это вопрос сконцентрированности: чем менее концентрированно человек читает, тем быстрее продвигается. Один абзац из “Порога духовного мира” Р.Штейнера может читаться час, а при повторении — день. Тому, у кого не получается читать достаточно медленно и концентрированно, можно рекомендовать такие тексты целиком переписывать от руки. Эмблемой изучения трудов и соответствующего ему способа чтения мог бы стать образ святого Доминика, как его написал фра Беато Анжелико: святой читает книгу, но смотрит он не в нее, а мимо нее. Он погружен в собственные мысли, возгоревшиеся от чтения.

Не так легко найти ту КНИГУ, которая важна именно тебе. Но тот, кто неуклонно трудится в своем стремлении, тот поистине может пребывать в вере, что он все обретет — все, что может помочь ему на пути. Он встретит книги, людей, профессию, встретит также трудности, препятствия, повороты судьбы — как открывающиеся возможности, в которых он нуждается, как раз потому и нуждается, что поначалу ощущает их как неблагоприятные помехи. В этом обретении нет нужды усматривать что-то мистическое. Кто со внутренней серьезностью “ищет” или “стремится”, тот может помимо использования своих сознательных способностей, строить также и на основе своих сперва надсознательных способностей, которые благодаря самым начальным упражнениям мобилизуются или освобождаются от преград и соучаствуют в “стремлении”. Стремящийся обнаружит по малым признакам среди жизненных строк, что для него важно; по признакам, мимо которых он прошел бы, не будь он на пути ученичества. Можно также сказать, что его будет вести обретшая свободу его собственная высшая инстинктивная способность.

Упражнения на освобождение от привычек можно поделить на две группы. Одна группа, состоящая из шести упражнений, в свое время была названа Рудольфом Штейнером “вспомогательными упражнениями” (“главными” упражнениями были медитации). Эти вспомогательные упражнения усиливают общий поток душевных сил, делают в целом возможными в душе конкретные процессы: например те восемь, что составляют вместе другую группу, традиционно называемую “восьмеричным путем”. Вспомогательные упражнения можно уподобить дыханию, а упомянутые восемь — образованию звука; без дыхания нельзя произвести никакого звука. Обе группы пронизывают одна другую, они гармонично сочетаются и фактически составляют некую структуру, вырастающую на месте былых привычек; они дают человеку возможность жизненной и душевной стабильности посредством духовного настоящего.

Так называемые “вспомогательные упражнения” суть следующие:

1. Управляемое (концентрированное) мышление.

2. Волевая инициатива (контроль действий).

3. Равновесие (выдержка).

4.Позитивность (терпимость).

5. Непредвзятость

6. Ответственность (уравновешенность).

Восемь других упражнений, больше направленных на конкретные виды деятельности, ведут свое начало от Будды, к нему же восходят и их названия. Восьмступенный путь содержит следующие упражнения:

1. Верное представление или верное мнение

2. Верное решение или верное суждение.

3. Верная речь или верное слово.

4. Верное деяние.

5. Выпрямление жизни или верная точка зрения.

6. Верное устремление.

7. Верное воспоминание.

8. Сведение воедино или Верное созерцание.

Читатель, наверное, уже заметил, что о некоторых из этих упражнений говорилось раньше: “концентрированное мышление” и “волевая инициатива” упоминались в разделе 4.3; позитивность — в разделе 4.4; верная речь — в разделе 4.2. В наши дни эти упражнения, особенно концентрированное мышление и верная речь, обрели совсем иную роль, нежели в начале ХХ века, когда о них заговорил Штейнер. Та всеобщая болезнь сознания, которая уже была нами подробно описана в предыдущих главах, придала им другой, совершенно особый вес. В предлагаемом здесь описании все эти упражнения будут собраны в короткой — медитативно доступной — форме с некоторыми соответствующими примечаниями к ним. Мы будем для этого частично пользоваться формулировками Р. Штейнера (как они встречаются в книгах “Как достигнуть познания высших миров” и “Тайноведение”).

1. Управляемое мышление.

Ученик должен научиться осознавать, как регулируется течение его мыслей, внутренне овладеть ими. Он должен избегать хаотично блуждающих мыслей, которые соединяются друг с другом не осмысленно, не логически, а случайно или ассоциативно. Чем больше одна мысль вытекает из другой, чем больше все нелогичное будет убрано с пути, тем больше будет пробуждаться познающее чувство. Слыша нелогичные мысли, человек старается думать их правильно. Не надо холодно отстраняться от своего, пусть нелогичного, окружения, нацелившись на свое развитие. Неправильно также поддаваться тяге сразу исправить все, что нелогично в твоем окружении. Ворвавшуюся снаружи мысль было бы гораздо правильнее спокойно привести в себе к логичному, осмысленному направлению и стремиться прежде всего в собственном мышлении придерживаться этого направления.

