Июля 1956 2 страница

Ксемериус огромным прыжком выпрыгнул из стены и приземлился прямо возле Гидеона, от испуга я резко хватила ртом воздух.

– Упс! Вот он где! – сказал Ксемериус. – Я хотел тебя предупредить, правда, золотко. Но я не мог выбрать, за кем бежать в первую очередь. Очевидно, Шарлотта переняла сегодня надзор за симпатичным братиком Гидеона. Они пошли есть мороженое. А потом пойдут в кино. Я бы сказал, что для ваших времен кино заменяет сеновал.

– С тобой все в порядке, Гвендолин? – спросил Гидеон и поднял одну бровь. – Такое впечатление, что ты нервничаешь – может, сигаретку для успокоения? Какую марку ты любишь? Lucky Strike?

Я была не в состоянии произнести ни звука.

– Оставь ее в покое, – сказал Ксемериус. – Ты что, не видишь, что она больна от любви, идиот? И кстати – от любви к тебе! Что ты вообще тут делаешь?

Мистер Уитмен достал тем временем хронограф и поставил его на стол.

– Ну‑ка, ну‑ка, давайте посмотрим, куда сегодня отправиться…

– Мадам Россини ждет вас на примерку, сэр, – обратился мистер Марли к Гидеону.

– Черт, – сказал Гидеон, на мгновение сбитый с толку. Он посмотрел на часы. – Я совсем забыл. Она очень сердилась?

– Она выглядела довольно раздраженной, – сказал мистер Марли.

В этот момент дверь снова открылась, и в комнату зашел мистер Джордж. Он запыхался, его лоб, как всегда, когда он был в напряжении, был покрыт крохотными капельками пота.

– Что тут происходит?

Мистер Уитмен сморщил лоб.

– Томас? Гидеон сказал, что ты еще беседуешь с Фальком и министром внутренних дел.

– Беседовал. Пока мне не позвонила мадам Россини и не сказала, что Гвендолин уже забрали на элапсацию, – сказал мистер Джордж. Впервые я видела его в гневе.

– Но… Гидеон утверждал, что ты ему поручил… – сказал мистер Уитмен, явно растерявшись.

– Я ничего не поручал. Гидеон, что происходит? – В небольших глазах мистера Джорджа от добродушия не осталось ни следа.

Гидеон скрестил на груди руки.

– Я думал, вы будете рады, если кто‑то переймет у вас эту обязанность, – сказал он ровно.

Мистер Джордж промокнул капли пота носовым платком.

– Спасибо за заботу, – ответил он с весьма заметным сарказмом. – Но в этом нет нужды. Ты сию минуту отправляешься в ателье к мадам Россини.

– Я бы хотел сопровождать Гвендолин, – сказал Гидеон. – После вчерашнего происшествия было бы лучше, если бы она была не одна.

– Ерунда, – возразил мистер Джордж. – Нет никаких причин подозревать, что ей угрожает какая‑то опасность, до тех пор, пока она прыгает не слишком далеко.

– Так оно и есть, – сказал мистер Уитмен.

– Например, в 1956 год? – растянуто произнес Гидеон и смотрел при этом прямо в глаза мистеру Джорджу. – Сегодня утром я немного полистал Хроники. Нужно сказать, что 1956 год действительно производит впечатление очень спокойного. Чаще всего повторяется предложение «Никаких особых происшествий». Это как музыка в наших ушах, не так ли?

Сердце колотилось уже у меня в горле. Поведение Гидеона можно было объяснить, только если предположить, что он выяснил, чем именно вчера я была занята. Но, черт, как он мог это выяснить? Ладно, от меня пахло сигаретами, это могло быть подозрительным, но только поэтому он не мог знать, что произошло в 1956 году.

Мистер Джордж и бровью не повел. В лучшем случае, в его взгляде было некоторое непонимание.

– Это была не просьба, Гидеон. Мадам Россини ждет. Марли, вы тоже можете идти.

