Йозеф Шумпетер. 23 страница

используются для поддержания данного уровня потребления, появляется возможность

ввести усовершенствование - например, построить новый мост или железную дорогу,

- потребуются дополнительные факторы производства, иначе говоря, -

дополнительные инвестиции. При этом возможны различные вари­анты решения: либо

придется увеличить продолжительность рабочего времени сверх того, что, как мы

исходили до сих пор, было установлено законом; либо сократить потребление; либо

сделать и то, и другое. По тогда наши допущения, рассчитанные на самое

простейшее решение экономической проблемы, исключат возмож­ность

"автоматического" решения, предполагающего, что Центральному органу и отраслевым

управлениям не придется ничего больше делать, как только следовать за

объективными показателя­ми в рамках трех сформулированных правил рациональности.

Это значит, что несостоятельна наша схема, а вовсе не социалистиче­ская

экономика. Если мы хотим, чтобы такое автоматическое решение стало возможным,

надо отменить закон, но которому все своевременно не использованные купоны на

потребительские товары аннулируются, отказаться от идеи абсолютною равенства

доходов и предоставить Центральному органу право выплачивать премии за

сверхурочную работу и - как бы это назвать? - за "сбережения". Возможные

усовершенствования или инвестиции долж­ны осуществляться в таком объеме, чтобы

даже наименее привлекательные из них могли принести "прибыль", равную премиям,

которые придется выплатить за необходимую сверхурочную работу или сбережения

(или и за то, и за другое). Это условие однозначно определяет все новые

переменные, которые включает в себя наша проблема - в том случае, если

сверхурочная работа и сбережения в соответствующем временном интервале являются

однозначными функциями соответствующих премий [Надо сказать, что эта проблема

возникает лишь в случае новых инвестиции. Те же инвестиции, которые постоянно

необходимы для поддержания стационарного процесса, могут и должны обеспечиваться

точно так же, как все другие статьи издержек. В частности, здесь не надо будет

выплачивать процент. Воспользовавшись случаем, отмечу, что отношение социалистов

к феномену процента неоднозначно. Сен-Симон считал его чем-то, почти само собой

разумеющимся. Маркс полагал, что в социалистическом обществе его не будет.

Некоторые современные социалисты вновь признали его. В хозяйственной практике

Советской России процент используется.]. Допустим, для удобства, что "доллары",

расходуемые в качестве премий, суммируются с ранее выданным долларовым доходом.

Нет необходимости останавливаться на связанных с этим разного рода поправках.

Однако все эти доводы в отношении инвестиций еще больше убеждают в том, что

предложенная схема, казалось столь удачная для решения нашей конкретной

проблемы, - не единственно возможный проект социалистической экономики, и ему не

обязательно следовать в социалистическом обществе. Социализм не должен быть

уравнительным, но и при любой степени неравенства, допу­стимой при социализме,

едва ли возможна такая норма накопления, которая обеспечивается в

капиталистическом обществе в среднем на протяжении экономического цикла. Даже

при капитализме неравенство не способно поддерживать инвестиционный процесс на

нужном уровне. Его поддерживают корпоративное накопление и "создаваемые" банками

кредитные ресурсы, а эти механизмы не отличаются ни автоматизмом действия, ни

однозначно детерминированным характером. Следовательно, если социалистическое

общество стремится достичь такой же или даже большей нормы реальных инвестиций

(чего, конечно, ему не требуется), необходимо прибегнуть к иным методам, нежели

"бережливость". Вполне возможным было бы накопление за счет "прибыли", которая

из потенциальной превратилась бы в реальную, и за счет использова­ния механизма

создания кредитных ресурсов, аналогичного тому, о котором говорилось. Впрочем,

гораздо более естественно оста­вить этот вопрос на усмотрение Центрального

органа, съезда или парламента, которые сами в состоянии решить его в ходе

формирования общественного бюджета. Если голосование по вопросам, связанным с

"автоматическими" процессами в экономике общества, носило бы сугубо формальный

характер или сводилось бы к функции контроля, то голосование по поводу

инвестиций - по крайней мере их объема - потребовало бы реальных решений, наряду

с голосованием о расходах на армию и т.п. Проблема согласования решения об

объеме инвестиций с "автоматическими" решениями, касающимися количества и

состава потребительских товаров для индивидуального потребления, не содержит

особых сложностей. Однако, если мы примем такую лотку действий, нам придется

весьма существенно пересмотреть основополагающий принцип нашей схемы.

