Часть вторая 4 страница

Шарли подбежала к сыну и опустилась перед ним на колени:

– Что с тобой случилось, радость моя?..

– Я… я не знаю. Кажется, я заснул, и мне приснился кошмар.

– Ничего страшного, котенок… Это просто сон… Ты же видишь, я здесь…

Шарли схватила свою сумку и, достав упаковку бумажных салфеток «Клинекс», промокнула кровь:

– Ничего страшного… у тебя немного кровоточит нос, но это сейчас пройдет… приподними голову…

Лиан Жермон молча наблюдала за этой сценой, держась на некотором расстоянии. Затем она окинула взглядом комнату и направилась к небольшому круглому столику в другом конце гостиной.

Подойдя, она наклонилась и стала подбирать осколки разбитой вазы. Затем выпрямилась и мысленно прикинула расстояние между ребенком и столиком, на котором прежде стояла ваза. Семь‑восемь метров…

Она слегка склонила голову, словно ища объяснения, и вдруг перехватила взгляд Шарли. Мать и дочь пристально смотрели друг на друга несколько секунд, отягощенных каким‑то загадочным, тайным смыслом… У Шарли даже создалось впечатление, что мать сейчас произнесет нечто очень важное…

Но Лиан Жермон лишь сказала:

– Сейчас я принесу ключи и позвоню месье Боннэ – скажу, чтобы подготовил дом к вашему приезду. Его нужно как следует протопить…

– И что дальше? – спросила Орели.

Зрение Тома на минуту затуманилось, искаженное ощущением дежавю: холод, пустынная улица, маленький домик в пригороде, Орели Дюбар…

– У нас нет никакой уверенности в том, что ребята, о которых тебе рассказала соседка, – именно те, которые шпионили за домом Тевеннена, – настойчивым тоном продолжала его коллега. – А может быть, они наблюдали за домом совершенно легально? Может быть, хозяин сам оплачивал видеонаблюдение?

Тома отвернулся, чтобы не встречаться с ее пристальным взглядом.

– А что, ты заметила какие‑то признаки сигнализации? – спросил он. – Кстати, что тебе рассказал этот старичок из дома напротив?

– То же самое, что и тебе твоя домохозяйка. Два типа – один громила, другой стройняшка – снимали здесь жилье несколько месяцев и уехали сегодня на рассвете. Пока жили здесь, почти никуда не выходили, разве что в магазин, и всегда поодиночке, никогда вместе.

– Они уехали меньше часа назад, – уточнил Тома. – И они больше не вернутся, можешь мне поверить. Ладно, так или иначе, считай, что я беру на себя полную ответственность за содеянное.

И с этими словами изо всех сил шарахнул ногой по двери. Петли жалобно заскрипели, и дверь подалась.

– Полиция! – на всякий случай громко объявил Тома, хотя перед этим долго звонил и стучал, прежде чем перейти к решительным мерам.

Никакого ответа. Вообще ни звука.

Они с Орели миновали небольшую прихожую и вошли в гостиную. Остатки завтрака на столе, дешевая икеевская мебель, никаких безделушек, книг, картин – ничего такого, что обычно украшает интерьер… Комната выглядела не более жилой, чем выставочный образец в «Икее».

Тома и Орели невольно переглянулись, подумав об одном и том же: никто и в самом деле не жил в этой комнате. Это было съемное жилье, которое использовалось по большей части для некой работы.

В другой комнате обнаружились разобранная кровать, ночной столик и шкаф – распахнутый настежь и совершенно пустой.

В третьей – несколько мониторов, соединенных с общим процессором. Несмотря на отсутствие изображения, у Тома больше не оставалось сомнений.

– Это они, – констатировал он, нервно проводя рукой по своим густым пружинящим волосам. – За Тевенненом наблюдали двое каких‑то парней… или трое… или даже больше, неважно… которые несколько месяцев жили буквально у него под боком!

Орели Дюбар внимательно осмотрела мониторы.

– Эти ребята уехали в спешке, – констатировала она. – Не забрали аппаратуру, даже не отсоединили кабели… – С этими словами она подхватила с пола широкую пластиковую трубку, из которой выходили многочисленные электрические провода.

