Источниковедческое изучение мемуаристики в России 1 страница

во второй половине XX века*

В последние десятилетия в России чрезвычайно бурно развивается сравнительно молодое научное направление – источниковедение мемуаристики. Если в XIX – первой половине XX в. оно представлено сравнительно небольшим количеством работ[1], то во второй половине XX в. эта тема становится весьма популярной, по ней пишутся монографии и диссертации, появляются все новые исследовательские ракурсы и методики. По исследовательскому вниманию, количеству работ и тонкости изобретенных методик источниковедение мемуаристки уже, пожалуй, сопоставимо с такими традиционными областями знания, как, скажем, летописеведение или актовое источниковедение (дипломатика). В то же время, судя по ссылкам в существующих исследованиях, специалисты по мемуарным источникам далеко не всегда знают и читают работы друг друга, исследование развивается параллельно в нескольких мало пересекающихся направлениях. Кроме того, наработки исследователей мемуаров могут оказаться полезными и при анализе источников других видов. Поэтому представляется целесообразным создание историографического обзора, попытка систематизации накопленного исследовательского опыта.

Первая попытка систематического изложения истории изучения мемуаров в России принадлежит А.С. Покровскому[2]. Автор сосредоточился в основном на обсуждении теоретических и методических проблем, я же хочу посвятить этот обзор опытам практического исследования мемуаров. Кроме того, обзор А.С. Покровского касается в основном литературы о советской мемуаристике, а также, естественно, не отражает работ, вышедших после 1994 г. Краткую историю издания и изучения мемуаров в России в XVIII–XX вв. читатель найдет в книге А.Е. Чекуновой[3]. Очерк основных подходов к анализу мемуаров в западной гуманитаристике написан В.Г. Безроговым[4].

За рамками настоящей статьи окажутся: вопросы теории и классификации мемуаристики; статьи обзорного характера и учебные пособия (в тех и других содержится немало ценных соображений и наблюдений над мемуарами, но это, пожалуй, тема для отдельного исследования)[5]; историография русских “протомемуаров” XV–XVII вв. и таких смежных с мемуаристикой видов источников, как дневники, письма, записки путешественников и “устная история”; литературоведческие работы о мемуарах.

Моя задача – попытаться, насколько это возможно в рамках статьи, обобщить опыт практического источниковедческого исследования мемуаров, существующие подходы к такому исследованию и методические наработки ученых. Хронологическими рамками этого историографического исследования выбраны 1950–2000 гг. Целый ряд весьма важных работ о мемуарах появился в печати уже после 2000 г.[6], но, думается, обобщение этой литературы – дело будущих исследований.

Источниковедческое изучение мемуаров стало развитым, мощным направлением российского источниковедения, пожалуй, с рубежа 1950–1960-х годов. Всплеск научного интереса к мемуаристике в это время справедливо связывают с XX съездом КПСС, общим потеплением климата и интеллектуальным высвобождением в нашей стране в правление Н.С. Хрущева[7]. Для этого времени характерно бурное развитие самой мемуаристки (в первую очередь – о Великой Отечественной войне), появление большого числа научно-популярных работ и публикаций, рассчитанных на тех, кто пишет мемуары, призывов к их написанию[8], постановка многих научных вопросов, связанных с изучением мемуаристики[9].

В целом, рассматриваемый здесь период ознаменовался огромным количеством изданий мемуаров – рассчитанных как на исследователей, так и (чаще) на широкого читателя. В 1972 г. появилось и специальное методическое пособие по изданию мемуарных источников[10]. Очень важно, что в этот же период велась и ведется работа над многотомными библиографическими указателями по мемуаристике – “История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях”(1976–1989)[11] и “Советское общество в воспоминаниях и дневниках” (издается с 1987 г.). Не прекращается и сама мемуаристика – появляются все новые воспоминания политиков, деятелей искусства и мн. др.

Но вернемся к основной цели этой статьи – попытаться обобщить и систематически изложить опыт источниковедческого исследования мемуаров в России второй половины XX в. На мой взгляд, сделать это лучше всего по проблемному принципу. Для этого надо посмотреть, какие вопросы задают разные исследователи мемуарам, что хотят получить от этого источника. А.С. Покровский выделил два подхода к мемуарным источникам: “узко-прагматический (фактологический) и культурно-исторический”[12]. Я бы выделил, пожалуй, три основных подхода.

