Рональд Харвуд 1 страница

Квартет

пьеса в двух действиях

перевод с английского Ирины Головня

Действующие лица

СЕСИЛИ РОБСОН — СИССИ

РЕДЖИНАЛЬД ПЕЙДЖЕТ — РЭДЖИ

УИЛФРЕД БОНД — УИЛФ

ДЖИН ХОРТОН

Место действия: дом для ветеранов сцены в сельской местности графства Кент.

Действие первое

Позднее утро июньского дня. В воздухе разлита жара. Музыкальный салон. Обставлен комфортабельно, однако случайно подобранными вещами: маленький рояль, большое трюмо, ширма. На стенах фотографии и портреты композиторов и певцов: Верди, Пуччини, Сольти, Моцарта, Карузо, Бриттена, Марии Каллас и других. Застекленные двери ведут на узенькую террасу.

На террасе СЕСИЛИ РОБСОН (СИССИ),полная женщина, в ушах у нее наушники от маленького плейера. Она слушает музыку, то кокетливо улыбается, то шепчет слова, то напевает мелодию, которую, разумеется, слышит только она.

На скамейке РЭДЖИ (РЕДЖИНАЛЬД) ПЕЙДЖЕТ. Это стройный, подтянутый, безупречно одетый мужчина (белый воротничок, галстук). Он изучает книгу Эрнста Ньюмена о творчестве Вагнера. Попутно делает заметки.

Через несколько минут появляется УИЛФРЕД (УИЛФ) БОНД. Это крупногабаритный мужчина в полном смысле слова. Одет с артистической небрежностью, а быть может, он вообще пренебрегает своим внешним видом. Уилф опирается на палку.

Взглянув на Уилфа, Рэдж снова погружается в книгу.

Сисси самозабвенно слушает музыку.

Посмотрев на своих друзей, Уилф подсаживается к Сисси. Он явно что-то замышляет. Сисси простодушно улыбается, он улыбается ей. Жестом она показывает, что слушает музыку.

Он понимающе кивает ей.

УИЛФ. Сисси! Положа руку на сердце, позволь сказать тебе, что у тебя самые красивые в мире сисси. Таких ни у кого не видал.

Разумеется, Сисси не слышит, а Рэджи устало вздыхает.

Вся твоя плоть пробуждает во мне плотское вожделение.

Смотрит на Рэджа, но тот никак не реагирует.

И еще скажу, чтобы мне хотелось сделать с тобой, когда ты нагибаешься, натягивая хирургические чулки; - мне хочется сразу облапать тебя. Ты бы этого хотела, Сисси?

РЭДЖИ. Уилф! Прекрати свои плоские шуточки!

УИЛФ. Не плоские, а плотские. (Доволен собой). Сисси, ведь в молодости ты была, как говорят, слаба на передок, прости меня, Сисси. Конечно, это было давно - но по моим наблюдениям, ты любила "что-то погорячее", разве не так?

РЭДЖИ. Перестань, Уилфред, я вежливо тебя прошу.

УИЛФ. А ты, Сисси, предпочитала рабочих сцены, осветителей. Ведь это же так, моя курочка? И не очень-то жаловала меня, а также Рэджи. Хотя говорили, что Фрэнк Уайт раз или два давал тебе подержать свою флейту. Несчастный педераст! Скажу, что в те далекие времена мы должны были с тобой спариться. Вообще, я не очень-то гонялся за бабами, но нам с тобой было бы хорошо - это уж точно. Меня всегда тянуло к тебе, продолжает тянуть и теперь.

РЭДЖИ. Уилфред, прекрати! Ты начинаешь повторяться. Всю эту неделю ты бегал за юбками.

УИЛФ. Знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Когда я говорю Сисси всякие эротические пошлости, я испытываю подъем. Теперь это единственный для меня возбудитель. День и ночь я думаю об этом треклятом сексе. Казалось бы, что я уже вышел, из этого возраста, а выходит, что - нет. Ты считаешь, что со мной что-то не так? Не могу смотреть на женщину, чтобы мысленно не начать ее раздевать. В своем воображении я проделы­ваю с ней черт знает что, или же она со мной. Даже с нашей матроной... Видишь, до чего я дошел... А Сисси всегда любила перед выходом на сцену потереться с кем-нибудь за кулисами. Видно, я был слишком рафинирован­ным для нее. (Усмехается). Но все мы знаем, как это благотворно дей­ствовало на голос. Не правда, Сисси?

