Круг Двенадцати 3 страница

– Неважно.

Пока у меня в ушах грохотали 21 guns, Гидеон невозмутимо прошел со мной последнюю фигуру и в конце поклонился. Я почти жалела, что танец кончился.

Я присела в глубоком реверансе и вынула наушники из ушей.

– Держи. Очень мило было с твоей стороны научить меня танцевать.

– Чисто из корыстных побуждений, – сказал Гидеон. – В конце концов, позор упал бы на мою голову, ты уже забыла?

– Нет.

Мое хорошее настроение тут же исчезло. Я отвела взгляд и снова уперлась им в стену, не успев себя остановить.

– Эй, это еще не всё! – сказал Гидеон. – Довольно неплохо, но не превосходно. А что это ты смотришь так мрачно?

– Как ты думаешь, почему граф Сен‑Жермен хочет, чтобы я обязательно появилась на суаре и на балу? Он бы мог увидеть меня здесь, в Темпле, где не было бы риска, что я перед всеми опозорюсь. Никто не станет удивляться и не разглядит во мне потомка.

Гидеон молча смотрел на меня какое‑то время, прежде чем ответить.

– Граф не любит рассказывать о своих задумках, но за каждой его идеей стоит гениальный план. У него есть конкретные подозрения насчет тех мужчин, что напали на нас в Гайд‑Парке, и я думаю, что он хочет выманить главаря, представив нас обществу.

– О, – произнесла я. – Ты имеешь в виду, что снова мужчины со шпагами нас…

– До тех пор, пока мы будем на виду, нет, – ответил Гидеон. Он уселся на спинку дивана и скрестил на груди руки. – И все‑таки я считаю это мероприятие опасным. Особенно для тебя.

Я оперлась на стол.

– Разве ты не подозревал Люси и Пола из‑за событий в Гайд‑Парке?

– Да и нет, – ответил Гидеон. – Такой господин, как граф Сен‑Жермен, заработал немало врагов за всю жизнь. В хрониках есть несколько отчетов о покушениях на него. Я предполагаю, что Люси и Пол объединились с одним или несколькими врагами, чтобы достичь собственных целей.

– Граф тоже так думает?

Гидеон пожал плечами.

– Я надеюсь.

Я немного подумала.

– Я не возражаю, если ты снова нарушишь правила и возьмешь с собой Джеймс‑Бонд‑пистолет, – выпалила я. – Против него эти типы со шпагами ничего не смогут. Кстати, откуда он у тебя? Я бы тоже чувствовала себя лучше, если бы у меня был пистолет.

– Оружие, которым ты не умеешь пользоваться, скорее всего будет обращено против тебя же, – сказал Гидеон.

Я подумала о японском ножике для овощей. Неприятно было представлять, что его могут применить против меня.

– А Шарлотта хорошо фехтует? Она умеет обращаться с пистолетом?

Снова пожатие плеч.

– Она занимается фехтованием с двенадцати лет, конечно, она хорошо фехтует.

Конечно. Шарлотта всё умеет делать хорошо. Кроме как быть приятной в общении.

– Она бы понравилась графу, – сказала я. – Я, по всей видимости, не в его вкусе.

Гидеон засмеялся.

– Пока ты еще можешь изменить его впечатление. Он хочет поближе с тобой познакомиться не в последнюю очередь для того, чтобы проверить, может, предсказания все‑таки были правы насчет тебя.

– Насчет магии Ворона? – Как всегда, когда речь заходила на эту тему, мне стало не по себе. – А предсказание не говорит, что под этим подразумевается?

Гидеон поколебался, но потом тихо сказал:

Рассечется безмолвие взмахом таинственных крыл,

ворон слышит, как песня умерших поется,

но окрепнет могущество всё еще дремлющих сил,

и рубиновой магией старое время взорвется.

Древнею тайной веков осенён,

Венчает он круг и начало времен.[17]

– он откашлялся. – У тебя мурашки на коже.