I. Мемуары как источник информации о событиях (и шире – о «внешней» по отношению к мемуаристу истории). Это самый частый ракурс, в котором историки рассматривают мемуары. Так или иначе, с этой проблемой сталкивается любой историк, привлекающий мемуары в качестве источника.

В первую очередь, конечно, здесь возникает вопрос о достоверности мемуаров и о полноте отражения в них событий. Ставя его, исследователь не может уйти от таких проблем, как память мемуариста, привлекавшиеся им дополнительные источники, сознательное или неосознанное стремление выставить себя в лучшем свете, наконец, пресловутый «субъективизм» мемуаров. Ведь все это – «препятствия», которые необходимо «преодолеть», чтобы использовать мемуары в качестве источника исторической информации.

Простейший метод преодоления «субъективизма» мемуариста – это перекрестное сопоставление информации разных источников об одних и тех же событиях. Однако есть и другие, более сложные методы, часто связанные с внутренним анализом текста мемуаров, изучением обстоятельств и целей их создания, истории и механизма формирования текста, его тенденциозности, наконец – с анализом одновременно целых комплексов схожих мемуарных источников. Эти подходы позволяют, так сказать, увидеть, в чем «сила», а в чем «слабость» каждого мемуарного источника, в чем тот или иной мемуарист точен и искренен, а в чем – тенденциозен или некомпетентен, «подготовить» мемуары к использованию в качестве исторического источника.

Наблюдения, касающиеся достоверности, пристрастности и т.п. тех или иных мемуаров, можно встретить в исторических исследованиях самой разной тематики. Если мемуарный источник издается с комментариями, то нередко в этих комментариях содержатся указания на неточности, допущенные автором и обнаружившиеся при сравнении с другими источникам. Однако есть и многочисленные работы, специально посвященные этим проблемам.

Как это ни странно, в 1960–1970-х годах более интенсивными оказались исследования такого рода в области советской, а не дореволюционной мемуаристики. Один из первых опытов – научно-популярная книга М.И. Новиковой. Исследовательница задалась целью изучить, “как, с какой полнотой и глубиной мемуарная литература изображает типичные явления действительности периода Великой отечественной войны, проблему – мемуары и жизнь”[13]. Новикову интересовали только “художественные мемуары”, т.е. такие, которые, по мнению исследовательницы, в наибольшей степени передают типическое. Сама книга по большей части состоит из экскурсов о конкретных мемуарных произведениях и мемуаристах, но отдельные ее фрагменты представляют собой интересное источниковедческое исследование (в частности, производится подробное сравнение рассказов двух разных мемуаристов об одних и тех же событиях)[14]. Многие трудности и пути источниковедческого исследования мемуаров о Великой Отечественной войне были обозначены в постановочной статье М.Н. Черноморского[15].

Систематическим же источниковедческим исследованием этой темы явилась серия работ А.А. Курносова. Начав с изучения мемуаров партизан (несколько сот воспоминаний партизан стали объектом изучения в его кандидатской диссертации)[16], Курносов исследовал и мемуаристику Великой Отечественной войны в целом, написав фактически историю ее развития вплоть до 1975 г.[17] Но главным, пожалуй, в трудах А.А. Курносова о мемуаристике является разработка методики изучения мемуаров. Эта методика очень подробно проработана и изложена[18]; ориентирована же она прежде всего на выяснение полноты и достоверности информации мемуаров о событиях.

По мнению А.А. Курносова, мемуары партизан содержат информацию трех уровней: “1) данные о разнообразных действиях отдельных людей и боевых коллективов...; 2) интерпретация (истолкование, объяснение, оценка) фактов; 3) характеристики и литературные портреты людей”[19]. Двумя ключевыми приемами в исследовательской методике Курносова являются: 1) деление текста мемуаров на эпизоды и 2) сравнительно-текстологический анализ.