РЭДЖИ. Уилф, ты омерзителен! Прекрати! (Продолжает читать).

УИЛФ. Рэджи, это я так просто вспомнил... Рэджи, я хочу, чтобы ты послушал, потому что моя эскапада закончена. Я задаю Сисси эротиче­ский вопрос, и она всегда дает мне благосклонный ответ, как только снимет наушники. Я говорил тебе, что я над этим работаю. Сисси, позволь нам с Рэджем немного поразвлечься с тобой. А ну, давай, Сисси, будь умницей, ложись на лужайку, снимай панталоны и ноги врозь. Ну как, Сисси.

Хлопает ее по руке.

Сисси снимает наушники.

СИССИ. Я готова.

УИЛФ (в восторге). Ну вот! А я что тебе говорил? Она готова.

Рэджи выдавливает из себя улыбку.

СИССИ. А что здесь смешного?

УИЛФ. Ровно ничего. А что ты слушала?

СИССИ. Конечно нас. "Риголетто". До чего хорошо мы пели! Зачем ты меня прервал? У тебя что-то срочное?

УИЛФ. Не могу вспомнить.

СИССИ. Слава Богу, что кто-то еще, кроме меня, не может что-то вспомнить.

РЭДЖИ. Весьма любопытно. (Читает). "Вопрос о том, могут или не могут поэзия и музыка существовать на основе приемлемого равенства, — будет рассмотрен ниже в данной главе. Считаем нужным заметить, что термин "поэтический" в определении основного импульса всех искусств- является ошибочным, так как он может вызвать только неразбериху и путаницу понятий. А вы как думаете?

УИЛФ. Я думаю, что в нашу обитель прибыл новый обитатель. Интересно, кто это?

СИССИ (чрезмерно возбуждена). Что? Что? К нам едет какой-то новенький? Мне никто об этом не говорил. Новое поступление? Кто? Кто это может быть? (Отстегивает наушники, прячет плейер в сумку).

УИЛФ. Если бы я знал, то я бы не спрашивал.

СИССИ (расстроена сверх меры). Я хочу, чтобы они ставили нас в известность. Почему такая секретность?

РЭДЖИ. Потому что это единственное средство сохранить над нами контроль. Секретность - основа всякой власти. (Продолжает читать).

СИССИ. До чего же противно!

УИЛФ. Уверен, что это какая-то важная персона.

СИССИ. Почему ты уверен?

УИЛФ. Не знаю. Просто мое ощущение. Несколько дней мне казалось, что здесь что-то происходит. Вокруг какая-то суета, люди перешепты­вались друг с другом.

СИССИ. Терпеть не могу, когда люди о чем-то шепчутся. Я всегда думаю, что они шепчутся обо мне. Сисси Робсон, Сисси Робсон, Сисси Робсон...

УИЛФ. А сегодня утром они торопили нас с завтраком.

РЭДЖИ (вспыхивая). В моем присутствии о завтраке прошу не упоминать!

УИЛФ (продолжая)....а затем выпроваживали нас из коридоров, сам Дуче и старшая сестра - матрона - были такие взъерошенные. И я про себя решил, что они ждут какую-то важную персону.

СИССИ. Но почему ты не сказал мне об этом? Ведь кроме тебя никто ничего не знает. Все молчат. А ты знал, Рэджи?

РЭДЖИ (о своем). Я уверен, что Эрнст Ньюмен прав. Поэзия не может быть основным импульсом всех искусств.

УИЛФ. О, какой ты зануда, Рэджи! Вместо своего Вагнера почитал бы лучше Кама Сутру, книгу о сексе в индийской мифологии.

СИССИ. Рэджи таких книг не читает, потому что он истинный джентль­мен, чего нельзя сказать о тебе, Уилф. Рэджи, я так рада, что ты благополучно вернулся из Карачи!

Рэджи и Уилф обмениваются взглядами.

РЭДЖИ. Мне очень хотелось, хотя бы раз в жизни спеть Тристана или Зигфрида. Но они прошли мимо меня.

УИЛФ. Вагнера поют только проклятые иностранцы. Мы лучше всего исполняем британских композиторов: Россини, Доницетти, Джузепе Верди.

Рэджи улыбнулся.

