Успокойники

Изгой

Эгор решительно вошел в распахнутые, как пасть чудовища, дворцовые ворота, кивнув

гвардейцам, которые взяли под козырек, и его сразу окружило облако бабочек, закрывшее от него

все вокруг. Когда облако рассеялось, он увидел Королеву Маргит. Она зависла метрах в десяти над

головой Эгора. Эмобою пришлось запрокинуть голову так, что челка съехала с пустой глазницы.

— Где Мания? — без традиционных витиеватых приветствий, явно нарушая этикет, спросила

Королева.

— За дверью. А где ученый Кот?

— Не нужен котик нам. Я знаю, будет разговор серьезный. И судя по тем страшным паукам,

что прочь с тебя бегут, ты очень зол и много у тебя вопросов, мой любимый.

— Что с Ритой?

— Все в порядке. Жива, хотя слегка ты опоздал. Лишь с памятью проблемы.

— Все забыла? Амнезия?

— Забыла, но не все. Последние дней пять, и даже их уж начинает вспоминать. Скажи, а

трудно это было? — Мне б легче было, если б кто-то не пытался помешать! Скажи, во сне у Риты

ты до меня была? На суицид ее подбила?

— Во сне была. Пыталась уберечь ее от глупых мыслей. Но люди с давних лет не слушают

меня. Еще с тех пор, как только появились. Ну что же, скоро судьбы их вершить мы будем вместе.

— Где клоун мой? Мой друг куда девался?

— Не знаю, право, и скажу по чести, не стоит нам таких, как он, любить. Созданье жалкое,

сын краски и иголки. Все эти шрамы, дырки и наколки, фрагменты виртуальности души, для нас,

мой друг, в друзья не хороши.

— Не понял ничего. Темнишь ты, Королева! И все же повторю вопрос: куда исчез Тик-Так?

— Твой верный красный пес? К своей вернулся он хозяйке. Наверное, а впрочем, наплевать.

Твой клоун тебя бросил, вернулся в мир, где места нет тебе, и хватит уж о нем! У нас есть свой

безотлагательный вопрос! Его пора решить. — Эгор увидел, как Маргит нервно и возбужденно

засучила блестящими хитиновыми лапками с острыми крючками пальцев. — Пришла пора заняться

нам любовью. А править миром и вести войну и отвечать на все твои вопросы готова я потом, мой

повелитель. Зияет вечность впереди, как дырка у тебя в груди, а я уже изнемогаю от жажды

многовековой!

— Постой, красавица, постой! Еще один вопрос, довольно странный, возможно, у меня

проблемы с головой. Я видел бабочек больших, красивых, что вылетели вдруг, как души, из тел

несчастных мертвых барбикенов! И что-то екнуло в моей груди!

Маргит неожиданно взмыла к сводчатому куполу зала и закружилась над Эгором, как ее

сородичи над горящей лампой.

— Ты видел то, что будет впереди. Придется рассказать тебе всю правду. Как хочется прижать

тебя к груди. Ну ладно, слушай, я сойду на прозу.

Маргит неожиданно спикировала на узорчатый каменный пол зала и встала на лапки, сложив

крылья сверху и сразу став похожей на диковинный корабль на ножках, с безумной головой на

носу. Теперь ее глаза, состоящие из тысяч выпуклых шестиугольных глазков-оматидиев, были

прямо перед глазами Эгора, а шепот, которым она заговорила, обжигал кожу его лица, как фен в

раздевалке бассейна.

— Мне много, очень много лет, Эгор. Столько, что даже нет цифры, которая могла бы

приблизительно выразить этот срок. Я из рода перво-существ, Мертвоголовых человеко-бабочек,

которые жили наравне с Создателем, не с тем Создателем, что создал этот мир, а с тем, что создал

всех Создателей. С тех пор из моего рода осталась только я одна. Последний из моих сородичей

погиб много тысяч лет назад из-за территориальных разногласий с Создателем. Да ты наверняка

знаком с этой историей. Видишь ли, мы являемся предками и людей, и бабочек. А потомки вечно

по-свински относятся к предкам, вся эта пресловутая проблема отцов и детей, квартирный вопрос,

