Вот и верь после этого людям! 3 страница

В такси хватался за ее руку как утопающий за соломинку и думал, что это все. Что‑то перегорело внутри. Что‑то важное. Нет, они как были моими родителями, так ими и останутся, но раньше я все еще пытался как‑то их оправдывать, даже отца, ведь тогда, на первом курсе колледжа, тоже в бутылку полез. Много лишнего сказал, еще больше сделал. И все равно во мне теплилась надежда, что когда‑нибудь они простят меня и примут. Теперь я окончательно понял, что мне больше не нужно их прощение. Наверное, стал взрослым. Наконец‑то. Только и всего.

Мы вышли у подъезда. Машина уехала. Обнимать Иринку на прощание не стал. Хотел, но передумал. Не на всю же жизнь мы с ней прощаемся. Уверен, если Ира как следует попросить, он снова в нее мерцнет, и мы опять сможем побеседовать о самом сокровенном.

Не умещаясь рядом на лестнице, поднимались в мою квартиру. Ирина шла за мной, и я боялся обернуться, опасаясь увидеть уже не ее, а Ира, черноволосого и желтоглазого, почти хищного – после Ирины почти чужого. Не знаю, почему, но теперь Ир казался мне еще более далеким и непонятным. Вот вам и пооткровенничали. Только проанализировать свои чувства я так и не успел. Как и в прошлый раз, когда мы с мерцающим вдвоем гуляли по моему миру, на лестничной клетке нас ждал сюрприз.

На коврике, прислонившись спиной к моей двери, сидел на корточках светловолосый парень в легкой плащевой крутке. Когда я начал подниматься по последнему лестничному пролету, он поднял голову. У меня вырвался изумленный вздох:

– Никита?

И в этот момент, сверкнув глазами и не меняя позы, он заговорил матом. Отборным. Но у нас так не матерятся, я точно знаю. Так колдуют. Не у нас, у них. «Что происходит?» – вот и все, что я успел подумать, потому что в ту же секунду меня с дороги отшвырнул Ир и тоже заговорил на их магическом непереводимом языке.

Глава двадцать пятая

Кто ходит в гости…

Алиэль Душистый

То, что Андрей называет во мне высокомерием и снобизмом, всего‑навсего гордость. Фамильная гордость, не более того. Но как объяснить это тому, кто понятия не имеет о благородном происхождении? Я вообще не уверен, что в его мире есть кто‑то, кому можно было бы его приписать. Поэтому наш психолог, которым так восхищаются все без исключения, никогда не сможет понять меня. Благородство чуждо его миру.

Конечно, после того, как он появился у нас, я пересмотрел свои взгляды на некоторые вещи. Но это ведь не означает, что теперь должен вести себя, как тот плебей. Пусть темные оказались вовсе не такими, каковыми они мне представлялись. Пусть я согласен подписаться под тем, что Илюизмена Вик‑Холь достойна править настоящим кланом, не то что нашим классом. Конечно, достойна. Я таких девушек вообще еще ни разу в жизни не встречал. А как встретил, понятно почему растерялся. И все равно, считаю, что так безоглядно доверять темным все же не стоит. Карунд – благороден, его слова об Антилии окончательно убедили меня в этом. Но Машмул… этот темный раздражает меня одним своим молчаливым присутствием. Правда, молчит редко. Такое чувство, что его так и подмывает широко открывать рот при каждом удобном и не очень случае. И все же сейчас я шел именно к нему. Потому что благородный всегда поймет благородного. И сумеет войти в его положение.