СИССИ. Я где-то прочла, что если бы Джузеппе Верди родился в Англии, его непременно окрестили бы Джоном Грином - Зеленым. Но с таким именем разве можно сделать карьеру? Представьте себе "Реквием" Джона Зеленого. Содрогнуться можно.

РЭДЖИ. Раз уж мы заговорили о Верди, есть ли идеи в отношении концерта десятого октября?

УИЛФ. Думаю, что каждый должен выступить соло.

РЭДЖИ. А не проще бы трио? Не так ответственно.

СИССИ. Трио? Лучше уж что-нибудь старенькое. Не уверена, что смогу выучить новый текст.

РЭДЖИ. Давайте обсудим это на специальном заседании - позже. (Делает в блокноте пометки).

УИЛФ. Какое еще там специальное заседание? Неужели нельзя просто об этом договориться?

СИССИ. А все-таки, как некрасиво с их стороны без нашего согласия принять какого-то нового человека.

РЭДЖИ. Это нормальный процесс. Они не обязаны спрашивать нас. Здесь распоряжаются они, а не мы.

УИЛФ. Рэджи прав. Мы приходим и уходим, а начальство пребывает вовеки. И когда наши голоса умолкнут, то есть перейдут в хор небесных херувимов, в наши комнаты вселят кого-то другого. Такова жизнь. Месяц назад Лоуренс Тиммс покинул эти берега, а сейчас, вероятно, поет дуэт с Марией Каллас. Мы знали, что на его место придет другой...

РЭДЖИ. Вся наша жизнь состоит из приездов и отъездов. Старые уез­жают, новые приезжают. Сделайте вывод. Не огорчайтесь.

Пауза.

СИССИ. Рэджи, я так счастлива, что ты благополучно вернулся из Карачи! Неужели я вам не сказала, что получила небольшой чек за "Севильского цирюльника"? Пойду, узнаю, кто же к нам пожаловал.

СИССИ уходит, Уилф подвигается к Рэджу.

УИЛФ. Почему из Карачи?

РЭДЖИ. Понятия не имею.

УИЛФ. У нее там родственники?

РЭДЖИ. Ее отец служил в армии, в Индии. На прошлой неделе она приветствовала меня из Бангладеш.

УИЛФ. Она становится все более странной. Меня это беспокоит. Мы не допустим, чтобы ее отсюда забрали.

РЭДЖИ. Упаси Боже!

УИЛФ. Милая Сисси! Ее лицо все еще гладкое, детское, чистое. А ее улыбка - это свет в темноте. Когда я впервые увидел ее - Боже, как давно это было! Она показалась мне самой сексуальной из женщин, которых я знал. Статная, пышная. Но, видит Бог, без дела она не сидела. Все время с кем-то крутила. Я попробовал к ней подступиться, но мне не повезло. У нее были шашни с каким-то художником-декоратором... Ты думаешь, она и вправду получила чек за "Севильского"?

РЭДЖИ. Весьма вероятно.

УИЛФ. А кто пел Фигаро?

РЭДЖИ. Дайлан Морган.

УИЛФ. Проклятые иностранцы!

Улыбаются. Уилф берет буклет "Риголетто".

Думаешь, они нам заплатят за нашего "Риголетто"?

РЭДЖИ. Должны заплатить. Кассета пользуется большим спросом.

УИЛФ. Да неужели? Кто тебе об этом сказал?

РЭЛЖИ. Сейчас не припомню. Кто-то сказал.

УИЛФ. "Риголетто". Рад, что они вновь выпустили буклет. Но на об­ложке вместо наших фамилий они могли бы поместить наши фотографии. Сучьи сыны эти агенты! Все же смотрится красиво: Хортон, Бонд, Пейджет, Робсон. Чувствуешь, что ты еще жив. Конечно, меня они должны были выде­лить - крупным планом... Все же, хорошие это были денечки, не так ли, Рэдж? Я помню наши спектакли, записи на кассету - помню все, словно это было вчера. Но что было сегодня утром на завтрак - не помню.

РЭДЖИ (снова вспыхивая). Я просил не упоминать о завтраке!

УИЛФ. Никто никогда не исполнял квартет лучше нас.

РЭДЖИ (успокоившись). А ты слушал кассету?

УИЛФ. Нет. Странно. Не хочется. Не хочу слышать свою молодость. А ты? Ты слушал кассету?

РЭДЖИ. Нет. Но по другой причине.

