Программа защиты любовниц 5 страница

– Что???

Вот теперь она была готова принять и эту бестолочь у себя дома, дабы вытрясти все подробности, чтобы снова и снова та все повторила слово в слово.

Но бестолочь – она бестолочь и есть; оказалось, что никаких подробностей ей не известно. Разговор на эту тему под окнами отдела быстро закончился. Они начали шутить, смеяться, курить и планировать развлечения на свободный вечер приятеля ее подруги.

– И как пропала, откуда пропала, с кем пропала, ничего не знаю! – растерялась та, когда Лиза на нее накричала. – А это так важно, да?

– Может быть, – сбавила та обороты.

– Ну, если это так важно, могу уточнить детали, – пообещала миролюбивым тоном девушка Лида. – Завтра вечером встретимся и…

– К утру сможешь? – вспомнила Лиза про свой короткий выходной.

– К утру?! – ахнула та. – Предлагаешь мне не спать?

– Когда ты спала ночью‑то в последний раз, малышка? – прожурчала Лиза со значением.

– Ой, и не говори! – рассмеялась та. – Ладно, постараюсь. Если будут новости, позвоню.

Она не позвонила ни вечером, ни ночью, ни ранним утром. Напрасно Лиза терзала телефон, названивая бестолковой девушке Лиде. Телефон ее был вне зоны, или просто она его отключила, чтобы ей не мешали, или чтобы помучить Лизу, дабы та не была такой противной и принимала у себя в гостях время от времени людей, желающих с ней встретиться.

Лиза приготовила себе рисовую кашу на ужин, сварила кофе, поужинала без аппетита, не включая света и телевизора. Потом разобрала постель, завалилась в халате под одеяло, и, пристроив телефоны в изголовье, забылась нервным сном.

Во сне она куда‑то бежала, карабкалась вверх по склону, кого‑то догоняла, слышала чьи‑то мучительные стоны, и ей было жутко страшно. Перед тем как окончательно проснуться, она вдруг почувствовала странное прикосновение к своему лицу. Так бывает, когда на лицо падает легкое перышко, или тонкий волосок, или травинка скользнет по разгоряченной от солнца коже. Лиза дернула рукой, пытаясь смахнуть это что‑то с лица, но снова то же самое. Она заворочалась, перевернулась со спины на живот, зарываясь лицом в подушку. И вдруг над самым ухом голос, тихий, бестелесный, но точно Сонин:

«Помоги… Милая моя, помоги…»

Как она дернется, как вскочит! Шальными глазами обвела комнату. Разобранный диван, на котором она спала. Телевизор на подставке у балкона. Стол, стул, два кресла. И солнце, вольготно запустившее проснувшиеся лучи в ее комнату. Она не зашторивала окон.

И все. Пусто. Конечно же, пусто. Кому тут быть, если она своими собственными руками, этими вот, трясущимися сейчас так, что локтям больно, запирала вчера квартиру. Заперла ее на два замка и на щеколдочку, которую поставила на дверь после смерти подруги. В доме никого не было. Кто же тогда говорил с ней, кто ее трогал???

– Жуть какая… – пожаловалась она своему зеркалу в ванной, когда помчалась туда умыться ледяной водой. – Просто жуть! Пора сваливать из этого сумасшедшего дома! Так и до психушки недалеко.

Она пошла в кухню, включила газ, достала из холодильника пару яиц, пачку масла и ломоть колбасы. Все купила вчера на скорую руку в ближайшем к дому магазинчике. Решила холодильник особо не загружать, выходной‑то крохотный. Но теперь…

После этого жуткого пробуждения вдруг пожалела, что не запаслась продуктами на неделю или на две. Была бы причина остаться дома. Продукты же пропадут, так? Просто не явиться на работу в этот дурдом, пусть сами разбираются со своими демонами. Ей никогда не разгадать их тайн, никогда!

А чего? Кто мешает ей уволиться?!