Карунда застукали на нашей светлой половине. Конечно, он пришел к Лие. И хорошо еще, что я увидел, как на него наступают наши, светлые парни. Вышел, сказал им, что у нас новый классный, который потребовал, чтобы мы ходили друг к другу в гости. Быть первым выпало Карунду, вот он и пришел. Они, конечно, так просто не поверили. Позвали Лию. Она, услышав мою версию и глядя на Карунда преданными глазами, все подтвердила. До Ириль конечно же не достучались, уж мы‑то знали, где она сейчас, точнее, с кем. Но все равно, ни Лии, ни Кару покоя не дали бы. Поэтому пришлось брать огонь на себя. Видел бы меня отец – он бы оценил изящество моего жеста. Я объявил, что если они нам не верят, сам отправлюсь на темную половину общежития, в гости к Машмулу. И вернусь оттуда к вечеру живым и даже не покалеченным.

Беда в том, что сказал это, чтобы покрасоваться, поймать на себе благодарный и восторженный взгляд благородной леди, а одобрительную усмешку Карунда можно было бы проигнорировать, но честно признаюсь, что и она была мне приятна. То, что Иль‑Янь достойный противник и прекрасный союзник, я уже знал, поэтому его одобрение было для меня особенно лестным. И только потом до меня дошло, на что именно я подписался.

Помахав на прощание всем ручкой, отправился на заклание. То, что это будет именно оно, понял, когда пересек границу своего крыла и территории нейтральных. Мелькнула спасительная мысль – не идти дальше, осесть где‑нибудь здесь. Конечно, появиться у Рутберга или Пауля я бы не рискнул. Они бы непременно расспросили про обстоятельства, которые привели меня к ним. А вот Фа… он был идеальным вариантом. И, если подумать, это не трусость. Да‑да. Малодушие, но не смертельное. Будь на моем месте кто‑то еще, он бы тоже поостерегся появляться там, где уже не раз бывал, но совсем при иных обстоятельствах.

Не могу сказать, что изначально питал ненависть к темным, а сейчас тем более. Но еще с ранних лет усвоил одну простую истину – чтобы командовать и быть всегда на коне, нужно соглашаться. С чем? С общественным мнением. Я быстро стал идейным вдохновителем всех светлых первокурсников в нашем крыле. Почему? Да потому, что когда мы впервые собрались вместе, все принялись возмущаться самим фактом того, что в наши просвещенные и излишне толерантные времена мы вынуждены делить это здание с темными, жить бок о бок с ними, учиться, сидеть рядом на занятиях, – все это раздражало. А я молчал, слушал и мотал на ус. И только когда беседа начала переходить на повышенные тона, высказался. Тихо, ровно, спокойно, но так, что услышали все. Предложил сделать дерзкую вылазку на их половину и наглядно продемонстрировать, кто тут хозяин. Конечно, все тут же меня поддержали. Так и повелось. Я стал главным, как и полагается благородному отпрыску славной фамилии. Однако теперь… жалею. Если бы мне раньше пришла в голову простая мысль, что союз с темными может быть куда выгоднее, чем открытое противостояние, возможно, сейчас бы не сомневался в том, что собирался сделать.

И все же я не остался на нейтральных территориях. Не потому, что не пожелал выглядеть трусом. Просто… Они, я имею в виду моих одноклассников, как и сам Андрей, все еще удивлялись, когда я позволял им увидеть себя совсем с иной стороны, не с той, с которой они видели меня до этого. Что обижало. Да, мне было обидно. Потому что я тоже эльф, как и все они, и ничто эльфийское мне не чуждо. Почему остальные этого не понимали? Я знаю почему. Сам виноват. Единственный способ – раз за разом переубеждать их в том, что благородство вовсе не синоним подлости, как они все думали, если я правильно понял намеки Андрея. Да и Машмул за словом в карман давно уже не лез. Как скажет, так не в бровь, а в глаз.

Поэтому я и пришел к нему. Не к Илюизмене же мне было идти, правда? Я очень надеялся, что никого не встречу в коридоре, но, как и Карунду на нашей половине, мне не повезло.

– Гляньте‑ка, светлячок! – воскликнул темный, имени которого я не знал.

– И правда, – поддержал его соотечественник, только что вышедший из своей комнаты по неведомым мне делам. – И главное какой!