– Звучит очень жутко. Особенно про песню умерших. – Я потерла глаза. – А дальше есть?

– Нет. Это практически всё. Ты должна признать, что это не слишком подходит к тебе. Или нет?

Да, я думала, что он прав.

– А о тебе есть что‑то в предсказании?

– Конечно, – ответил Гидеон. – Обо всех путешественниках во времени. Я – Лев с гривой из бриллиантов, при виде которого Солнце… – На какое‑то мгновение мне показалось, что ему неловко, но он тут же, криво ухмыляясь, продолжил: – Бла‑бла‑бла. О, и твоя прапрапрабабушка, упрямая леди Тилни, она – Лиса; правда подходит? Нефритовая лиса, прячущаяся под липой.

– Можно вообще что‑то понять из этого предсказания?

– Вполне, там полным‑полно символов. Это вопрос интерпретации. – Он посмотрел на свои часы. – У нас есть еще немного времени. Я предлагаю продолжить занятия танцами.

– А на суаре тоже танцуют?

– Вообще‑то нет, – сказал Гидеон. – Там, в основном, едят, пьют, сплетничают и… э‑э‑э… музицируют. Тебя наверняка тоже попросят что‑нибудь сыграть или рассказать.

– Да уж, – сказала я. – Надо было мне учиться играть на фортепьяно, а не ходить с Лесли на курс хип‑хопа. Но я хорошо пою. В прошлом году на вечеринке у Синтии никто не мог оспорить у меня первое место в караоке. Я пела собственную интерпретацию Somewhere over the rainbow. [18]И это при том, что я была в невыгодном костюме «автобусная остановка».

– Хммм, да. Если тебя кто‑либо спросит, скажешь, что ты всегда теряешь голос, когда нужно петь перед людьми.

– Это я могу сказать? А насчет подвернутой ноги нет?

– Держи наушники. Всё то же самое еще раз.

Он поклонился мне.

– А что мне надо делать, если меня пригласит кто‑то другой? – Я присела… э‑э‑э… сделала реверанс.

– Всё точно так же, – ответил Гидеон и взял мою руку. – Но в 18‑м веке на этот счет было много формальностей. Девушку не приглашают к танцу, если не были ей официально представлены.

– Разве что она делает какие‑то неприличные движения веером. – Постепенно менуэтные шаги получались очень естественно. – Каждый раз, когда я буквально на сантиметр наклоняла веер, у Джордано был нервный припадок, а Шарлотта мотала головой как фигурка, которую ставят сзади в машинах.

– Она хочет только помочь тебе, – сказал Гидеон.

– Ну да. А Земля – плоская, – фыркнула я, хотя совершенно точно этого нельзя делать в менуэте.

– Можно подумать, что вы друг друга не сильно любите.

Мы сделали поворот – каждый со своим невидимым партнером.

О? Можно подумать?

– Мне кажется, что кроме тети Гленды, леди Аристы и наших учителей нет никого, кому бы Шарлотта нравилась.

– Я так не думаю, – сказал Гидеон.

– О, конечно, я забыла Джордано и тебя. Опс, сейчас я закатила глаза, что наверняка запрещено в 18‑м веке.

– Может такое быть, что ты немного ревнуешь к Шарлотте?

Я засмеялась.

– Поверь мне, если бы ты ее знал так же хорошо, как я, ты бы никогда не задал такой глупый вопрос.

– Вообще‑то я ее довольно хорошо знаю, – сказал Гидеон тихо и снова взял мою руку.

Да, но только с ее лучшей стороны, хотела ответить я, но тут до меня дошел смысл сказанного и я в тот же момент ужасно взревновала.

– Насколько хорошо вы знаете друг друга… в частности?

Я забрала руку у Гидеона и протянула ее невидимому партнеру.

– Ну, я бы сказал, настолько, насколько возможно знать человека, с которым проводишь много времени. – Он коварно улыбнулся. – И у нас не было другого времени для других… э‑э‑э… дружб.