Изменение других частей нашего проекта может происходить в рамках принятой общей

схемы. Например, если речь не идет о сверхурочной работе, я исходил из того, что

отдельные лица не могут но своему усмотрению решать, сколько они будут работать,

хотя как избиратели и но другим общественным каналам они могли бы влиять на

такие решения в той же мере, в какой они влияют на решения о распределении

доходов и т.д. Я также полагал, что отдельные лица пользуются свободой выбора

занятия и места работы только в тех рамках, которые считает возможным и

необходимым установить Центральный орган, руководствуясь потребностя­ми

принятого генерального плана. Эту систему организации легче представить себе,

если провести аналогию с обязательной службой в армии. Существо дела неплохо

выражает лозунг: "каждому по потребностям, от каждого по способностям". Во

всяком случае, доста­точно лишь небольших модификаций, чтобы соответствие было

обеспечено. А можно вместо этого оставить за отдельными гражда­нами право

решать, сколько и какую именно работу они должны выполнить. Рациональное

распределение рабочей силы будет тогда достигаться с помощью системы

стимулирования - в этом случае премиальные надбавки должны предоставляться не

только за сверхурочный труд, но и за всю работу в целом, чтобы повсеместно

обеспечить соответствие "предложения" труда разного типа и различной степени

сложности структуре потребительского спроса и принятой программе

капиталовложений. Эти премиальные долж­ны очевидным образом соотноситься с

привлекательностью или непривлекательностью каждого вида работы и с необходимым

для ее выполнения уровнем квалификации, т.е. с тарифными ставками заработной

платы, принятыми в капиталистическом обществе. Мы вправе говорить о "рынке

труда", хотя аналогии между заработной платой при капитализме и премиальной

системой при социализме не следует придавать слишком большое значение. Включение

в предлагаемую нами схему такого механизма, разумеется, во многом ее изменит,

однако не затронет характера социалистической системы. Ее формальная

рациональность станет в действи­тельности еще более рельефной.

5. Более явным станет и то фамильное сходство между коммерческой и

социалистической экономикой, которою читатель не мог не заметить с самого

начала. Поскольку это сходство, по-видимому, доставляет удовольствие

несоциалистам и некоторым социали­стам, а других социалистов раздражает, стоит

наконец ясно сформулировать, в чем оно состоит и чем обусловлено. Тогда мы

убедимся, сколь малы основания и для удовольствия, и для досады. Пытаясь

построить рациональную схему социалистической экономики, мы использовали

механизмы и понятия, которые традици­онно облекались в термины, знакомые нам по

теоретическим работам, рассматривающим проблемы капиталистической экономики. Мы

описали механизм, который сразу же становится понятным, стоит лишь ввести слова

"рынок", "купля и продажа", "конкурирующий" и т.д. Мы как бы использовали (или с

трудом удерживались от использования) такие отдающие капитализмом термины, как

цены, издержки, доходы и даже прибыли, тогда как другие - рента, процент,

заработная плата, а также и деньги - терпеливо ждали своей очереди.

Рассмотрим одну из бесспорно худших для социалистов ситуаций - наличие ренты,

т.е. дохода, получаемого при производительном использовании природных факторов,

скажем "земли". На­ша схема, разумеется, не предполагает, что всякий

землевладелец получал бы земельную ренту. Тогда что же следует из наличия ренты?

Всего лишь то, что всякая земля (а сверхизобилия земли в обозримом будущем не

предвидится) должна экономично использоваться или рационально распределяться,

так же как труд или другие производственные ресурсы. Для этого каждый участок

дол­жен получить экономическую оценку, исходя из которой будет оп­ределяться

целесообразность тех или иных предлагаемых вариан­тов использования этой земли.

Благодаря этим оценкам земля и включается в систему общественного учета. Без

этого социалисти­ческое общество было бы обречено на нерациональное

хозяйствование. Но проведение такой оценки земли вовсе не содержит уступ­ки

капитализму или капиталистическому духу. Все, что есть коммерческого или

капиталистического в земельной ренте - как в экономическом, так и в

социологическом смысле, - и все, чему может симпатизировать защитник частной

собственности (частный доход, частная собственность на землю и т.д.), здесь

полностью устра­нено.