– Что, светлые совсем обнаглели и уже при свете дня рискуют тут появляться?

– При свете? – хмыкнув и отчаянно бравируя, обронил я. – Так вы же темные, вас ночью куда сложнее врасплох застать, – откуда это знаю? Да от самих же темных. Мы ведь с ними теперь в одной команде. И у меня даже получается… ну вместе с ними в футбол играть. И это так здорово! Но разве этим, теснящим меня к стене темным, объяснишь такое?

– Что же ты свою братию к нам раньше только ночью приводил? – осклабился тот, который первым заговорил со мной.

– Дураком был, потому и приводил, – терпеть не могу признаваться в том, что не прав. Но я уже неделю тренировался вместе с их коммандос, и уяснил одно: когда все против тебя, темным лучше не лгать. Ложь они за версту чуют.

Мое заявление, как ни странно, не позабавило их, а заставило задуматься. Вообще, темные в некоторых вопросах удручающе непредсказуемы. Вот и сейчас я не понимал, почему они вдвоем не ржали надо мной, как кони, а смотрели испытующе и настороженно. Словно ждали подвоха. Вздохнул. И начал объяснять до того, как кто‑нибудь из них задаст вопрос.

– У нас новый классный руководитель. Он активно проводит политику по примирению светлых и темных. Сегодня сказал нам попробовать сходить в гости друг к другу. Ваш Кар пошел к нашей Лии, я к Машке.

– Кто к кому пошел?

– К какой Машке?

Ах да! Прозвища, которыми наградил нас Андрей, оказались такими привязчивыми, что я и думать забыл, что остальные нас знают совсем под другими именами. Пришлось повторять.

– Карунд Иль‑Янь сейчас на нашей половине, в гостях у Антилии Вейлы, а я пришел к Машмулу.

– К Машмулу? А почему не к леди Вик‑Холь? – переглянувшись с товарищем, осторожно спросил первый.

Конечно, можно было солгать, но, помня, как на меня смотрела команда, когда я пытался лгать им, решил, что лучше и тут быть честным. Закатил к потолку глаза и сказал:

– Помилуйте! Мне хватает того, что на занятиях у Корешеля она меня по всему классу гоняет.

– Серьезно гоняет? – уточнил второй, причем, как я увидел по его глазам, мелькнуло в них что‑то отдаленно напоминающее сочувствие. Записав очко в свою пользу, энергично кивнул.

– У нас классный до сих пор задается вопросом, почему, когда мы вас задирать приходили, отвечали нам только парни, а не девушки. Вот уж кто бы нас в пол мог запросто вкатать.

– А кто у вас классный? – одинаково заинтересовались темные, но тут нашу милую беседу весьма некстати прервали.

– Что ты тут забыл, светлый? – пришлось обернуться. К нам широким шагом направлялся темный, которого я меньше всего хотел видеть.

От страха меня спасла лишь мысль о том, какое бы прозвище ему мог дать Андрей, если бы знал его имя. Марфинус Рим‑Доль. На темной половине он имел внушительный вес, это я точно знал. К тому же старшекурсник. Не стоило и мечтать победить его в поединке. Хотя Иля наша, наверное, сумела бы. Но то Иля. После нескольких схваток с нашими темными я прекрасно понимал, что меня этот парень прибьет на месте и не почешется. Но мысль о прозвище для него спасла меня от позора. Я поднял голову, встретился с ним взглядом и, всеми силами стараясь удержать на лице легкомысленную улыбку, заявил:

– В гости пришел.

– К кому? – Тот нахмурился и оскалил зубы.

Ненавижу, когда парни из моей команды так делают. Они первое время частенько пытались меня запугивать, пока Барсим не устроил им выволочку. Причем в таких выражениях, что уши у меня действительно в трубочку свернулись бы, если бы были способны на такое. По‑моему, именно после этого темные стали поглядывать на командора и по совместительству нашего с ними тренера с уважением. Похоже, они и не думали, что мы, светлые, способны изъясняться в понятных для них выражениях. Благородства в этом, конечно, никакого, зато эффект налицо.