Тома приблизился к пустому стеллажу. На полках почти не было пыли. Стало быть, прежде на них громоздились десятки, а то и сотни видеодисков. Интимная жизнь семьи Тевеннен, день за днем, час за часом… диски, рассортированные по датам или… по наиболее важным событиям. Но эти ребята все увезли с собой. Остались лишь тонкие бороздки пыли, свидетельствующие о том, что раньше между ними стояли коробки с дисками…

Тома и Орели тщательно осмотрели все оставшиеся помещения в доме, но тщетно. Ни одной улики – ни клочка бумаги с номером телефона, ни фотографии, ни чего‑то подобного, позволяющего выяснить, кто такие были эти парни. И почему они шпионили за Тевенненом.

В конце концов, разочарованно вздохнув, Тома вышел из дома и на некоторое время задержался на верхней площадке наружной лестницы, глядя на дом Тевеннена. Он находился чуть наискосок отсюда, через несколько других домов, но из‑за множества деревьев тайный наблюдательный пункт был почти незаметен, особенно в вечернее время, когда полицейский, должно быть, обычно возвращался домой. Ему, скорее всего, даже в голову не приходило, что новые соседи могут шпионить за ним – вот так, внаглую, буквально из дома напротив…

Что же касается его жены… вот она как раз могла заметить в доме напротив что‑то подозрительное… А вдруг именно по этой причине она и сбежала среди ночи? Что же на самом деле произошло? Тома вдруг вспомнил слова Орели, когда они вместе осматривали дом Тевеннена: «Странно, ни одной семейной фотографии… да и вообще никакой…»

Может быть, Шарли – ключ к разгадке?..

У него в кармане завибрировал мобильник.

– Да, Коньо? – откликнулся Тома, проверив имя абонента.

– У нас кое‑какие новости.

– Давай выкладывай.

– Во‑первых, автомобиль жертвы исчез.

– Той девушки, которую убили сегодня ночью?

– Да.

Так вот почему «БМВ» остался стоять на месте: Шарли Тевеннен уехала на другой машине. Итак, меньше чем за сутки она сменила две машины… оба владельца которых ныне мертвы!

– А вторая новость? – спросил Тома.

– Гораздо более шокирующая: Шарли Тевеннен мертва.

– Что?!

– Погоди, не паникуй. Пока я тут общался с нашими коллегами по поводу убийства, Жильяр проверял акты о гражданском состоянии и все такое прочее, чтобы установить личность мадам Тевеннен. Хотел отыскать ее родителей или других родственников. Короче, ее девичья фамилия – Руссо – фальшивая. Настоящая Шарли Руссо умерла восемь лет назад. К тому же она родилась где‑то в бывшей французской колонии и была то ли негритянкой, то ли мулаткой…

Пауза.

– Эй, ты слушаешь?

– Да, – рассеянно пробормотал Тома, чувствуя, что кусочки этого загадочного пазла все сильнее перемешиваются, вместо того чтобы складываться в картинку. – Значит, так: нам всем нужно собраться и провести небольшое совещание. Я скоро подъеду. – И с этими словами он отключился.

– С этим видеонаблюдением все только сильнее запутывается, – словно прочитав его мысли, произнесла Орели.

Тома обернулся к ней. На мгновение забыв обо всех этих тайнах, он невольно подумал, что она восхитительна: ярко‑голубые глаза, простая, но тщательно уложенная прическа – удлиненное каре, – отлично скроенный костюм…

– Я как‑то даже растерялась, – произнесла Орели, разрушив это недолгое волшебство. – Кстати, такое ощущение, что здесь тоже недавно провели генеральную уборку. Как и в доме Тевеннена… Это ведь они сделали – и здесь и там?

Тома пожал плечами:

– Не знаю, что и думать.

– По‑твоему, где они могут быть?

Тома взглянул вверх, на темно‑серое небо. Скоро пойдет снег…

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил он. – Но самое обидное: мы разминулись с ними буквально на полшага!

Джорди сидел, откинувшись на спинку водительского сиденья и закрыв глаза. Уже в восьмой раз за последние несколько часов он мысленно прокручивал перед собой кадры видеозаписи: Шарли, как внезапно отпущенная пружина, резко распрямляется, сжимая в руке нож, и с безумным воплем вонзает это оружие в грудь Тевеннена… Глаза копа округляются от изумления, и в следующий миг он обрушивается на пол…

И уже в восьмой раз Джорди спрашивал себя: что он мог сделать – нет, что он должен был сделать, – чтобы не допустить такого поворота событий? И еще – по какой загадочной случайности перед мониторами в этот момент сидел только он один? Остальные увидели эти кадры только через час. Шарли с сыном к тому времени уже уехали.