А.А. Курносов предлагает начинать изучение каждых мемуаров “с деления текста на эпизоды, т.е. тематически обособленные отрывки, каждый из которых содержит рассказ об определенном факте, мысль или характеристику персонажей”[20]. Вначале анализируется каждый эпизод в отдельности. Выясняется его характер, репрезентативность описания событий, а также то, из каких источников мемуарист почерпнул сведения о событии (собственная память, рассказ очевидца, письменный источник, реконструкции мемуариста). Иногда при анализе конкретных эпизодов помогает сравнительно-текстологический метод (например, “рассказы” участников события могут быть на самом деле дословными воспроизведениями написанных ими текстов). Помогает и логический анализ эпизодов, выявление внутренних противоречий. Однако “изолированное изучение сообщений о событиях лишь в редких случаях приводит к определенным выводам о полноте и достоверности сведений. Его значение состоит скорее в том, что в результате намечаются пути дальнейшего исследования, внимание историка концентрируется на пробелах и сомнительных, с точки зрения достоверности, сведениях”[21].

В дальнейшем разделение на эпизоды позволяет: 1) выяснить структуру мемуаров и сравнивать их по этому признаку; 2) работать с группами эпизодов, близких по тематике; 3) сравнивать освещение конкретных событий в параллельных источниках; 4) подсчитывать категории эпизодов, сравнивать по этому признаку разные мемуары. Деление текста мемуаров на эпизоды позволяет работать с таблицами, “отражающими не только структуру исследуемых мемуаров, но и их соотношение с другими источниками”[22].

Другой метод – текстологический анализ. Здесь главная цель – выяснить, чтó представляет собой каждый отрывок мемуаров: “более или менее близкое к первоначальному впечатлению свидетельство; ретроспективный взгляд на прошлое с позиций настоящего (и какого именно); ассимилированные мемуаристом исторические концепции и их аргументацию, заимствованную из научной литературы; следы самоограничения и самоцензуры, учета автором политической и идеологической конъюнктуры, замечаний рецензентов, редактора и иных, причастных к изданию лиц и т.п.”[23] Курносов сравнивает мемуары с дневниками и записными книжками, со стенограммами устных воспоминаний, с другими произведениями того же человека (не обязательно мемуарными); сравнивает разные издания (редакции) одних и тех же мемуаров, изучает поступившие на эти издания рецензии и то, как они повлияли на видоизменение текста. Цель текстологического анализа – выявить наиболее достоверный пласт сообщений, а также проследить эволюцию взглядов мемуариста. На примере мемуаров П.П. Вершигоры исследователь наглядно демонстрирует необыкновенную эффективность текстологического анализа[24].

Есть еще несколько монографических исследований, построенных в целом по той же модели, что и труд А.А. Курносова. Как правило, это кандидатские диссертации, посвященные комплексу мемуаров на какую-либо тему (Ю.А. Иванов, Л.Г. Борозинец, А.С. Маджаров, А.В. Смолин)[25]; работа Г.В. Стрельского была опубликована в качестве монографии[26]. Сюда же примыкают статья В.А. Кондратьева с обзором 210 мемуарных источников о событиях Октября 1917 г. в Москве[27] и монография Н.Ф. Семенцовой, посвященная мемуарам о борьбе красных против формирований атамана Дутова в 1917–1919 гг.[28]В этих работах мемуарные источники исследуются с точки зрения: выявления всех публикаций и неопубликованных источников, истории создания (и целенаправленного собирания, если таковое было) мемуаров по данной теме, классификации выявленных источников, изучения истории текста, редакций, процесса изменения текста при подготовке публикации[29] и т.д. В центре внимания оказываются вопросы достоверности свидетельств мемуаров, характеристика потенциала мемуаров как источника по той или иной теме.

Таким образом, можно говорить о советском источниковедении советской же мемуаристики как о довольно интенсивном и плодотворном направлении, сложившимся в 1960–1970-е годы и ориентированном прежде всего на работу с обширными комплексами воспоминаний по определенной теме, а в проблемном плане – на выяснение информационного потенциала и достоверности свидетельств мемуаров. Конечно, эти исследования не могли быть совершенно свободны от идеологии, однако, действуя в рамках дозволенного, их авторы сделали очень многое для источниковедческой критики мемуарных источников, обогатили методический арсенал исторической науки.