– К Машмулу, – ответил Рим‑Долю парень, стоявший сейчас справа от меня.

Старшекурсник сначала замер от удивления, потом расплылся в улыбке, которой я мог бы всерьез испугаться, если бы на тренировках не видел такие по десять раз на дню. Пришлось улыбнуться в ответ. Не уверен, что у меня стало получаться так же, как у темных, но вчера Филька в перерыве минут двадцать меня тренировал. И мимо проходящие темные эльфы почти с честными глазами утверждали, что у меня получается, как у настоящего илитири. Конечно, я им не верил. Зато было весело. Так что благородство – это, конечно, хорошо, но с темными лучше по‑простому, тогда и им весело, и мне неплохо. Ведь, как говорит Андрей, и я с ним согласен, очень важно, чтобы у капитана было взаимопонимание с другими игроками. Собственно, налаживанием этого взаимопонимания мы и занимались. Я и Барсим, точнее, Барсик. Его теперь куда привычнее называть именно так. Поэтому, улыбаясь темному, в первую очередь улыбался собственным мыслям. И его ухмылка потухла.

– Не верю, – заявил тот.

– Давай проверим, – тут же предложил ему. – Спросим у самого Машки.

– Кого?

Снова пришлось закатывать глаза к потолку.

– У Машмула. Мы в классе его Машкой называем.

– А тебя он как называет? – тут же спросил темный, все еще стоявший слева от меня.

– Алым.

– И кто это придумал?

– А Илюизмена у нас вообще Иля, но она обещала лично придушить того, кто назовет ее так, если он не относится к нашему классу и тем, кому она разрешает себя так называть.

– Чушь!

– Давай зайдем к Машке. Он подтвердит. Или вы уже своему собственному сородичу поверить не способны? Нет, я, конечно, теперь в курсе, что вы тут живете, как клубок змей в колодце. Неизвестно, кто первым в спину ударит, но уж в такой мелочи могли бы ему и поверить.

– Змей? – зашипел на меня Рим‑Доль, схватил за воротник.

Я скосил презрительный взгляд на его побелевшие пальцы. Он медленно разжал их и четко, на каблуках, развернулся ко мне спиной. Прошел чуть дальше по коридору. Я в компании навязанных провожатых последовал за ним.

Старший темный постучал в дверь. Я знал, что это комната Машмула. Уже был здесь. Ночью. С диверсионной миссией, за которую именно в этот момент впервые испытал неподдельный стыд. Раньше мне как‑то удавалось избегать этого чувства. Но сейчас… было очень неприятно. Стоять тут, перед дверью Машки, и ждать, когда он откроет, а не я ворвусь к нему, как вор, как душегуб. И почему раньше в голову не приходило, как некрасиво выглядели все эти наши налеты, казавшиеся тогда таким благородным делом?

– Марфинус, проваливай! – раздался из‑за двери голос Машки. Он явно был чем‑то очень рассержен.

Темный, хмыкнув, обернулся ко мне.

– Мне ему сказать или ты сам? – подчеркнуто невинно осведомился он.

Пришло мое время ухмыляться. Я оттеснил спутника плечом. Темный встал сбоку от двери и оперся о стену, с любопытством изучая мое лицо. Судя по всему, он все ждал, когда я передумаю и откажусь от своих слов. Ну уж нет, такого удовольствия ему не доставлю.

– Маш, – протянул, не сильно напрягая связки, уж у кого просто отменный слух, так это у темных. Они ведь в полной темноте у себя там, под землей, не только жить могут, но и полноценно сражаться. – Я к тебе в гости пришел, а твой дружок меня не пускает.

– Он мне не дружок! – воскликнул Машмул, распахнув дверь прямо передо мной.

