Часть третья 2 страница. – а должно быть, мой приятель обнаружил нашего сбежавшего попутчика, – улыбаясь, сказал новоприбывший визитер

– А… должно быть, мой приятель обнаружил… нашего сбежавшего попутчика, – улыбаясь, сказал новоприбывший визитер.

В следующую секунду человек, который представился ей как Джорди, вышел из кухни с поднятыми руками. За ним шел здоровенный верзила с пистолетом в руке, уперев дуло прямо ему в спину.

Все четверо вошли в гостиную.

– Ну что ж, – с притворной любезностью сказал лжеаристократ, – я вижу, на нашем маленьком празднике недостает только одного человека… однако это самый почетный гость!

…на нашем маленьком празднике…

Слова эхом отдались в голове Шарли. Этот голос…

О боже!

Да, она его узнала! Она знала этого человека очень, очень давно… и теперь вспомнила это полузабытое знакомство.

Судя по всему, он об этом догадался, поскольку на его лице появилась широкая улыбка. Он почти фамильярно подмигнул Шарли и прошептал:

– Время принимать таблетки, мадемуазель Жермон…

Лабиринт узких темных улочек; лужи с мерцающими в них отражениями редких фонарей; удушливый запах грубого бетона, бензина, холодной земли; граффити на стенах… Вдова с трудом сдерживала непритворно грустные вздохи, идя по одному из грязных кварталов Ситэ следом за мальчишкой лет тринадцати, казалось, только что сбежавшим со съемок клипа на MTV – в рэперовской одежде и огромных, явно не по размеру, кроссовках. Обычно она никогда не ходила пешком по таким районам – всю грязную работу делали за нее подчиненные, и это было к лучшему: от вида столь неприкрытой нищеты и убожества ей хотелось сбежать не только из этого места, но и вообще из этого мира, улететь в какую‑нибудь волшебную страну бизнес‑классом в самолете «Эр Франс», отгородившись портьерами от остальных пассажиров…

Но сегодня дело обстояло немного иначе, даже несмотря на ледяной холод и сырость, исходящую от влажных стен. Сегодня на кону были тридцать четыре миллиона. Поэтому Клео подавила свою антипатию к нищим кварталам, оделась потеплее и отправилась за малолетним проводником.

– Далеко еще? – спросила она.

Мелкий паршивец даже не обернулся – должно быть, в ушах у него были наушники от плеера (проверить, так ли это, не позволяли низко надвинутая шапка и наброшенный поверх нее капюшон). На всякий случай Клео покрепче сжала рукоятку восьмизарядного «Смит‑и‑Вессона» 317‑го калибра, который благодаря небольшому весу почти не ощущался в кармане шубы. Она никогда не питала чисто мужского пристрастия к оружию, но понимала, что если несколько ее подручных захотят увидеть на ее месте кого‑то другого, то они, скорее всего, попытаются прикончить ее либо вот в таком дешевом квартале, либо где‑нибудь на подземной парковке.

Вдруг рэпер резко остановился перед металлической дверью и постучал в нее каким‑то условным стуком, чередуя частые и редкие удары, словно в азбуке Морзе. Потом окликнул:

– Хей, Жам!

Дверь приоткрылась, из‑за нее показалась голова Жамеля Зерруки. При виде знакомого лица Вдова невольно вздохнула с облегчением. И тут же подумала, что стареет.

– Он здесь, – вполголоса сообщил Жамель. – Его малость помяли, но нам повезло, что мы его вообще нашли. Очень уж он орал – видно, просек, что его ждет…

Потом, обернувшись к рэперу, добавил:

– Мурад, постой на стреме. Вон там, у лестницы. Если какой шухер, жми вот эту кнопку. – И передал мальчишке «уоки‑токи».

Человек, о котором шла речь, был привязан к стулу. На глазах у него была повязка, рот залеплен широкой серебристой клейкой лентой. Из носа, напоминавшего готовый распуститься тюльпан, струилась кровь.

Найти его оказалось на удивление просто: Ольге пришлось сделать всего несколько телефонных звонков, чтобы выяснить, что приятель покойной Брижитт был постоянным клиентом одного распространителя наркотиков, работавшего на Вдову. Этот тип знал еще одного парня, тот – еще одного; последний и сообщил, где можно найти нужного Клео человека, которого в настоящее время разыскивала вся парижская полиция. Но люди Вдовы нашли его первыми – в небольшом дешевом кафе недалеко от площади Гамбетты.