Исследования подобной же направленности существуют и в отношении мемуаристики дореволюционной, а также зарубежной. Начну с последней. Источниковедческое исследование, очень похожее по структуре на описанные выше, провел И.Я. Биск в отношении немецкой мемуаристики о Веймарском периоде (1919–1933)[30]. Диссертация состоит из трех глав. В первой главе формируется корпус мемуаров (всего – около 150 опубликованных источников), говорится об их авторстве, времени, месте, обстоятельствах и цели написания, об обстоятельствах и условиях публикаций. Вторая глава – о достоверности. В ней делается “попытка выяснения характера искажения исторической правды в воспоминаниях... и намечаются пути устранения этих искажений”[31]. Выявляются главным образом сознательные искажения – не по оплошности, а из каких-либо побуждений. И.Я. Биск предлагает выявлять случаи недостоверности свидетельств мемуаров следующими способами: 1) сравнение с фактами биографии мемуариста; 2) сравнение с другими источниками; 3) “сравнение показаний разных мемуаристов, использование полемики между мемуаристами и их взаимной критики, а также внутренней противоречивости отдельных воспоминаний”; 4) “самое тщательное изучение воспоминаний, написанных в самокритическом духе...”; 5) ”раскрытие алогичности сообщаемого”[32]. Наконец, третья глава диссертации И.Я. Биска посвящена тому, чтó интересного и нового содержат мемуарные источники по истории Веймарской республики – рассматриваются сведения по экономической и политической истории и т.п.[33]

Теперь о дореволюционной мемуаристике. М.Ф. Румянцеварассмотрела мемуары чиновников второй половины XVIII в. (21 мемуарное произведение). Исследовательница тоже прежде всего решала вопрос о достоверности мемуаров, главным образом – путем сопоставления с другими источниками (адрес-календарями, памятными книжками, другими мемуарами). Выяснилась высокая степень достоверности мемуаров в том, что касается служебной деятельности их авторов. Исследование М.Ф. Румянцевой завершается историческим синтезом – выводами об истории бюрократии[34].

В.Г. Чернуха посвятила очень содержательную статью мемуарам столичных чиновников второй половины XIX в.[35] Исследовательница начинает с того, что подробно проанализировала практику издания мемуаров во второй половине XIX в.[36] Затем автор переходит к центральной задаче своего исследования – «выяснению побудительных мотивов написания записок и тех целей, которые авторы перед собой ставили» (именно это, согласно исследовательнице, главный способ оценки достоверности мемуаров)[37]. Работа Чернухи и посвящена в первую очередь выяснению таких целей, а также характеристике формы и содержания мемуаров чиновников. Исследовательница подчеркивает постановочный характер своей работы, отмечая необходимость «специального изучения буквально каждого из этих источников, которое только и позволит оценить значение каждого из них»[38].

Интересны три исследования о мемуарах российских революционеров, появившиеся в 1999–2000 гг. Самое масштабное из них – монография Л.А. Колесниковой, посвященная значительному комплексу мемуаров народников, опубликованных на страницах журнала «Каторга и ссылка». Исследовательница ставит своей целью «определение научной ценности воспоминаний для исторических исследований, в том числе их скрытой информации, выявленной путем применения новейших методических приемов их критического анализа»[39].

Л.А. Колесникова очень подробно описывает методику своего исследования, которое включает следующие этапы: 1) общее изучение издания «Каторга и ссылка», составление двух картотек – проблемно-библиографической (одна карточка – одна публикация) и картотеки авторов; 2) вычленение из общего массива публикаций тех, которые можно отнести к мемуарным; 3) характеристика каждого мемуарного произведения с точки зрения затронутых в нем тем, проблем и т.д., т.е. тех элементов, которые будут подсчитываться на следующих этапах работы (в этот момент на карточки заносится краткая информация о содержании мемуарных произведений); 4) перевод картотеки в формат компьютерной базы данных, статистическая обработка; 5) содержательная интерпретация полученных данных[40].