ну, ты понимаешь. Нам приходилось воевать за природные ресурсы, зоны питания. Эдем —

райский сад, он практически принадлежал нам. Там было так красиво, столько прекрасных розовых

цветов. Змий? Ха-ха! Глупые люди до сих пор неправильно переводят свою главную Книгу. Какие

змеи на яблонях? Это, конечно же, была гусеница, причем из нашего рода, с этого и начались

гонения на нас. Почти всех Мертвоголовых истребили, я осталась одна во Вселенной, мой любимый

погиб десять тысяч лет назад, и с тех пор я ждала и верила в чудо. У меня возникли личные трения с

Создателем, в результате которых последние пять тысяч лет мне пришлось провести в заточении. В

пустом и черном мире анабиоза, одной со своими мыслями. Но я дождалась. Пять лет назад истек

срок моего заключения, и Создатель вспомнил про меня, простил и доверил особую миссию.

Создатель к этому времени окончательно разочаровался в людях, которые не только не слушались

его, извратив все заветы и догмы, но и старательно разрушали весь подаренный им мир под

названием Земля. Зато бабочки — прекрасный, трудолюбивый и радующий глаз народ —

Создателю на данном этапе нравятся все больше и больше. Но мир бабочек очень мал и стал им

тесен. И призвал Создатель меня и сказал: «Маргит, я прощаю тебя, служи мне, и через пять лет я

верну тебе любимого в его первом обличье. Ты должна спасти мир бабочек и мир людей — они

ведь твои потомки, в конце концов. Найди маленький уютный мир — перевалочную базу для

куколок. Правь им и жди любимого, а когда он придет, вы вместе завоюете мир людей для бабочек

и будете править им».

Я нашла этот тихий розовый мир. Правда, пришлось повозиться с мерзкими чудовищами, но я

набрала в аду таких красавцев-бойцов, моих гвардейцев, что это не составило им особого труда. К

тому же я симпатизирую заточенным чудовищам, у нас много общего, и они нам очень пригодятся

в Священной войне по спасению Реала. Как знак того, что я все делаю правильно, я нашла в этом

мире Великую книгу с предсказанием твоего прихода, Эмобой. Чтоб не сбиваться, расскажу все по

порядку.

Королева стала постепенно переходить к своему излюбленному стилю общения, сбиваясь на

читку:

— В помощники Создатель мне дал противного Кота, и наделил его он суперинтеллектом, в

нем знанья всех ученых, начиная с древних египтян, кончая Силиконовой долиной. И вместе с ним

мы разработали прекрасный план войны! Сначала бабочки из мира своего в наш Эмомир все

прилетели и яйца дружно отложили тут, в моем дворце бескрайнем. Из них прожорливые гусеницы

вышли, которые сожрали все живое в Эмомире, ты видел эти улицы, здесь, кроме пыли, нету

ничего, а райские здесь кущи раньше были и девственные поросли цвели. Но гусеницам срок стать

куколками вышел, ну а поскольку этот мир не просто мир, а «эмо», и получились эмо-куклы. В тех,

что ты знаешь как эмо-кидов, сидят до времени в душевном их бульоне дневные бабочки

красавицы, а в полых самодурах барбикенах — ночные труженицы, фрейлины мои. Цикл куколок

— пять лет, к концу он подошел, и потому нам нужно поскорей очистить Землю. Пока людьё там

все не погубило. Теперь вступает в силу наш план с Котом под котовым названием «Красота

спасает мир», а мне так больше нравится «Бог — ест любовь». Ты уже знаешь, за пять лет мои

трудяги, из тени в свет перелетая, любви и счастья нам перенесли немерено сюда, а Кот, алхимик,

научился так их обрабатывать, что можем снова в мир реальный нести их в виде суррогатов. Вот в

чем наш замысел, Эгор: эмо-оружие мы растворим в запасах питьевой воды, и люди станут слабы.

Любовью, счастием полны — они раскроются, и мужики, и бабы, и будут нашей армией полонены.

Смотри, как это будет. Очень скоро все куклы Эмомира лопнут и на свободу выйдут бабочки.