УИЛФ. Понимаю. Бестактно с моей стороны. Прости, что заговорил об этом. (Кладет буклет на место). В те дни у меня голова кружилась от успехов... Крупные заголовки на первой странице "Дейли мейл" и моя фотография «Уилфрид Бонд -новая звезда?» И вопросительный знак - вот это уже лишнее. Но он попал в самую точку.

РЭДЖ. Я помню эту сенсацию.

УИЛФ. Да, я стал знаменит всего лишь на один день. Быть может, на неделю. Прихоти капризной моды. Но я хорошо заработал, это было все, что я хотел. Я не сентиментален - это мой недостаток. Я не такой, как ты, Рэдж. Ты — художник, а я ремесленник..

РЭДЖИ. Уилф, твоя беда в том, что ты всегда легко себя продавал. Но у тебя иногда бывают удивительные озарения.

УИЛФ. Ты добрый друг, Рэджи. На добро отвечают добром. Я придумал заглавие для твоей автобиографии: "Тенор на распутье". Ну как?

РЕДЖИ. Неплохо.

УИЛФ. "Тенор на распутье" Рэджинальда Пейджета. В этом что-то есть. А как движется твоя работа?

РЭДЖИ. Медленно.

УИЛФ. До какого места ты уже дошел?

РЭДЖИ. До своего первого урока музыки с миссис Либерман.

УИЛФ. Сколько тебе было лет?

РЭДЖИ. Семь.

УИЛФ. Когда дойдешь до периода полового созревания, дай мне знать. Тут-то и начнется самое интересное. Да, у меня тоже есть для тебя мысль об искусстве... (Ищет в карманах).

РЭДЖИ. Скажите пожалуйста, не такой уж ты обыватель, каким хочешь казаться.

УИЛФ. Куда я ее спрятал? Я же ее записал, потому что никогда б не запомнил. Сунул куда-то. (Роется в карманах).

РЭДЖИ. Странное совпадение. Я сегодня утром сочинил афоризм. Тоже об искусстве. (Вынимает дневник, ищет страницу). Вот мой афоризм: "Обыватель считает настоящим лишь то искусство, которое популярно. Но истинное искусство никогда не может быть популярным". Это культурный девиз нашего времени. Здорово? Тонко и точно, не так ли?

УИЛФ не отвечает, все еще ищет в карманах.

"Обыватель считает настоящим лишь то искусство, которое популярно. Но истинное искусство никогда не может быть популярным». Ну, как? Очень точное определение.

УИЛФ (рассеянно). Ищи, ищи... (Роется в карманах).

Появляется СИССИ в крайнем возбуждении.

СИССИ. Я знаю, кто это, я ее видела, я ее видела! Вы правы, очень важная персона, но вы никогда, никогда, никогда не угадаете - кто это. Никогда!

УИЛФ. Тогда скажи, не мучай нас бесконечно.

СИССИ. Я ее видела, я ее видела в натуральную величину, но еще более ужасной!!...

УИЛФ. Кто это? Умоляю, скажи!

СИССИ. Ты никогда не поверишь!.. О, Господи, ну как же ее...?

УИЛФ. Вспоминай, Сисси!

СИССИ. Как сквозняком выдуло! Минуточку, минуточку... Начинается с Дж.

УИЛФ. С Дж? Дай подумать.

СИССИ. Знаменитое сопрано, да ты же знаешь!

УИЛФ. Знаменитое сопрано, начинается с Дж.? Она уже умерла?

СИССИ. Да, нет же, нет! Раз она здесь, значит жива.

УИЛФ. Весьма логично. Так кто же она?

СИССИ. Вспомнила! Вспомнила! Это Джильда!

УИЛФ. Какая Джильда?

СИССИ. Наша Джильда!

УИЛФ. Ты хочешь сказать — Джин Хортон?

СИССИ. Конечно, какой ты догадливый!

УИЛФ. Джин Хортон! Она здесь?

Оба смотрят на Рэджи. Он в смятении.

Что с тобой, старина?

РЭДЖИ. Так это Джин? Она здесь? Сисси, ты не ошиблась? Ты в этом уверена?

СИССИ. Абсолютно. Сам Дуче водил ее по своим владениям. Он просто купался в лучах ее славы. А, в общем, он походил на дворового пса, который случайно избежал кастрации.