И вдруг снова вспомнился странный мучительный шепот, пробравший ее до костей. Кому она должна помочь? Соне? Так она мертва! Давно мертва. Тогда кому?!

Вообще‑то она прежде никогда не верила ни в вещие сны, ни в предчувствия, ни в предсказания, и уж в гадания тем более. Гороскопы так вообще высмеивала. И над Соней всегда подтрунивала, та постоянно что‑то рассчитывала, чертила, записывалась на прием к маститым экстрасенсам. Покупала сонники, с утра принималась листать их, если что‑то снилось ей и она запоминала.

– Не трать деньги, милая, – посмеивалась над ней Лиза. – Потрать их лучше на отдых. Отдыхать надо чаще и лучше, чтобы кошмары не мучили!

Но потом все изменилось. Сон приснился, как ни странно, Лизе, а не Соне. Страшный, наполненный зловещим смыслом.

За пару дней до исчезновения подруги Лизе приснилось, что в ее окно летит белый голубь, прямо на стекло, она вскочила, чтобы открыть окно и впустить его, но он увернулся, полетел в другую сторону и принялся биться в окно. Маленькая белоснежная головка с крохотным клювиком покрылась кровью в ее сне, голубь через мгновение распахнул крылья и упал на землю, а падая, вдруг начал превращаться в Соню.

Она тогда так перепугалась, проснулась с криком и зареванным лицом. Тут же позвонила подруге, та ответила, и они поговорили о пустяках. Сон свой Лиза ей не рассказала, влезла в Интернете в сонник. Значения были противоречивыми, она немного успокоилась, потом про сон забыла, а потом с Соней случилась беда…

Долгое, долгое время она почти не спала, потом начала принимать снотворное, потом приняла решение, приступила к его выполнению. Сны ей теперь не снились.

И вдруг сегодня снова!

– Как я могу помочь, Сонечка?! – шепнула Лиза, стоя у окна в кухне с чашкой кофе. – Что я могу? Как я смогу?

Ей страшно захотелось зареветь, если бы не телефонный звонок.

Очнулась, наконец, Лида.

– Привет. Не спишь? – зевнула она протяжно.

– Уже нет. Скоро полдень, между прочим. Мне скоро… – Она чуть не сказала, что на работу, вовремя прикусила язык. – Я кушаю.

– Понятно. Короче, слушай, что мне удалось узнать про девушку этого Мельникова, там все так закручено.

Слушала ее Лиза минут двадцать, без конца перебивая вопросами. Под конец ошалело выдохнула:

– Вот это да‑аа!

– И я говорю о том же. История темная.

– Темнее не бывает, – кивнула Лиза, допивая кофе. – И что же теперь? Искать‑то ее будут?

– Все шито‑крыто! Теперь ищут убийцу водителя этого самого бизнесмена. А кто может быть убийцей, можно только догадываться, никто ее кандидатуру не рассматривает на роль подозреваемой, но шепчутся в коридорах, шепчутся. – Лида снова зевнула. – Это мне друг моей подруги рассказал тоже почти шепотом. Мельников, говорит, чернее тучи ходит, а дружок его Володин под стать, вот так…

– А что же бизнесмен?

– А что бизнесмен? Нанял хорошего адвоката! Ему же никто ничего не может предъявить. Ну, удерживал он девушку у себя дома, так без пяти минут жена! И опять же от нее никакого заявления на этот счет не поступило, так? Может, она там добровольно от того же Мельникова пряталась, и такое говорят, представь себе, и что этот бизнесмен по ее просьбе написал в полицию заявление о ее пропаже. Кстати, заявление он уже забрал, мол, чтобы Мельников оставил ее в покое.

– Бред! – фыркнула Лиза.

– Бред‑то бред, но адвокат стоит на этом, и Мельников только зубами скрипит. Отлились ему наши слезки, правда, Лиз? – заискивающе хихикнула Лида.

Лизу покоробило. Она что же, передав сплетни, к ее горю прибиться за компанию хочет?! Решила, что если пару раз сопроводила ее в отделение полиции, то теперь уже и в сочувствующих?!