Огромные, красивые, они через разломы попадут в Реал. А добрые расслабленные люди будут ими

восхищаться. Прекрасных бабочек огромные стада заполнят Землю. Их никто не тронет — на

красоту не поднимается рука. Но бабочки отложат яйца, и из них огромных гусениц всеядных

выйдут толпы, которых не отравишь, не убьешь. И завоюют мир, верней, съедят — все, что

съедобно, кроме слуг своих из эмо-антиэмо. На тех людей, что будут в состоянии нам

сопротивляться, напустим мы чудовищ Эмомира. Но бабочки разумнее людей. Они оставят на

большой Земле ресурсы для потомков. Тот золотой счастливый миллиард, который отберем мы из

людей, за те пять лет, что гусеницы в виде куколок пасутся в Эмомире, для них съедобные ресурсы

подготовит. Позволим на Земле мы жить лишь самым преданным, достойным и послушным из

людей, не старше восемнадцати при этом. Пусть наслаждаются любовью. Мир молодых,

счастливых и довольных всем, без денег, войн, религий и других проблем.

— Но они же повзрослеют! Люди ведь растут, стареют, — сказал Эгор.

— Ну, максимум до двадцати пяти. С таким-то грузом счастья. А младшие их дорастят детей.

Эгор, с трудом шевеля языком в пересохшем рту, сказал:

— Значит, если я правильно понял, армия эмо-зомби, обтрескавшихся суррогатными

эмоциями, должна скормить шесть миллиардов беззащитных, отравленных любовью людей

прожорливым гусеницам ради искусственного счастья обслуживать огромных насекомых?

— Ну, в общих чертах ты правильно понял.

— И ты, мудрая древняя человеко-бабочка, почему-то уверена, что я возглавлю эту безумную

бойню?

— Потому что я знаю то, чего не знаешь ты.

— И что же это за страшная тайна?

— Егорка Трушин — мой прямой потомок. Его с Котом мы вычислили, сделав все, чтоб он

сюда попал. Но это далеко еще не все. Ты в теле моего возлюбленного! Да, Эгор, ты человеко-

бабочка — мужчина, и мы с тобою восстановим древний род сначала в Эмомире, а потом и на

Земле, в Реале. Грядет великая семья Мертвоголовых. Эгор и Маргит — как звучит красиво!

— Чушь. — Эгор нервно засмеялся. — Я — бабочка? Ну уж нет! Я карикатура на человека,

урод и мститель, плакса и драчун.

— Постой, Эгор, ты что же, мне не веришь? Своей невесте? А давно ль ты видел собственную

спину?

Вспотев от дурного предчувствия, Эгор засунул правую дрожащую руку назад, как можно

дальше, и уперся в лохматые складчатые сморщенные выросты на лопатках.

— О-о-о нет. Какая гадость! — Они растут, Эгор, и скоро вместе под куполом дворца кружить

в любовном танце будем мы.

— Послушай, Маргит, я раздавлен тем, что я сейчас услышал. И не готов к чему-либо еще.

Мне нужно время все осмыслить. — Эгор отшатнулся и отступил на шаг от рванувшейся к нему в

попытке обнять бабочки.

— Что это значит? Ты не можешь сейчас меня бросить! — Глаза Маргит метали зеленые

молнии.

— Значит, могу. Мне очень нужно все обдумать. Видишь пауков отвращения, бегущих по

мне? Такой любви ты хочешь, Маргит? Такой награды за тысячи лет ожидания? Какой-то сбой

произошел у вас с Котом, нестыковка. Во мне нет ничего от твоего любимого, кроме этих мятых

недокрыльев на спине. Я чувствую себя все тем же Егором Трушиным, загнанным в чужую шкуру.

И я по-прежнему люблю Кити. Прости, наверное, еще не время…

— Не время! — Маргит взмыла в воздух. — Убирайся, жалкий трус! Слизняк! Отныне ты —

изгой! Ты на коленях приползешь ко мне и будешь крылья целовать! Никто с этой минуты в

Эмомире с тобой не будет даже говорить. Изгой — ублюдок жалкий, Эмобой!