– Да, сэр, мистер Джордж, сэр, – пробормотал мистер Марли и почти отдал честь.

Когда за ним закрылась дверь, мистер Джордж метнул полный искр взгляд на Гидеона, который не двинулся с места. Мистер Уитмен тоже смотрел на него с небольшим удивлением.

– Чего ты ждешь? – спросил мистер Джордж холодно.

– Почему вы позволяете Гвендолин приземляться после прыжка среди бела дня? Разве это не против правил? – спросил Гидеон.

– О‑о! – сказал Ксемериус.

– Гидеон, это не в твоей компетенции… – начала мистер Уитмен.

– Не имеет значения, когда она приземляется, – перебил его мистер Джордж. – Она оказывается в запертой подвальной комнате.

– Я боялась, – сказала я быстро и голос мой звучал пронзительно. – Я не хотела оказаться запертой в подвале ночью, рядом с катакомбами…

Гидеон перевел взгляд на меня и снова задрал бровь.

– О да, ты же маленькая трусиха, я совсем забыл. – Он тихо рассмеялся. – 1956 год был годом, когда вы стали членом ложи, мистер Джордж, я не ошибаюсь? Какое забавное совпадение.

Мистер Джордж нахмурил лоб.

– Не понимаю, к чему ты клонишь, Гидеон, – сказал мистер Уитмен. – Я предлагаю тебе отправиться к мадам Россини. Мистер Джордж и я – мы позаботимся о Гвендолин.

Гидеон снова посмотрел на меня.

– А я предлагаю следующее: я закончу с примеркой, а вы меня отправите вслед за Гвендолин, неважно, когда. Тогда ей будет нечего бояться ночью.

– Кроме тебя, – сказал Ксемериус.

– Ты уже выполнил свою норму на сегодня, – сказал мой учитель. – Но если Гвендолин боится… – Он бросил на меня сочувствующий взгляд.

Я не могла на него обижаться. Наверняка я выглядела испуганной. Сердце до сих пор колотилось в горле, и я была не в состоянии что‑либо сказать.

– Я не возражаю, можем так и сделать, – сказал мистер Уитмен, пожимая плечами. – Ты не против, Томас?

Мистер Джордж медленно покачал головой, хотя у меня было впечатление, что он хотел произнести прямо противоположное.

На лице Гидеона мелькнула довольная улыбка, и он наконец‑то сменил свою неподвижную позу возле двери.

– Увидимся позже, – сказал он торжествующе, и мне послышалась в этих словах угроза.

Дверь закрылась за ним и мистер Уитмен вздохнул.

– Он стал странным, с тех пор как получил удар по голове, ты не находишь, Томас?

– Очень даже, – сказал мистер Джордж.

– Возможно, мы должны еще раз с ним побеседовать по поводу тона при разговоре со старшими по положению, – сказал мистер Уитмен. – Для своего возраста он слишком… Ну да ладно. Он испытывает серьезный стресс, это нужно тоже учитывать. – Он ободряюще посмотрел на меня. – Ну что, Гвендолин, ты готова?

Я встала.