Можно заметить, что здесь центр тяжести немного смещен (это же будет касаться и других, ранее знакомых нам упражнений), по сравнению с прежними описаниями упражнений на концентрацию мысли. Впрочем, по существу, описания ведут к одной и той же цели. Упражнение на концентрацию мыслей помогает человеку стать хозяином в мире своих мыслей. Собирая мысль на короткий промежуток времени, оно будет помогать нам достичь этой цели, при этом не лишая наше сознание спонтанности и жизненной фантазии. Любая ассоциация, сманивающая нас в сторону приятных чувств, есть “противоупражнение”: оно усиливает в душе власть нашего подсознательного. Впрочем, вне времени упражнений человек не должен активно вмешиваться в спонтанность своей душевной жизни, даже когда выступают ассоциации. Для ассоциаций остается в человеке тем меньше пространства, времени и склонности, чем шире развернута в нем духовная жизнь. Место ассоциаций перенимает интуитивная творческая фантазия.

2. Волевая инициатива

Упорядочивание жизни мысли должно дополняться упорядочиванием жизни действия. Всякая неустойчивость, дисгармония в действии наносит ущерб той тонкой познавательной чуткости, которая строится посредством упражнений. Если мы что-то делаем, то следующее действие должно соответственно так выстраиваться, чтобы оно логично вытекало из первого. Поступающий сегодня иначе, чем вчера, точно так же вносит нелогичное, не-слово, в свою жизнь души, как и тот, кто нелогично “думает”.

Осмысленно направленное действие может быть достигнуто с помощью упражнения воли, с помощью “лишнего делания” (см. раздел 4.3), которое ни из чего не “следует” кроме как из исходной безусловной воли самого ученика. Так же, как человек должен разучиться ассоциативно мыслить, так же он должен отучиться от “ассоциативно” обусловленного неосознанным импульсом действия. Под “неосознанным” имеется в виду не содержание импульса, а его исток, его происхождение. Для того, чтобы высшая интуитивная спонтанность могла вылиться в действие, жизнь воли должна быть сперва поставлена под контроль автономного Я-существа. И затем, когда она освобождена от подсознательного, в ней могут воплотиться интуиции из над-сознания.

Упражнение воли можно выполнять, например, следующим образом. Мы принимаем решение: в течение какого-то времени, например, одной-двух недель, выполнять одно и то же очень простое ненужное действие, желательно (но не обязательно) в одно и то же время. Например: расстегнуть и застегнуть обратно пуговицу.

Выполнение начинается с того, что мы решительно прерываем все остальные дела. Мы стоим спокойно и собираем все свои силы, чтобы целиком и полностью держать в сознании только наше движение, которое мы задали как упражнение. Момент начала действия надо изолировать от всякого другого в нашей жизни мышления, а также от всего повседневного окружения, как будто мы всем своим существом входим в безвоздушное пространство: мы переживаем всеобъемлющую целостность нашей основополагающей воли — в самом начале действия, как эта воля втекает в движение.

Прикосновение к пуговице, само движение и все последующее должно происходить очень медленно, чтобы в действие в каждый момент втекала воля. Ни одна его деталь не должна содержать спящую привычку движения, автоматизм. Но и ни одну фазу нельзя “перескакивать” за счет размашистой “ловкости”. У нас должно появиться чувство, что мельчайшие детали этого действия надлежит сейчас распознать в самый наипервейший раз. Мы полностью входим в самую суть (“ как оно есть ”) этого обычно легко и поверхностно переживаемого действия, мы стремимся овладеть тончайшими касаниями пальцев и предмета, движением руки, расширившимся временем отданного внимания. Решимость выполнить действие втекает посредством результирующей воли и вплетенного в нее мышления в рельефность выполнения. Заключительная стдия должна быть постигнута в ясном концентрированном внимании. В завершение можно еще раз пережить в своем мышлении начало, действие и заключение, как три фазы одного акта, одного импульса.

Первые два вспомогательных упражнения предполагают, что упражняющийся выполняет для себя нечто новое, предполагают новую деятельность. Дальнейшие упражнения состоят больше в способах внутреннего поведения и во внимании ко внутреннему поведению. В то время, как первые два ограничены по времени выполнения заданным промежутком времени, остальные в гораздо большей степени представляют из себя общие требования, которые, впрочем, тоже могут быть в конкретных случаях осуществлены сконцентрированно: например, мы предпринимаем как определенное действие то, что мы обращаем внимание на свое равновесие в заведомо “трудном” разговоре.

3. Равновесие

Третье упражнение состоит в выработке определенной стабильности взамен качания между радостью и страданием, весельем и горем. “Радость до небес, горе без границ” (Гете) должны уступить место ровному настроению. Человек дает себе почувствовать, что никакая радость не захлестнет его, никакое горе не раздавит его, никакое переживание не ввергнет его в безмерный гнев или в злость, никакое ожидание не исполнит его ужасом и трепетом, никакая ситуация не поведет к растерянности. Чувства надо проживать. Радостное должно радовать душу, печаль должна ее печалить. Но для этого душа должна справиться с тем, чтобы господствовать над выражением этих чувств. Если человек к этому стремится, то он вскоре заметит, что становится не тупее, но наоборот — становится более чувствителен к радостному и к трагическому вокруг, чем раньше.