Нет, может, Соню ей и было жалко, пару раз она даже разревелась с Лизой за компанию. Однако той пустоты, обжигающей холодом и болью, в ее душе точно не было, как и решимости не было найти эту мразь любым способом! Жертвовать собой она уж точно бы не стала, как это делает день за днем Лиза.

– Нельзя так говорить, – ответила она ей поэтому. – У человека горе не потому, что он не помог, а потому, что оно имеет несчастье случаться, и вообще, он сделал все возможное.

– Ой, да брось! Запела она как! – Лида вдруг обозлилась, фыркнув. – Он же держал, пардон, за яйца этого урода и отпустил!

– Доказательств не было потому что.

Про нее тоже можно было бы сказать так же. У нее что ни день, то рождаются все новые и новые подозрения. А потом просто рассыпаются, превращаются в пыль, и все! Извращенное сознание еще не повод подозревать в совершении злодеяния. Как там любит говорить наша доблестная полиция? Нету тела, нету дела? А вот тела‑то, или каких бы то ни было следов, Лизе не удалось за это время обнаружить ни разу.

Она стирала их одежду, убирала комнаты, подвал, лазила без особой нужды на чердак. Ничего! Ни пятнышка крови, ни волоска, ни соринки, ни пуговки чужой или ленточки, ничего!

По правде говоря, рассчитывать на это и не приходилось особо. Никто из этих извращенцев не повезет свою жертву в дом, населенный родственниками.

Тогда куда, куда он их возит?! Если возит, конечно же, главное, кто из них?!

– Ой, скажите, пожалуйста, – ядовито пропела Лида. – Ты что, защищаешь его?

– Нет, просто сочувствую.

– А‑аа, понятно, тогда вам надо клуб организовать. Клуб сочувствующих, блин!

– Дура, – коротко отрезала Лиза, болезненно сморщившись, и положила трубку.

Вот и скажите, как можно с ней дружить?

Она приняла душ, покидала в сумку футболки, джинсы, сарафан, длинную тонкую юбку, пару комплектов обуви, нижнее белье и, похоронив окончательно свои мечты не возвращаться больше никогда в тот ужасный дом, где добровольно отбывала ссылку, вышла из квартиры.

Глава 7

Черных Владимир Сергеевич не мог понять спросонья, что от него хочет домработница. Деликатностью покойного Ивана она совсем не обладала и влетела в его спальню, как ненормальная, громко хлопнув дверью о притолоку, подскочила к кровати и принялась тормошить его.

– Владимир Сергеевич, Владимир Сергеевич, проснитесь! – вопила Зоя, потряхивая перманентными кудряшками, слипшимися на затылке от пота.

– Господи, что?! Что опять случилось?!

В его жизни в последнее время что‑то непременно да случалось, он уже на подсознательном уровне был готов к неприятностям, поэтому не особо и перепугался. Просто недоспал и все. К тому же в глубине души он понимал, что особенно бояться‑то ему нечего. Он никого не убивал, ничего такого предосудительного не совершал. Ну, посадил свою взбунтовавшуюся невесту под замок, и что с того? Ну, написал заявление в полицию, эко преступление! Она сама и попросила написать, чтобы от своего назойливого бывшего жениха избавиться.

Ай адвокат, ай молодец! Очень быстро восстановил события того мерзкого вечера, с которого все в жизни у Черных пошло наперекосяк. Очень быстро нашел кучу свидетелей, которые видели, как Оля плакала. Как волокла эту ментовскую пьяную рожу сначала до остановки, потом от нее, как мерзко тот вел себя в автобусе.

Одним словом, нашел кучу объяснительных моментов, в связи с которыми Оля будто бы захотела считаться без вести пропавшей.

– У вас не может быть никаких претензий к моему клиенту, – монотонным тихим голосом вещал тот толстяку по фамилии Володин. – Он выполнял волю своей невесты, только и всего.