– Понимаю. Нужно довольствоваться тем, что есть. – Я не могла терпеть больше ни секунды. – И? Как Шарлотта целуется?

Гидеон схватил меня за руку, которая болталась минимум на двадцать сантиметров выше нужного положения.

– Я признаю, что ваше общение во время танца стало намного лучше, но все‑таки… О таких вещах настоящий джентльмен не распространяется.

– Да, эта отговорка подошла бы, если бы ты был джентльменом.

– Если когда‑либо я дал вам повод считать мое поведение недостойным джентльмена, прошу…

– Ах, закрой рот! Что бы между тобой и Шарлоттой ни было – меня это не интересует. И это наглость с твоей стороны – одновременно получать удовольствие от тисканья со мной.

– Тисканья? Какое отвратительное слово. Я был бы вам очень признателен, если бы вы посвятили меня в причины своего недовольства и при этом не забывали о локтях. В этой фигуре их нужно держать внизу.

– Не смешно, – прошипела я. – Я бы не разрешила тебе себя поцеловать, если бы знала, что ты и Шарлотта…

Тут Моцарт снова кончился и загремел Linkin Park. Ну и хорошо, он больше подходил под мое настроение.

– Я и Шарлотта – что?

– Больше, чем друзья.

– Кто это сказал?

– Ты!

– Ничего подобного.

– Ага. То есть, вы еще никогда… ну скажем – не целовались?

Я забыла о приседании и лишь метала молнии из глаз.

– Этого я тоже не говорил. – Он поклонился и вытащил айпод из моего кармана. – То же самое еще раз. С руками надо что‑то делать. А в остальном – замечательно.

– Зато твое общение не на высоте, – сказала я. – Есть что‑то между тобой и Шарлоттой?

– А я думал, что тебя не интересует, что происходит между мной и Шарлоттой.

Я все еще метала молнии.

– Да, правильно.

– Ну и хорошо.

Гидеон протянул мне айпод. В наушниках слышалась Hallelujah в исполнении Bon Jovi.

– Ты ошибся, – сказала я.

– О нет, – ухмыльнулся Гидеон. – Я подумал, что тебе нужно что‑нибудь другое, чтобы ты успокоилась.

– Ты… ты…

– Да?

– Тошнотворный тип!

Он подошел еще на шаг ближе, так что между нами остался приблизительно один сантиметр.

– Вот видишь – это и есть разница между тобой и Шарлоттой. Она бы никогда это не произнесла.

Внезапно мне стало трудно дышать.

– Может быть, потому что ты ей не давал повода?

– Нет, дело не в этом. Думаю, у нее манеры лучше.

– Ага, и нервы крепче, – сказала я. Почему‑то я не могла оторвать взгляд от губ Гидеона. – На случай, если ты снова захочешь попробовать, когда мы будем сидеть в исповедальне или еще где‑нибудь: второй раз я не позволю себя застать врасплох.

– Ты имеешь в виду, что не позволишь мне еще раз тебя поцеловать?

– Вот именно, – прошептала я, неспособная даже шевельнуться.

– Жаль, – сказал Гидеон, приблизив свои губы к моим так близко, что я почувствовала его дыхание.

Я понимала, что не веду себя так, чтобы можно было верить в то, что я так и думаю. Я и не думала так. Я вообще была молодец, что не бросилась Гидеону на шею. Но момент, когда можно было просто повернуться и отойти, давно прошел.

Очевидно, Гидеон тоже так решил. Его рука стала гладить мои волосы, и я наконец ощутила мягкое касание его губ.

There's a blaze of light in every word [19] – пел в моих ушах Bon Jovi. Я всегда любила эту чертову песню, я могла ее слушать пятнадцать раз подряд, а теперь она навечно будет связана с воспоминаниями о Гидеоне.

Аллилуйя!