"Доходы", которыми мы вначале наделили граждан социали­стического общества, -

это не заработная плата. В действительности, если их проанализировать, то станет

ясно, что этот доход - соединение принципиально разных экономических элементов,

из которых лишь один мог бы быть связан с предельной производительностью труда.

Премии, о которых затем шла речь, ближе к за­работной плате, выплачиваемой в

капиталистическом обществе. Но эти премии существуют только в бухгалтерских

книгах Цент­рального органа, где они фигурируют всего лишь как коэффициен­ты,

оценивающие труд разных видов и степеней сложности в це­лях рационального его

распределения. Эти коэффициенты по своему содержанию не имеют в себе ничего

схожего с заработной платой при капитализме. По ходу дела заметим, что поскольку

мы можем по своему усмотрению выбрать название для тех единиц, в которых

выражаются притязания граждан на потребительские товары, мы можем именовать их и

часами труда. И поскольку общее количество этих единиц в пределах ограничений,

определяемых целесообразностью, также устанавливается произвольно, мы можем

приравнять их к часам фактически отработанного времени при условии сведения

труда всех видов и степеней сложности к некоему стандартному труду в духе

Рикардо и Маркса. Наконец, на­ше гипотетическое общество может взять на

вооружение принцип, по которому "доходы" должны быть пропорциональны тому

коли­честву часов стандартной работы, которая была выполнена каж­дым членом

общества. Для осуществления этого принципа при­шлось бы ввести систему трудовых

чеков. Интересно, что если не принимать в расчет технические трудности, на

которых мы сейчас останавливаться не будем, система могла бы быть вполне

жизнеспособной. Но, очевидно, и тогда "доходы" не станут "заработной платой". Не

менее ясно также, что жизнеспособность такого механизма не может служить

аргументом в пользу трудовой теории стоимости.

Вряд ли есть необходимость проделывать подобную процедуру сопоставления в

отношении категорий прибыли, процента, цен и издержек. Причина упомянутого

фамильного сходства уже и так ясна: наш социализм ничего не заимствует у

капитализма, однако сам капитализм берет многое из совершенно универсальной

логи­ки выбора. Всякое рациональное поведение непременно должно иметь

определенное формальное сходство с любыми другими проявлениями рационального

поведения. А в сфере экономики унифицирующее влияние рациональности как таковой

особенно значительно, по крайней мере там, где дело касается экономического

поведения, описываемого чистой теорией. Категории, выражающие определенную

поведенческую модель, пропитываясь специфическим содержанием, связанным с некой

исторической эпохой в сознании рядового человека сохраняют приобретенный облик.

Если наше изучение экономики было бы исторически связано с социалистическим

обществом, то сейчас все выглядело бы так, будто при анализе капиталистических

процессов мы заимствуем экономические категории социализма.

Собственно говоря, у экономистов капиталистической ориентации нет оснований

особо ликовать по поводу того открытия, что социализму ничего другого не

остается, как использовать механизмы и категории капитализма. Но и у социалистов

столь же мало оснований отрицать это. Только самые наивные люди могут испытать

разочарование, осознав, что социалистическое чудо не создаст собственной логики.

И только приверженцы самых грубых и примитивных разновидностей социалистического

учения в самом этом факте видят угрозу, ибо для них капиталистическая экономика

- дикий сумбур, где нет никакой логики и порядка. Разумные же люди, как

социалисты, так и их оппоненты, в состоянии признать наличие сходства, хотя их

позиции при этом ничуть не сближаются. Однако в отношении использования

терминологии могут высказываться возражения: ссылаются на то, что неудобно

применять термины, несущие дополнительное, но тем не менее очень существенное

содержание, от которого не всякий способен эти термины отделить. К тому же

нельзя не учитывать и такой вариант: можно признать вывод о наличии глубинного

сходства экономической логики в социалистическом и коммерческом обществах,

однако отвергнуть конкретную схему или модель, с помощью которой мы пришли к

такому выводу (см. ниже).