Куда?..

Вздохнув, он открыл глаза и взглянул на расстилавшееся перед ним пустое сумеречное пространство парковки – как велел им Кольбер, они запарковались на втором подземном ярусе.

Джорди открыл папку, лежавшую перед ним на руле, и взглянул прямо в глаза женщины, изображенной на фотографии. Какую именно из своих фальшивых личностей будет на этот раз использовать Шарли Тевеннен, чтобы скрыться? Ему было известно только о двух, но он почему‑то – возможно, потому, что на протяжении долгих часов, дней, месяцев наблюдал за ней, и знал, что она способна на многое, – представлял себе целую груду паспортов всех стран и национальностей. Хотя Шарли была отнюдь не Никита, она, вероятно, сотни раз представляла себе, как убегает из этого ужасного дома. Но что же удерживало ее так долго рядом с типом, о котором ей все должно было стать ясно после пары месяцев знакомства?..

Джорди тщетно пытался разгадать эту загадку, когда Такис, сидевший рядом с ним на пассажирском сиденье, недовольно пробурчал, что Кольбер опаздывает уже на десять с лишним минут. «Это не в его привычках», – добавил гигант почти обиженным тоном ребенка, которого долго не забирают из детского сада родители.

Джорди повернул голову и мельком взглянул на грубый, чуть приплюснутый профиль соседа. За все то время, что он прожил бок о бок с этим типом, что он узнал о нем? Почти ничего. Знал, что у того могучий храп; знал об огромной силе гиганта, который мог часами упражняться с тяжелыми гантелями – хотя Такис не признавал никакого другого спорта, этому он предавался столь ревностно, что иногда чуть ли не падал от усталости. Знал, что тот обожает «Звездные войны», «Гарри Поттера» и «Бондиану» – у него были все серии, и он крутил их день и ночь. К выполняемой миссии Такис, судя по всему, был абсолютно равнодушен, как если бы выполнял обычную работу по наладке электросетей или типа того. Еще Джорди знал о его безоговорочной преданности Кольберу, который и руководил всей операцией.

Он взглянул на часы на приборной доске. В зеркальце над лобовым стеклом виднелись многочисленные коробки, сумки, компьютерные процессоры, сваленные как попало на заднем сиденье. Они взяли с собой только самое ценное, и Джорди понимал, что на месте осталось множество улик. Найдут ли копы камеры в доме Тевеннена? Догадаются ли, откуда за ним наблюдали? Сколько времени им для этого понадобится?

В этом момент на пологом спуске, ведущем на нижний ярус, появился темно‑синий джип «чероки». За рулем сидел светловолосый человек, одна прядь волос спадала ему на лоб. Кольбер сделал круг по парковке – вероятно, чтобы убедиться в отсутствии ненужных свидетелей, – потом подъехал к своим сообщникам.

Джорди опустил стекло, и в салон ворвался холодный воздух с примесью бензиновых паров. Оба водителя переглянулись.

– Как обстоят дела? – спросил Кольбер. Вот вечно он так, никогда не спросит «Ну что там у вас?» или просто «Ну чё, как?», – нет, обязательно «Как обстоят дела?» – можно подумать, у них тут светский раут… Кольберовские манеры раздражали Джорди с самого начала миссии. Нет, хуже: от них ему делалось не по себе. Это произношение, эти жесты, этот общий аристократический облик совсем не вязались с холодной, расчетливой жестокостью, слишком хорошо заметной во взгляде этого человека…

Джорди коротко изложил ему ситуацию. Накануне вечером, после того как они увидели на мониторе… несчастный случай, произошедший с Тевенненом, они действовали строго по инструкциям шефа. Такис ночью отправился в дом Тевеннена, чтобы вытащить труп. Поскольку Джорди в этом не участвовал, он понятия не имел, куда гигант потом отвез тело для импровизированных похорон, – и совершенно не хотел этого знать. Когда тот вернулся, они вдвоем провели тщательную уборку в доме. Затем, еще раз как следует все осмотрев и не обнаружив никаких оставленных улик, вернулись к себе, и Джорди принялся укладывать аппаратуру, после чего стал изучать досье Шарли, чтобы найти там хоть какой‑то след, какое‑то указание на то, куда она могла бы отправиться.