Глава шестая

На этот раз нам ничего не помешало – ни прыжок во времени, ни ехидные замечания демона‑горгульи. Пока звучала Hallelujah, поцелуй был нежным и осторожным, но потом Гидеон зарылся обеими руками в мои волосы и крепко притянул меня к себе. Это был уже не нежный поцелуй, и я поразилась собственной реакции. Мое тело стало абсолютно легким и податливым, я обвила руками шею Гидеона. Понятия не имею, как нам это удалось, но в следующую минуту мы уже были на диване и там целовались и целовались… пока Гидеон резко не сел и не посмотрел на часы.

– Да, действительно очень жаль, что ты больше не разрешишь себя целовать, – сказал он, дыша несколько неровно. У него были огромные зрачки и порозовевшие щеки.

Я задумалась, как я сейчас выгляжу. Так как я временно превратилась в человеческий пудинг, самостоятельно я вряд ли сумею изменить свое полулежачее положение. С ужасом я поняла, что не имею ни малейшего понятия, сколько прошло времени с окончания Hallelujah. Десять минут? Полчаса? Всё было возможно.

Гидеон посмотрел на меня, и мне показалось, что в его взгляде было смущение и растерянность.

– Нам нужно сложить вещи, – сказал он наконец. – И срочно сделай что‑то с волосами: они выглядят так, будто какой‑то идиот обеими руками там рылся, а потом швырнул тебя на диван… Кто бы нас ни ждал, он сразу обо всем догадается… О, не смотри на меня так, пожалуйста!

– Как?

– Как будто ты не можешь двинуться с места.

– Но так оно и есть, – сказала я серьезно. – Я превратилась в пудинг. Ты превратил меня в пудинг.

Лицо Гидеона осветилось улыбкой, но он тут же вскочил и стал запихивать мои вещи в сумку.

– Вставай уже, маленький пудинг. У тебя есть щетка или расческа?

– Где‑то там есть, – сказала я невыразительно.

Гидеон достал футляр от очков мамы Лесли.

– Здесь?

– Нет! – крикнула я и от ужаса перестала быть пудингом.

Я прыгнула на ноги, вырвала у Гидеона футляр с японским ножом для овощей и запихала его обратно в сумку. Если Гидеон и удивился, то не показал этого. Он поставил стул на место к стене и снова посмотрел на часы, пока я доставала щетку для волос.

– Сколько еще у нас времени?

– Две минуты, – сказал Гидеон и поднял айпод с пола. Интересно, как он там оказался. Или когда.

Я лихорадочно приглаживала щеткой волосы. Гидеон смотрел на меня с серьезным выражением лица.

– Гвендолин?

– А?

Я опустила щетку и глянула в ответ так спокойно, как только могла. О господи! Он был прекрасен, и часть меня хотела снова стать пудингом.

– Ты?..

Я подождала.

– Что?

– Ах, ничего.

У меня в животе появилось знакомое ощущение.

– Мне кажется, начинается, – сказала я.

– Держи крепко сумку, ты ни в коем случае не должна ее отпускать. И подвинься чуть‑чуть, иначе ты приземлишься прямо на столе.

Я сделала шаг, все исчезло у меня перед глазами. Через доли секунды я мягко приземлилась на ноги, прямо перед мистером Марли, который тут же вытаращил глаза. За плечом виднелась нахальная рожа Ксемериуса.

– Ну наконец‑то! – сказал Ксемериус. – Я уже четверть часа слушаю, как рыжий разговаривает сам с собой.

– С вами все в порядке, мисс? – заикаясь, спросил мистер Марли и сделал шаг назад.

– Да, с ней все в порядке, – сказал Гидеон, приземлившийся позади меня, и окинул меня испытующим взглядом. Я улыбнулась в ответ, и он тут же отвел глаза.

Мистер Марли прокашлялся.

– Я должен сообщить, что вас ждут в Зале Дракона, сэр. Внутре… э‑э‑э… Номер Семь прибыл и желает побеседовать с вами. С вашего позволения, я провожу мисс к автомобилю.

– У мисс нет никакого автомобиля, – сказал Ксемериус. – У нее даже прав нет, дурачина!