Я от неожиданности моргнул и отшатнулся, но темный одноклассник схватил меня за руку и рывком втянул в комнату. Обернувшись, заметил, как зыркнул на ошалевшего Рим‑Доля и с силой захлопнул дверь прямо перед его носом. Моей руки он так и не отпустил. Да я и не пытался вырваться. Потому что Машка смерил меня таким взглядом, что невольно запылали уши. Что… О чем он думает вообще?!

Но оказалось, это я думал о чем‑то не том, а Машка просто злился, что его оторвали от какого‑то важного дела. Он все так же, за ручку, отвел меня к кровати, кивнул на нее. Здесь мысли обрели куда более четкие очертания, но темный и в этот раз ничего такого предпринимать не собирался. Просто оставил меня тут, а сам ушел за письменный стол, стоящий у окна. Уселся в небольшое кресло и принялся что‑то выводить на листе пергамента, периодически покусывая кончик магического пера и лохматя волосы на затылке свободной рукой. Похоже, его прервали на середине какой‑то весьма занимательной головоломки. Мне даже любопытно стало, чем он там таким занят?

Было немного неуютно вставать и идти к нему, но я пересилил себя. Подошел и заглянул через плечо. Обнаружил простейшие расчеты по теории магических техноизмерений, лекции по которым нам только начали читать. Как раз сегодня выдали на выходные задания, представляющие собой короткие задачки для начинающих. Я их уже все решил и даже влез в конец учебника. Интересная тема. Техноизмерения оказались весьма перспективным направлением развития современной науки. И мне стало любопытно. Конечно, для нашего семейного бизнеса они были бесполезны. Но просто для общего развития весьма полезно оказалось почитать. Поэтому я так легко обнаружил, что Машка допустил сразу три ошибки. И это – в одном примере!

Смешок вырвался помимо воли.

– Что смешного?! – зашипел Машмул, обернувшись через плечо и грозно сверкнув глазами.

– У тебя три ошибки подряд, – услужливо пояснил и с деланым безразличием вернулся на кровать.

Интересно, почему он не предложил мне кресло – их ведь целых два, не считая того, на котором сидит он сам? Думаю, виновата его стервозная натура. Знал же, о чем подумаю после всех его полунамеков. И что ему за удовольствие искать способ меня смутить? Не собираюсь смущаться. Из‑за него – не собираюсь. И вообще, он меня раздражает. Не во всем, конечно, раньше он был приятнее. Но сейчас, после того, как Андрей его поддерживать начал, просто с цепи сорвался. Понимаю, я и сам не белый и пушистый, по словам того же психолога, но это ведь не повод так злобствовать. И ладно бы просто злился, так нет, он только и делает, что пошлит и намеки непристойные отпускает. Грустно, только непонятно – почему. С чего бы мне грустить, ведь все хорошо обошлось? Вернусь к своим здоровым и невредимым. Потрепанные нервы не в счет.

Устав сидеть, прилег. Провел ладонью по цветному покрывалу. И тут кошки. Но, конечно, не те, которые у нас в классе теперь живут, а темные. Огромный черный зверь вытянулся во всю длину кровати. Это был не ковер. Что‑то намного более тонкое. Только темные могут плести столь дивные узоры на таком тонком покрывале. Я слышал, что дом Верь‑Явь экспортирует покрывала во все княжества Федерации. И орнамент по периметру рисунка с кошкой – их особая марка. По нему можно отличить подлинное от подделки. Кстати, ковры у них получаются не хуже. Но покрывала мне всегда нравились больше. Прохладные, мягкие на ощупь, словно бархатные. Но, если правильно помню, такой материал у темных называется плюш. Секрет его изготовления хранится в строжайшей тайне. Любопытно, а Машмул сам такое покрывало создать может? Если верить Андрею, у темных всем верховодят женщины, значит, вовсе не они должны такие чудеса своими ручками создавать. Неужели их мужики делают? Как‑то плохо верится. Стоит только вспомнить Бобси. Да и Фильку, который у «кошек», как в общаге прозвали темных коммандос, самый молодой, за вязанием или плетением покрывал в принципе представить не могу. Хотя их, наверное, не вяжут, а как‑то по‑другому делают. Я в этом ничего не смыслю. Зато о благовониях знаю все. Моя семья ими занимается.