ГЛАВА 20

— И все-таки, Эгор, что такого тебе сказала Маргит, что ты уже целый час молчишь, только

пыхтишь, как еж, и бежишь, как безумец, в Спальный район? Еще только три ночи. Сбавь обороты,

мы по-любому успеем. — Мания бежала рядом с Эмо-боем от самого дворца и очень устала.

Она понимала, что еще чуть-чуть, и она отстанет, поэтому решила вызвать его на разговор. К

тому же ее действительно разбирало любопытство. В ее мире никто не смел перечить Маргит. От

вылетевшего из дворца как пробка Эгора она с трудом поняла, что там у них произошло.

— Она несла такой бред, она — само зло, причем безумное зло. Я послал ее, и она заявила,

что я теперь изгой. Так что тебе со мной теперь, наверное, нельзя, — сбивчиво объяснил ей Эгор.

Но разве это могло остановить Манию, которая ничего не боялась, вечно делала все, что

запрещено, и к тому же искренне привязалась к Эгору. Вот только бежать с ним в одном ритме уже

не могла.

— Я же сказал тебе — она полная крейзи! — недовольно сказал Эгор, но все-таки сбавил

темп. Я спешу, чтобы окунуться в сон кого-нибудь из близких мне людей и успокоиться. Еще хочу

убедиться, что с ними все в порядке. А еще очень надеюсь, что мой толстый друг ждет меня там,

бултыхаясь в чьих-нибудь жарких снах.

— Понятно, — сказала Мания. — Ты что, не доверяешь мне, Эгор? Я просто хочу знать, чего

еще тебе наговорила наша Королева. Или это слишком личное?

— Маня! Я тебе доверяю, но не очень! Пойми, у меня здесь уже был друг. Клоун, блин, а не

друг. Так вот, он тоже говорил, чтоб я ему доверял, а стоило мне ляпнуть что-то, что ему не

понравилось, как он заехал мне по морде и скрылся. Ты ж сама видела.

— Я не клоун. И никуда от тебя не денусь, если ты, конечно, сбавишь скорость. Расскажи,

Эгорка. Может, я тебе помогу чем-нибудь.

Эгор от удивления и впрямь притормозил и с любопытством посмотрел на безглазую куклу,

как будто в первый раз ее увидел.

— Хочешь мне помочь? Боюсь, что, если я тебе все расскажу, тебе понадобится моя

психологическая помощь. Я, можно сказать, берегу твою ранимую психику.

— Моя психика выдержит все, а вот от любопытства я могу лопнуть, как Бэйби с Кулом.

— Ну что ж, Маня, поздравляю, в самую точку. Лопнуть. Это ключевое слово. Вы все — и

эмо-киды, и барбикены — должны в ближайшее время лопнуть. Вы, все обитатели Эмомира, не

более чем стадия развития бабочек из третьего мира, не знаю, как он там называется. Зато знаю от

королевы, что в каждом из вас живет взрослая особь бабочки, и, если я правильно помню со школы,

она называется «имаго». Правда, смешно? Эмо — носители имаго, скоро Эмомир станет

Имагомиром, но вы этого не увидите, от вас останутся только съежившиеся оболочки на полу, как

от Кула и Бэйби. А имаго полетят откладывать яйца в реальный мир, где из них выйдут гусеницы-

каннибалы, которые сожрут расслабленных любовью и раздавленных ненавистью несчастных

людей. А я должен буду руководить бандой отравителей человеческого рода и следить, чтоб новым

бабочкам было хорошо. Не людям, оставшимся в живых, а бабочкам! А еще заделаю Маргит

бабочат с человеческими головами. Такая вот красота неземная! И знаешь, почему я все это буду

делать?

— Почему? — автоматически переспросила Мания.

— Потому что я — человеко-бабочка, древнейший урод, и мое место рядом с клоуном в

бродячем цирке Петросяна! Вот так.

Эгор уже не бежал, а шел. А на последней фразе он остановился, патетически подняв руки к

начинающему розоветь небу. Потом отвесил Мании глубокий цирковой поклон, одновременно

задрав сзади футболку и балахон, чтоб оголить свою костлявую спину.