– Да, – солгала я.

~~~

Рассечется безмолвие взмахом таинственных крыл,

ворон слышит, как песня умерших поется,

но окрепнет могущество все еще дремлющих сил,

и рубиновой магией старое время взорвется.

Древнею тайной веков осенён,

Венчает он круг и начало времен.

Лик брильянтовый, львиный оскал,

на ресницах его дремлет время.

И к тому, кто не ведая сам его ждал,

он придет разделить его бремя.

Но внезапно проклятье из древнего зла,

что подобно летящей комете,

замутнило брильянт, и потухли глаза

в угасающем солнечном свете.

Унисоном унылых застывших сердец

жаждет сущее час избавленья,

Ворон смертью своей предвещает конец

временам тем, что канут в забвенье.

Из Тайных рукописей графа Сен‑Жермена.

Глава девятая

Я не стала спрашивать, в какой год меня отправляют, потому что это не имело значения.

Все выглядело точно так же, как при моем последнем посещении. Зеленый диван стоял посреди комнаты, и я зло посмотрела на него, как будто это он был во всем виноват. Как и в прошлый раз, возле стены стояли поставленные друг на друга стулья. Я боролась сама с собой. Должна ли я вынуть всё из тайника? Если Гидеон что‑то заподозрил, первое, о чем он подумает, будет «надо обыскать помещение». Или нет? Я могла бы спрятать содержимое тайника где‑нибудь в коридоре и успеть вернуться еще до того, как появится Гидеон…

Я лихорадочно стала раздвигать стулья, но потом передумала. Во‑первых, ключ я не сумела бы спрятать – ведь мне пришлось бы опять запереть дверь. А во‑вторых, даже если Гидеон найдет тайник, как он сумеет доказать, что он предназначен для меня? Я бы только выставила себя дурочкой.

Я аккуратно поставила стулья на место и постаралась замести изобличающие следы, оставленные в пыли. Потом я проверила, заперта ли дверь в действительности и уселась на диван.

Мое состояние напоминало мне ситуацию четыре года тому назад, когда мы с Лесли должны были в кабинете директора Гиллса ждать, пока у него появится время отчитать нас за историю с лягушкой. По сути, мы не сделали ничего плохого. Это Синтия переехала лягушку на велосипеде, и поскольку она не проявила соответствующего чувства вина («Это ж просто дурацкая лягушка!»), Лесли и я, пылающие гневом, решили отомстить за бедную лягушку. Мы хотели похоронить ее в парке, но до этого (ведь она все равно уже была мертвая), чтобы немного встряхнуть Синтию и заставить ее быть чувствительней, мы решили устроить еще одну встречу – на этот раз в супе в тарелке Синтии. Кто мог предположить, что Синтия при первом же взгляде на лягушку впадет в истерику?.. Во всяком случае, директор Гиллс разговаривал с нами, как с преступницами, и, к сожалению, не забыл этот эпизод до сих пор. Если он нас встречает в одном из школьных коридоров, он тут же вспоминает: «А‑а‑а, злые девочки с лягушкой», и каждый раз нам делается очень неприятно.

Я закрыла на минутку глаза. У Гидеона не было причины плохо ко мне относиться. Я не сделала ничего плохого. Постоянно я слышу, что мне нельзя доверять, мне завязывают глаза, никто не отвечает на мои вопросы – это же естественно, что я попыталась другим способом выяснить, что здесь происходит. Или нет?

Ну где же он? От лампочки на потолке послышался треск и свет немного помигал. В подвале было холодно. Может, они меня отправили в одну из послевоенных холодных зим, о которых рассказывала бабушка Мэдди? Водопроводы тогда полностью замерзли, а на улицах лежали затвердевшие от холода трупы животных. Я попробовала, выходит ли из моего рта пар при дыхании. Нет, не тот случай.