Но и это еще не все. Некоторые экономисты - как социалисти­ческих, так и

несоциалистических взглядов - не только хотели, но просто горели желанием

обнаружить сильное фамильное сходство между социалистической экономикой, какой

она видится в буду­щем, и коммерческой экономикой с совершенной конкуренцией.

Есть даже школа социалистической мысли, готовая прославлять совершенную

конкуренцию и отстаивать социализм на том основа­нии, что социализм -

единственный способ достижения в современном мире тех результатов, которые несет

с собой совершенная конкуренция. Вполне очевидно, что такая позиция,

свидетельству­ющая на первый взгляд об удивительной широте ума, на самом деле

привлекает себе сторонников тактическими преимуществами. Просвещенный социалист,

не хуже всякого грамотного экономиста видящий слабости аргументации марксистской

и других социалистических теорий, может, таким образом, признать то, что, как

ему подсказывает чутье, нельзя не признать, и при этом не поступаться своими

убеждениями, потому что он признает то, что относится к той исторической стадии,

которая, несомненно, осталась в прошлом (если она вообще когда-нибудь

существовала). Такая пози­ция позволяет, проявляя благоразумие, обращать нападки

только на неконкурентную экономику и со знанием дела выдвигать обви­нения против

современного капитализма, в частности, в том, что он сделал целью производства

не удовлетворение потребностей людей, а извлечение прибыли. В отношении

конкурентной экономики такого рода обвинения были бы просто нелепы. Просвещенный

социалист может озадачить и смутить добропорядочных буржуа, уверяя их, что

только социализм позволит осуществить их собственные давнишние чаяния и то, что

проповедовали их экономические наставники. Однако аналитические преимущества,

полу­чаемые при акцентировании фамильного сходства двух типов экономики, не

столь велики [См. гл. VIII.].

Как мы уже убедились, отвлеченная концепция совершенной конкуренции, которая

была сконструирована в рамках экономической теории для решения ее собственных

задач, во главу угла ста­вит вопрос о том, могут ли отдельные фирмы, действуя

самостоятельно, оказывать влияние на цены своей продукции и своих факторов

производства. Если не могут - то есть если любая фирма - всего лишь капля в

море, и потому она вынуждена принимать цены, существующие на рынке, - тогда

теоретик говорит о существовании совершенной конкуренции. Можно

продемонстрировать, что в этом случае совокупным результатом пассивных реакций

всех индивидуальных фирм будут такие рыночные цены и такие объемы выпускаемой

продукции, которые имеют определенное формальное сходство с индексами

экономической значимости я объемами производства в нашем проекте

социалистической экономики. Однако во всех действительно существенных моментах

принципах образования доходов, отборе промышленных лидеров, распределении

инициативы и ответственности, определении успехов и неудач - во всем, что

формирует действительный облик конкурентного капитализма, представленный проект

социализма -противоположность совершенной конкуренции. От совершенной

конкуренции он отстоит гораздо дальше, чем от капитализма большого бизнеса.

Поэтому я не считаю, что социалистический проект можно отвергнуть на том

основании, что он представляет собой заимствование из коммерциализма или что

здесь социалистический запал растрачивается на какое-то неблагое дело. Мне

гораздо ближе взгляды тех социалистов, кто отвергает этот проект по другим

причинам. Действительно, я и сам подчеркивал, что предложенный метод создания

"рынка" потребительских товаров и ориентирование производства на показатели

этого рынка, в большей степени по сравнению со всеми другими (например, с

методом принятия решений большинством голосов) удовлетворяет запросы каждого

члена общества. Не существует института более демократичного чем рынок, и в этом

смысле наш метод обеспечит "максимальное удовлетворение". Но сам этот максимум

имеет краткосрочный характер [Однако это достоверно существующий максимум, и как

таковой он обеспечивает экономическую рациональность данной разновидности

социализма точно так же как максимум при конкурентном механизме обеспечивает

рациональность конкурентной экономики. Но и в том, и в другом случае это не

имеет большого значения.] и вдобавок является относительным, поскольку зависит

от того, что именно в данный момент люди включают в круг своих потребностей.