Основной мотив этого упражнения уже обсуждался в несколько другом аспекте в разделе 4.3. Плод его состоит во внутреннем покое, спонтанно возникающем время от времени. Для всего ученичества это является фундаментом. Врожденная уравновешенность или это же качество, выработанное в повседневной жизни, не может заменить равновесия, достигнутого в упражнениях. С одной стороны, покой в повседневной жизни не гарантирует, что человек не утратит равновесия, вступая в более живые плоскости сознания или в более высокие миры. С другой стороны, покой в повседневной жизни почти всегда достигается за счет утраты чувствительности, необходимой для познания.

Упражнение в равновесии, в частности, направляет внимание на бурю эмоций, возникающих от приятных или неприятных переживаний. Сильное страдание, например, заставляет сжаться в комок и подчиняет себе все силы души, которые в ином случае активно действовали бы в переживании окружения. Та сила, которая обычно живет в способности замечать близкое или далекое окружение, теряет свою автономность. Наше внимание к боли управляется не той волей, которая обычно живет во внимании, — внимание вообще есть пустая воля. Здесь же внимание остается неуправляемым и бессильным, что умножает и преувеличивает боль, и еще более от ощущения бессилия. Дело может зайти так далеко, что душа потеряет свою связь с движением воли, управляющей вниманием: тогда появляются нервные заболевания. Бессилие может охватить и ту сферу бессознательной воли, которая обеспечивает спонтанную гармонию жизненных процессов: так возникают болезни физического организма. Если вследствие какого-то страдания наступает такой срыв, то не следует стараться просто подавить его внешние признаки. Концентрированное внимание должно расследовать это бесхозное, бессильное, бездвижное чувство боли, которое стянулось в почти физически ощутимую точку. Такой поиск ведется посредством концентрации на тех обстоятельствах, что вызвали страдание, — мы по собственной воле думаем о них. И затем посредством той же самой воли мы разыскиваем обусловленную ими боль. Обычно мы стараемся боли избегать — в этом упражнении мы делаем обратное: доходим до ее сути. Открытие чувства, причиняющего боль, — высвобожденного из факта, — на второй стадии концентрации, направленной теперь не на факт, а на чувство, означает, что чувство теперь окружено ласкающей рукой, окружено колыбелью, т.е. вниманием — вниманием, в котором заведомо нет никакой боли. Чувство, погруженное во внимание, теряет свое болезненное, точечное, сжатое в комок качество. Оно высвобождается больше и больше и живет дальше в душе как незыблемый покой, объемлющий всего человека целиком.

Безграничная радость может тоже обратить в противоположность те душевные силы, которые деятельны в понимании окружения: т.е. волю и внимание. Человек чувствует себя так, словно он выходит за пределы своего тела, будто его конечности “удлиняются”. Слова тоже могут бежать впереди мыслей, человек все “прощает”; то, на что он обычно болезненно реагирует, его не трогает.

Это “разрастание” увеличивает и пре-увеличивает радость, вызванную приятными обстоятельствами. Радость проистекает из того, что мы “выскальзываем” из прежней чувствительности. Это высвобождение совершается пассивно, т.е. его недостаточно, чтобы радость сделать длительной и перевести в опыт. Воля к опыту здесь отсутствует, и поэтому душа не может достичь само-возвышения. Разрастание еще подстегивается скрытым страхом, что радость исчезнет. Ибо это самопереживание в таком расширенном бытии — не есть реальность; какое-то новое переживание может заставить его разлететься в пыль, как призрачный замок.

Хорошее настроение может быть реальным и не нарушать равновесия, если оно возникло и укрепилось не за счет потери воли. Если же наша веселость нарушила равновесие, то при следующем же неприятном воздействии вся душевная сфера погрузится ниже своего нормального уровня и станет депрессивной. Часто для этого и не требуется новое переживание: безвольность и бессилие затянут душу вниз, ниже уровня чувств, подвластных контролю.

Чем менее сознательно мы переживаем наши чувства, тем более они становятся жертвами катастроф. Потеря равновесия есть перескакивание сил внимания в такую зону, где опыт человека невозможен. Это скрытое намерение не подсказано волей. Радость часто служит средством для такого скачка. Существовало даже такое распространенное мнение, что истинная радость может возникнуть только как скачок, в состоянии интоксикации, когда внимательность души значительно стирается.

Если при радостном переживании сила концентрации остается и может жить в чувстве, а не использует радость как трамплин для своего скачка, тогда радость теряет свой поверхностный характер и становится спокойным внутренним переживанием, в конечном счете помогающим человеку прощать других и разрушать свою обидчивость и само-ощущающую сверхчувствительность.

4. Позитивность

Взращивание той живущей в мышлении силы, которой мышление обязано своей способностью чистой бессамостной приязни к окружению, к вопросам и проблемам, — способностью духовной любви — называется позитивностью. Это состояние души можно хорошо уяснить из Гетевской версии старой персидской легенды об Иисусе Христе:

“Случилось так, что Господь шел с учениками мимо разлагающегося трупа собаки. Все остальные отвернулись с омерзением, Он же восхищенно говорил о том, сколь красивы зубы этого трупа”.

Дата добавления: 2015-05-06