Опять начал мигать свет, и я испугалась. Вдруг мне придется сидеть в темноте? В этот раз никто не подумал о фонарике, вообще, нельзя сказать, что кто‑либо позаботился обо мне. В темноте крысы осмелеют и выйдут из своих нор. Может, они очень голодные… А где живут крысы, там и тараканы должны быть. И призрак однорукого тамплиера, о котором рассказывал Ксемериус, тоже может сюда заглянуть.

К‑р‑р‑р‑р‑к.

Это была лампочка.

Постепенно я пришла к убеждению, что присутствие Гидеона в любом случае предпочтительнее присутствия крыс и призраков. Но он не появлялся. Вместо этого свет мигал так, как будто вот‑вот погаснет.

В детстве, когда мне было страшно в темноте, я всегда пела, и сейчас я автоматически поступила точно так же. Сначала совсем тихо, потом всё громче. В конце концов, тут не было никого, кто мог бы меня услышать.

Пение помогло справиться со страхом. И с холодом. Через пару минут даже лампочка перестала мигать. Но снова начала, когда я стала петь песни Марии Мена,[32] да и Эмилиана Торрини,[33]похоже, ей не понравилась. Зато все песни ABBA она встречала спокойным ровным светом. К сожалению, я знала не много слов из песен группы. Но лампочка принимала и простое «ля‑ля‑ля… one chance in a lifetime… ля‑ля‑ля…»

Я пела несколько часов. Во всяком случае, мне так показалось. После The winner takes it all (не имеющая себе равных песня для Лесли в любовных переживаниях) я начала сначала, затянув I wonder. При этом я танцевала по всей комнате, чтобы не замерзнуть. После третьей Mamma mia я была убеждена, что Гидеон не появится.

Проклятье! Я могла бы без проблем пробраться наверх. Я спела Head over heels, потом You're wasting my time – и вдруг он стоял уже возле дивана.

Я захлопнула рот и посмотрела на него с упреком.

– Почему ты так поздно?

– Могу себе представить, что время для тебя тянулось. – Его взгляд был по‑прежнему холодным и странным. Он подошел к двери и потряс ручку. – Все же тебе хватило ума не выходить из комнаты. Ты же не могла знать, когда я появлюсь.

– Ха‑ха, – сказала я. – Это шутка?

Гидеон прислонился спиной к двери.

– Гвендолин, передо мной тебе не надо строить из себя невинную овечку.

Я с трудом выдерживала холод его взгляда. Зелень глаз, которую я так любила, приняла цвет зеленого фруктового желе. Мерзкого, из школьной столовой.

– Почему ты разговариваешь со мной таким тоном?

Лампочка снова замигала. Наверное, ей не хватало песен АВВА в моем исполнении.

– У тебя случайно нет с собой запасной лампочки?

– Тебя выдал запах сигарет. – Гидеон вертел в руке фонарик. – Я справился кое о чем и сложил один плюс один.

Я сглотнула.

– Что уж такого плохого в том, что я курила?

– Ты не курила. И ты не так хорошо умеешь лгать, как ты думаешь. Где ключ?

– Какой ключ?

– Ключ, который мистер Джордж тебе дал с собой, чтобы ты могла встретиться с ним и с твоим дедушкой в 1956 году. – Он сделал шаг ко мне. – Если ты умна, то спрятала его где‑нибудь здесь, если нет – носишь с собой. – Он подошел к дивану и стал сдергивать одну за другой подушки, бросая их на пол. – Здесь, во всяком случае, его нет.

Я пораженно смотрела на него.

– Мистер Джордж не давал мне никакого ключа! Честное слово! А насчет сигаретного дыма…

– Это был не только дым от сигарет. От тебя пахло и сигарами, – сказал он спокойно. Его взгляд скользнул по комнате и остановился на груде стульев возле стены.

Меня снова стало морозить и, как по сговору, лампочка стала мигать чаще.

– Я… – начала я нерешительно.

– Да? – сказал Гидеон подчеркнуто дружелюбно. – Ты выкурила еще и сигару? В дополнение к трем Lucky Strike? Ты это хотела сказать?

Я молчала.

Гидеон наклонился и посветил фонариком под диваном.

– Мистер Джордж написал тебе записку с паролем или ты выучила его наизусть? И как ты умудрилась пройти обратно через Цербер‑стражу, чтобы они не упомянули об этом в протоколе?