— Н-да, — сказала кукла, — жалкие тряпочки. На бабочку ты не похож, скорее на чертенка.

Только рогов у тебя еще нет. Но какие твои годы. Шучу.

Эгор выпрямился, поправил одежду и недоверчиво посмотрел на спокойную Манию, на

которую его рассказ, как ему показалось, не произвел никакого впечатления. — Знаешь, Эгор, в чем

твоя проблема? — сказала кукла. — Ты чересчур «эмо». Прости за каламбур. Ты почему-то

воспринимаешь все буквально, забывая, что есть метафоры и есть гиперболы, в конце концов.

Перебрал ты, ясен пень, отправляющих веществ в барбикенстве. Смотри, что хотела донести до

тебя Королева. Это же элементарно. В каждом юном существе, входящем во взрослую жизнь, сидит

и зреет новый взрослый человек, утрачивающий с возрастом часть эмоций: детскую

непосредственность, способность так чисто чувствовать, радоваться и плакать по пустякам, зато

приобретающий ответственность, жизненный опыт, цинизм, сарказм и прочие атрибуты взрослого.

Однажды утром любое разумное создание во Вселенной вдруг обнаруживает, что его подменили и

из зеркала на него глядит кто-то новый. У бабочек это просто наиболее заметно, четко и ясно. Яйцо,

гусеница, куколка, имаго — это всего лишь метафоры. Детская психология! Королева просто

рассказала тебе красивую легенду о бабочках в душе у эмо-кукол, а ты и купился.

— Мания, спасибо, конечно, за психотерапию. Но проблемы не у меня, а у тебя. Я видел

бабочек, которые вылетели из мертвых барбикенов.

— Глюки. Ты просто передознулся в фастфаке.

— А мои крылья — это тоже глюки?

— Крылья есть. Ну и что? В Великой книге у тебя есть крылья, я видела сама, когда служила

во дворце. И ты обязательно станешь нашим Королем и мужем Маргит. Вы будете жить счастливо,

и у вас будет куча детишек с крылышками. А ничего про резню на Земле в Книге нет. Может,

Королева видит, что ты противишься ей, и старается разрушить твое сознание апокалиптическими

картинками, подавить твою волю, хочет, чтоб ты сдался и отдался" ей, а она, так и быть, отменит

военный поход в Реале.

— Ты хочешь сказать, что Маргит меня так чудовищно разводит? — ужаснулся Эгор.

— Думаю, да, — сказала Мания. — Она же чудовище. Чего же ей стесняться. К тому же тебе

действительно некуда деваться. Этот мир принадлежит ей, и какой бы силой ты ни обладал, она

всегда будет сильнее. Ты ей нужен, и она тебя получит. Чем беситься — лучше смириться.

— Отлично. И ты еще называлась моим другом. Ты советуешь мне идти на сделку с Маргит, а

сама живешь вопреки всем местным законам…

— Я несчастна и не могу тебе пожелать того же.

— Знаешь что! — Эгор неожиданно распрямился так, что летучие крысы гнева тучкой

поднялись от него в небо. — Знаешь, Мания! Иди-ка ты во дворец к своей Королеве и скажи, что

фокус не удался.

— Ты про ее фокус?

— Нет, про твой! Ты — жалкая шпионка Маргит! С самого начала таскаешься за мной, как

привязанная. Давно надо было тебя послать! Несчастная она! Вали отсюда, пока я из тебя всех

бабочек не выпустил!

— Эгор! Ты сошел с ума! Я твой друг и даже больше! Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты

повторял мои ошибки!

— Отвяжись ты со своей любовью. Я больше не верю тебе. Уходи. А если увижу, что ты опять

увязалась за мной, Мания Преследования, клянусь, я раздавлю тебя, как барбикенских собак!

— Ты делаешь большую ошибку, Эгор, — прошептала Мания в спину удаляющемуся

Эмобою. — Нельзя обижать тех, кто тебя любит!

Но Эгор уже не слышал ее. Он опять бежал. Бежал от Мании, Маргит и крыльев за своей

спиной и остановился только у первой кровати в Спальном районе.

— Что за ерунда?

На знакомых кроватях не было подушек. Фонари нагло посмеивались розовым светом.