– А что же случилось потом?! – наливался толстяк злобой, сверкая в их сторону покрасневшими белками бешеных глаз. – Куда же потом подевалась эта невеста, пожелавшая считаться пропавшей без вести?! Почему вместо нее в доме был обнаружен труп?!

– Кто, простите, обнаружил труп? – вкрадчиво так поинтересовался тогда адвокат, невзрачный такой мужичонка, метр пятьдесят с небольшим росточка, с совершенно лысым черепом и крохотными, как у подростка, ручками. – Уж не тот ли самый бывший жених, от которого спешила укрыться в доме моего подзащитного Ольга Ильина?

Толстяк захлебнулся заготовленными заранее словами, побагровел всем телом, аж до самых ногтей, и промолчал.

– Кто может доказать, что, обнаружив в этом доме свою бывшую девушку, ваш сотрудник не пришел в ярость и не напал на охранника, за спину которого пряталась бедная Ольга?! Кто?

– Я! Я был с ним! – взревел тогда толстяк под фамилией Володин.

– Вы?

Адвокат осторожно потрогал кончиками пальцев обширную лысину. Он, к слову, ее постоянно трогал, будто надеялся, что там вот‑вот пробьется свежая волосяная поросль, но не нашел. Удрученно вздохнув и проговорив едва слышно:

– Но ведь вы лицо заинтересованное, так? Вы являетесь другом господина Мельникова. – Подытожил: – К тому же… К тому же очень сложно объяснить ваше там появление.

– Был анонимный звонок.

– Его никто нигде не зафиксировал. Так же ни вы лично, ни ваш друг не смогли предоставить документальное подтверждение. То есть детализации ваших телефонных счетов с фиксацией того самого звонка нет!

– Почему нет? – вяло опротестовал Володин.

– Не знаю, почему! – Адвокат весело развел маленькими ручками. – И самое главное… Как вы попали в дом, уважаемый?

– Ворота и дом были открыты, – совсем уж севшим голосом ответил Володин.

– Это не есть правда. То есть это часть правды, уважаемый.

Тут адвокат ловко выудил из своего миниатюрного кожаного портфельчика компьютерный диск. Двинул его по столу в сторону Володина и попросил нежным, как взбитые сливки, голосом:

– Советую посмотреть на досуге. Лучше, если без свидетелей…

– Что там? – спросил у него Черных, выходя с адвокатом на улицу.

– Там‑то? Там копия видеозаписи с видеокамеры соседнего дома.

– А на ней?

– А на ней один из этих молодчиков сначала молотит в ваши ворота. А потом ловко через них перемахивает.

– Ух, ты! Отлично сработано!

– Я же сказал, что вы не пожалеете о вложенных в мое имя деньгах, – скромно потупился маленький человек.

Черных не пожалел и даже добавил премиальных. Его не только оставили в покое, перед ним извинились за причиненные неудобства! Теперь он продолжил жить в доме, где еще несколько недель назад держал под замком беснующуюся и сыпавшую угрозами в его адрес Ольгу. Где потом был убит его водитель, телохранитель, его верный пес – Иван. И где…

Ему самому теперь мерещились призраки в каждых углах. Первое время пытался засыпать со снотворным. Маетно спал, просыпался измученным, разбитым. Старался быстрее уехать в офис, позже возвращаться. Накануне он так устал, что впервые уснул без снотворного и сносно провел ночь в своей постели. Однако именно сегодня Зоя решила устроить ему раннее пробуждение!

– Что еще? Что случилось, Зоя? Что ты, как ненормальная?!

– Ой, простите, Владимир Сергеевич, но тут такое… Идемте, покажу!

Пришлось вылезать из койки, натягивать домашние штаны и топать следом за домработницей. Привела она его на лестничную площадку между первым и вторым этажами, поставила у окна и спросила зловещим шепотом:

– Что вы видите?!

– Зоя‑аа! – простонал Черных сквозь стиснутые зубы. – Тебе делать нечего, да?!