Двадцать минут спустя он уже лежал связанным в багажнике «БМВ», направлявшегося в район Олней‑су‑Буа, в то время как полицейские обыскивали его квартиру.

Клео в очередной раз была поражена таким совпадением и той легкостью, с которой ей удалось достичь желаемого. События разворачивались как по заказу – словно красная ковровая дорожка, которую мир стелил ей под ноги… По этой дорожке она дойдет прямиком до заветного билета.

Перст божий…

Больше не обращая внимания на окружающую обстановку, она приблизилась к человеку и резким жестом сдернула повязку с его глаз. Человек – худой, ничем не примечательный мужчина лет тридцати – захлопал глазами и замычал что‑то невразумительное. Затем уставился на Клео с неприкрытым ужасом.

Она приложила к его губам, заклеенным липкой лентой, свой указательный палец с длинным наманикюренным ногтем:

– Т‑с‑с‑с… Я знаю, что мой друг слегка перестарался, но у него была для этого серьезная причина. Я не сделаю тебе ничего плохого, просто задам несколько вопросов. Вот что мы сейчас сделаем: я избавлю тебя от кляпа, а ты пообещай, что не будешь кричать… просто ответишь на мои вопросы.

Глаза человека расширились еще больше.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я не имею ничего общего с тем или теми, кто убил твою подружку, – добавила Клео успокаивающим тоном.

В глазах человека промелькнуло облегчение. Он слабо кивнул.

– Ну что ж, тогда… – Она вынула из сумочки фотографию. – Ты готов?

И когда человек снова кивнул, отклеила липкую ленту с его рта – на сей раз осторожно, с почти материнской заботой.

– Теперь тебе легче дышать, не так ли? В таком случае, ты сможешь рассказать мне все, что знаешь об этой женщине…

При последних словах на лице пленника отразилось отчаяние, но потом он взглянул на фотографию, и оно сменилось удивлением. Он нахмурился. И наконец заговорил.

Вдова, склонившись над ним, внимательно слушала. Как выяснилось, он знал не так уж и много. Хотя, впрочем, достаточно. Увлечение наркотиками, реабилитационная клиника, бегство, муж‑тиран… Клео задавала вопросы, выясняла детали, выпытывала подробности, даже самые незначительные. Пленник, судя по всему, не пытался ничего от нее скрыть, но… «Вы понимаете, я даже не был знаком с ней лично… это Брижитт мне о ней рассказывала…»

Вспомнив о Брижитт, он утратил остатки самообладания и разрыдался. Вдова поняла, что больше ничего ценного от него не услышит.

Она сделала знак Жамелю, который все это время держался на расстоянии, в глубине комнаты. Ее помощник приблизился и без лишних слов засунул в рот пленнику грязную тряпку, одновременно зажав ему ноздри двумя пальцами. Тот захрипел.

Клео закрыла за собой дверь еще до того, как несчастный испустил последний вздох.

Пора принимать таблетки, мадемуазель Жермон… Шарли вышла из оцепенения и повернула голову к вошедшему. Его невероятно бледное лицо было почти неразличимо на фоне белых стен и его собственного медицинского халата – идеально чистого, сияющего ослепительной, почти невыносимой для глаз белизной. В комнате не было почти никакой обстановки, лишь на стенах висели какие‑то странные схемы в строгих металлических рамках, напоминавшие астрологические карты.

– Спасибо, Жозеф…

Был ли это Жозеф? С другого конца комнаты Шарли этого не видела. Однако она, скорее всего, не ошиблась – она научилась распознавать присутствие этого человека, поскольку он находился рядом с ней почти постоянно на протяжении многих дней… или месяцев?..

Сколько же именно? Месяц?.. Два?..

Она должна была вспомнить. В последнее время ее память стала улучшаться, даже приобретать какую‑то новую силу… Воспоминания возвращались к ней. Она стала даже вспоминать многие эпизоды из самого раннего детства, хранящиеся где‑то в потаенных глубинах сознания.

Она обсуждала этот феномен с доктором Ансе. Он был в полном восторге – такой результат подтверждал эффективность проводимой им терапии.