РЭДЖИ. Джин? Она здесь?..

УИЛФ. Успокойся, Рэдж, успокойся.

РЭДЖИ. Как могли они так поступить? Они даже не поставили меня в известность! Как это подло! Невыносимо! Все подстроено. Все!

Напряженное молчание.

СИССИ. Я не сказала вам, что получила чек за свою Розину?

РЭДЖИ. Это же чудовищно!!

СИССИ. Нет, нет, нет. Сумма была не такой уж большой.

Короткая пауза.

УИЛФ. После тебя она вышла замуж за Фредди Мильтона?

РЭДЖИ. Да. А после Фредди Мильтона за Майкла Риза, а после Майкла Риза...

СИССИ. У нее была связь с Энрико Кардинале. Об этом писали все газеты.

УИЛФ. У Фредди был очень легкий характер.

СИССИ. Что ты! Это был очень тяжелый мужчина. Рэджи, ты знал Энрико? Он походил на вывернутый ветром зонтик.

УИЛФ. Не болтай, Сисси!

РЭДЖИ. Это возмутительно! Бестактно, беспардонно! Конечно, все было подстроено.

УИЛФ. А возможно и нет. Ты же их знаешь.

РЭДЖИ. Они должны были посоветоваться со мной. Я подам жалобу своему адвокату. Я не позволю им так со мной обращаться! И вообще, что они о себе думают? Я уеду отсюда. Я найду другой пансионат...

Замолкает, охваченный чувством собственной беспомощности.

А куда мне идти? Теперь мне некуда идти. У меня нет никого. Никуда...

УИЛФ. Успокойся, Рэджи, успокойся. Ты помнишь нашу заповедь: никогда не вызывай к себе чувства жалости... Ну вот, молодец. А ведь ты был женат совсем недолго?

РЭДЖИ (сухо). Да. Совсем недолго.

Короткая пауза.

УИЛФ. Мне она всегда казалась холодной, фригидной.

РЭДЖИ. Они могли бы меня предупредить!

УИЛФ. Возможно, они не знали...

СИССИ. Если это тебя хоть чуточку утешит, скажут она ужасно постарела.

УИЛФ. Сколько ей сейчас может быть лет?

СИССИ. Она немного старше меня.

УИЛФ (ехидно). Значит, ей больше восьмидесяти?

СИССИ. Не говори глупости! Я намного моложе ее. Намного. Ей можно дать все сто! Посмотрю, что там происходит. Я вернусь.

Поспешно удаляется, Уилф подходит и Рэджи.

РЭДЖИ. Я не хочу говорить об этом!

УИЛФ. Мы и не будем.

РЭДЖ. Чтобы ты ни сказал и ни сделал - не выражай мне сочувствия.

УИЛФ. Разве я кому-то сочувствовал?? Я даже не знаю значение этого слова...

РЭДЖИ. Справлюсь сам без посторонней помощи.

УИЛФ. Ты хочешь остаться один?

РЭДЖИ (сердито). Я сказал - не хочу сочувствия!

УИЛФ. Тогда я пошел.

РЭДЖИ. Нет, не уходи.

Уилф что-то мурлычет себе под нос.

Перестань мычать, это самая раздражающая привычна!

Уилф замолкает.

Как это чудовищно несправедливо! Здесь было так спокойно, Такая благодать... И вдруг появилась Джин. Я старался забыть прошлое. Я вы­черкнул ее из жизни... Я больше не хочу страдать. Я приучил себя жить в настоящем! А теперь еще вот это. Я словно очнулся после наркоза и увидел чужое враждебное лицо... Вот почему мне так нравится стареть. Старость помогает забыть человеку то, о чем ему лучше не вспоминать. С каким-то особым упорством я радостно принимал естественный ход событий, охотно расставался с мелочными амбициями, легко уязвимой гордостью. Процесс угасания мне казался естественным и неотвратимым и я с наслаждением его приветствовал. Я жил экономно, питался простой пищей, но по совету врачей пропускал раз в день стаканчик красного вина. Иногда покупал на распродаже кассету и подержанную книгу. Я сам занимался ремонтом своих костюмов, но одних и тех же ботинок два дня подряд не носил.. Единственная роскошь, которую я себе изредка позволял - это мой любимый одеколон... Я откладывал деньги, копил... И все во имя чего? Я хотел сохранить свою независимость, чтобы я мог без помощи благотворительности обеспечить себя за свои деньги хорошей комнатой и уходом в этом доме, где обитают мои бывшие соратники.... чтобы я мог наслаждаться тихой и достойной старостью... Но вдруг приезжает она и все разрушает... Это так несправедливо!.. О Боже, я не хочу встречаться со своей катастрофой...