Мысли текли так лениво, что сам не заметил, как погрузился в них с головой. И увидел Машмула, подошедшего к кровати, только тогда, когда он успел несколько минут простоять, наблюдая за выражением моего лица, не иначе. Чего это он?

Сначала заметил его колени, потом поднял голову выше.

– Маш? – вырвалось растерянно и тихо.

Он поджал губы, но не пошевелился. Я тут же сел, чувствуя себя неуютно под его взглядом.

– Маш? – на этот раз голос у меня дрогнул. Что‑то было не так.

– Хочешь, я тебе его подарю, – спросил темный тихо, смотря на меня с высоты своего роста, который из‑за того, что я все еще сидел, не казался таким уж смешным.

Понял, о чем он, только потому, что проследил направление взгляда. Илитири говорил о покрывале. Судя по всему, темный заметил, что оно мне понравилось. Да я особо и не скрывал. Что‑то меня насторожило в самом тоне, которым был задан вопрос.

– В смысле? – спросил после непродолжительной паузы.

Машка, еще больше подогревая мои подозрения, замялся.

– Маш? – протянул с возрастающим беспокойством.

– Не получается их решать! – выпалил он на одном дыхании и сердито уставился на меня. Ну, сущий ребенок, просто слов нет! И это его мне нужно уважать, как себя? Дело даже не в том, что он, по своему собственному признанию, парнями увлекается. А в том, что ведет себя, словно девчонка, это как минимум. Вот каким образом парень, который сумел меня непринужденно уложить на лопатки, может увлекаться чем‑то пободным! У меня только из‑за одного этого уважать его не получается, как бы ни старался. Андрей, правда, недавно обмолвился, что очень похоже, будто Машку нашего в ранней юности какая‑то девчонка жестоко обломала. Но я все равно убежден, что это не повод с мужиками путаться.

Быстро взял себя в руки и, закатив глаза, поинтересовался:

– С какой стати мне их за тебя решать?

– Я подарю тебе покрывало!

– Оно, конечно, очень милое, но я не нанимался делать за тебя твою работу, – с достоинством ответил я.

Машка недобро прищурился. Ничего хорошего такой его взгляд не предвещал, это точно. Я его знаю.

– Тебе еще на свою половину добираться, забыл?

– А вашему Кару от Лии сюда возвращаться, не знал?

Темный изумленно моргнул.

– Так ты это, чтобы…

– О да, конечно. Я просто так пришел тебя проведать, соскучился, истосковался, ты об этом подумал, да? Зря.

Машка обиженно фыркнул и отвернулся. Стало понятно, что он именно об этом и думал. Мне бы высмеять его, как я сделал бы раньше, но отчего‑то было совсем не смешно. И вместо колкостей с языка сорвались оправдания.

– Его наши поймали. Я перехватил. И чтобы доказать, что это на самом деле было заданием Андрея, пришел сюда, к вам. Обещал вернуться целым и невредимым.

– Значит, он к Лие пошел?

– А к кому еще? Не к Ире же!

– А ты почему ко мне?

– А ты представь, что бы со мной Иля могла сделать?

– Ничего бы она с тобой не сделала. Может, вы с ней футбол обсудили бы.

– Я и с тобой футбол обсудить могу.

– И все же? – продолжал допытываться темный, а я не знал, совершенно не знал, что ему ответить. Просто, когда шел на темную половину, даже мысли не допускал, что мог бы пойти не к Машке, а к Иле. Поэтому только и оставалось, что пожать плечами.

– Решил так, и все.

– Понятно. – Он снова посмотрел в сторону. И я не утерпел.