– Вспоминая эти сцены и заново переживая те эмоции, которые их сопровождали, ты тем самым избавляешься от них, очищаешь от них сознание – примерно так же, как организм очищают от шлаков… Теперь ты сможешь без помех думать о будущем, оставив в прошлом все, что привело тебя к саморазрушению…

Некая смутная интуиция, чей голос был слышен даже сквозь ватный туман, в котором пребывало сознание Шарли, заставила ее умолчать о том, что в большинстве ее воспоминаний присутствует мать, и ее присутствие невыносимо тяжело, даже губительно… каждое из таких воспоминаний было как новый барьер, отделяющий их друг от друга…

Итак, она должна была вспомнить имя санитара: кажется, Жозеф (или Жильбер?..). Но ирония ситуации заключалась в том, что если далекое прошлое вспоминалось в мельчайших подробностях, то настоящее было каким‑то смутным, расплывчатым, вневременным…

Жозеф приблизился к ней с небольшим подносом, на котором были разложены многочисленные разноцветные таблетки. В последнее время воспоминания, вызванные ими, были настолько отвратительны, что Шарли с трудом сдерживалась, чтобы не взбунтоваться и отказаться их принимать. Но все же она заставила себя взять стакан воды, также стоявший на подносе, и начала глотать таблетки одну за другой. Жозеф внимательно наблюдал за ней. Шарли решила, что попросит доктора сократить дозы, особенно белых таблеток – это, как она поняла, были успокоительные… хотя уж скорее отупляющие. Что касается других, она точно не знала об их составе, но догадывалась, что они наверняка содержали опиаты.

От слишком пристального взгляда санитара ей становилось не по себе. Казалось бы, все в его поведении говорило лишь о добросовестном отношении к работе, но в едва заметной довольной, почти гурманской улыбке одними уголками рта, в пугающе пристальном взгляде было что‑то ненормальное.

Но, может быть, сама обстановка этого не совсем обычного заведения и многочисленные таблетки вызвали у нее легкую паранойю? Несколько раз по ночам, в пограничном состоянии между сном и явью, ей казалось, что он заходит к ней в комнату – на сей раз не в медицинском халате, а в обычной одежде – и неподвижно стоит в углу, наблюдая за ней. Черт его лица Шарли не видела, но различала длинную шею, покатые плечи и особенно эту бледность и пронзительный, режущий взгляд светло‑голубых глаз, заметный даже в слабом луч света, падавшего из коридора через круглое застекленное окошко в двери, похожее на иллюминатор…

Но, скорее всего, это был сон. Точнее, кошмар. Жозеф никогда не дежурил по ночам…

Шарли пребывала в неком странном, полубессознательном состоянии всего несколько секунд, но их ей хватило, чтобы в точности вспомнить эту сцену, с которой началось постепенное сокращение лекарственных доз.

– Я вижу, вы все вспомнили, мадемуазель Жермон…

Шарли вновь вернулась из прошлого в настоящее, в дом у озера. Перехватив взгляд Джорди, она догадалась: до сих пор ему было неизвестно, что его компаньон, которому он помогал по какой‑то пока неизвестной причине, был знаком с Шарли и что это очень давнее знакомство…

– Ты сильно осложнила нам работу, Шарли, и ты это знаешь… – Голос бывшего санитара по‑прежнему болезненно отдавался в ее ушах. – Нам понадобилось немало времени, чтобы тебя разыскать…

Она выдержала его взгляд, стараясь не замечать направленный на нее пистолет и не думать о прошлом. Не слушать этого человека. Думать только о Давиде. Сосредоточиться на нем. Давида нужно спасти любой ценой.

– Тебе стоило бы поблагодарить отца твоего ребенка: он ничего не сказал. Ни слова.

«Не слушать его… думать о Давиде…»

– Он тебе этого не говорил? – неумолимо продолжал светловолосый человек в кожаном пальто. – Очевидно, нет. Он не мог… – Эти слова сопровождались гримасой фальшивого сочувствия. – Мы нашли его, представь себе, с помощью одного его бывшего дружка. С наркоманами всегда так: пообещай им дозу, и они тебе хоть луну с неба достанут.

«Не слушать его… даже если он… говорит правду… правду, которую ты ни в коем случае не хочешь знать…»

– Парень оказался упорным… Как бишь его звали?.. Ах да, Фабиан… Так вот, Фабиан‑наркоман не сломался. А ведь мы применили к нему все средства… слышишь, Шарли, все… – почти прошипел он. Его аристократический лоск таял на глазах. – Но он нам так и не сказал, где ты скрываешься. В конце концов, пришлось от него избавиться…

Шарли почувствовала, как земля уходит у нее из‑под ног. Она напрягла все силы, чтобы не рухнуть в обморок прямо сейчас, но откровения Жозефа… или Жильбера потрясли ее до глубины души. Значит, Фабиан не оставил их – ее и ребенка, которому предстояло появиться на свет. Он попал в ловушку! Он отдал свою жизнь ради них обоих!