– Потом мы чуть‑чуть поспали… вообще‑то мы ждали твоего звонка, но ты все не звонил, и мы решили малость отдохнуть. Мы думали закончить все с утра, но тут вдруг объявились копы. И мы подумали, что чем скорее мы свалим, тем лучше…

– Но насколько я понял из твоих объяснений, в доме Тевеннена совершенно не за что зацепиться…

– Да.

– Таким образом, у них не будет причин назначать расследование. Во всяком случае, в ближайшие несколько дней…

Послышался шум подъезжающего автомобиля, и все трое обернулись. Но водитель остановился недалеко от спуска, так что не смог бы ни разглядеть их, ни услышать разговор.

– Дом абсолютно чистый, – еще раз подтвердил Джорди. – Но если они обшарят каждый сантиметр, то рано или поздно найдут камеры.

– Так, стало быть, камеры вы не сняли? – спросил Кольбер с ноткой недовольства в голосе.

– Мы собирались сделать это утром, в спокойной обстановке, без спешки. Это тонкая работа, она требует времени, – ответил Джорди. – Вчера мы слишком устали, да и пришлось бы включать в доме весь свет, а среди ночи это выглядело бы подозрительно… В принципе, мы можем вернуться позже и сделать это. Копы, скорее всего, пока ничего не нашли.

На сей раз Кольбер ничего не сказал. Джорди заметил у Артиста мешки под глазами – тот, судя по всему, тоже провел не самую безмятежную ночь, хотя Джорди и не знал, что именно он предпринял со своей стороны, чтобы найти Шарли.

– Когда я упаковывал диски, я заметил одну вещь… – произнес Джорди, все же решив сообщить о том, что не давало ему покоя. – Нескольких дисков недостает.

– Ты знаешь, каких именно? – спросил Кольбер.

– Нет. Но если у меня будет время все разобрать, я установлю даты. Просто вчера на нас свалилось слишком много других дел…

Ему показалось или при этих словах Кольбер в самом деле облегченно вздохнул?..

– Я просмотрел ее досье, но не нашел ничего, что могло бы помочь ее найти, – добавил Джорди. – А ты?

– Я узнал номер мобильного телефона, который она захватила с собой. А также ее фальшивое имя, которого мы раньше не знали.

– Номер мобильника? Вот это да! Как ты его раздобыл?

– Проблема в том, – продолжал Кольбер, не отвечая на вопрос, – что этот телефон постоянно выключен. Я боюсь, что она включает его лишь в самых необходимых ситуациях, а потом сразу же выключает. Хитрая тварь!.. – почти прошипел он, и Джорди заметил, что его глаза на миг превратились в две узкие голубоватые щели.

– А фальшивое имя у нее откуда?

Кольбер слегка пожал плечами:

– По всей видимости, она вела непростую жизнь еще до того, как познакомилась с Тевенненом…

«По всей видимости…» У Джорди снова, как и множество раз за предыдущие недели, появилось неприятное ощущение какой‑то неправильности, недосказанности, чего‑то такого, что он никак не мог ухватить…

– Что теперь? – спросил он. – Ждем, пока она включит мобильник?

– Нам нужно будет раздели…

Телефонный звонок прервал Кольбера на полуфразе. Артист поднял стекло машины и взял телефон. Через несколько секунд Джорди увидел, как Кольбер стучит по клавишам своего GPS. Затем он снова опустил стекло и торжествующе сообщил:

– Ее обнаружили!

Откуда‑то издалека до него донеслась музыка. Ему показалось, что он узнает голос Мадонны, одновременно с которым звучал и голос его матери, однако разобрать можно было только слова песни: «…time goes up, for nothing, time goes…». [12] Затем к этим звукам добавился шум мотора. Сквозь сомкнутые веки Давид ощутил слабый свет, а когда приоткрыл глаза, то увидел, что автомобиль движется как будто сквозь огромный белый кокон.

Давид слегка приподнялся на заднем сиденье и, ненадолго забыв обо всех предшествующих событиях, начал восхищенно разглядывать огромные густые хлопья снега, летящие прямо в ветровое стекло: сквозь эту белую завесу было почти не видно дороги.

Затем он перехватил в зеркальце заднего вида взгляд матери и улыбнулся ей.

– Ну вы и спите, молодой человек! – пошутила она. – Как медведь в берлоге!

И тут же вновь переключила внимание на дорогу. Давид понимал, что вести старую машину, да еще в таких условиях, ей очень нелегко. По тому, как медленно они продвигались вперед в снежном вихре, он чувствовал, с какой осторожностью она едет.