– Какого черта! О чем вообще ты говоришь? – выпалила я.

Это должно было прозвучать возмущенно, но на самом деле слышалось слегка испуганно.

– Вайолет Пэрплплам – что за странное имя! Ты так не считаешь? Слышала его уже когда‑нибудь?

Гидеон уже выпрямился и смотрел на меня. Нет, фруктовое желе было неправильным сравнением для его глаз. Сейчас они источали ядовито‑зеленый свет.

Я медленно покачала головой.

– Странно, – сказал он. – А ведь она друг вашей семьи. Когда я случайно назвал это имя Шарлотте, она рассказала, что милейшая миссис Пэрплплам всегда вяжет очень колючие шарфы.

Ох. Проклятая Шарлотта! Неужели она не может один раз промолчать?

– Неправда, – сказала я. – Колючие – только для Шарлотты. Наши шарфы всегда мягкие.

Гидеон откинулся на диване и скрестил руки на груди. Фонарик светил в потолок, где все еще нервно мигала лампочка.

– В последний раз. Где ключ, Гвендолин?

– Я клянусь, мистер Джордж не давал мне никакого ключа, – сказала я, отчаянно пытаясь ограничить последствия катастрофы. – Он вообще не имеет к этому никакого отношения.

– Ах, никакого отношения? Как я уже говорил, ты не очень хорошо умеешь врать. – Он посветил фонариком на стулья. – На твоем месте, я бы спрятал ключ под обивкой одного из стульев.

Окей. Пусть обыскивает обивку. Это займет у него все время до нашего обратного прыжка. Осталось, наверное, не так уж и долго ждать.

– С другой стороны… – Гидеон качнул фонариком так, что круг света оказался прямо на моем лице. – С другой стороны, это был бы Сизифов труд.

Я сделала шаг в сторону и рассерженно сказала:

– Прекрати!

– И не стоит равнять других по себе, – продолжил Гидеон. В мигающем свете лампы его глаза стали еще темнее, и я внезапно ощутила страх. – Может, ключ просто лежит у тебя в кармане. Дай сюда! – Он протянул руку.

– Черт побери, у меня нет никакого ключа!

Гидеон медленно приближался ко мне.

– На твоем месте я бы отдал его добровольно. Но, как я уже сказал, не стоит равнять других по себе.

В этот момент лампочка испустила дух.

Гидеон стоял передо мной, фонарик освещал стену. Кроме этого маленького пятна, в комнате было абсолютно темно.

– Итак?

– Не подходи ближе, – сказала я.

Я сделала несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в стену. Еще позавчера мне хотелось, чтобы он был как можно ближе. Но сейчас мне казалось, что я нахожусь в комнате с кем‑то совершенно чужим. Внезапно меня охватил гнев.

– Что с тобой происходит? – накинулась я на него. – Я тебе ничего не сделала! Я не могу понять, как ты можешь в один день меня целовать, а в другой – ненавидеть. Почему?!

Слезы хлынули так быстро, что я не сумела их удержать, они так и текли по щекам. Хорошо, что в темноте их нельзя было разглядеть.

– Может быть, потому, что мне не нравится, когда мне лгут? – Несмотря на мое предупреждение Гидеон подошел еще ближе, и мне уже некуда было отходить. – Особенно, если это делают девушки, которые в один день бросаются мне на шею, а на следующий день – поручают избить меня.

– Что ты такое говоришь?

– Я тебя видел, Гвендолин.

– Что?! Где ты меня видел?

– Во время моего прыжка вчера утром. У меня было небольшое задание, но я успел пройти всего пару метров, когда ты появилась у меня на пути – как фата моргана. Ты посмотрела на меня и улыбнулась, как будто радуясь нашей встрече. Потом повернулась и исчезла за поворотом.

– Когда это всё происходило? – Я была настолько сбита с толку, что даже перестала плакать на пару секунд.

Гидеон проигнорировал мой вопрос.

– Когда я через секунду оказался на этом повороте, то получил удар по голове и, к сожалению, не был в состоянии выяснить, в чем дело.