Во второй главе монографии Колесникова излагает основные результаты этого количественного исследования, которые представляются не только в текстовой форме, но и в виде емких графиков, диаграмм и таблиц, часть которых вынесена в приложение. Выводы касаются истории журнала «Каторга и ссылка» и публикации в нем мемуаров, динамики мемуарных публикаций, их типологии, круга самих мемуаристов (анализируются их возраст, положение в революционном движении и другие показатели), тематики воспоминаний, наконец, полноты и достоверности мемуарных источников. Последний аспект изучается Колесниковой на примере отражения в мемуарах двух сюжетов: карательной политики царизма и «морального кодекса революционера»[41].

В статье Д. Филда предлагается очень емкая классификация воспоминаний народников, делаются интересные наблюдения над особенностями рассказа в мемуарах – над разными текстами, принадлежащими одному и тому же человеку, над «общими местами» в мемуарах (например, «как я стал народником») и др.[42] В монографии И.Х. Урилова как единый комплекс рассматриваются мемуары меньшевиков, изучаются обстоятельства создания и публикации этих текстов, которые, как показывает автор, часто сказывались на содержании воспоминаний[43].

Итак, мы видим целый ряд исследований, в которых анализируется не один мемуарный источник, а большой комплекс таковых. Действительно, многие источниковедческие вопросы легче разрешить, опираясь не на один, а сразу на много схожих текстов. Однако есть и примеры очень удачных исследований в названном ракурсе одного мемуарного источника.

В статье М.К. Азадовского, посвященной мемуарам Михаила Бестужева, источниковедческому анализу подвергаются несколько фрагментов мемуаров. Так, в рассказе о событиях 14 декабря 1825 г. в этих мемуарах есть “рассказ Борецкого” – изложение событий как бы со стороны, со слов другого человека, дублирующее рассказ о тех же событиях от имени самого мемуариста. Азадовский доказывает, что, хотя Борецкий – реальное лицо, рассказ этот – литературный прием, он не содержит никаких фактических деталей сверх того, что изложено от лица самого мемуариста[44]. В другом случае в 1825 г. автору “вспомнилась” книга, которая на самом деле была написана только в 1833 г.[45] Этот и другие “ретроспективные элементы” в тексте мемуаров имеют прямое отношение к вопросу о достоверности прямых свидетельств[46].

Изящное источниковедческое исследование мемуаров С.Ю. Витте было проведеноБ.В. Ананьичем и Р.Ш. Ганелиным. Первая большая статья ученых о мемуарах Витте увидела свет еще в 1963 г.[47] Затем были предприняты новые изыскания, касавшиеся рукописи воспоминаний и характера ее переработки в посмертных изданиях[48], а в 1994 г. вышла небольшая монография ученых на эту тему[49].

Во-первых, авторы скрупулезно анализируют историю публикации мемуаров Витте. Выясняется, что все существующие издания (в основе которых лежат берлинское и американское издания начала 1920-х годов) передают текст источника не вполне адекватно; в них произвольно перекомпанованы фрагменты, имеется и другая правка. Во-вторых, изучается сложная структура мемуаров (они состоят из трех разных по характеру частей, созданных Витте в разное время), процесс создания мемуаров, отношение Витте к их тексту. Используется как хранящаяся в Америке рукопись мемуаров, так и материалы личного фонда Витте в РГИА. Последний содержит документальную основу мемуаров (Витте постоянно использовал документы при создании воспоминаний) и проливает свет на процесс работы над ними (так, в фонде сохранились оглавления к стенограммам, предварительные хронологические таблицы, которые перечеркивались Витте по мере диктовки)[50].

Исследователи пишут: «Устраненный в 1906 г. от активной государственной деятельности он до самой смерти вел напряженную политическую борьбу за власть, за непогрешимость собственной репутации и дискредитацию своих противников. Важную роль в этой борьбе играла его публицистическая деятельность... Эта деятельность Витте, следы которой также сохранились в его личном фонде, находилась в прямой связи с писанием мемуаров и проливает... новый свет на характер мемуаров и цель, которую ставил перед собой их автор. В результате публицистических выступлений Витте основные темы его мемуаров задолго до их издания оказались освещенными в печати. К этим темам мы относим следующие: 1) возникновение русско-японской войны, 2) Портсмутский мир и др. вопросы внешней политики, 3) борьба с революцией, 4) заем 1906 г.”[51]. Другие вопросы в мемуарах Витте освещены довольно слабо, т.е. он пишет подробно только о тех проблемах, которые поднимались в публицистической полемике[52].