– Здорово! – не удержавшись, воскликнул он. – Как на горнолыжном спуске!

Шарли грустно улыбнулась. Два раза они ездили в горы, и Давид был в полном восторге, впервые встав на горные лыжи. Сейчас она вспомнила, как радостно он хохотал, да же когда падал, и каким наслаждением для нее было слышать этот смех. Их недолгое счастье, однако, вызывало у Сержа безумные приступы ревности, и две поездки, и без того короткие, были отравлены градом ругательств, оскорблений и побоев, несмотря на все ее усилия не совершать никаких оплошностей.

Сейчас, представляя себе утопающий в снегу дом у озера, Шарли радовалась своему выбору – впрочем, действительно ли своему?.. Так или иначе, они с Давидом будут гулять, играть в снежки, слепят снеговика, съездят на лыжах в соседний небольшой лесок… Может быть, месье Боннэ найдет им и санки?..

Да, сейчас взгляд широко распахнутых глаз Давида был почти… счастливым. Но что же произошло недавно в Сен‑Клу?.. Какой кошмар мог вызвать подобную реакцию?..

Шарли покусала губы, потом все же решилась задать вопрос, не дававший ей покоя с момента отъезда из дома матери:

– Ты можешь мне сказать, что с тобой случилось, Давид?.. Я имею в виду, недавно, в бабушкиной гостиной…

На мгновение она перехватила его взгляд в зеркальце заднего вида и поняла, что инстинкт ее не обманул – Давид… скрывал от нее что‑то.

Давид скорчился на сиденье, обхватив руками колени. Как же ей объяснить?.. Это трудно… Что‑то вроде… удара изнутри в запертую дверь, которая находится в голове…

– Я… я и сам точно не знаю, мам… Как будто что‑то хотело вырваться из моей головы наружу…

Несмотря на то что в салоне машины было тепло, Шарли почувствовала, что ее охватывает дрожь – как будто температура воздуха вдруг резко упала.

– Ты можешь мне объяснить, как именно это происходит? – спросила она, стараясь говорить небрежным тоном. – Помнишь, ты мне раньше объяснял, как работает твой талант?

«Почему я говорю с ним как с несмышленышем?» – тут же упрекнула она себя.

Потому что ты тревожишься, потому что ты боишься, потому что тебя гложет паника. Потому что ситуация вышла у тебя из‑под контроля и может в любой момент осложниться еще больше. Потому что ваша свобода иллюзорна, и очень может быть, что вы проводите вместе последние часы…

Она на секунду закрыла глаза, чтобы заставить замолчать этот голос, который не переставал нашептывать ей эти мрачные предсказания.

В это время Давид размышлял, что ей ответить, – точнее, прикидывал, что стоит рассказать, а о чем лучше умолчать. Он не хотел тревожить ее еще больше.

Прежде он никогда не пытался пробуждать в себе свой необычный талант по собственной воле. Скорее уж наоборот – Давид прилагал все усилия к тому, чтобы его не пробуждать.

Но после того, как он недавно угадал выигрышные номера, картины будущего буквально затопили его сознание: они мелькали перед ним, смешиваясь, как в калейдоскопе, и их смысл невозможно было разгадать – ясно было лишь то, что они таят в себе опасность. Больничная палата… врач, который почему‑то кажется ему знакомым… огненные вспышки… кровь… множество предметов, со страшным грохотом рушащихся на пол… незнакомые лица… и знакомые тоже – например, лицо Брижитт на фотографии во весь экран телевизора…

И какое‑то существо – невидимое, но вездесущее, которое следует за ним повсюду… Черная тень с огненным взглядом…

Давид понимал, что все это скоро воплотится в жизнь. Он точно не знал, когда именно – завтра, через неделю, через две? – и в каком порядке, но чувствовал, что грозящая им с матерью опасность исходит буквально со всех сторон. Она словно пропитала всю атмосферу вокруг них. Она становилась все ближе. И самое ужасное – она была… ГОЛОДНА. Да, «голодна» – это было самое подходящее для нее слово.

Но он и сам испытывал голод… точнее, жажду – жажду знания. Неопределенность, неясность видений сводила его с ума. Он знал слишком много о грядущих событиях, чтобы не думать о них, и в то же время слишком мало, чтобы их предотвратить.