– Не нужно, я возьму ее с собой. – Гидеон взял черную повязку.

– Правильно ли это?

– Правильно.

Гидеон завязал шарф у меня на затылке. При этом в узел попало несколько волос, это было больно, но я не хотела жаловаться, так что просто закусила губу.

– Если ты не знаешь, где находится помещение с хронографом, ты не сможешь никому рассказать и никто не сумеет застать нас врасплох, когда мы – когда бы то ни было – окажемся в этом помещении.

– Но это же подвал в ведении Хранителей, и в любом времени на входах и выходах стоит стража, – сказала я.

– Во‑первых, есть еще несколько ходов в подвалы, не обязательно через здания в Темпле, а во‑вторых, нельзя исключить, что кто‑то из Хранителей может иметь интерес к неожиданной встрече.

– «Не доверяй никому. Даже своим собственным ощущениям», – пробормотала я. Вокруг сплошные подозрения.

– Именно. – Гидеон взял меня за талию и подтолкнул вперед.

Я слышала, как попрощался мистер Марли и позади нас захлопнулась дверь. Была куча тем, которые я хотела обсудить, я только не знала, с чего начать.

– Мое шестое чувство подсказывает, что вы снова целовались, – заметил Ксемериус. – Мое шестое чувство и моя проницательность.

– Глупости, – ответила я и услышала, как Ксемериус зашелся кудахтающим смехом.

– Поверь мне, я в этом мире с 11‑го века и точно знаю, как выглядит девушка, вернувшаяся с сеновала.

– Сеновала! – возмущенно повторила я.

– Ты со мной разговариваешь? – спросил Гидеон.

– А с кем еще? – сказала я. – Который час, собственно? Кстати, о сене. У меня волчий аппетит.

– Почти полвосьмого.

Гидеон отпустил меня. Несколько раз пикнуло, и я врезалась плечом в стену.

– Эй!

Ксемериус снова закудахтал.

– Это настоящий кавалер!

– Извини. У этого чертова мобильника нет внизу приема. Тридцать четыре пропущенных звонка, супер! Это может быть только… о нет!.. моя мать! – Гидеон тяжело вздохнул. – Она оставила одиннадцать голосовых сообщений.

Я пробиралась ощупью вдоль стены.

– Или сними мне эту дурацкую повязку или веди меня дальше!

– Ладно‑ладно.

Я снова почувствовала его руку.

– Ну не знаю, что можно подумать о мужчине, который завязывает глаза своей подружке, чтобы спокойно проверить свой мобильник, – сказал Ксемериус.

Я тоже этого не знала.

– Случилось что‑то плохое?

Снова вздох.

– Я предполагаю, что да. Обычно мы не разговариваем так часто. Черт, приема так и нет.

– Осторожно, ступенька, – предупредил Ксемериус.

– Может, кто‑то заболел, – сказала я. – Или ты забыл что‑то важное. Моя мама оставила мне кучу сообщений, чтобы напомнить, что я забыла поздравить дядю Гарри с днем рождения. Ух!

Если бы Ксемериус меня не предупредил, я бы со всей силы налетела на перила животом. Гидеон ничего не заметил. Я наощупь, насколько это было возможно, поднималась по винтовой лестнице.

– Нет, такого быть не может. Я никогда не забываю дни рождения. – Он звучал измученно. – Это, наверное, что‑то с Рафаэлем.

– С твоим младшим братом?

– Он постоянно делает что‑то опасное. Водит машину без прав, прыгает с утесов, лезет на скалу без страховки. Неясно, кому он что‑то хочет доказать. В прошлом году после полета на параглайдинге он три недели пролежал в больнице с черепно‑мозговой травмой. Можно было надеяться, что он сделал выводы, но нет, на день рождения он попросил у месье скоростную лодку. А этот идиот выполняет любые его капризы. – Оказавшись наверху, Гидеон ускорил шаг, и я несколько раз споткнулась. – О, наконец! Сюда!

Похоже, он слушал на ходу автоответчик. Но я ничего не могла расслышать.