– Владимир Сергеевич, я не стала бы вас беспокоить по пустякам, – проговорила она тихо, но с той твердостью в голосе, после которой перестаешь сомневаться в серьезности намерений говорившего. – Вглядитесь, пожалуйста. Что вы видите?

– Ну, хорошо.

Он потер глаза пальцами, поморгал, фокусируя зрение, напрягся, таращась на окно и за него. И ничего!

– Ну, окно, – развел он руками. – Обычное окно, подоконник, улица, клумба под окном, что я должен увидеть‑то, не пойму?

– Смотрите!

Она осторожно потянула на себя створку рамы, отодвинула ее подальше и ткнула пальцем в уличную оцинковку подоконника.

– Видите?

– Что? Царапины?

– Именно!

– И что?

– А то! Возможно, эти царапины оставил здесь тот, кто убил Ивана! – Ее широко распахнутые глаза наводнились слезой, взгляд сделался отсутствующим. – Как‑то он в дом попал!

– А через дверь не мог? – недовольно сморщился Черных.

– Нет. Ваня мне звонил в то утро, был как всегда спокойным, уверенным. Когда он спокоен, он все делает… делал на автомате, выключал свет, запирал двери. У него даже привычка была: запрет дверь и подергает ее еще за ручку, проверяет, хорошо или нет заперто. Разве вы не помните?

– Вообще‑то… Вообще‑то, ты права, наверное.

Черных наморщил лоб, пытаясь вспомнить, слышал он или нет звук поворачиваемого ключа в замке за своей спиной? Не помнил! Ворота заперлись автоматически, стоило его машине выехать. А вот входную дверь…

Нет, он не помнил.

– Так, допустим, Иван запер дом. Допустим, тот, кто убил его, влез через это окно…

– Да что тут допускать‑то, Владимир Сергеевич! – возмущенным шепотом отозвалась Зоя. – Смотрите на улицу! Это окно как раз над козырьком над входной дверью. Шаг на колонну, шасть на козырек, прыг в окно! Не было, говорю вам, не было царапины! И что‑то в ней виднеется, в царапине этой. Что‑то синее!

– Что? В самом деле?

Он потянулся пальцами к свежей царапине с едва заметными следами синей краски, но был тут же остановлен сильной рукой своей домработницы.

– Не смейте, вы чего?! Вдруг это след?!

– След?

– Да! След ноги того, кто проник в этот дом и убил Ивана! – Глаза Зои сделались безумными, губы побелели. – Нам надо вызвать криминалистов!

– Зачем?! – Черных замахал на нее руками. – С ума сошла?! Они и так мне весь дом перевернули с ног на голову, торчали тут во‑оон сколько!

– И что? Вас‑то все равно не было. Мне потом досталось с уборкой, а вас‑то не было. – Она уставилась на него пытливо и настырно. – Я и сейчас потерплю, уберу потом за ними все, но делать‑то что‑то нужно! Нельзя это так оставлять! Вчера Ивана, завтра нас с вами замочит этот убийца!

Не отступит, понял Черных. Будет нудить, ныть, чего доброго, пожалуется какой‑нибудь подруге на него, и пойдет комом собираться сплетня. Не надо этого допускать! К тому же доля правды в ее истеричных заявлениях имеется, он ведь…

Он тоже не верил, что Оля была способна так страшно расправиться со своим тюремщиком. Кто‑то проник в дом, убил Ваньку, куда‑то Ольку дел! Если это не ее бывший воздыхатель, психопат Мельников, тогда кто же?!

Но как бы ни хотелось этого признать, Мельников вряд ли совершит подобное. В морду Ваньке бы дал, арестовал бы, но убивать первым, что попалось под руку, не стал бы.

Или все же Ольга?!

– Позвоните? – Зоя прижимала к груди скомканный передник, на виске у нее бешено пульсировала жилка.