И вот, когда он остался один в огромной бабушкиной гостиной, слегка смущенный окружающей роскошью, ему пришла мысль о том, чтобы попробовать прояснить видения, вызвав их по собственному желанию. Он сосредоточился и попытался… усилиться, чтобы вызвать нечто. Чтобы проверить, на что способен его талант, если дать ему полную свободу.

Сначала ничего не происходило. Будущее предстало перед ним как пустая белая страница, на которой еще только предстояло что‑то написать. Он подумал о мутантах из сериала «Герои» – те могли летать, становиться невидимыми, останавливать пули на лету… за всем этим было очень интересно наблюдать по телевизору, но Давид подозревал, что добиться таких свойств в реальности очень тяжело, если вообще возможно. Не говоря уже о том, что жизнь героев сериала отнюдь не была вечным праздником – даже на экране… И еще им постоянно приходилось упражняться – развивать свои способности и одновременно учиться их контролировать. Понимать их. Иногда даже открывать в себе новые…

Все это он говорил себе, сидя на диване перед тарелкой с круассанами, в окружении картин в позолоченных рамах и дорогих безделушек, и позволив образам в сознании появляться и исчезать, как им вздумается.

Затем он стал вызывать силу – закрыв глаза, полностью сосредоточившись, молясь сам не зная кому или чему, что могло бы ему помочь… и понял, что молитва услышана, когда вдруг произошло… нечто. На этот раз не было ни картин, ни воспоминаний, ни дежавю. Вместо этого он ощутил почти физический жар. Тепло распространялось у него в голове – это было болезненное и одновременно приятное ощущение, которое понемногу передавалось и всему остальному телу. Как будто какая‑то энергия стремилась вырваться из него наружу. Как будто внутри у него был зверек, очень резвый и полный сил. Нетерпеливый. И… голодный.

Ободренный этим первым результатом – и странной эйфорией, охватившей все его существо, даже несмотря на неприятный шум в ушах, – Давид попробовал еще увеличить эту пробудившуюся силу. По‑прежнему не открывая глаз, он внезапно осознал, что его большой палец как будто сам собой оказался у него во рту – в детстве он постоянно сосал палец, но потом избавился от этой привычки. Гневные голоса, доносившиеся до него из‑за двери, за которой недавно скрылись мама и бабушка, превратились в едва различимый шепот… И вдруг на него резко навалилась невероятная усталость – как будто огромная черная птица спикировала с высоты и распростерла перед ним свои шумящие крылья, застилая ему глаза. Эта трепещущая чернота превратилась в бездну, куда он начал медленно падать, постепенно проваливаясь все глубже, оказываясь все дальше от окружающей реальности…

Когда он очнулся, мама стояла перед ним на коленях, а бабушка – чуть поодаль, держа в руках осколки разбитой вазы, и смотрела на него как‑то очень странно. Из носа у него шла кровь. Он не мог сказать, сколько времени провел без сознания – час или секунду. Но все это время он был в полной отключке…

– Я просто попытался… увидеть, что с нами дальше будет.

– Что ты имеешь в виду? Ты сам… захотел вызвать силу?

– Да…

– А раньше ты уже так делал?

– Нет, никогда, но…

– Давид, ты не должен ни о чем беспокоиться. С нами все будет хорошо. Я сама обо всем позабочусь. Всего через несколько дней у нас не останется никаких забот. Все будет… совсем иначе. Ты ведь мне веришь?

Давид заколебался. Может, и не стоит говорить ей об этих обрывочных видениях… может, в них и правда нет никакого смысла…

– Верю, – наконец ответил он.

После этого воцарилось молчание, нарушаемое только голосом Нелли Фуртадо из радиоприемника. Несмотря на все усилия Шарли отогнать непрошеные голоса, они преследовали ее еще более навязчиво, чем раньше. Теперь к ним примешивался и голос врача, год назад предупредившего ее: Сильный шок… может пробудить в нем нечто…

Она заметила вывеску бензоколонки, рядом с которой располагался автосервис. Они с Давидом были уже на полпути к цели, но снег еще усилился, и по радио то и дело звучали предостережения водителям. Может быть, стоит сменить шины?.. Ведь рискованно так ехать… К тому же Давиду наверняка надо в туалет… А она сойдет с ума, если не выйдет из машины хоть ненадолго – немного подышать свежим воздухом…

На всякий случай Шарли припарковала машину чуть поодаль от остальных, затем щедро накрасила губы и натянула шерстяную шапочку до самых глаз. В таком виде она была совершенно не похожа на ту Шарли, чьи фотографии могли уже и появиться в газетах. Во всяком случае, ей хотелось так думать.