Ей хотелось зарыдать от облегчения, от отчаяния, от ярости. Излить ту ненависть, которая внезапно изо всех сил стиснула ей горло, на человека, который много лет их разыскивал, на человека, чьи действия в каком‑то смысле обусловили ее жизнь.

Это все ради Давида. Точнее, из‑за него. Он всему причиной.

Словно прочитав ее мысли, Жозеф недобро улыбнулся:

– Где он?

Она беспомощно взглянула на Джорди, но тот ничем не мог ей помочь: гигант, стоявший позади него, уткнул ему в спину дуло пистолета.

– Его здесь нет… – наконец произнесла Шарли, слыша себя словно со стороны. – Он ушел погулять… наверно, играет где‑нибудь в лесу…

Снова улыбка.

– Ты врешь, Шарли. Но это обычное дело для наркоманов, они всегда врут. Только это они и умеют. Разумеется, он здесь. Снаружи нет никаких детских следов. Так где же он?

В комнате, обшитой деревянными панелями, повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине.

– Давид! – позвал бывший санитар. – Спускайся!

Прошло несколько секунд. Ни звука.

– Давид, твоя мама с нами, и если ты не спустишься, с ней случится что‑то очень нехорошее! Ты же не захочешь…

– Давид, – закричала Шарли, – не спускайся, звони в поли…

Она не ожидала пощечины и не успела отстраниться, но у этого человека явно не было практики Сержа, поэтому она устояла на ногах. Лишь слегка пошатнулась, мельком увидев, что Джорди попытался оттолкнуть гиганта, но безуспешно. Потом снова выпрямилась и повернулась лицом к своему мучителю.

«Ему это нравится…» – подумала она. Она слишком хорошо знала этот блеск в глазах, чтобы ошибиться: такой же она часто видела раньше в глазах Сержа. Этим человеком владел тот же демон.

«Нет… еще более страшный…»

– Если скажешь еще хоть слово, я тебя прикончу! А перед этим я покажу тебе вот на этом типе, как именно умер тот паршивый наркоман, с которым ты сбежала из клиники! Для мальчишки это все равно ничего не изменит!

Утонченный акцент полностью исчез, сменившись обычным, даже вульгарным выговором.

Человек снова позвал:

– Давид, хватит уже! Спускайся! Иначе я сам за тобой приду! И уж поверь, лучше тебе спуститься!

Тишина. Краем глаза Шарли заметила, что Джорди внимательно обводит взглядом комнату, словно обдумывая какой‑то маневр.

Сверху донесся слабый шум. Шарли подняла глаза и вздрогнула.

«Нет!»

Маленькая фигурка отделилась от одной из деревянных колонн верхней галереи.

«Нет, нет, нет!»

– Давид, мы тебя ждем…

Фигурка достигла верхней лестничной площадки и двинулась вниз. Снова замерла.

Сердце Шарли сжалось от тревоги и ужаса, когда она различила искаженное судорогой лицо сына, его расширенные глаза… Казалось, он испытывал страшную боль.

– Ну вот и ты, – сказал светловолосый человек и закусил губы, словно сдерживая готовые вырваться слова «мелкий паршивец» или что‑то в этом роде.

Он молчал – очевидно, чтобы не напугать Давида раньше времени, – но исходящая от него враждебная сила была почти физически ощутима.

– Спускайся, Давид, мы все тебя ждем…

Ступенька, другая, третья, четвертая… Движения Давида были механическими, словно у заведенной игрушки.

– Давид, нет!..

– Заткнись!

На сей раз пощечина была оглушительной, и Шарли рухнула на пол.

