Страсть замедленного действия 10 страница

– Вот родите своих, тогда и будете решать, для чего вашим детям вторая половина, – вспылила Анна Ивановна.

– Так с такими свекровями ни замуж не выйдешь, ни родишь, – уныло парировала Маруся. – Вы детей неправильно воспитываете, а они потом на нормальных жениться не хотят.

– А вы найдите себе такого, которого правильно воспитали, – посоветовала Троекурова, раздражённо поджав губки. Марианна ей надоела, так как своими лирическими отступлениями мешала подойти к основной теме беседы. – Так вот, к чему я! Я Андрюшеньке такую девочку нашла чудесную из профессорской семьи. У него такая невеста, такая невеста!

Тут она испытующе посмотрела на Полину. Поскольку та рассеянно таращилась в окно и никак не реагировала, Анна Ивановна весьма невежливо подёргала хозяйку за рукав и повторила:

– Слышите! Как вы считаете, профессорская дочка моему сыну может составить хорошую пару?

Поля вздрогнула и тревожно заморгала:

– В каком смысле? Зачем вам обязательно профессорская дочка?

Полине, которая, к несчастью, тоже была дочкой профессора, пусть и уехавшего в сытую Америку, внезапно стало ясно, к чему ведутся все эти разговоры. Похоже, Троекурова положила на неё глаз и собирается сватать своего угрюмого бородача, которого, несмотря на все его миллионы, ни к одной невесте пока пристроить не удалось. Кстати, ещё неизвестно, какие у него дефекты, раз его до сих пор при столь активной маменьке не дотащили до ЗАГСа.

– Затем, – многозначительно улыбнулась Анна Ивановна. – И не вздумайте возражать.

– Слушайте, – Полина аж подпрыгнула от возмущения. – Что вы мне тут диктуете! Вы приехали в мой дом с какой‑то сомнительной легендой…

– Это чистая правда! – Троекурова для пущей убедительности выкатила глаза и округлила щёки, считая, что это выглядит крайне впечатляюще и придаёт её версии достоверность. Вид у неё и в самом деле был впечатляющ. Настолько, что даже Мэри незаметно покрутила пальцем у виска – её предполагаемая свекровь стала похожа на пациентку клиники Кащенко, изображающую лягушку, надутую через попу.

– Хорошо, пусть правда! – подытожила Полина. – Но давайте закроем тему с женитьбой вашего сына и как‑то придумаем, как с ним связаться! Мне нужны документы!

– Связи нет, – отрезала Троекурова и с видом оскорблённой добродетели удалилась в гостиную, которую временно делила с Марианной.

Анжела недаром не любила сельскую местность. Всё же в городе жить гораздо удобнее: мухи не кусают, асфальт под ногами и на домах вывески с их номерами и названиями улиц.

А в лесу, окружавшем Верхние Кочешки, деревья были одинаковыми и без надписей. Кроме того, там имелось возмутительное количество тропинок, проторенных местным населением, бродившим по своим нуждам в разных направлениях: кто к болоту за клюквой, кто к станции напрямик, кто к речке на рыбалку, кто в бор за грибами и так далее. Таким образом, тропинок было много, а нужное Анжелике направление только одно. Но так как она сбежала от Толика, не разбирая дороги, то, естественно, слегка заблудилась. Утешало одно: из кустов, где она спряталась, были видны крыши ненавистной деревни. А это значило, что рано или поздно, если идти вокруг, она выйдет на дорогу, ведущую к дому Андрея.

Дело шло к вечеру, а Анжела куда‑то запропастилась. Нельзя сказать, что Андрея это расстраивало. Но, поскольку он был человеком порядочным и не лишённым чувства ответственности, отсутствие девицы его всё же немного нервировало. Чёрт её знает, куда она делась. Всё же это он её сюда пригласил, пусть и по ошибке, а значит – должен был доставить назад. Идти искать надувную девицу в лес было неохота. Но совесть чесалась, как после комариного укуса: вроде и не особо чувствительно, но всё же…

От тягостных раздумий Троекурова оторвала Антонина Кондратьевна.