Маргит, это ее проделки! Эгор сел на кровать и задумался. Королева начала свою атаку. Ход теперь

за ним. Клоун от него сбежал, Манию он выгнал. Эгор остался один, как глаз в его гудящей голове.

Можно дождаться утра и уйти через разломы в Реал и потом челночить туда-сюда каждые тридцать

семь минут. Радость небольшая. Смотреть на жизнь родных и любимых людей и не принимать в

ней никакого участия, просто подсматривать за ними в замочную скважину разломов. Наблюдать,

как расцветает Кити, и даже не прикоснуться к ней, видеть, как плачет на кухне мама, вспоминая

его, и не подойти к ней, не успокоить? А вдруг у Кити появится новый парень? Конечно появится, у

такой-то классной девчонки. И он, Эгор, будет смотреть, как они занимаются любовью, и умирать

от злобы и ревности? Классная перспективка. И вообще, скоро у него наверняка вырастут огромные

чешуйчато-лохматые крылья, третья пара конечностей и выпуклый глаз-мозаика, а тело распухнет и

покроется буйной растительностью. А ведь он мог бы сейчас лететь на папиной «Аудине» к

теплому лазурному морю, если б не влюбился в прекрасную эмочку. Хотя нет, Кити здесь ни при

чем, ведь Маргит сказала, что это они с Котом уже давно отобрали Егора ей в женихи. Значит,

случайностей в его жизни не было. Он — давно выбранная осмысленная жертва. Черт побери! Все

спланировано. И его знакомство с Ритой, и то, что она не пошла на «Distemper», а послала с ним

Кити, и его встреча с антиэмо у метро — все это дело рук ведьмы Маргит! Нет, ему обязательно

нужно срочно попасть в Реал, чтобы убедиться, что с его близкими все в порядке. Эгор вскочил,

заметался и только тут понял, что не знает, куда идти. В его памяти четко отпечаталась лишь дорога

к дворцу, а вот к разломам он ходил либо с Котом, либо с клоуном и пути не запоминал. Вот дурак!

Можно рвануть в барбикенство, но и туда его вела Мания. Может быть, он зря ее прогнал? Да, но

можно ведь спросить у эмо-кидов. Они его обожают и обязательно помогут. Эгор бесцельно бродил

по Эмотауну в надежде набрести на разлом или хотя бы на местных кукол. Но разломов он не

увидел, они надежно прятались за скучной пустынностью розово-черных улиц. А встречавшиеся

ему эмо-киды и их заплатанные мишки, еще издалека завидев его, с криком убегали, бесследно

исчезая. Полная засада! От безысходности и жалости к себе Эгор не заметил, как заплакал, а ноги

сами вынесли его к проклятому кладбищу и уходящему в небо готическому логову Королевы

Маргит. Рысью пробежав мимо надгробий, боковым зрением отмечая, как прячутся от него за

надгробьями трупозеры, Эгор одним махом перелетел мостик и, не обращая внимания на

гвардейцев, как обычно дремлющих по обе стороны входа во дворец, дернул за витиеватую, в виде

змеи, ручку огромной двери. Плотно закрытая дверь не поддалась ни на миллиметр. Эгор

забарабанил в нее сухими кулаками.

— Маргит! Открывай, дрянь, ты за все ответишь!

— Напрасно шумишь, брат. Королевы здесь нет, — сказал левый гвардеец с железными

зубами и татуировкой «DRI» на скошенной лобной кости.

— Как нет? — опешил Эгор.

— Она отошла в мир иной, — грустно повторил железнозубый. Голос у него шел откуда-то из

района живота, спрятанного в черной куртке «бомберс», а по черепу без глаз и мимических мышц

было не понять, шутит он или нет. — Вернее, отлетела. В мир бабочек на пару дней.

Оба гвардейца забулькали животами, сотрясаясь носорожьими телами. Видимо, они смеялись

над Эгором, над тем, какое впечатление произвела их шутка.

— Вы что, издеваетесь надо мной, скелетоны? — обиженно спросил Эгор.