УИЛФ. Неудачная женитьба - это еще не катастрофа.

РЭДЖИ. Но в моем случае - катастрофа.

УИЛФ. Причины могут быть разными: несовместимость. Двое людей той же самой профессии; столкновение карьерных интересов. Они согласны разъехаться и жить раздельно. Думаю, что вина была скорее ее, чем твоя, если я вообще что-нибудь в этом понимаю.

РЭДЖИ (вспыхивая).Что ты понимаешь? Ты тридцать пять лет прожил с одной женщиной, своей женой Мелиссой. Мало найдется таких людей!

Пауза.

УИЛФ. А если это меня тяготило? Я ненавидел приближающуюся старость. Я ненавидел ее каждый день, каждую секунду. Сначала тебя беспокоит простатит, и ты три раза ночью бегаешь в уборную помочиться. Если не простатит, то начинается геморрой. У тебя выпадают зубы, портится слух, начинают слезиться глаза, появляется катаракта. А потом уж идут проблемы с памятью. Сначала ты не можешь вспомнить чье-то нужное имя, а кончаешь тем, что забываешь свое собственное. И врачи начинают морочить тебе голову. Сначала рекомендуют шагомер, потом шунтирование, говорят, бросьте курить, следите за холестерином, снижайте кровяное давление; только судороги мы снять вам не можем... И все это рекомен­дации "на авось". Либо пан, либо пропал. Последнее вернее. А уж что касается секса...

РЭДЖИ. Появилось какое-то новое средство?

УИЛФ. Да. И я попросил доктора Когган дать мне его. А она спрашивает:" А вам-то оно зачем?"... -"А как вы думаете, зачем? - отвечаю. - "Я дам вам успокоительное", - говорит она. "А на черта оно мне нужно? - говорю я, - я и так слишком спокоен." А она: -" Не забывайте о своем возрасте"....Ну я и послал ее куда подальше!

РЭДЖИ (улыбаясь). "Я гневаюсь, я полыхаю, я горю..."

УИЛФ. Точь-в-точь. Обо мне это. А ты, Рэдж, поэт, настоящий поэт. Как это?.. "Я гневаюсь, я полыхаю, я горю..."

РЭДЖИ. А у тебя удивительный дар - ты можешь поднять настроение человека..

УИЛФ. Странно услышать это от тебя. Сто лет назад что-то подобное мне сказала твоя бывшая супруга. Мы репетировали "Риголетто", этот проклятый "Квартет". Репетировали до одури. Ты же был там. Помню, Сисси плакала, а Джин, как всегда, выламывалась. Я выдал ей за это как сле­дует. А она мне: "Уилфред, ты вульгарен и груб. Ты как злая муха це-це. Но ты можешь вдохнуть новую жизнь в человека, а это прекрасно. Благодарю, если ты оставишь в покое мой зад".

Помимо воли Рэджи улыбнулся.

Я всегда это помнил. Много раз повторял это себе...

Молчание.

Ты действительно был очень несчастен?

Нет ответа.

Мне всегда хотелось узнать - почему она так внезапно бросила сцену?

РЭДЖИ. Это случилось, когда она вышла замуж за Майкла Риза. Она была в расцвете своих сил и возможностей. И все бросить! Так просто бросить! Она сказала, что хочет посвятить себя домашнему очагу, хочет быть женой и матерью. Истинной причины я не знаю.

УИЛФ. Ты прав. Это так непохоже на Джин, она такая же мать, как наш Дуче.

РЭДЖИ. Джин всегда уходила от правды. Особенно неприятной. Никаких объяснений. Она просто бежала от нее.

УИЛФ. Ты мне подал идею. Давай-ка сегодня вечером сбежим отсюда. Где-нибудь покутим. Возьмем такси. О цене не беспокойся. Ухнем весь гонорар за "Риголетто", мы еще не знаем, каков он. Погуляем на всю катушку, тряхнем стариной в трактире "Белая лошадь".

РЭДЖИ (внезапно взрываясь). Анжелика, стерва! Сегодня утром она опять не подала мне к завтраку мармелад!