– А к моему‑то невеста из города приехала, – радостно объявила она с порога, забыв поздороваться. И тут же добавила: – Я тебе молочка принесла. Так чего говорю‑то. Приехала такая краля. Сначала‑то она заблудилась, к тебе сюда пришла, а потом к нам уже. Нашла Толика всё же. Такая девка ядрёная, всего у неё густо – аж страшно. Вот как она такой грудью внуков мне кормить будет? Что‑то переживаю я.

– Блондинка? – напряжённым голосом уточнил Андрей. Под ложечкой тревожно засосало. Он не любил непонятных ситуаций. – На шпильках?

– Ага. Она. И звать как в кино – Анжелика. Толик‑то у меня парень хороший, неискушённый, таких холёных не видал, вот и влюбился, – вздохнула Антонина Кондратьевна. – Ему б, конечно, нашу какую‑нибудь, но чтобы с городской квартирой. Нет тут ни денег, ни работы, сопьётся он. Ладно уж, пусть живут. Хоть и не особо она мне понравилась.

– Поедемте, – нервно сглотнул Андрей. Похоже, бестолковую девицу пора было выручать.

Но выехать они не успели. Анжелика вылетела откуда‑то из кустов и начала наскакивать на Кукушкину с какими‑то невнятными претензиями. Из её криков выходило, что Антонина Кондратьевна подсунула ей алкаша, по которому плакала тюрьма. Причём этого алкаша она выдавала за Троекурова.

Тётка, не особо вникая в суть претензий, просветлела лицом и почти утвердительно спросила:

– Не сладилось с Толиком‑то?

– Да я! Да он! – снова завелась Анжела, но Кукушкина её не дослушала.

– Вот и ладно. Так тому и быть, – заулыбалась Антонина Кондратьевна. – Пейте молочко‑то. Пойду я.

– Что это значит? – очумело спросил Андрей, когда цветастый халат сельчанки пропал из виду. – Ты чего от Толика‑то хотела?

– Это он от меня хотел. Как я устала от мужиков, которым нужно только моё тело! И никто не хочет заглянуть мне в душу! – с надрывом поведала девушка, картинно вытирая глазки крохотным платочком.

– Ну, милая моя, тело‑то у тебя в глаза бросается, а до души ещё докопаться надо, – весьма бестактно заявил раздражённый Троекуров. – Надо было душу насиликонить.

– У меня всё натуральное, само выросло, – надула и без того толстые губки Анжелика.

Это её «само выросло» отчего‑то напомнило Андрею про плесень, выросшую в углу подвала. Он всё собирался обработать угол антисептиком, да руки не доходили. Там тоже всё «выросло само».

Вообще он ничего не имел против адекватного тюнинга внешности и даже был приятно удивлён, когда у них в институте одна из лаборанток, похожая на блёклую моль, вдруг чудесным образом за месяц отпуска преобразилась, став аппетитнее в некоторых местах и неуловимо подтянув «бальзаковское» личико. Но ключевым было слово «неуловимо». Когда изюминку разносит до размеров баскетбольного мяча, а тайное становится не просто явным, а даже кричащим, в этом нет ничего женского. Женщина сама по себе – загадка. Её приятно отгадывать, это добавляет в жизнь мужчины адреналина и драйва. А излишне тюнингованные девушки сродни кроссворду, в котором в клеточки вписаны все ответы – скучно, предсказуемо и неинтересно.

Вот и Анжела была таким же кроссвордом. Только она этого пока не понимала.

Везти её на станцию было поздно, тратиться второй раз на такси – противно, а что делать с навязчивой девицей – непонятно.