– Позвоню, позвоню, – смирился Черных с тяжелым вздохом. – Но сначала позвоню адвокату. А ты уж… Ты уж стереги свою царапину. А то криминалисты прибудут, а тут ничего. Вдруг дождь пойдет?

Зоя энергично затрясла головой. Тут же, пока Черных ходил в спальню за телефоном, приволокла кусок целлофана и принялась упаковывать оцинкованный подоконник.

Черных набрал номер адвоката.

Маленький человечек с крохотными ладошками выслушал его молча. И потом минуты три‑четыре молчал, едва слышно пыхтя какую‑то незатейливую мелодийку.

– Что скажете? – обеспокоился Черных его молчанием.

– Знаете, вреда не будет. Позвоните, пусть приедут, посмотрят. Зачтется, как содействие следствию, а еще лучше, навестите их сами. Причем, рекомендую, настоятельно рекомендую навестить кого‑то из этой сладкой парочки, либо Мельникова, либо Володина.

Черных попал к Мельникову. Так не хотелось, но попал. Володин был на допросе и освободиться должен был не скоро.

– Что‑то еще?! – вспылил без предисловий Мельников, стоило Черных войти в его кабинет. – Что еще ты успел натворить, кроме того, что держал взаперти бедных женщин?!

– Эта женщина была моей невестой! – отозвался возмущенно Черных. – Мы собирались пожениться, пока вы не влезли.

Мельников пнул стул, вскакивая, подлетел к Черных, больно схватил его за плечо и развернул на себя.

– Слушай, ты, умник! Если Оля не найдется, я тебя…

– А я тебя! – нагло заявил Черных, покосившись с ненавистью на ненавистные пальцы, тискающие его плечо. – Меня не было в доме, когда ты туда влез! Откуда мне знать, кто убил Ивана? Куда потом подевалась Оля? Может, это ты…

Мельников не выдержал и замахнулся. К чести гостя, тот не согнулся, не зажмурился, как сидел с прямой спиной, так сидеть и остался. Просто угрожающая ухмылка ядовитой змеей скользнула по его губам и все.

Валера вернулся на место, стиснул пальцы замком, чтобы подавить желание сомкнуть их на ненавистной шее.

– Чего надо? – спросил он, немного выровняв дыхание. – Если за новостями, новостей нет.

– Я с новостями скорее. – Черных расправил плечи, возвращая на место плечевой шов от легкого льняного пиджака, который Мельников смял и сдвинул. – Моя домработница сегодня обнаружила на оцинковке подоконника между вторым и первым этажами, аккурат над входной дверью, странную царапину.

– Странную? – Мельников не понял. – Ваш дом осмотрели с чердака по подвал, что же в ней странного, в какой‑то там царапине?

– Моя домработница находит ее странной. Пристала, позвони криминалистам да позвони, вдруг, говорит, убийца карабкался таким вот образом и… Короче, утверждает, что не было этой царапины до ее отъезда на отдых. И следы краски там как будто просматриваются. Чем черт не шутит! Может… Может, что‑то там есть?

Мельников смотрел на холеного мужика, которого ему остро хотелось задушить, и верил и не верил ему.

Вдруг он сам нарочно нацарапал что‑то на оцинковке, путает следы? Может, царапине этой год, а то и больше? С чего такая забота о ходе следствия? Чувствует себя виноватым? Совесть замучила?

– Проверим, – кивнул он и потянулся к телефону. – Сейчас отправлю к вам криминалистов. Может, зацепка либо пустышка… Кстати, Ивану никто не угрожал?

– Нет! Господи, нет! – перепугался ни с чего Черных. – Кому он был нужен? Инвалид! Я поначалу думал, что это след из прошлого, но теперь думаю иначе.

То же самое думал и Володин, если бы хотели найти, давно нашли бы. Мать Ивана тайны из исцеления сына не делала.

– Кто?! Кто мог это сделать?! Вы же не думаете, что это…

Он смерил Черных ненавидящим взглядом, опустил голову. Черных понял, что он имел в виду, и слегка кивнул, давая понять, что понял.