– Вот черт! – несколько раз тихонько чертыхнулся Гидеон. Он снова отпустил меня, и я осторожно продвигалась вперед.

– Если не хочешь наткнуться на стену, поверни здесь налево, – информировал меня Ксемериус. – О, он сообразил, что у тебя нет встроенного радара.

– Окей, – пробормотал Гидеон. Его руки коротко коснулись моего лица, потом затылка. – Прости пожалуйста, Гвендолин. – В его голосе слышалась тревога, но я не думала, что он тревожится обо мне. – Ты найдешь сама дорогу назад?

Он развязал шарф, и я несколько раз моргнула. Мы стояли перед ателье мадам Россини.

Гидеон легко погладил меня по щеке и криво улыбнулся.

– Ты же знаешь дорогу, правда? Машина уже ждет тебя. Увидимся завтра.

И прежде чем я успела ответить, он уже отвернулся.

– И вот его нет, – сказал Ксемериус. – Не очень‑то вежливо.

– Что случилось? – крикнула я вслед Гидеону.

– Мой брат сбежал из дома, – ответил он, не оборачиваясь и не замедляя ход. – Угадай с трех раз, куда он отправился.

Но тут он исчез за поворотом, так что я даже один раз не могла угадать.

– Ну допустим, на Фиджи, – буркнула я.

– Мне кажется, ты напрасно ходила с ним на сеновал, – сказал Ксемериус. – Теперь он думает, что тебя легко заполучить, и больше не будет стараться.

– Ах, закрой рот, Ксемериус. Разговоры о сеновале нервируют меня. Мы всего лишь немного поцеловались.

– Это еще не причина превращаться в помидор, душечка!

Я схватилась за горящие щеки и разозлилась по‑настоящему.

– Пошли! Я хочу есть. Сегодня есть хотя бы шанс, что мне достанется ужин. И, может, по дороге нам удастся украдкой глянуть на этих таинственных членов Внутреннего круга.

– Только не это! Я подслушивал их разговоры всю вторую половину дня! – сказал Ксемериус.

– О, здорово! Рассказывай.

– Ску‑ко‑та! Я думал, они станут пить кровь из черепов или рисовать таинственные руны на плечах. Но не‑е‑е‑ет! Они просто разговаривали – в костюмах и при галстуках!

– И о чем они говорили?

– Ну‑ка, интересно, вспомню ли я? – Он откашлялся. – В основном, речь шла о том, можно ли нарушить Золотые правила, чтобы перехитрить Черный турмалин и Сапфир. Одни считали это супер‑идеей, нееее, ни в коем случае, говорили другие; тогда первые опять говорили: неееет, иначе мы не сумеем спасти мир, вы – трусы; а тогда другие говорили: нееее, это неправильно и опасно для континуума и морали; а те тогда – пусть, наплевать, если мы сумеем спасти мир; потом елейными голосками все вместе несли чушь – мне кажется, в этом месте я заснул. Но в конце концов они договорились, что Бриллиант, к сожалению, склонен к самовольным поступкам, а Рубин, кажется, обычная простофиля и не подходит для выполнения важных заданий – «Операция Опал» и «Операция Нефрит», потому что просто глупа для этого. Ты что‑то понимаешь?

– Э‑э‑э…

– Конечно, я вступался за тебя, но они меня не слушали, – сказал Ксемериус. – Они говорили, что тебя нужно держать как можно дальше от любой информации. Что ты, получив недостаточное воспитание, будучи наивной и неосведомленной, уже сейчас – фактор риска, и что ты не умеешь хранить тайны. Во всяком случае, за твоей подружкой Лесли они собираются следить.

– Вот черт!