Решив, что утро вечера мудренее, Троекуров накормил даму яичницей, из которой она брезгливо выуживала длинными крючковатыми ногтями лук, и попытался уложить спать. Анжелика, приехавшая в Кочешки с конкретной целью, спать категорически не желала и вела себя как неваляшка, на которую не действуют законы физики. Она всю ночь бродила по дому, словно привидение, и всячески пыталась соблазнить очумевшего от усталости Андрея. Физиология, конечно, требовала своего, и он бы, возможно, даже уступил, но логика подсказывала, что, переспав с гостьей, он подпишет себе приговор и уже никогда не отвертится от свадьбы.

Белая ночь накрыла город сумерками, окутав Полину неясной тревогой: явно надо было что‑то делать. Сидеть и ждать, пока объявится Троекуров, – глупо. Мамаша его плетёт какие‑то невнятные интриги, кроит странные рожи и играет в шпионов. Кроме того, мысль о том, что документы могут лежать где‑то в дровах как материал для растопки, вообще холодила совесть и вызывала тахикардию. К утру, совершенно измучившись, Полина поняла, что для успокоения совести она должна снова поехать в эти несчастные Кочешки и поискать ещё раз. В любой момент могла позвонить Василиса.

Стыдно было неимоверно. Поля всегда считала себя крайне ответственным человеком. И вот сейчас она так страшно подвела одного из самых близких людей. Да, так сложились обстоятельства, но следовало признаться, что ситуация была какая‑то фантасмагорическая. Жила‑была обычная девушка, жила спокойно, размеренно, и вдруг её жизнь, как спятившая кобыла, встала на дыбы и понеслась по немыслимой траектории.

Едва дождавшись утра, чертыхаясь и мысленно причитая, Полина садилась в уже ставшую почти родной электричку. Никогда в жизни она не ездила за город столь часто. И, следовало признать, вряд ли ещё когда‑то захочет это повторить. Вид полей, лесов и прочих пейзажей вызывал у неё нервный смех и истерическое желание долго‑долго ходить по вонючему городскому асфальту.

На станции уже знакомый дед посадил мадемуазель Федосееву на свой мотоцикл, с ветерком домчал до места и галантно высадил, как постоянную клиентку. Уезжал он со словами «Что‑то вы к нам зачастили» и «До скорого».

– Да не дай бог, – искренне выдохнула ему вслед Полина и направилась к дому. Шагала она уже по‑хозяйски, сурово махнув рюкзаком на подбежавшего петуха. А индюк вообще, вероятно, почувствовав её настрой, даже не попытался напугать гостью и лишь внимательно посмотрел, как девушка решительно поднимается по ступенькам.

Коробка с бумагами на растопку лежала рядом с поленницей. Полина ловко перевернула её, высыпав на пол кучу листов, папок, конвертов, и начала вдохновенно рыться. Это была её последняя надежда.

Подходя к дому, Андрей, после утреннего купания пребывавший в бодром расположении духа, немного сник. Из коридора доносилось сопение и шуршание. А он так надеялся, что чокнутая блондинка поспит подольше. За ночь она страшно ему надоела. Троекуров несколько раз просыпался от того, что девица, устав соблазнять издалека, нахально укладывалась к нему в постель и лапала его, как солдат институтку. Один раз Андрей даже проснулся в поту от немыслимого кошмара: ему приснилось, что силиконовые вёдра упали ему на лицо и душат, расплющивают его череп… Беззвучно заорав и задрыгав ногами, он вскочил и даже, кажется, замахал руками, задев Анжелу, в очередной раз подсаживавшуюся на его кровать. Они безобразно поругались, успев сказать друг другу массу неприятных и оскорбительных вещей, причём каждый остался при своём мнении. Троекуров после этого несколько раз забывался коротким тревожным сном, но всякий раз вздрагивал и просыпался.

Искупавшись, он немного повеселел, так как принял окончательное решение: отвезти Анжелу на станцию и распрощаться навсегда. После чего отдать живность Кукушкиным, закрыть дом до лучших времён и вернуться в город. По крайней мере в квартире за железной дверью он сможет некоторое время пожить спокойно.