– Нет, – проговорил он вдруг, хотя Мельников и не ждал его ответа. – Оля не могла! Она бы… Не те силы у такой хрупкой женщины.

Знал бы франт этот, что сказали эксперты!

«Женщина? Да запросто! Такой острый край, удар в такое уязвимое место. Запросто! Только это должна быть сильная и очень хладнокровная женщина».

Вот так сказали ему эксперты после длительных совещаний и заключений. Хотя поначалу и утверждали обратное, добили Мельникова утверждением, что в состоянии гнева или опасности физически сильная женщина способна и не на такое.

– Она не могла! – выпалил он, сжимая кулаки.

– Не могла, – эхом отозвался Черных и вдруг спросил: – А вы с соседями моими говорили? Может, они что‑то видели? Вас‑то вот сняли, может…

– Нет, никто и ничего. – Мельников стрельнул в него бешеным взглядом, но совладал с собой. Закончил вполне миролюбиво: – Народ у нас не очень активно сотрудничает, сами знаете.

– Да уж!

Черных тоже же не хотел, да подумал, что сотрудничать с этими ребятами себе дороже. Все, чем поможешь им, тут же могут обратить против тебя в суде. Каждое словечко, каждое утверждение, верить им, себя не уважать. Так заявил его адвокат, принимая пухлый конверт с гонораром.

И сам бы он ни за что и никогда не притащился сейчас с предложением помощи, если бы…

Два человека пострадали по его вине, Оля и Иван. Он еще не знал, в чем и почему, но чувствовал, что виноват. Может, даже его глодало чувство вины за то, что он смалодушничал и позволил Ивану разобраться с ситуацией, а сам удрал за границу, но об этом необязательно знать Мельникову и его пузатому другу – Володину. Главное, знает он об этом. И, возможно, плохо спит потому. Сегодняшний визит в отдел полиции – крохотный скорбный шаг. Сможет, шагнет пошире.

Владимир Сергеевич вышел на улицу и какое‑то время молча наблюдал за тем, как подъезжают и отъезжают патрульные машины.

Господи, но ведь тот, кто убил Ивана, наверняка не пришел пешком к его дому. Наверняка была какая‑то машина! Оля! Оля куда‑то исчезла! Ее тоже могли увезти на машине. Если, конечно же, она не ушла оттуда на своих ногах после того, как зверски расправилась с его водителем.

Тьфу‑тьфу‑тьфу! Ну не могла она! Даже если бы и смогла, первое, что сделала бы, это вызвала полицию, она была очень законопослушной гражданкой.

Черт, была?! Почему была?! Она есть! Она жива! Просто попала в беду… наверное. И тут в груди у него похолодело; а что, если ее и правда убрали как свидетеля убийства?! Что, если ее увезли с собой, чтобы потом убить?! Да, такой вариант возможен, поэтому просто необходимо отыскать ту машину, которая останавливалась неподалеку от его дома в день убийства Ивана.

С чего начинать?!

Он быстро доехал до своего офиса. Приказал секретарше ни с кем его не соединять и, открыв в компьютере план микрорайона, где он построил себе дом, погрузился в раздумья.

Вот дорога, по которой он всегда ездит. Она аппендиксом идет от главной трассы через лесополосу, потом небольшой открытый участок, и тут же первый дом, который построился почти с десяток лет назад. К нему потом начали пристраиваться и остальные жители. Улицы множились, дома росли, появилось три магазина, уйма торговых павильонов, работающих до полуночи. Дорога, та самая, по которой он всегда ездил, широкой лентой шла через весь поселок, уходила за него и обрывалась Т‑образным перекрестком. Одно ответвление заканчивалось пустырем. Второе огибало поселок по кругу и вливалось в основную дорогу у первого дома.