Гнев и ненависть, затопившие все ее существо, были стократ сильнее тех, что она когда‑либо испытывала к Сержу. Она не чувствовала боли от удара, не замечала, что из носа идет кровь, а зуб – все тот же самый многострадальный зуб – словно пронизывают десятки острых иголок. Не видела, как Джорди снова попытался освободиться, не слышала ворчания гиганта: «Стой смирно, сучий потрох!», сопровожденного тяжелым ударом в спину пленника…

Шарли почувствовала, что ненависть взрывается в ней, как мощный гейзер. Она поняла, что готова умереть, но все же попытаться защитить себя и Давида. В метре от камина к стене была прислонена тяжелая кочерга. Хватит одного прыжка, чтобы оказаться там, схватить ее и броситься на этого мерзавца… Шансов почти никаких, но она должна это сделать – это их последний шанс. На кону их жизнь. Схватить кочергу и изо всех сил шарахнуть этого типа по колену… или по яйцам… Что бы потом ни случилось…

…сильнее.

Она застыла.

Голос, прозвучавший в ее ушах – или внутри ее головы? – не принадлежал ей. Это был…

…сильнее!

В комнате резко похолодало – или, по крайней мере, Шарли так показалось, потому что ее руки внезапно покрылись «гусиной кожей». Она мельком огляделась и поняла, что все, кто здесь был, ощутили то же самое.

Она подняла глаза и взглянула на Давида. Он стоял на середине лестницы – совершенно прямой, даже как будто одеревеневший; его лицо было освещено бледным зимним светом, падающим из узкого бокового окна. В глазах, устремленных на светловолосого человека, пылала такая ненависть, которой она никогда не могла бы в нем заподозрить… похожая на ту, что владела сейчас ею самой. От него словно исходило электричество – огромная энергия, превосходящая по силе человеческую…

Шарли точно не знала, что Давид собирается сделать, но понимала одно: ему ни в коем случае нельзя… вызывать эту силу!

– Ты что творишь, мать твою?.. – прорычал Жозеф.

Давид не отвечал. Его лицо напоминало маску смерти, глаза были похожи на два темных провала в бездну.

В комнате стало еще холоднее.

– Ну и что ты, по‑твоему, сможешь сделать? Спускайся немедленно!

Никакого ответа. Ни единого движения. Только пристальный взгляд этих невероятных глаз, темных, как небо во время бури…

Резким движением убийца приставил дуло пистолета к щеке Шарли:

– Ты спустишься сию минуту, или я пристрелю ее у тебя на глазах! Ты слышишь? У тебя на гла…

…СИЛЬНЕЕЕЕЕЕ!

– Давид, нет!..

Все, что произошло потом, заняло ровно семь секунд.

Первая секунда: револьвер Жозефа упал на пол, словно оружие выбил из его руки кто‑то невидимый.

Вторая секунда: Жозеф попятился, недоуменно глядя на свою пустую руку; Джорди, воспользовавшись всеобщим замешательством, нанес своему стражнику‑гиганту резкий удар локтем в живот.

Третья секунда: Шарли вскочила на ноги и схватила кочергу; Джорди обрушил на лицо Такиса мощный удар кулаком, кажется сломавший тому нос.

Четвертая секунда: Шарли с размаху ударила кочергой по ногам Жозефа, в то время как тот пытался добраться до своего револьвера, отлетевшего на несколько метров.

Пятая секунда: Джорди подобрал с пола пистолет гиганта, выроненный тем во время схватки, и ударил его рукояткой по затылку.

Шестая секунда: Джорди наставил оружие на Кольбера с криком: «Ни с места!»

Седьмая секунда: Шарли повернулась к сыну – как раз вовремя, чтобы увидеть, что глаза у него закатились.

Она бросилась к нему вверх по лестнице, но не успела предотвратить падение – она подхватила его в тот момент, когда он упал без сознания и покатился по ступенькам.

– Комиссар Греди? Лейтенант Тома Миньоль…

И Тома протянул руку, постаравшись улыбнуться как можно дружелюбнее. Человек, сидевший за столом, смотрел на него если не враждебно, то, по крайней мере, настороженно: это был взгляд копа из криминального отдела, к которому явился его «коллега» из ГИС. Да еще и без приглашения. Причем заявил, что хочет переговорить с ним лично, с глазу на глаз.

Хозяин кабинета встал, чтобы пожать руку Тома. Его рукопожатие оказалось твердым, сильным, но не чрезмерно крепким. Он внимательно взглянул на посетителя черными влажными глазами уроженца французского Юга, потом указал ему на кресло:

– Что вас ко мне привело, лейтенант?

– Я хотел кое о чем узнать в рамках своего нынешнего расследования…

– Речь идет об одном из моих людей? – перебил Греди.