Разговаривать с Анжеликой не хотелось. Но пройти мимо молча тоже было как‑то невежливо. Хотя о какой вежливости могла идти речь после всего, что было ночью?

– Доброе утро, – голосом диктора Левитана объявил он, войдя в дом.

Девица, копошившаяся в коридоре, тихо взвизгнула, подпрыгнув и, кажется, даже перевернувшись в воздухе.

Это была не Анжелика.

– Что вы здесь делаете? – завопила Полина, сверкая глазами и почему‑то явно на него злясь.

– Я? – изумился хозяин. – Я здесь живу. А вы что здесь делаете? Воруете мои дрова? Или снова отстали от поезда и решили подышать дивным воздухом Верхних Кочешков?

– Да вы даже не представляете, как я ненавижу эти ваши Кочешки! – выпалила девушка, закатив глаза. – А я смотрю, вы в Финляндию на лыжах не ушли! Чего ж так?

– Погода не лыжная, – ухмыльнулся Троекуров. – А вы что ж, новую версию будете задвигать? Вы, кстати, книжки случайно не пишете? У вас фантазия о‑го‑го.

– Пишу, – буркнула Полина. – Но моей фантазии до вашей маменьки – как до Монголии на карачках. Я так понимаю, что никто вас убивать не собирается?

– Не понял? – изумился Андрей.

– Ясно, – подытожила Поля. – Вы не в курсе. Ваша маман придумала фантастическую историю про долги, киллеров, вынужденную эмиграцию и теперь отсиживается у нас дома, как в окопе. Буду очень признательна, если вы её заберёте. Она у нас там норовит всех перессорить и параллельно переженить. Это, знаете ли, очень утомительно.

– Моя мама у вас? – Андрей даже рот открыл от изумления. – А как она к вам попала? И что она у вас там делает?

– Ставит психологические опыты, надо полагать, и развлекается. Вообще, это возмутительно. Кстати, – Полина подняла палец вверх, – имейте в виду, я за вас замуж не пойду.

– Непременно буду иметь это в виду, – подобострастно кивнул Троекуров. – У вас всё?

– Не хамите! – обиделась Полина. – Вы даже не представляете, что я пережила за последние дни. Поэтому лучше меня не злить. Я сейчас буйная.

– Да я вижу, – Андрей кивнул на разбросанные по полу бумаги. – Вы приехали в такую даль побуянить?

– Остроумец, – желчно пробормотала Поля. – Я ищу документы. Я их у вас в тот раз выронила. А мне эти документы надо отвезти в Мурманск.

– Я помню вашу басню…

– Басни – это у вашей Анны Ивановны! – заорала Полина, едва не расплакавшись. – А у меня папка с чужими документами. Вы её взяли? Она тут валялась!

– Что вы орёте, сейчас Анжела проснётся, – пробормотал Троекуров. – Если валялась, то её могли прибрать. Я не занимаюсь уборкой, ко мне приходят… а хотя вы ж их знаете. Короче, давайте, я вам помогу.

Он легко нагнулся и выудил из кучи газет папку:

– Эта?

Полина посмотрела на знакомый свёрток, всхлипнула и бросилась к Троекурову на шею.

– Нашлись, нашлись, – причитала она, уткнувшись ему куда‑то в подмышку.

– Вот счастье‑то, – съехидничал Андрей, впрочем, ехидничал он весьма смущённо. Ведь девушка так искренне обрадовалась. – Так вы что ж, правда из‑за этих бумаг вернулись?

– Естественно. – Поля уже оторвалась от него и ласково наглаживала документы, словно они были живыми и сильно по ней соскучились. Хотя про документы‑то неизвестно, а вот Полина по ним точно соскучилась. – А зачем же ещё? Не из‑за вас же!

– Действительно, – хмыкнул Андрей. – Не из‑за меня же.

И вдруг ему, как капризной царевне, стало обидно, что не из‑за него. Вот все из‑за него, а эта малявка не из‑за него!