То есть, что получается? Получается, что въехать и выехать из поселка можно только одним путем. Больше никак! Пешком, да, пешком удрать можно по‑разному, и через поле за крайними домами. Там метров через триста снова начинается лесополоса. И просто пешим ходом по дороге, можно сесть в рейсовый автобус, они ходят каждые полчаса.

– Что выходит? – задумчиво пробормотал Черных, елозя острием карандаша вдоль пунктирных линий на плане. – Выходит, что на машине путь один! И на этом пути дома Ветровых, Самохиных и Уваровых, на их воротах есть видеокамеры.

Дом Ветровых был напротив его. Именно там любезно предоставили его адвокату видеозапись, где господин Мельников лезет через его забор. Больше ничего заслуживающего внимания на этих записях не оказалось. Никто не подъезжал в его отсутствие и не приезжал к его дому.

Дом Самохиных располагался почти на въезде в поселок. Дом Уваровых находился позади его дома. Чуть левее, чуть в сторонке. Между их заборами вилась узкая тропинка, упирающаяся в его заднюю калитку и в их вход для обслуживающего персонала. Насколько помнил Черных, в том месте видеообзора у них не было, но все же поговорить с ними следовало.

Он тут же набрал их домашний номер, ответила горничная. Сказала, что хозяева отсутствуют, будут к вечеру.

– Мне доложить о том, что вы звонили?

– Да, и предупредите, что я зайду…

Но для начала он напросился все же к Ветровым. Имел долгую, нудную беседу со старой хозяйкой. Вышел от них без результата на руках и с сильной болью в голове и в области сердца.

Эмма Павловна давно, на его взгляд, выжила из ума, раз разгуливала по усадьбе в коротких обтягивающих шортах, обнажающих синие брюзлые ляжки, и в майке с глубоким вырезом. Под майкой не было нижнего белья, крупные соски упирались в майку в районе ее пупка. Черных, без конца натыкавшийся взглядом на это чудо природы, чувствовал тошноту и раздражение. Его в самом деле мутило от увядшего женского тела, выставленного напоказ. Раздражало многословие хозяйки, пустое и никчемное.

Когда он вырвался, наконец, из ее цепких бесполезных лап, то даже всерьез подумывал отменить свой визит к Уваровым. В конце концов, это дело полиции. Пусть ищут, пусть рыщут, пусть отрабатывают свой хлеб, на который, между прочим, идут и его деньги тоже как налогоплательщика. Но, усевшись обедать, он снова вспомнил про Олю. Вспомнилась ее милая кроткая улыбка, в которой ему вечно мерещилась тоска. Ее тонкие нежные пальцы, она всегда поправляла его непослушную прядь на макушке. И он млел от этого прикосновения, считал себя при этом, идиот, слабаком и рохлей. Женщина не должна так действовать на него! Он не имел и не имеет права быть слабым и безвольным, он мужчина. Потому всегда должен быть на корпус впереди, должен управлять не только своей, но и ее жизнью тоже.

Именно это вот идиотическое мировоззрение и заставило его посадить Олю под замок, когда она плачущим голосом заявила, что не может выйти за него замуж.

– Посиди, дорогая, и подумай, – орал он на нее сквозь дверь, за которой она бесновалась. – Что ты теряешь, уходя от меня. И что приобретаешь в лице этого алкоголика!

Ему было ее очень, очень жалко. Но и злости в его душе место нашлось. Как она могла так поступить с ним?! Он все, все, все для нее делал! Он потакал ее капризам. Он вывел ее в свет, назначил день свадьбы, пригласил именитых гостей, потратился, в конце концов! И все впустую?!

Оля плакала, умоляла выпустить ее, грозилась написать заявление на него. Он просто сходил с ума, не знал, что делать, помчался, подстегиваемый безрассудством, в полицию. Написал зачем‑то заявление о ее исчезновении. О чем он думал, дурак?! Что навредит тем самым карьере Мельникова?! Что, начав ее искать, все непременно узнают о его недостойном скандальном поведении и уволят его из полиции? И тогда он станет вообще никем…

Дата добавления: 2015-05-08