– Нет, ни в коей мере, – заверил его Тома. – Мое расследование заставило меня обратиться к одному давнему делу, связанному с так называемой астрософией.

Реакция собеседника удивила Тома: он увидел, что Алекс Греди помрачнел, и правильные черты его лица на мгновение исказились.

– Значит, астрософия… – пробормотал он.

– Да. Я знаю, что вы были одним из тех, кто вплотную занимался этим делом. Вы даже лично арестовали Кутизи. Мне нужна кое‑какая информация.

– Я понимаю. Позвольте и мне вас спросить: чем именно дело об астрософии, закрытое около девяти лет назад, сейчас заинтересовало ГИС? Это дело не из тех, которые обычно интересуют вашу службу.

Греди произнес эти слова ровным тоном, но прозвучавший в них едва заметный сарказм не ускользнул от Тома. Однако он ждал этого вопроса и был готов ответить на него.

– Дело в том, что один из моих нынешних «клиентов», судя по всему, прежде имел некоторое отношение к обществу адептов астрософии…

– Хотите сказать, какой‑то коп был с ними связан?

– Нет. Но члены общества интересовались им. Я должен понять почему. А для этого я должен лучше понять саму организацию. Я мог бы запросить в архиве материалы по делу, но для этого нужно время, а у меня его нет.

Алекс Греди с задумчивым видом откинулся на спинку кресла.

– Тип, о котором идет речь, был вовлечен еще во многие чисто криминальные дела, – добавил Тома. – Так что дело тут не только в сектантах…

Он предполагал, что этот аргумент подействует на комиссара полиции, и не ошибся. Греди подался вперед и положил обе руки перед собой на стол:

– Хорошо. Что именно вы хотите знать?

– Каковы были основные направления деятельности общества? Да, прежде всего: вы арестовали всех подозреваемых?

– Как вы понимаете, официально основная деятельность заключалась в проведении семинаров, на которых предлагались определенные методики развития личности. Методики вполне работающие. Структура общества была строго иерархической, доходы весьма солидными…

– Официально… – машинально повторил Тома.

– Это в конце концов насторожило финансовые службы: небольшая секта, состоявшая поначалу лишь из нескольких адептов – они все впоследствии фигурировали в деле Кутизи, – вдруг стала зарабатывать огромные деньги, при этом никак себя не афишируя, фактически оставаясь в тени. Им принадлежали очень дорогие здания, в частности роскошный особняк в Сен‑Жермен‑ан‑Лэ, книжный магазин в самом центре Парижа и так далее.

– То есть такое количество денег явно не могли обеспечить семинары и пожертвования адептов…

– Основным источником доходов, как мы выяснили – правда, уже слишком поздно, – была спонсорская поддержка одного очень богатого американца, владельца сети фармацевтических компаний.

– Но почему вдруг он финансировал какую‑то секту?

– Ради тестов. Астрософия была лишь прикрытием для проведения медицинских тестов на адептах общества. Одни соглашались добровольно и даже безвозмездно, другие, как, например, юные бездомные наркоманы, – в обмен на проживание и медицинский уход. Таких Кутизи находил немало… Американец переводил секте средства, которые позволяли Кутизи процветать и одновременно разыгрывать из себя гуру…

Тома кивнул.

– Тесты были связаны с изучением одного случайно открытого вещества, – продолжал Греди. – Допамнезин, если не ошибаюсь, – так оно называется. Сильный стимулятор памяти. Одно время медики были просто помешаны на нем – революция в медицине, победа над болезнью Альцгеймера и все такое… Проблема состояла в том, что его применение давало множество побочных эффектов, причем различных для разных индивидов. У людей начинались галлюцинации, которые порой доводили их до самоубийств, причем настолько жестокими способами, что в связи с этим пришлось наконец начать полицейское расследование: казалось совершенно невероятным, что кто‑то может покончить с собой таким образом…

– Насколько я помню, было заведено десять – двенадцать уголовных дел…

– Да… всего лишь.

– Всего лишь?

Греди кивнул.

– Хотите кофе, лейтенант? – спросил он, поднимаясь.

Не дожидаясь ответа, он вышел в коридор и вскоре вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками, над которыми поднимался пар.