УИЛФ (не обращая внимания на этот взрыв, продолжает). Поужинаем на славу. Потом отправимся в бар, выпьем по рюмочке за Брамса и Листа, вернемся в нашу обитель и там под окном Джин исполним дуэт из "Искателей жемчуга". Ну как?

Появляется возбужденная СИССИ.

СИССИ. Рэджи, Уилфред! Встречайте Джин во всем ее блеске!

РЭДЖ отворачивается. Появляется ДЖИН ХОРТОН, изящная хрупкая женщина. Она опирается на палку. У Джин манеры гранд-дама, одета соответствующе, но чувствует себя беззащитной, нервно улыбается.

ДЖИН. Да, да, я знаю. Как поживают поверженные боги?

УИЛФ. Ты как всегда бестактна. Ни чуточку не изменилась.

Подходит к ней, целуются.

СИССИ. А я вам что говорила? Она все еще выглядит как юная девушка! Но здесь ты будешь чувствовать себя неуютно, обстановка не для тебя. Мы все инвалиды, а ты, как всегда, блистаешь молодостью и красотой.

ДЖИН. Вы оба так добры ко мне. (Подходит к Рэджи). Рэджи? Это я, Джин.

РЭДЖИ (отшатываясь от нее). Я знаю, кто ты.

ДЖИН. Не будь ко мне жесток, Рэдж, после всех этих лет. Я этого не перенесу.

УИЛФ. Он просто расстроен от неожиданности. Его не предупредили о твоем приезде.

РЭДЖИ. Я совсем не расстроен.

ДЖИН. Всецело моя вина, Рэджи. Я не хотела никакого шума. Ты ведь знаешь, что такое пресса. Если бы журналисты узнали, что я собираюсь закончить свою жизнь в этом доме - они бы стали злорадствовать. Да, нескладно получилось.

УИЛФ. Ничего, все нормально.

РЭДЖИ. Странно, что пресса все еще проявляет к тебе интерес..

ДЖИН. Жестоко так говорить, Рэдж! Надеюсь, ты не стал жестоким?

РЭДЖИ. А ты разве знаешь, что такое жестокость?

ДЖИН. Ты никогда не был жестоким. Ты всегда был добрым, деликатным и застенчивым.

РЭДЖИ. Застенчивым - да. Но не стоит ворошить прошлое.

Неловкое молчание.

ДЖИН. Вероятно, это тебя удивит, но я все еще пользуюсь известностью. На днях меня как почетную гостью пригласили в Ковент-Гарден. Стоило мне только войти в ложу, как зал устроил мне овацию. Было очень лестно. Рэдж, пожалуйста, скажи мне что-нибудь приятное. Если мне суждено здесь жить, мы должны быть друзьями. Ну если не друзьями, то давай хотя бы вежливо относиться друг к другу...

Рэджи не отвечает.

Я должна сесть... Я в списке очередников на операцию тазобедренного сустава. (Присаживается рядом с Рэджи, говорит ему на ухо). Рэджи, дорогой, не создавай лишних трудностей, их и так уже много. Я знала, что ты здесь и что мое присутствие может быть для тебя неприятным.

РЭДЖИ. О каких трудностях ты говоришь? О каких трудностях?

ДЖИН. Поверь, у меня не было выбора. Дай мне сказать то, что я должна сказать. Прости, что я причинила тебе боль. Пожалуйста, будь ко мне снисходителен. Мы и тогда были разными людьми... Так вот. Я целую не­делю репетировала свою речь. Как первоклассница.

РЭДЖИ молчит.

Как будто я шла на свою первую репетицию.

Рэджи молчит.

Всегда хочется произвести хорошее впечатление. Расскажите мне подробно о вашей жизни. Ваш директор показался мне таким обаятельным.

СИССИ. Мы называем его диктатором. Или Дуче.

ДЖИН. Оригинально! (Не понимает почему). Скажу, что я была очень разочарована, когда мне представили всяких хористок - их я лично не знала. Быть может и видела несколько раз... и еще оркестрантов, мне совсем незнакомых. Но я-то надеялась встретить здесь настоящих звезд.