Девушка, с разметавшимися короткими волосами и потрясающе голубыми глазами, просто светилась от счастья. И ей не было никакого дела до сына олигарха и до его философских размышлений. Её радовали какие‑то бумажки, которые она наконец‑то нашла.

Как несправедлива жизнь!

– Андрюша, кто там? – протянул из глубины комнаты капризный голос, и на пороге возникла Анжелика. Она была в прозрачном пеньюаре, открывавшем всё, что только можно было открыть.

– Ой, – испуганно пискнула Поля, старательно отводя глаза. – Что это?

– Она сейчас уедет, – торопливо проговорил Троекуров. И, поняв двусмысленность фразы, уточнил: – Анжела, собирайся, я отвезу тебя на станцию, ты уезжаешь.

– Я? – не поверила Анжелика. – После того, что было?

– Кхм, – застеснялась Полина. – Я вам тут деньги привезла, я должна была. Вашей маме я отдать забыла, не до этого было. Я доплачу ещё – вы не могли бы и меня довезти до станции, если вам по пути?

– Мог бы, – неожиданно желчно выдал Андрей и бросил обеим: – Выезжаем через десять минут, давайте быстрее, у меня ещё дела.

– А как же наша совместная ночь? – взвыла Анжелика.

– Я буду вспоминать её в кошмарах, – пообещал Троекуров.

Полина тихо прыснула, украдкой разглядывая Анжелику. Надо же, такое богатство наружу, а тоже не угодила этому бирюку. И что мужикам надо – непонятно.

Прощание на станции вышло сумбурным. Вернее сказать, никто и не прощался. Троекуров жутко раздражался, Анжела всех позорила, устроив плач Ярославны прямо у платформы, а Полина просто таращилась на их разборки, крепко вцепившись в рюкзак. Ей повезло больше всех: поезд на Мурманск должен был пройти буквально через полчаса. А вот Анжеликина электричка планировалась лишь через два.

– И куда мне деться? – требовательно наседала Анжела на красного Троекурова. Судя по его физиономии, он от всей души желал горластой девице провалиться сквозь землю и выпасть где‑нибудь на другом конце света – в Америке.

– Мог бы довезти меня до дома, – дула губки Анжела.

– Я занят, – цедил Андрей, мучительно размышляя, будет ли он выглядеть в глазах Полины подлецом, если сейчас бросит их с Анжелой вдвоём и уедет. Нет, конечно же, ему не было дела до этой глазастой Дюймовочки, которая, кажется, искренне забавлялась, глядя на Анжелику, но выглядеть глупо или непристойно не хотелось. Тем более, что она вовсе не пыталась хоть как‑то закрепить знакомство, а, кажется, даже радовалась, что всё закончилось.

– Дайте мне свой телефон, – осенило вдруг Троекурова, которого почему‑то пугала мысль, что эта девушка сейчас вот так просто возьмёт и уедет в неизвестном направлении. – Дайте, дайте!

– Один телефон у меня уже спёрли, – вежливо напомнила Полина. – Я теперь его всем подряд не даю. Вы что, со своего не можете позвонить?

– А вы думаете, я его схвачу и убегу? – изумился Андрей. Первый раз кто‑то предположил, что он может украсть какой‑то там телефон.

– Нет, просто я ожидала слова «пожалуйста». Обычно любая просьба сопровождается этим необязательным атрибутом, – огрызнулась Полина. Она вовсе не собиралась грубить, да и телефона ей было не жаль, но почему‑то язык сам выдавал гадости в адрес Троекурова.

– Пожалуйста, – прошипел Андрей. – Будьте любезны, дайте ваш аппарат на пару минут! Если необходимо, могу отвесить поклон или сделать книксен.

– Книксен – это феноменально. Любопытно было бы посмотреть, – ухмыльнулась Поля, протягивая ему телефон.

Троекуров быстро набрал свой номер, проследил, что звонок прошёл, а номер запомнился, и с делано равнодушным видом вернул трубку Полине.

– Это зачем? – напряглась Поля.