– Это я… эту рану нанесла тебе я? – Слезы снова потекли у меня по щекам.

– Нет, – сказал Гидеон. – Не думаю. У тебя ничего не было в руках, когда я тебя увидел, кроме того, я сомневаюсь, что ты можешь ударить так сильно. Нет, ты только заманила меня за угол, где меня уже кто‑то ждал.

Исключено. Абсолютно исключено.

– Я бы никогда так не поступила. – Мне еле‑еле удалось выдавить из себя более‑менее отчетливо эти слова. – Никогда!

– Я тоже был несколько шокирован, – небрежно сказал Гидеон. – Я‑то думал, что мы с тобой… друзья. Но когда ты вчера вернулась с элапсации и от тебя пахло сигаретами, я подумал, что ты могла мне все это время врать. Дай сюда ключ!

Я вытерла слезы, но они продолжали безостановочно течь. С большим трудом мне удалось подавить всхлип, и за это я себя ненавидела еще больше.

– Если все это правда, почему ты всем остальным сказал, что не видел, кто тебя ударил?

– Потому что это правда. Я не видел, кто это был.

– Но ты ничего не сказал обо мне. Почему?

– Потому что мистер Джордж уже давно… Ты что, плачешь?

Фонарик посветил мне в лицо, и, ослепленная, я закрыла глаза. Я, наверное, выглядела как бурундук. Зачем я накрасила ресницы тушью?!

– Гвендолин… – Гидеон выключил фонарик.

Что теперь? Обыск в темноте?

– Уходи, – сказала я всхлипывая. – У меня нет ключа, клянусь. И кого бы ты ни видел, это не могла быть я. Я никогда, ни‑ког‑да не позволю кому‑нибудь ранить тебя.

Хоть в темноте было не видно, но я чувствовала, что Гидеон стоит рядом со мной. Его тело излучало в темноте тепло, как обогреватель. Когда его рука коснулась моей щеки, я вздрогнула. Он быстро забрал руку.

– Мне очень жаль, – услышала я его шепот. – Гвен, я…

Внезапно он звучал беспомощно, но я была слишком ошарашена, чтобы радоваться этому.

Не знаю, сколько времени мы так стояли. У меня все еще текли по щекам слезы. В темноте было не видно, что он делает.

В какой‑то момент он снова включил фонарик, прочистил горло и осветил свои часы.

– Еще три минуты до обратного прыжка, – сказал он деловым тоном. – Тебе нужно выйти из угла, иначе ты приземлишься на сундук.

Он вернулся к дивану и поднял подушки, которые раньше бросил на пол.

– Знаешь, из всех Хранителей мистер Джордж казался мне самым лояльным. Тем, кому всегда можно верить.

– Но мистер Джордж действительно не имеет к этому никакого отношения, – сказала я, медленно выходя из угла. – Все было иначе. – Я вытерла слезы тыльной стороной ладони.

Будет лучше, если я ему расскажу правду, тогда он хотя бы не станет подозревать бедного мистера Джорджа в нелояльности.

– Когда меня первый раз отправили одну на элапсацию, я случайно встретила дедушку. – Окей, пусть не всю правду. – Он искал вино… ну неважно. Это была странная встреча, особенно, когда мы поняли, кто мы друг другу. Он спрятал ключ и пароль в этой комнате, чтобы в следующий раз мы могли с ним встретиться. Поэтому я вчера, то есть, в 1956 году, нанесла визит как Вайолет Пэрплплам. Чтобы встретиться с дедушкой! Прошло всего пару лет с его смерти, и я страшно скучаю по нему. Разве бы ты не сделал то же самое, если бы у тебя была возможность? Опять разговаривать с ним – это было… – Я умолкла.

Гидеон молчал. Я смотрела на его силуэт и ждала.

– А мистер Джордж? Он тогда был уже ассистентом у твоего деда, – сказал он наконец.

– Я действительно его коротко видела, мой дедушка сказал ему, что я его кузина Хэйзел. Он наверняка это давно забыл – для него это была ничего не значащая встреча, после которой прошло не много не мало – пятьдесят пять лет. – Я положила руку на живот. – Мне кажется…