СИССИ. У нас живет Фрэнк Уайт, флейтист. Чем не звезда? Однако боюсь, что долго он не протянет. Бедняга еле дышит. Так его жаль! Он даже не понимает, где он находится. Сидит в своей комнате, никого видеть не хочет. Представьте, даже меня. А ведь какой был виртуоз! Когда-то мы с ним очень дружили. Однажды он разрешил мне подер­жать свою флейту.

УИЛФ усмехается.

А какие звуки он издавал!.. Разумеется, на флейте. Чистое золото. И с такими переливами, словно хор ангельских голосов.

ДЖИН. Мне показалось, что в углу прятался Боби Суэндон.

СИССИ. На него это похоже.

ДЖИН. Боже, во что же он превратился?!

УИЛФ. Он почти слепой. Врачи наблюдали за его катарактой. Ждали, пока созреет. И дождались... А теперь говорят, ждать было не нужно. Все решает микрохирургия... Эти врачи, сукины дети!

СИССИ. Джин, у нас у всех есть свои маленькие территории, где мы собираемся. Вот этот зал наш. Музыкальный салон и терраса. Но когда я сюда впервые вошла, я испугалась. На стенах какие-то бездарные натюрморты - птицы, рыбы, артишоки. На психику действовало угнетающе. Я решила все переделать по-своему!

ДЖИН. Вижу. Хорошим вкусом ты никогда не отличалась.

СИССИ. А мы считаем себя элитным клубом.

УИЛФ. Мы - элита. Вот мы кто — элита.

СИССИ. Когда я пригласила тебя вступить в наш клуб, я, разумеется, говорила от имени всех его членов.

РЭДЖИ. Но только не от моего имени!

УИЛФ. Ты должна выполнять наше правило, Джин. Не вызывай к себе чувства жалости. Никогда не задавай двух вопросов: как вы себя чувст­вуете и какие у вас на сегодня планы? Это все, что ты должна помнить.

ДЖИН. Должна сказать, что мне был оказан очень теплый прием. Люди меня узнавали, даже слегка аплодировали. Как это трогательно! Вспоминаю, это было совсем недавно в Ковент-Гардене, когда я появилась в ложе как почетная гостья, зал приветствовал меня стоя. Разве это не потрясающе?

СИССИ. А однажды в Нью-Йорке зал приветствовал меня сидя.

УИЛФ. Вероятно у них в Нью-Йорке была сидячая забастовка.

ДЖИН. Какой у вас прелестный сад! Сколько цветов. Я обожаю нигелии и розы.

СИССИ. А какие цветы были в прошлом месяце - полиантусы и неза­будки. Такие у вас в Карачи, вероятно, не растут.

ДЖИН с удивлением смотрит на нее.

ДЖИН. Благодарю небо за этот легкий бриз. Хотя жара тоже чувству­ется. Но я ее легко переношу. Но как это убийственно для тебя, Сисси, тащить на себе весь свой вес. А я любила часами лежать на солнце - и ничего.

СИССИ. А там дальше за красным буком небольшая роща, где растут колокольчики. Нам позволяют ходить туда на прогулку. Только с провожа­тыми. Надо получить разрешение от матроны. Какие в этом году были там колокольчики! Правда, они уже отцвели.

ДЖИН. Как и мы.

СИССИ. Джин, не говори так! Мы счастливы, что попали сюда. Мы все как единое целое. Правда, кое-кто иногда впадает в депрессию, и все из-за этой секретности. Люди начинают шептаться, кому-то стало плохо, у кого-то крыша поехала, кого-то увезли в дурдом. Но это долго не продолжается. А зачем этому продолжаться? Ведь вокруг столько радостного! Люди приезжают и уезжают: новые лица, старые друзья, группы физподготовки, трудовая терапия, всевозможные лекции - просто захваты­вающе! А для таких женщин, как я, которые не были замужем и не имели детей, чьи дорогие и близкие уже там - этот Дом просто подарок божий. Волшебная сказка с волшебными огоньками! А люди здесь такие интересные, такие неожиданные. Есть у нас драматический тенор - только имя забыла, - но ты с ним познакомишься - он играл Отелло, пел, как умел, а Дездемона была... ни за что не отгадаешь - откуда - Из Ганы. Разве это не чудо? Только с сюжетом как-то не стыковалось.

УИЛФ. Есть у нас и садовник, с виду довольно брутальный - не так ли, Сисси? Откликается на имя Нобби. Работает всегда обнаженным до пояса. Мускулы так и лоснятся от пота.

Дата добавления: 2015-05-08