– На всякий случай. Вдруг мне тоже понадобится помощь. Я знаю, что теперь у меня есть должник. Так что будет к кому обратиться. – Троекуров и сам понимал, что сморозил невероятную глупость, но Поля почему‑то согласно кивнула.

– Андрюша, – рявкнула Анжелика, которой надоело наблюдать за тем, как у неё из‑под носа уплывает выгодная партия. – Пригласи меня в кафе.

– Куда? – охнул Андрей, оглянувшись на сконструированное из листов фанеры заведение с гордой вывеской «Урдалак». То ли хозяину нравились непонятные слова, то ли у него была нездоровая фантазия, то ли в названии по аналогии со словом «учкудук» содержался намёк на азиатские мотивы. Рядом с гостеприимно распахнутой дверью бродил грязный косматый пёс, а справа от входа в блаженной позе морской звезды лежал местный алкаш, гнусаво напевавший что‑то из шансона. Песня периодически переходила в храп.

– Ты хочешь отравиться? – предположил Троекуров. – Или отравить меня?

– Не хочу, – хихикнула Анжелика. – Пригласи меня в нормальное кафе в городе.

– Я не хожу по кафе, – отрезал Андрей, густо покраснев.

– Тогда пригласи в гости, – не унималась девица. – Вообще, после такой ночи ты должен…

– Поседеть? – перебил её Андрей, кося глазом на любопытную Полину. Та, всё так же бережно прижимая к груди рюкзачок, задорно блестела глазками и, кажется, улыбалась. Разумеется, он выглядел идиотом. – Перекреститься, что ты наконец уезжаешь?

– Озаботиться состоянием своей потенции! – оскорблённо вякнула Анжела.

– Моя потенция тебя не касается!

– Да она вообще никого не касается! – заголосила девица, вызвав приток малочисленных заскучавших пассажиров. Народ в процессе ожидания транспорта готов читать все объявления подряд, вплоть до всем известных надписей на заборе, слушать музыку, которую никогда в жизни при других обстоятельствах слушать бы не стал, и участвовать в чужих скандалах. Причём последнее всегда стоит в приоритете. – Чем там касаться‑то! Тоже мне, престарелый девственник!

– Я не девственник! – рассвирепел Троекуров. – Оставь в покое мою личную жизнь и займись своей!

Он терпеть не мог оказываться в центре внимания, а сейчас все таращились именно на него и ждали то ли драки, то ли бурного примирения.

– Я и занималась! А ты заманил меня в лес, поиздевался и бросил! И жениться теперь отказываешься!

– Изнасиловал? – тихо ахнула сухопарая дама в зелёной панаме. В голосе её сквозила плохо скрываемая зависть.

– Представляете – нет! – возмущённо гаркнула Анжела. Почувствовав поддержку собравшихся, она ощутила прилив сил и стала орать ещё громче: – Гад!

– Мерзавец! – немедленно согласилась зелёношляпая. – Как так можно, обнадёжить и бросить!

– Поехали со мной, – тут же встрял в разборки плечистый крепыш в боксёрской майке с кульком семечек в волосатой лапе. – Я просто так обнадёживать не буду. Мужик сказал – мужик сделал.

Полина тихо прыснула, зелёношляпая напряжённо нахмурилась, а Анжела просто застыла с открытым ртом.

– Вот, – обрадовался Троекуров. – Как замечательно всё устроилось. Полина, пойдёмте, я посажу вас на поезд.

Он резво обежал собравшихся и устремился к платформе. Поле ничего не оставалось делать, как посеменить следом.

– У меня с ней ничего не было, – зачем‑то пояснил ей Андрей, чувствуя себя ребёнком, который доказывает, что фантик от шоколадки в его кармане – чужой.

– Да я уж поняла. Вы её разочаровали, – с сочувствием кивнула Поля.

– Да потому что я… Да ну, что я оправдываюсь! – вдруг обозлился Андрей. – Как с женщинами тяжело. Такое чувство, что я непременно должен жениться, чтобы от меня отстали.