Только такая разновидность социализма, которая откровенно ставит во главу угла

"сытость" людей ("социализм бифштексов"), может сводить свою цель к достижению

"максимального удовлетворения". Я не стал бы осуждать социалистов, презирающих

такого рода цель и мечтающих о создании для человека новых форм культуры, а

возможно, и о создании человека нового типа. Если социализм действительно

внушает какие-то надежды, то они находятся именно в этой области. Социалисты,

придерживающиеся такой точки зрения, могут вместе с тем допускать, что их

государство будет руководствоваться реально существующими вкуса­ми граждан

только в вопросах, относящихся к чисто гедонистической сфере. Но в решении всех

других задач, не только в инвести­ционной политике, где мы и сами условно

прибегли к такому механизму, они признают необходимость Госплана. За гражданами

признается право выбора между горохом и бобами. Не исключено, что им будет также

предоставлена возможность выбирать между молоком и виски или покупкой лекарств и

благоустройством жи­лища. Однако им не позволят выбирать между праздностью и

посещением храмов, если последние будут сохранены в качестве того, что немцы

неуклюже, но многозначительно называют объекта­ми (или воплощением) культуры.

6. Предположим, что выбрасываем "рынки" за борт. Тогда с необходимостью

возникает вопрос, должны ли последовать за ними рациональность и

детерминированность. Ответ очевиден. В этом случае потребуется административный

орган для оценки, т.е. определения коэффициентов значимости всех потребительских

това­ров. Если у административного органа есть своя система ценностей, эти

индексы могли бы быть определены столь же однознач­но, как у Робинзона Крузо

[Вероятно, по этой причине Маркс и проявлял значительный интерес к "экономике

Робинзона Крузо".]. А дальше процесс планирования может идти в основном так, как

в нашей исходной схеме. Купоны, цены и условные счетные единицы, как и там,

использовались бы в целях контроля и для калькуляции издержек, хотя они и

утратили бы родство с располагаемым доходом и его единицами. Все категории,

обусловленные общей логикой экономических действий, неизбежно вернулись бы на

сцену.

Следовательно, любая разновидность централистского социа­лизма может успешно

взять первый барьер - обеспечить логическую определенность и последовательность

социалистического планирования. Стало быть, можно сразу же перейти к

рассмотрению второго препятствия - "практической неосуществимости". Сегодня,

пожалуй, большинство экономистов антисоциалистического толка, признав свое

поражение на ниве чистой логики, склонны оперировать именно этим аргументом. По

их мнению, перед Центральным органом в нашей гипотетической системе встанет

задача неразрешимой сложности [Этой линии придерживаются большинство теоретиков

несоциалистических убеждений, признавших чисто логическое обоснование

возможности социализма. Среди наиболее авторитетных экономистов назовем

профессоров Роббинса и фон Хайека]. Некоторые добавляют, что функционирование

социалистического механизма возможно только при условии коренной переделки душ

или поведения людей - назовите как хотите. Однако исторический опыт и здравый

смысл говорят о том, что такая перестройка совершенно нереальна. Не будем

принимать в расчет это второе соображение, а рассмотрим первое.

Во-первых, даже мельком взглянув на предложенное нами решение рассматриваемой

теоретической проблемы, читатель не может не оценить высокую степень его

нерациональности. В самом деле, оно не только устанавливает логическую

возможность решения, но также показывает, каким образом оно может быть

реализовано на практике. Оно остается в силе, даже если мы, не прибегая ни к

каким уловкам, выдвинем требование, чтобы сам произведет венный план составлялся

ab ovo [С самого начала (лат.).]. Иначе говоря, план не должен основываться на

прошлых объемах производства и ценностях; при его разработке следует опираться

лишь на сведения об имеющихся ресурсах и технологиях и на общие представления о

том, какого типа люди будут обеспечивать осуществление этого плана. Более того,

нельзя упускать из виду, что в нынешних условиях социалистическая экономика

нуждается в громоздком бюрократическом аппарате. По крайней мере, социальные

условия должны благоприятствовать его формированию и функционированию. Это одна

из тех причин, которые требуют учета всего комплекса социальных и исторических

факторов при обсуждении экономических проблем социализма. Речь идет сейчас не о

том, каков этот административный аппарат, заслуживает или не заслуживает он всех

тех пренебрежительных замечаний, которые многие из нас (да и сам я не

исключение) склонны отпускать в адрес бюрократии, и какой мере он соответствует

стоящим перед ним задачам. В данном случае важно подчеркнуть другую мысль: нет

оснований сомневаться, что административный аппарат, раз уж он существует, так

или иначе справляется со своими задачами.

