Необходимые свойства

Вопросы о природе чего-либо означают бо­льше, чем вопросы об интересных и важных свойствах. Вопросы о сущности права – это воп­росы о его необходимых свойствах. Понятие не­обходимости ведет к сердцу философии. То же самое верно и по отношению к родственным для него понятиям аналитичности и априорности. Без этих понятий невозможно уяснить значение вопросов типа: “Что является природой j?”. Без понимания структуры вопросов такого типа нельзя понять основной вопрос философии права: “Какова природа права?”; а неспособ­ность понять этот вопрос означает невозмож­ность узнать, что такое философия права.

Возможность определить понятие природы в том виде, в котором оно появляется в предложе­ниях типа: “Что является природой j?”, а именно, посредством понятия необходимо­сти, позволяет заменить вопрос: “Что является при­родою права?” вопросом: “Какие свойства права являются необходимыми?”. Этот вопрос ведет, посредством понятия необходимости (и родст­венных ей понятий аналитичности и апри­орно­сти) к специфике права. Вопрос о том, что являе­тся необходимым, соединяясь с вопросом о том, что является специфическим, превращается в вопрос о том, что является существенным. Это – область тезиса о специфическом характере.

Для права существенными являются два свой­ства: принуждение, или сила, с одной стороны, и правильность, или справедливость – с другой. Первое относится к основному элементу социа­льной эффективности права, второе – выражает его идеальное, или критическое, измерение. Во­прос о том, как эти два понятия соотносятся с понятием права и, посредством этого, друг с другом, является центральным вопросом фило­софии права. Все – или по крайней мере почти все – вопросы философии права зависят от ответа на этот вопрос.

Вопрос о том, необходимо ли связаны с пра­вом принуждение и правильность является в зна­чительной мере дискуссионным. Этот спор соп­ровождается метаспором по вопросу о характере аргументов, которые могут быть выдвинуты за и против необходимого характера таких связей. Должным образом рассмотреть эту проблему в рамках данной статьи невозможно [6, р. 3-16]. Поэтому я ограничусь некоторыми особеннос­тями, которые имеют определяющее значение для нашего вопроса относительно природы фи­лософии права.

С принуждением дело обстоит легче. Пред­ставляется весьма естественным утверждать, что система правил или норм, которая ни в каком случае не разрешает использование принужде­ния или санкции – даже в случае самозащиты – не правовая система, и это происходит вследст­вие концептуальных причин, основанных на ис­пользовании языка. Кто применил бы выражение “право” к такой системе правил? Однако конце­птуальные причины такого типа сами по себе обладают слишком малой силой. Понятия, осно­ванные на фактическом использовании языка, требуют модификации, как только они пере­стают быть, как говорит Кант – упоминая, среди прочего (inter alia), понятия золота, воды и за­кона – “адекватны объекту” [13, р. 680; 14, р. 478]. Включение принуждения в понятие права адекватно его объекту, праву, потому что оно отражает практическую необходимость, необхо­димо связанную с правом. Принуждение необхо­димо, если право выступает социальной практи­кой, которая выполняет свои основные формаль­ные функции, в максимально возможной степени определенные ценностями правовой точности и эффективности. Эта практическая необходи­мость, которая, как кажется, в некоторой мере соответствует “естественной необходимости” Харта [11, р. 199], находит отражение в концеп­туальной необходимости, предполагаемой при использовании языка. Это показывает, что язык, который мы используем, описывая социальные факты, испытывает влияние герменевтического принципа, согласно которому каждое человечес­кое действие задумывается как попытка выпол­нить его наилучшим образом. Прояснение дан­ной связи между концептуальной и практической необходимостью ясно дает понять, в каком смы­сле принуждение является необходимой принад­лежностью природы права.

Вторая центральная особенность права – это его требование правильности. Это требование противостоит принуждению или силе, и их оппо­зиция составляет необходимую отличительную черту природы права.

Необходимость принуждения, как было пока­зано, базируется на практической необходимо­сти, определенной соотношением цели и средств. В данном случае она имеет телеологи­ческий ха­рактер. Необходимость требования правильно­сти – необходимость, которая исходит из струк­туры юридических действий и юридиче­ского рассуждения. Она имеет деонтологический хара­ктер. Выявление этой деонтологической струк­туры, скрытой в праве, – одна из самых ва­жных задач философии права.

Для этого мы можем применить все методы экспликации. Один из них – конструирование перформативных противоречий [4, р. 35-39]. Примером этого является фиктивная первая ста­тья конституции, которая читается следующим образом: “X – суверенная, федеративная и не­справедливая республика”. Трудно отрицать, что эта статья несколько абсурдна. Идея, лежащая в основе метода перформативного противоречия, состоит в том, чтобы объяснить эту абсурдность, возникшую из противоречия между тем, что в действительности создает конституцию – а именно, справедливостью – и тем, что явно объ­явлено – а именно несправедливостью. Если это объяснение является убедительным, и если тре­бование справедливости, которое выступает осо­бым случаем более широкого требования прави­льности* [2, р. 9, 103-113, 105], необходимо вос­требовано, то необходимая связь между пра­вом и справедливостью становится эксплицит­ной.

Нетрудно понять, как можно оспорить этот аргумент. Можно просто отрицать, что право необходимо связано с требованием правильно­сти. Как только это требование пропадает, исче­зает любое противоречие между явно выражен­ным и предполагаемым (эксплицитным и имп­лицитным). Декларация несправедливости, соде­ржащаяся в нашей первой статье, может интерп­ретироваться как выражение требования власти.

Здесь не место обсуждать вопрос о том, воз­можно ли для системы норм заменить требова­ние правильности требованием власти и, тем не менее, остаться правовой системой [3, р. 51, 205-221, 213-214]. Это – вопрос самой философии права, а не вопрос о ее природе. В данном случае будет уместным сказать, что дискуссия о необ­ходимых деонтологических структурах, предпо­лагаемых правом, принадлежит самой природе философии права.

Дата добавления: 2015-05-22