– Кстати, про «жениться», – вдруг встрепенулась Поля. – Маму свою не забудьте от нас забрать. Я вам эсэмэской адрес пришлю. Пожалуйста, не ждите, что она уедет сама, и не пускайте это дело на самотёк. Анна Ивановна считает, что у нас там обширнейшее поле для деятельности. Лично меня это пугает. Она ведёт себя как лиса в барсучьей норе – устанавливает свои порядки и выживает коренных обитателей с жилплощади. Мне вообще кажется, что когда я вернусь, там будет только она.

– Не волнуйтесь, заберу, – пробормотал Андрей, прикидывая, как правильнее прощаться: пожать руку или просто развернуться и уйти.

Его мысли прервал оглушительный гудок приближающегося поезда.

– Ну, целоваться не будем, – подмигнула ему Поля. – Приятно было познакомиться. И спасибо за всё.

– Вам тоже спасибо, – промямлил Троекуров.

Рукой он всё же помахал. Глупо, по‑детски расстроившись. Он чувствовал себя так, словно что‑то потерял.

– Да ну их всех, – вздохнул Андрей. – Все беды от баб.

Он тревожно посмотрел на топтавшуюся в центре площади Анжелику и решил вернуться к машине кружным путём. Эта девушка точно обойдётся без прощальной церемонии.

За окнами текла изумрудная река деревьев, изредка перемежавшаяся то голубой гладью водоёмов, то пёстрыми крышами какой‑нибудь деревеньки. Полине было немного грустно, словно маленькой девочке, которая только что осознала, что Новый год закончился, Дед Мороз ушёл и подарков больше не будет.

Она возвращалась из Мурманска домой, благополучно отдав документы, переночевав в крошечной, уютной гостинице и осмотрев достопримечательности города‑героя. Достопримечательностей там было раз‑два и обчёлся, но сам город показался Полине удивительно спокойным и уютным. То ли так на её психику подействовало расставание со злосчастными документами, то ли воспоминания о Троекурове, то ли действительно у Мурманска была такая аура. Так или иначе, Поля купалась в каком‑то странном умиротворении, смешанном с ожиданием чего‑то нового.

Уже отдав пакет с документами, Полина внезапно обнаружила, что у неё в рюкзаке лежит папка с рукописью. С той самой, про которую ей рассказывала Мэри и которую Поля перепутала с Василисиной посылкой.

Фантастика у Троекурова оказалась неожиданно интересной, даже захватывающей. Книга скрасила время в пути и разочаровала отсутствием концовки. Девушка даже потрясла папку и изучила обратные стороны листов в надежде обнаружить развязку.

Писал олигархический отпрыск классно.

«Такое чувство, что я необъективна», – мелькнула в сознании Полины тревожная мысль. Самого Андрея она помнила как‑то смутно, видимо, сказалось то, что половина его физиономии была покрыта клочкастой щетиной, плавно переходящей в блондинистую бороду. В память врезались лишь пронзительно голубые глаза и нескладная, чуть сутулая фигура.

– Подумаешь, глаза, – опасливо бормотала Поля, старательно разгоняя образ Троекурова, как дым от пригоревших котлет. – Не хочу я никаких глаз. Хватит с меня Игорька, наелась я чувствами до самой пенсии. Лучше помереть старой девой, чем ещё раз вот так разочароваться.

Как человек, пообщавшийся с гриппозным больным, внезапно и сам начинает ощущать первые признаки недомогания, так влюбляющаяся девушка с первого мгновения разгадывает в себе зарождающееся чувство. И тут важно не упустить момент, и либо задавить ненужную эмоцию в зародыше, либо раздуть из жалкой искры целый пожар, на пепелище которого потом можно будет вдоволь нарыдаться. С мужчинами иначе никак. Но и без них никак. Женщина без любви и флирта или хотя бы без надежды на вышеупомянутые приятности чахнет, как цветок без воды. Именно поэтому юные особы неосознанно, но старательно культивируют в себе страсть к какому‑нибудь сладкоголосому певцу или актёру, придумывают ему несуществующие достоинства, а потом плачут по ночам в подушку. Зато сколько эмоций. Да и видимость настоящей бури страстей налицо!