Этот вывод дает ключ к адекватному пониманию мемуаров Витте. Бóльшая часть книги Б.В. Ананьича и Р.Ш. Ганелина посвящена разбору полемики по перечисленным вопросам, публицистики Витте и его “литературных агентов” (т.е. авторов, с ведома Витте озвучивавших выгодную ему позицию), атрибуции Витте анонимных и псевдонимных сочинений, изучению публицистики противоположной стороны, публикации документов в ходе этой полемики. Выясняется, что разные части мемуаров Витте были элементом полемики, возникали как ответ политика на выступления его оппонентов.

В 1999 г. вышла книга Б.В. Ананьича и Р.Ш. Ганелина, посвященная личности С.Ю. Витте. Сама по себе эта монография не является источниковедческой, но хорошо видно, что авторы постоянно опираются на проведенный ими ранее источниковедческий анализ мемуаров политика. Результаты этого анализа влияют уже на исторические выводы исследователей, а в предисловии авторы называют свой труд “своеобразным комментарием” к “Воспоминаниям” Витте[53]. Важным дополнением к портрету политического деятеля является глава “Публицистика Витте”, основанная на проведенных ранее разысканиях в связи с мемуарами[54]. Исследователи также осуществили научное издание подготовительных материалов Витте к написанию воспоминаний[55]. Вообще, работы Ананьича и Ганелина о Витте, взятые в совокупности, представляют собой хороший пример, так сказать, полного источниковедческого цикла – от работы с рукописью и другими документами до исторического синтеза.

Еще одно интересное исследование о мемуарах российских высокопоставленных чиновников – это статья М.Д. Долбилова[56], в которой критически о мемуарах российского чиновничества 0 ьных выводов...ы "ского мышления"дчинялась логике инфор-рассматриваются два известных мемуарных источника об освобождении крестьян в России – анонимные «Материалы для истории упразднения крепостного состояния помещичьих крестьян в царствование Александра II»[57] и мемуары Я.А. Соловьева. Особенно подробно исследуется второй источник. Изучается правка, осуществленная при подготовке его издания в 1880–1881 гг. (уже после его смерти автора) – под влиянием не только цензурных соображений, но также пометок самого Соловьева и Александра II на рукописи воспоминаний[58]. По словам Долбилова, мемуары Соловьева стоятся «по канонам служебного аналитического доклада, в котором каждый тезис выводится из тщательного сопоставления pro et contra и обязательно содержит в себе недвусмысленное заключение. Весьма часто повествование плавно перетекает в цитируемый текст документов…»[59] Долбилов отмечает, что «эгоцентризм мемуариста был не столько личностного, сколько, если можно так выразиться, бюрократического происхождения», т.е. Я.А. Соловьев заботился не сколько о создании в глазах читателей нужного ему образа самого себя, сколько о правильном освещении деятельности Министерства внутренних дел[60].

В целом, по мнению М.Д. Долбилова, Соловьев стремился при написании мемуаров сочетать две противоречащие друг другу тенденции. С одной стороны, он хотел шаг за шагом описать историю борьбы вокруг крестьянской реформы, которая во многом «подчинялась специфической логике бюрократического соперничества, но никак не нормам публичной политики. С другой стороны, законы мемуарного жанра (увлекательность, дидактизм), европеизированные стандарты политического мышления» заставляли мемуариста описывать дело так, будто «оно было ареной борьбы между двумя не до конца оформившимися, но явственно выделившимися “партиями”… – “эмансипаторской” и “ретроградной”…» Это было несомненным упрощением, придерживаться которого «было не так легко и самому мемуаристу», что послужило причиной «целого ряда его умолчаний и недомолвок»[61]. Так, Соловьев умалчивает о том, он «вполне официально сотрудничал» с некоторыми из тех, кого, ради стройности концепции, он однозначно записывает в лидеры «крепостнической партии»[62]. Наоборот, периодическое упоминание фигуры министра государственных имуществ М.Н. Муравьева «служит автору своего рода литературным приемом, средством риторического воздействия на читателя, дабы тому не вздумалось преуменьшить масштаб преодолеваемых реформаторами МВД препон и грозящих им опасностей. Это не что иное, как персонаж-функция»[63]. Итак, опять, как и в случае с мемуарами Витте, исследование показывает то, что отнюдь не очевидно при простом прочтении источника, – зависимость его содержания от позиции автора в конкретной полемике его времени.