– Маш, это ведь неправильно, разве ты не понимаешь? Имею в виду то, как ты с парнями… – пришлось оборвать себя. Как продолжить фразу, чтобы окончательно не обидеть темного одноклассника, не знал.

Глупо, конечно, пытаться наставить его на путь истинный, знаю, но это именно то, о чем начинал думать сразу же, стоило мне взглянуть на этого парня.

Теперь пришла его очередь пожимать плечами. Развернувшись, он вернулся за стол. А я сидел и смотрел на его профиль. Темный совсем не выглядел сосредоточенным. Казалось, просто уставился на пергамент, не понимая ни строчки из написанного. Именно в этот момент у меня впервые закрались мысли, что что‑то тут нечисто. С тем, как он к мужчинам относится. С тем, как смотрит на меня или… других. Раньше не придавал значения всем этим взглядам, но сейчас… ведь что‑то должно было послужить толчком для такого отношения к жизни, к… любви? Может быть, Андрей прав?

Дойти до темного было самым трудным. С каждым шагом сомнений накапливалось все больше. И все‑таки подошел, снова заглянул ему через плечо, а потом даже решился сказать то, о чем, знаю, буду сожалеть.

– Я научу тебя решать задачки, а ты мне объяснишь, кто тебя настолько обидел, что ты… – запнувшись, попытался придумать более обтекаемую фразу, но сдался и сказал, как думал: – В любовь не веришь?

Он медленно откинулся на спинку кресла. Потом запрокинул голову и посмотрел мне в глаза. Я вздрогнул, услышав:

– Жена.

– Ты… женат?

Он снова опустил голову и уставился в пространство перед собой. Но ответил:

– У нас с этим не так, как у вас. До второго совершеннолетия мне нужно зачать со своей женой ребенка, лучше больше, чем одного. Но в нашем случае больше не будет. Я выгляжу моложе Кара, но на самом деле старше. Мне уже сейчас сто пятьдесят два года. Когда исполнится сто пятьдесят три, официально пересеку рубеж второго совершеннолетия. В клане Вик‑Холь растет моя дочь. Именно через нее я связан с Илюизменой. Поэтому нас всех троих собрали в этот класс. Мы с Каром ее негласные телохранители. Не то что бы она нуждалась в охране, но нас отдали ей для оказания моральной поддержки, чтобы Иле было комфортнее учиться.

– А… твоя жена?

– Я ее ненавижу, – просто сказал он, и именно эти слова перевернули все мое представление о Машке. Эти темные… Как так вообще можно! И все равно я спросил:

– За что?

– За то, что на самом деле не могу любить. Хочу, но не могу. Доволен? – Он вскинул голову и выжидающе уставился на меня. Мне даже пришлось закрыть глаза, чтобы как‑то привести себя в чувство.

– Пойду, второе кресло подтащу, – пробормотал я и тем самым выиграл для себя еще немного времени, но стоило только поставить свое кресло вплотную к его, как Машмул снова заговорил. И его слова опять выбили меня из колеи.

– Когда впервые тебя увидел, думал, с тобой будет по‑другому. Для остальных я страстный, а для тебя, думал, смогу быть нежным. Просто нежным – глупо, да? – он горько усмехнулся.

А мне подумалось, что просто кощунство – все, что женщины дроу делают со своими мужчинами. Разве так можно? Как… как у них только рука поднимается!

Машка так сильно сжал в пальцах маго‑перо, что пришлось отобрать его у него. Он разжал пальцы. Выпустил кончик пера. Застыл. Мне хотелось отыскать слова. Как его поддержать. Может, обнять? Но он же не девчонка. Хотя мужчины ведь тоже иногда обнимаются. Но он ведь к мужчинам по‑особому относится, объятия Машка может как‑то не так расценить, верно? А мне бы этого совсем не хотелось. Но мои мысли оборвал настойчивый стук в дверь. Машка дернулся в своем кресле и решительно вскочил. Только и успел изумленно уставиться на него, но он уже обошел свое кресло и направился к двери.