И это ещё самый безобидный случай, поскольку с возрастом дурь из головы выдувает ветрами перемен. А морально зрелая женщина, ценящая покой и стабильность вкупе с лысеющим, но привычным супругом, никогда не позволит себе замечтаться, глядя на какого‑нибудь симпатичного соседа. Потому что ей буря страстей с выброшенными после шторма на берег осколками семейного судна не нужна. Вот супруг как раз на такую пакость способен, причём запросто. У мужчин причинно‑следственная связь в житейских вопросах развита слабее, но это уже другая история.

Дом встретил Полю благостной тишиной.

– Народ, ау! – крикнула она, скидывая босоножки и втайне надеясь, что никто не отзовётся. Несколько дней коммунальных будней научили её ценить покой и одиночество. Иногда это не так уж и плохо – побыть одной.

«Народ» не отозвался. Поля побродила по пустым комнатам, подивилась идеальному порядку и задумалась.

Её не было всего пару дней, а тут такие изменения. Отсутствовала говорливая Анна Ивановна – но это объяснимо, её должен был забрать Троекуров. Пропал Макс вместе с Эммой. Ну, предположим, уехал отдыхать со своей капризулей либо сменил её на другую и теперь жил у новой пассии. Максим вообще предпочитал кочевать по девушкам, так как таким образом получал не только свою долю ночных приключений, но и бесплатную обслугу. Поля за ним так никогда не ухаживала. Да и с какой стати? Только барышня, пытающаяся понравиться и, как вариант, выскочить замуж или просто застолбить кавалера, способна на бытовые подвиги. Только девица, пытающаяся продемонстрировать, какой отличной женой она может стать, максимально выкладывается на хозяйстве, выжимая из себя все скрытые резервы. А всем остальным напрягаться незачем.

Ладно, предположим, с братом всё более‑менее ясно. Но исчезла и Марианна вместе с вещами! А куда она могла деться, даже если нашла работу? Или ей там заплатили аванс, и деятельная Кукушкина сняла себе жильё? Вот это вряд ли. Зная её хозяйскую сметку и рачительность, Полина была готова к тому, что Мэри будет не выкурить из квартиры, как расплодившуюся колонию термитов. Зачем тратиться на съёмное жильё, когда можно жить у знакомых? Многие приезжие демонстрируют подобную бестактность вовсе не из‑за отсутствия воспитания, а по необходимости. Каждый цепляется за жизнь как может.

Тем не менее Мэри всё же куда‑то делась.

«А если её вместе с паспортом забрали какие‑нибудь сутенёры?» – похолодела Поля, представив наивную и прямолинейную Кукушкину на собеседовании в борделе. Мало ли куда она потащилась устраиваться на работу!

Телефона Анны Ивановны, которая могла быть в курсе событий, у Поли не было, номера Марианны – тоже, Макс трубку не брал.

– Может быть, Троекурова взяла её домработницей? – жалобно спросила Полина у своего отражения. Отражение смотрело на неё беспокойными глазами и явно боялось самого худшего. – Хотя – вряд ли. Маруся так активно муссировала тему окольцовывания Троекурова‑младшего, что вряд ли бдительная мамаша допустит такую барышню до семьи. Скорее – сошлёт её на заработки куда‑нибудь подальше.

Усталость давала о себе знать. Хотелось в душ, есть и спать. Но беспокойство за Марианну было гораздо сильнее собственных хотелок.

Поля пошла себе на небольшие уступки: быстро сполоснулась в душе и вскипятила чайник.

«На сытый желудок думаться будет лучше», – оправдала она свой эгоизм.

Кроме мыслей о Кукушкиной, в сознание опять начал ввинчиваться образ Андрея.

Дата добавления: 2015-05-08