– Хорошая новость – это то, что виноватой они считают твою маму. Женщины всегда во всем виноваты – единогласно решили господа‑делающие‑тайну‑из‑всего. А потом они снова завелись о доказательствах, счетах за платья, письмах, здравом смысле, и после долгих разговоров пришли к выводу, что Пол и Люси прыгнули с хронографом в 1912 год, где они сейчас и живут. Хотя слово «сейчас» не очень подходит в этом случае. – Ксемериус почесал голову. – Неважно. Во всяком случае, оба прячутся там, в этом они уверены, и при следующей возможности наш необыкновенный герой должен их отыскать, взять у них кровь и заодно отобрать хронограф, а потом все началось сначала… бла‑бла‑бла… Золотые правила, пустые разговоры…

– Очень интересно, – сказала я.

– Ты думаешь? Если и интересно, то только потому, что я умею подать эту скукоту так забавно.

Я открыла дверь в следующий коридор и хотела уже ответить Ксемериусу, как услышала голос:

– У тебя все тот же гонор, что и раньше!

Это была моя мама! Действительно, повернув за угол, я увидела ее. Она стояла перед Фальком де Вилльером, сжав кулаки.

– А ты все так же упряма и непримирима! – сказал Фальк. – То, что ты позволила себе – по какой бы ни было причине – в отношение конспирации рождения Гвендолин, значительно помешало Делу!

– Делу! Ваше Дело всегда было вам важнее живых людей, участвующих в нем, – вскрикнула мама.

Я тихонько прикрыла дверь и медленно пошла дальше.

Ксемериус передвигался на руках вдоль стены.

– Ба, она выглядит очень разозленной!

Так оно и было. Мамины глаза сверкали, щеки горели, а голос был непривычно высоким.

– Мы договорились, что Гвендолин не будут ни во что вмешивать. Что она не будет подвергаться опасности! А сейчас вы собираетесь преподнести ее графу на подносе. Она же абсолютно… беспомощна!

– И в этом виновата только ты! – холодно ответил Фальк де Вилльер.

Мама закусила губу.

– Ты несешь ответственность как Великий Магистр ложи!

– Если бы ты изначально выложила все карты на стол, Гвендолин не была бы сейчас такой неподготовленной. И чтоб ты знала: своей историей – черта с два ты хотела безоблачное детство для своей дочери! – ты можешь, возможно, мистера Джорджа обмануть, но не меня. Я все еще с большим интересом жду, что нам расскажет акушерка.

– Вы ее еще не нашли? – Мамин голос стал менее резким.

– Это вопрос нескольких дней, Грейс. У нас везде свои люди.

Только сейчас он заметил меня, и с его лица исчезли гнев и холодность.

– Почему ты одна, Гвендолин?

– Дорогая! – Мама кинулась ко мне и обняла. – Я подумала, что могу тебя забрать, чтобы ты попала домой не так поздно, как вчера.

– … и воспользуюсь возможностью бросить мне обвинения в лицо, – добавил Фальк с тонкой ухмылкой. – Почему мистер Марли не сопровождает тебя, Гвендолин?

– Мне разрешили последний кусок пройти одной, – сказала я уклончиво. – Из‑за чего вы ссорились?

– Твоя мама думает, что визиты в 18‑й век слишком опасны, – сказал Фальк.

Ну, я лично не могла вменять ей это в вину. При этом она не знала и сотой доли всех опасностей. Никто ей не рассказал о мужчинах, напавших на нас в Гайд‑парке. Я, во всяком случае, скорее откусила бы себе язык. О леди Тилни и пистолетах она тоже ничего не знала, и о том, каким жутким образом угрожал мне граф Сен‑Жермен, я рассказал только Лесли. О, и дедушке, конечно!

Я испытующе посмотрела на Фалька.

– Веером помахать и станцевать менуэт я еще смогу, – сказала я легким тоном. – Это не очень рискованно, мам. Единственная опасность состоит в том, что я сломаю веер о голову Шарлотты…

– Ну вот, Грейс, ты сама слышишь, – сказал Фальк и подмигнул мне.

– Кого ты хочешь обмануть, Фальк? – Мама бросила на него последний мрачный взгляд, взяла меня за руку и потянула на выход. – Идем. Все ждут нас на ужин.