Когда Машка рывком распахнул ее, мы обнаружили на пороге Рим‑Доля. Тот пылал от негодования.

– И сколько у вас тут будут продолжаться эти посиделки?

– Сколько надо, столько и будут! – рыкнул в его сторону Машка и попытался закрыть дверь, но темный оказался упорным. Придержал ее, грозно сверкая глазами в мою сторону.

– А что, у тебя какие‑то проблемы? – подойдя к Машке со спины, спросил я.

Если до этого еще сомневался, то, увидев, как Рим‑Доль приподнимает верхнюю губу, обнажая клыки в оскале, решительно поднял руку и положил ее Машке на плечо, а тот, зараза, тут же прижался к ней щекой. Его глаза мне не были видны, но понял, что Рим‑Доль зрит в них очень и очень многое.

Старший темный просто побелел от ярости. Но его слова отрезвили.

– И что же, наш Карунд с вашей Вейлой тоже обжимается, как вы тут?

Ударил не я, хотя, должен был, ударил Машка, причем так, что Рим‑Доль пошатнулся. Губа темного лопнула, выступила кровь. Он удивленно уставился на Машмула.

– Хочешь смешать с грязью меня или его, – кивнул на меня, – попробуй. Но, если еще раз вякнешь хоть что‑то о наших, – Машка голосом выделил это слово, – девушках, тогда передам Кару и Иле твои слова. Можешь считать их личным оскорблением Дому Вик‑Холь.

И вот тогда в глазах старшекурсника появился страх. Он нервно сглотнул и пригладил волосы. Но меня не хватило даже на кривую усмешку. Никогда бы не подумал, что его может настолько испугать эта, казалось бы, простая фраза. И все же, он осмелился задержаться у нашей двери, а не сбежать к себе, как ему, наверное, хотелось.

– И ты все еще утверждаешь, что это ваш классный руководитель все затеял?

– Конечно, – с силой сжав плечо Машмула и не дав ему окончательно добить парня, которого неожиданно стало жалко, я продолжил: – Это называется темнотерапия для меня и светлотерапия для Машки. Учимся жить дружно. Правильно говорю? – спросил, обращаясь уже к однокласснику.

Тот хмыкнул и решительно кивнул.

– А то, что он тут всякие глупости делает, чтобы у тебя неверное впечатление создать, так это все от природной стервозности, – весело пояснил ему. За что меня и ткнули в бок. Больно, между прочим. Но Машка явно придержал силу, а то было бы больней.

Тогда хмыкнул уже старшекурсник.

– Хотел бы познакомиться с таким классным.

– Так в чем же дело, – весело пропел Машка. – Я его к вам пришлю. В понедельник.

– К нам? – Рим‑Доль снова спал с лица.

– Конечно. Думаю, Ингианисе тоже будет полезно с ним пообщаться. – И на этой оптимистичной ноте Машмул решительно захлопнул дверь и закрыл ее сразу на два магических замка.

Поспешил убрать руку с его плеча. Одноклассник медленно повернулся ко мне и задрал голову, чтобы посмотреть прямо в глаза. Все‑таки для темного он был слишком низким. Поэтому все так обманывались относительно его возраста. Но я не понимаю, почему Машка пошел учиться так поздно. Я уже почти спросил его, когда меня озарило. Он сбежал. Сделал то, что должен был, и сбежал от жены. Скорее всего, так. Поэтому ведет себя иногда как ребенок. Как совсем неразумный мальчишка‑школьник. Мне стало грустно. По‑настоящему грустно. За него. И за них всех тоже. Это получается, что кто‑то из моих парней, с которыми я теперь в одной команде играю, тоже прошел через что‑то подобное: нежелательный брак и невозможность общаться с собственным ребенком.

Дата добавления: 2015-05-08