Они с Давидом вышли и под густым снегом направились к бензозаправке.

– Хочешь в туалет, котенок? Это вон там. Я зайду в автосервис, узнаю насчет шин…

Давид пошел к туалету. Шарли поискала глазами кого‑нибудь из механиков и, заметив человека в синей спецовке, направилась к нему. Но, мельком взглянув на Давида, тут же остановилась.

Он неподвижно стоял на месте, застыв на полпути к дверям туалета.

Неужели новый приступ?..

Она повернулась и бегом бросилась к нему. Оказалось, что Давид неотрывно смотрит на экран телевизора, укрепленного в углу между стенами. На экране мелькали какие‑то кадры, звука не было слышно.

– Что случи…

Шарли осеклась. Внимательнее взглянув на экран, она поняла, что передают криминальную хронику.

В следующий миг появилась фотография женщины – лицо крупным планом.

Брижитт…

Тип на фотографии чем‑то напомнил Тома Миньолю его самого: те же резкие черты лица, смугловатая кожа, трехдневная щетина… Впрочем, Тома решил, что все же выглядит более обаятельным – взгляд того человека был настороженным, в нем словно навсегда застыли тревога и недоверие к окружающему миру.

Он оторвался от созерцания фотографии и перешел к досье.

Что ж, ребята из отдела криминалистики хорошо потрудились – скорее всего, потому, что запрос исходил от ГИС, и никому из полицейских не хотелось вызывать нарекания у тех, кто мог в один прекрасный день порушить им карьеру. Всего за пару часов они сняли отпечатки пальцев в доме, столь поспешно оставленном тайными наблюдателями, и собрали объемистое досье, которое сейчас лежало на столе Тома.

– Расскажи‑ка мне самое основное… по‑быстрому, – попросил он Орели, которой и поручил общение с криминалистами, в то время как сам отправился докладывать шефу обо всех неожиданных поворотах своего дела: предполагаемое убийство Тевеннена, исчезновение трупа, камеры скрытого наблюдения, появление Вдовы, зверское убийство девушки по имени Брижитт Биша, приютившей у себя Шарли Тевеннен, которая на самом деле была вовсе никакая не Шарли и не Тевеннен…

– Его зовут Джорди Фонте, – заговорила Орели. – Его отец – испанец по происхождению. Отпечатков пальцев Фонте в доме множество, причем один, самый четкий, – на экране монитора. С другими отпечатками пока не разобрались, но что он был одним из наблюдателей – не подлежит сомнению.

– А как он попал в нашу картотеку?

– За попытку убийства.

– Неплохо для начала…

– Он пытался убить своего отца.

На сей раз Тома лишь изумленно присвистнул.

– Он и раньше попадал в полицию, но речь шла о пустяках, вроде мелких краж… Потом он с этим завязал. На момент преступления он уже несколько лет был абсолютно чист перед законом. Вообще, дело это неоднозначное… Его отец пил, бил жену и детей… ну, ты представляешь себе картину. Это, кстати, послужило смягчающим обстоятельством на судебном процессе. Свидетели в один голос утверждали, что его отец был настоящим семейным тираном, который держал семью в постоянном страхе. В один из вечеров, когда он вернулся пьяным домой, все и произошло. Сначала он ударил жену так, что она упала и ударилась головой об угол стола. Это падение оказалось для нее смертельным. Джорди к тому времени было двадцать четыре, и он уже не жил с родителями – он закончил курсы информатики, и у него была работа, как‑то связанная с компьютерами… Отец, еще не протрезвев окончательно, пришел в ужас и, не соображая, что делает, позвонил сыну, вместо того чтобы вызвать полицию. Домашний тиран, как всегда и бывает, в момент опасности оказался слабаком, – добавила Орели с презрительной улыбкой.

В результате дело обернулось для него плохо: как только Джорди вошел в квартиру, он набросился на отца и начал душить его голыми руками. Единственное, что спасло папашу от смерти, – появление младшего брата, который пришел домой почти сразу вслед за Джорди и сумел его оттащить. Но все равно было уже поздно: отец хоть и выжил, но до конца своих дней остался «овощем» – его мозг слишком долго был лишен кислорода. Да и спиртное сыграло свою роль… Еще через два года он умер в больнице.

Дата добавления: 2015-05-08