– До завтра, Гвендолин, – крикнул нам вслед Фальк. – И… э‑э‑э… до когда‑нибудь, Грейс.

– Пока, – пробормотала я.

Мама тоже произнесла себе под нос что‑то неразборчивое.

– Если хочешь знать мое мнение, – сеновал! – сказал Ксемериус. – Меня этой перебранкой не обмануть! Я всегда узнаю сеновальные знакомства, когда их вижу.

Я вздохнула. Мама тоже вздохнула и на последних метрах перед выходом притянула меня еще ближе. Я сначала напряглась, но потом прислонила голову в ее плечу.

– Не надо ссориться с Фальком из‑за меня. Мам, ты напрасно волнуешься.

– Тебе легко говорить… Это не очень приятное чувство – думать, что ты все сделала неправильно. Я же вижу, что ты злишься на меня. – Она снова вздохнула. – И имеешь на это право.

– Но я все равно тебя люблю, – сказала я.

Мама боролась со слезами.

– А я люблю тебя больше, чем ты в состоянии себе представить, – сказала она тихонько.

Мы добрались до переулка перед домом, и она оглянулась, как бы опасаясь, что нас кто‑то может подкарауливать в темноте.

– Я бы отдала всё на свете, если бы мы смогли быть нормальной семьей с нормальной жизнью.

– Кто сегодня «нормальный»?

– Во всяком случае, не мы.

– Все зависит от взгляда на вещи. А как у тебя прошел день? – иронично поинтересовалась я.

– Ах, как обычно, – сказала мама со слабой улыбкой. – Сначала немного поссорилась с матерью, потом сильно поссорилась с сестрой, на работе чуть‑чуть поссорилась с начальником и в конце дня поссорилась с… моим бывшим парнем, который случайно является Великим Магистром очень таинственной секретной тайной ложи.

– Ну, что я говорил! – почти ликовал Ксемериус. – Се‑но‑вал!!!

– Ну видишь, все нормально, мам.

Мама сумела улыбнуться.

– А как прошел твой день, дорогая?

– Тоже никаких особых событий. В школе стресс с Бельчонком, потом немного занятий по танцам и хорошим манерам в этой подозрительной тайной организации, которая занимается путешествиями во времени, потом, до того как я придушила свою любимую кузину, короткий визит в 1953 год, чтобы сделать там спокойно домашние задания, чтобы завтра было меньше стресса с Бельчонком в школе.

– Звучит совсем не сложно.

Мамины каблуки цокали по брусчатке. Она снова оглянулась.

– Я не думаю, что нас кто‑то преследует, – успокоила я ее. – У них и без нас много дел – в доме полным‑полно ужасно секретных посетителей.

– Собирается Внутренний Круг – это не часто бывает. Последний раз они собирались, когда Люси и Пол украли хронограф. Члены Круга разбросаны по всему свету…

– Мам? Ты не думаешь, что настало время рассказать мне то, что ты знаешь? Кому лучше, если я вынуждена идти в темноте наощупь?

– В буквальном смысле слова, – сказал Ксемериус.

Мама остановилась.

– Ты переоцениваешь меня. То немногое, что я знаю, ничем тебе не поможет. Скорее, еще больше тебя запутает. Или еще хуже: подвергнет тебя еще большей опасности.

Я помотала головой, не собираясь сдаваться так быстро.

– Кто или что такое Зеленый всадник? Почему Люси и Пол не хотят, чтобы Круг замкнулся? Или они хотят, но только чтобы при этом Тайной могли воспользоваться только они сами?

Мама потерла виски.

– О зеленом всаднике я слышу в первый раз. А что касается Люси и Пола, я уверена, что их мотивы не были продиктованы эгоизмом. Ты познакомилась с графом Сен‑Жерменом. У него есть возможность… – Она снова замолчала. – О, дорогая, ничего из того, что я могла бы тебе сказать, не помогло бы тебе. Поверь мне!

Дата добавления: 2015-03-29