– Странно, – заметил он, ставя один стаканчик перед Тома, – я почему‑то всегда был уверен, что рано или поздно это дело снова всплывет…

На какое‑то время он задержался у окна, задумчиво глядя на заснеженные крыши Парижа. Тома подумал, что этот вид напоминает рождественскую открытку…

– Расследование оказалось нелегким, – снова продолжал Греди, отхлебнув кофе. – И для нас, и для судей. Вы, скорее всего, не в курсе, но такой тип организаций – я говорю не о мелких сектах, но о мощных ассоциациях, у которых есть своя недвижимость и огромные средства, – чаще всего пользуется покровительством очень влиятельных людей. С Кутизи дело обстояло похожим образом. Но его отличие от большинства доморощенных гуру заключалось в том, что его методика… работала.

– Работала?

– Да. Он и в самом деле помог излечиться от депрессии… или от наркотиков многим людям, которым прежде не помогали никакие другие методы. Только не подумайте, что я его защищаю. Но дело в том, что среди его пациентов были и очень высокопоставленные люди. Которые, разумеется, не хотели, чтобы их имена всплыли в ходе полицейского расследования, да еще такого громкого…

– Иными словами, по указанию сверху дело было спущено на тормозах?

Казалось, Греди колеблется. Наконец он сказал:

– Имейте в виду, если вы передадите кому‑нибудь мои слова и этот человек явится ко мне за подтверждением, я буду все отрицать. Поскольку официально никакого давления ни с чьей стороны не было. Просто, скажем так, нам не захотели помогать.

Но повторяю, если вы скажете кому‑то с моих слов, что из дела исчезли сведения о некоторых пациентах Кутизи – богатых бизнесменах, заметных фигурах шоу‑бизнеса и так далее, – я буду все отрицать напрочь. Я скажу этому человеку, что дело об астрософии прошло и быльем поросло. Что мы никогда не подозревали эту секту в том, что у нее есть целая сеть филиалов чуть ли не по всему миру, гораздо надежнее замаскированных, чем головная организация… Что нас ничуть не удивило, с какой быстротой сверху спустили приказ приостановить расследование…

И наконец, мне даже мысли не приходило о том, что после крушения ассоциации несколько десятков уцелевших адептов вновь сформировались в небольшие группки и продолжили дело своего наставника, уже без официального руководителя, без иерархической структуры, – в конце концов, об их дальнейшей судьбе ничего не известно.

Однако, лейтенант, будем считать, что я вам ничего не говорил, а вы ничего не слышали. Более того, я первым заявлю о беспочвенности всех слухов, распространяемых в Интернете об этой организации, и заверю в том, что расследование было проведено по всем правилам и что оно увенчалось для меня успехом, а не стало одним из самых серьезных провалов… – закончил Греди с печальной улыбкой.

В кабинете надолго воцарилась тишина. Тома чувствовал, что запутывается еще больше. Тевеннен, Вдова, Шарли, Джорди Фонте, Кутизи, астрософия… За кем или за чем бежать в первую очередь?.. Какая тень из прошлого готовится принять зримый облик?

Внезапно Греди спросил, в упор взглянув на собеседника:

– А вам действительно кажется, что астрософия – или то, что от нее осталось, – имеет отношение к ГИС?

После паузы Тома ответил:

– Все зависит от того, что именно она в себя включает…

– Да, так и есть, – кивнул Греди. – Ну что ж, надеюсь, вы будете держать меня в курсе дела.

Тома кивнул, понимая, что беседа окончена, и простился с комиссаром.

Он уже шел к двери, когда Греди его окликнул:

– Лейтенант, не сочтите за бестактность, но все‑таки – что вы делаете среди этих ГИСовских крыс? Вы, судя по всему, человек совсем из другого теста…

Тома не в первый раз об этом спрашивали, но при ответе он впервые воздержался от грубости.

– Считайте, что дело в личной мести, – с такой же прямотой, с какой Греди задал вопрос, ответил он.

– Понимаю, – кивнул комиссар. – Когда доведете свою личную месть до конца, свяжитесь со мной. Я, может быть, смогу кое‑что для вас сделать…

Джорди поморщился, отпив небольшой глоток из бокала. Хозяйка заведения настояла на том, чтобы он заказал именно этот аперитив – из белого вина и черносмородинового ликера: «Это лучшее средство, чтобы согреться!», – и он на всякий случай не стал спорить, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Лучше всего было разыгрывать из себя обычных доверчивых туристов. Кроме того, немного спиртного после недавних событий и впрямь не помешало бы.

Дата добавления: 2015-05-08