– Да, – сказал Гидеон. Он протянул руку, но тут же передумал. – Сейчас начнется, – сказал он только обессиленно. – Подойди еще чуть поближе.

Комната начала вращаться вокруг меня, я моргнула несколько раз из‑за яркого света и мистер Уитмен сказал: «А вот и вы».

Гидеон положил фонарик на стол и коротко глянул на меня. Может, мне только показалось, что во взгляде на этот раз было сочувствие. Я украдкой вытерла еще раз лицо, но мистер Уитмен все‑таки заметил, что я плакала. Кроме него, в комнате никого не было. Ксемериус наверняка заскучал.

– Что случилось, Гвендолин? – спросил мистер Уитмен тоном чуткого наставника. – Что‑то случилось?

Если бы я его не знала так хорошо, я бы могла не устоять перед искушением снова расплакаться и рассказать все, что было у меня на сердце. («Плохо‑ой Гидео‑он меня‑я дра‑азнил!») Но я слишком хорошо его знала. Этим же тоном он на прошлой неделе выяснял, кто нарисовал на доске карикатуру на миссис Каунтер. «Я считаю, что у художника настоящий талант», – сказал он и при этом весело улыбался. И тут же Синтия (а кто еще?!) выдала, что это была Пегги, и мистер Уитмен тут же перестал улыбаться и занес в классный журнал предупреждение. «Насчет таланта я сказал правду. Твой талант попадать в неприятности достоин похвалы», – добавил еще он.

– Ну? – он и сейчас улыбался доверительно и сочувствующе.

Но меня на эту удочку не поймаешь.

– Крыса, – промямлила я. – Вы сказали, что там нет… А лампочка потухла, а вы не дали мне фонарик. Я была одна в темноте с этой гадкой крысой.

Еще чуть‑чуть и я бы сказала «Я все расскажу маме», но вовремя спохватилась.

Мистер Уитмен выглядел несколько озадаченно.

– Мне очень жаль, – сказал он. – В следующий раз мы не забудем. – Он перешел на учительский тон. – Сейчас тебя отвезут домой. Я рекомендую тебе лечь пораньше спать, завтра будет сложный день.

– Я провожу ее к машине, – сказал Гидеон, беря со стола черную повязку, которой мне всегда завязывали глаза. – А где мистер Джордж?

– На совещании, – ответил мистер Уитмен, нахмурив лоб. – Гидеон, мне кажется, тебе следует подумать о том, как ты общаешься. Мы многое тебе прощаем, поскольку знаем, что у тебя сейчас сложный период, но ты должен проявлять больше уважения к членам Внутреннего круга.

В лице Гидеона ничего не шелохнулось. Но от вежливо ответил:

– Вы правы, мистер Уитмен. Прошу прощения. – Он протянул мне руку. – Идем?

Я почти уже протянула ему руку навстречу, это был рефлекс. И тут же почувствовала укол, поняв, что не могу этого сделать, если не хочу окончательно потерять лицо. Я готова была снова заплакать.

– Э‑э‑э… до свидания, – сказала я мистеру Уитмену, глядя напряженно себе под ноги.

Гидеон открыл дверь.

– До завтра, – сказал мистер Уитмен. – И не забудьте оба: хорошо выспаться – лучшая подготовка.

Дверь за нами захлопнулась.

– Значит, одна в подвале с гадкой крысой, – ухмыльнулся Гидеон.

Я не верила своим глазам. Два дня он награждал меня ледяными взглядами, в последние пару часов такими, которые могли заморозить меня, как бедных животных в послевоенные зимы. А сейчас? Шуточки, как будто ничего не случилось? Может быть, он садист и получает удовольствие только когда вдоволь поиздевается надо мной?

– Ты не собираешься завязать мне глаза?

Я все еще не была в настроении слушать его глупые шутки, он должен был это почувствовать.

Гидеон пожал плечами.

– Я предполагаю, ты уже знаешь дорогу. Можем спокойно обойтись без повязки. Идем.

И снова дружелюбная ухмылка.

Впервые я увидела, как выглядят коридоры в наше время. Они были оштукатурены, вделанные в стены светильники, кое‑где даже с датчиками движения, прекрасно освещали весь путь.