В любой нормальной ситуации он будет располагать достаточной информацией для

того, чтобы с большой степенью надежности определить необходимый объем продукции

во всех важнейших отраслях. Тогда все остальное можно было бы урегулировать

методом "компетентных" проб и ошибок. В этом отношении нет принципиальных

различий [Некоторые авторы, видимо, полагают, что процесс, в результате которого

достигается равновесие, может быть точно таким же, как и при совершенной

конкуренции. Однако это не так. Поэтапно утрясая отдельные пункты плана в ответ

на изменения цен, можно легко упустить саму цель. Вот почему, рассматривая этот

вопрос, я говорил о "компетентных" пробах и ошибках.

Такое согласование, когда оно проводится в капиталистической экономике, означает

важнейший шаг в направлении социализма. Оно в самом деле ведет к постепенному

облегчению проблем переходного периода и само является признаком вступления в

этот период. Бескомпромиссная борьба с этой тенденцией равносильна борьбе с

социализмом.] между социалистической и коммерческой экономикой. Это касается и

тех проблем, с которыми стал­кивается теоретик, когда выясняет, каким образом

экономическая система приходит к некоему "рациональному" или "оптимальному"

состоянию (иначе говоря - к достижению условий максимума), и тех, которые

приходится решать менеджерам в их практической деятельности. Если же мы с самого

начала будем основываться на опыте предшествующей экономики, - что признают

необходи­мым большинство социалистов и особенно Карл Каутский, всегда стоявший

на этой позиции, - то задача, разумеется, намного упростится, в частности, при

использовании опыта большого бизнеса.

Во-вторых, вновь обратясь к нашему проекту, нетрудно убе­диться в следующем:

проблемы, с которыми сталкивается социалистический менеджмент, не только

поддаются практическому разрешению, как и аналогичные проблемы в коммерческом

обществе, но при социализме решать их было бы легче. Это можно понять, вспомнив,

что одна из главных сложностей управления бизнесом, поглощающая львиную долю

энергии высшего руководст­ва, связана с факторами неопределенности, которые

должны приниматься в расчет при каждом решении. Среди них очень важную роль

играют реакции реальных и потенциальных конкурентов компании, а также изменения

общей экономической ситуации. Хотя в социалистическом обществе другие виды

неопределенности, бесспорно, сохранятся, две названные, по всей вероятности,

почти полностью исчезнут. Администрация социализированных отраслей и предприятий

имела бы возможность доподлинно знать, как их коллеги собираются действовать, и

ничто не помешало бы им достичь согласованности действий". Центральный орган

может и даже неизбежно будет собирать, анализировать и распространять

информацию, а также координировать процесс принятия решений - во всяком случае

не в меньшей степени, чем управленческие органы всеобъемлющих картелей. Это в

громадной мере снизит нагрузку на мозги управляющих. В такой системе от

менеджеров не потребуется столь высокого интеллекта, как от тех, кто должен

вести достаточно большой корабль по бурным волнам капиталистического моря. Этого

достаточно, чтобы считать нашу теорему доказанной.

Йозеф Шумпетер. "Капитализм, социализм и демократия" > Глава семнадцатая.

Сравнительный анализ проектов общественного устройства

1. Предварительные замечания

Читатель, познакомившись с предшествующими главами. вправе ожидать теперь

сравнения представленного социалистического проекта с капитализмом. Разумнее,

видимо, было бы не идти навстречу ожиданиям, ибо каждый, кто не лишен начисто

чувства ответственности, понимает, что сравнивать реально существующую систему с

неким умозрительным построением (а ни один социалист не станет утверждать, что в

России социалистическая идея нашла полное воплощение) чрезвычайно рискованно. Мы

все же пойдем на этот риск, ни на миг не забывая, что кроме мира фактов и

аргументов, которые мы собираемся анализировать, существует мир личных

предпочтений, убеждений и оценок, в который нам не следует погружаться. Только

предельно сузив свою задачу и ясно осознав все сложности и ловушки на этом пути,

можно рассчитывать на успех.

В частности, мы не будем проводить сопоставление коммерческого и

социалистического общества как двух типов цивилизации. Чтобы понять тщетность

Дата добавления: 2015-05-22