Еще одно любопытное исследование, посвященное одному мемуарному источнику – работа М.А. Крючковой о мемуарах И.Д. Ершова (начало XIX в., купец и ученый-неудачник). Исследовательница сравнивает разные тексты, написанные этим автором, и выявляет те факторы, которые влияют на достоверность и полноту освещения мемуаристом своей жизни. Также производится сравнение с другими мемуарами второй половины XVIII – начала XIX в., вплоть до таких известных, как записки Екатерины II, – и выявляется четкий жанровый параллелизм[64].

В иллюстративном плане (проверка достоверности отдельных сведений мемуаров) первое направление представлено в работах И.А. Мироновой[65], Н.И. Приймака[66], Е.Г. Бушканца[67], М.В. Теплинского[68], А.Е. Чекуновой[69] и мн. др.

II. Мемуаристика как явление общественно-культурной жизни своего времени. В какой-то степени к этому направлению можно отнести уже упоминавшуюся серию статей А.А. Курсносова 1970‑х годов, посвященных тому, как в СССР в 1941–1975 гг. появлялись все новые мемуары о Великой Отечественной войне. По словам автора, его исследование призвано не только помочь ученым сориентироваться в мемуарных источниках о войне, но и вписать историю мемуаристики Великой Отечественной в наши представления об «эволюции вида в целом»[70]. А.А. Курносов является также автором теоретической статьи, где предлагается общий взгляд на развитие видов исторических источников как на отражение эволюции общества в целом. В этой статье несколько абзацев посвящено развитию мемуаристики в России в XVII–XX вв., сделаны интересные наблюдения над ее эволюцией[71].

С.С. Минц, ссылаясь на эти теоретические положения А.А. Курносова, поставила вопрос о поиске критерия для изучения эволюции мемуристики как вида источников. В качестве такого критерия исследовательница предлагает рассматривать «степень осознания мемуаристами собственного “я” и включенности индивида в межличностные отношения разных уровней». На этой основе Минц составила краткий очерк эволюции мемуаристики в России в XVIII–XX вв.[72]

Однако больше всего для изучения названной проблемы сделал А.Г. Тартаковский. Ему принадлежат три монографии о русских мемуарах XVIII–XIX вв.[73] Для ученого мемуаристика – это не сколько источник фактических сведений, сколько явление общественно-культурной жизни эпохи. Соответственно, Тартаковского в первую очередь интересует сам факт появления тех или иных мемуаров и отношение к ним в обществе, а уже затем – содержание мемуаров.

При таком подходе невозможно ограничиться изучением одного или нескольких мемуарных произведений. Напротив, должен был выявлен, учтен, изучен по возможности весь корпус, вся совокупность мемуаров, написанных в определенный период или об определенном событии. Поэтому в основе всей работы А.Г. Тартаковского лежит, по его собственному выражению, «статистико-библиографическая методика»[74]. В чем она заключается?

Первая цель Тартаковского – собрать сведения по возможности обо всех мемуарах интересующего его массива. Они выявляются как в изданиях, так и, по возможности, в рукописных собраниях. Каждому источнику исследователь задает один и тот же набор вопросов: имя и социальный статус мемуариста, тема, хронологический охват и жанровая разновидность произведения, время его создания и время первой публикации и т.п. Данные организуются в виде картотеки; читателю же она представляется в виде перечней или таблиц, которые публикуются в приложениях к монографиям Тартаковского. В этих перечнях и таблицах единицей информации (строкой) является отдельное мемуарное произведение; про каждое такое произведение сообщается один и тот же набор данных.

Дата добавления: 2015-05-06