– Не слишком впечатляет, да? – сказал Гидеон. – Все проходы, которые ведут наружу оснащены специальными дверями и охранной сигнализацией, в наше время здесь так же надежно, как в банковском сейфе. Но все устройства появились только в семидесятых годах, а до этого отсюда можно было по подземным ходам прогуляться по половине Лондона.

– Мне все равно, – сказала я хмуро.

– А о чем бы ты хотела поговорить?

– Ни о чем. – Как он мог вести себя так, как будто ничего не произошло! Его дурацкая улыбка и непринужденный тон по‑настоящему разозлили меня. Я пошла быстрее, и хотя изо всех сил сжимала губы, не удержала слова, которые вырвались из меня. – Я так не умею, Гидеон. Меня не устраивает, что ты попеременно то целуешь меня, то обращаешься со мной, как будто ты меня ненавидишь.

Гидеон какое‑то время молчал.

– Я бы больше хотел тебя все время целовать, чем ненавидеть, – сказал он после паузы. – Но ты не облегчаешь мне задачу.

– Я ничего тебе не сделала, – сказала я.

Он остановился.

– Ну перестань, Гвендолин! Ты же не думаешь всерьез, что я поверил твоей истории насчет дедушки? Как будто он мог случайно оказаться в помещении, где ты элапсируешь! Точно так же случайно, как Люси и Пол оказались у леди Тилни. Или мужчины в Гайд‑Парке.

– О, точно, я лично их туда направила, потому что мне всегда хотелось проткнуть кого‑нибудь шпагой. А также встретиться с мужчиной, у которого нет половины лица, – прошипела я.

– Что и почему ты сделаешь в будущем…

– Ах, закрой рот! – крикнула я, полная ярости. – Мне осточертело все это! С понедельника я живу, как в страшном сне, который никак не кончится. Думаю, что проснулась, но тут же замечаю, что еще сплю. У меня в голове миллион вопросов, на которые никто не дает ответов, но зато все ожидают, что я буду изо всех сил стараться ради того, чего я вообще не понимаю! – Я двинулась дальше, перейдя почти на бег, но Гидеон не отставал. Возле лестницы не было никого, кто поинтересовался бы паролем. Да и зачем, если все проходы были обезопасены, как в Форт‑Ноксе? Я перепрыгивала через ступеньку. – Никто меня даже не спросил, хочу ли я вообще во всем этом участвовать. Я должна учиться у какого‑то придурочного учителя танца, которые постоянно оскорбляет меня, моя дорогая кузина имеет возможность продемонстрировать мне всё, что она умеет и чему я никогда не научусь, а ты… ты…

Гидеон качал головой.

– Эй, а ты не пробовала встать на мое место? – Куда делось его спокойствие! – Со мной происходит нечто похожее! И как бы ты себя вела, если бы точно знала, что рано или поздно я устрою так, что тебе кто‑то треснет по голове? Не думаю, что в этих обстоятельствах ты все еще интересовалась бы мной или симпатизировала мне. Или?

– Я и сейчас этого не делаю, – сказала я резко. – Знаешь что? Пожалуй, я уже могу себе представить, что мне доставило бы удовольствие врезать тебе дубиной по башке.

– Ну вот, пожалуйста, – сказал Гидеон и снова ухмыльнулся.

Я просто кипела от ярости. Мы проходили мимо ателье мадам Россини. Под дверью виднелась полоска света. Наверное, она еще работала с нашими костюмами.

Гидеон откашлялся.

– Я уже говорил – мне очень жаль. Может быть, мы могли бы теперь нормально поговорить?

Нормально! Это просто смешно!

– А что ты делаешь сегодня вечером, – спросил он в самом лучшем дружески‑безобидном тоне.

– Я, конечно, буду старательно репетировать менуэт, а перед сном поупражняюсь в составлении предложений, в которых не будет слов «пылесос», «часы для измерения пульса», «бег трусцой» и «трансплантация сердца». А ты?

Гидеон посмотрел на часы.

– Я встречаюсь с Шарлоттой и братом и… посмотрим. В конце концов, сегодня субботний вечер.

О, разумеется. Пусть смотрят, сколько хотят, мне все надоело.

Дата добавления: 2015-03-29