— Нет, что ты, Эмобой. Как можно издеваться над будущим боссом, — сказал правый, в

глубине глазниц которого горели глумливые красные огоньки. — Маргит просила передать, что по-

прежнему любит тебя, она знала, что ты припол… Извини, забыл, как она сказала.

Нет, эти сонные громилы явно нарывались. И хотя Эгор был ниже любого из них на две

головы, в нем скопилось столько злости, что он, не раздумывая, заехал левому ногой в живот, а

правому — кулаком в отвисшую челюсть с острыми осколками зубов, вложив в удары всю

душевную боль. И тут же пожалел об этом, потому что отбил и руку, и ногу. Завыв от боли, он

покатился по земле как заправский футболист, не зная, за что хвататься. Слезы горя смешались со

слезами обиды. Он — великий Эмобой, победитель чудовищ, не смог справиться с двумя

дуроломами из собственной гвардии…

— Ваше величество, вам не больно?

— Вы не ушиблись, ваше величество? — участливо осклабились над ним ненавистные черепа.

Пересилив боль, Эгор вскочил и одним ударом ноги выбил тяжеленные дворцовые двери.

Они, громыхая, улетели внутрь темного зала. Темнота и тишина покинутого дворца как-то сразу

успокоили Эмобоя. Он стоял, щурился в темноту и совершенно не знал, что делать дальше.

— Эх, ваше величество, все балуетесь! Детство в заднице играет, а нам теперь новые двери

вешать, — посетовал железнозубый.

Эгор, развернувшись, метнул в него свой злобный взгляд, материализовавшийся огненным

шаром. Но наглый гвардеец, вместо того чтоб разлететься ко всем чертям, поймал шар, как

гандболист мячик, помял его в руках, уменьшив до размера снежка, а потом раздавил огромным

ботинком, как хулиган хабарик.

— Ну хватит, ваше величество! Остынь, брат! Мы лучшие воины из мертвых, зачем тебе

тягаться с нами? Тем более что мы не враги тебе, брат. Да, мы рабы Маргит, но мы хорошие

парни, — сказал железнозубый. — И чтобы доказать это, мы приглашаем тебя выпить. Хлебнуть

нашего фирменного винца — «Ностальгии».

— Ха, — сказал Эгор.

— Да-да, — сказал второй, — мы серьезно. Делать тебе все равно больше нечего. Никто,

кроме нас, с тобой в Эмомире общаться не будет. Ну, еще, может, Мания, но ты ее вроде отшил, она

уже плакалась нам.

— Ну-ка, ну-ка! Что вы про это знаете? — спросил Эгор, радуясь, что постепенно забывает о

позорном поединке.

— Все знаем, — сказал железнозубый, — ты изгой. Маргит пометила тебя феромоном врага,

теперь все куклы, что эмо-киды, что барбикены, бегут от тебя как от огня. У них знаешь какая

чуткая сенсорная система!

— Не знаю.

— То-то. Она у них, ни за что не догадаешься, в ресницах. Видал, какие длинные? Понял

теперь, почему Мания с тобой может дружить? У нее же соматическое зрение, как и у нас. Она уже

давно избавилась от этой сенсорной зависимости. Вырвала себе глаза вместе с ресницами, когда

перебежала к эмо-кидам. А иначе не смогла бы с ними жить — феромоновое табу. А ты думал,

почему барбикены эмо-кидов не переносят? Потому же, химическая несовместимость. А так и те и

другие — бабочки-недоделки, куколки ходячие! — сказал красноглазый.

— Опять куколки. Значит, Королева сказала правду и в них сидят имаго?

— Стопудияк.

— Но Мания сказала, что это всего лишь легенда.

— Эх, — вздохнул красноглазый, — для них — да, конечно, легенда. Люди вон тоже не особо

верят в ад. Я, например, считал, что это легенда… Пока сам там не оказался. Спасибо Маргит, что

вытащила.

— Да, слава Королеве, — сказал другой. — Мыто с Покойником хоть недолго там парились.

Кстати, может, познакомимся? — Он протянул Эгору лопату-ладонь и представился: — Тру-Пак.

— Рэпер, что ли, — пошутил Эгор, пытаясь взять реванш за поединок.

Красноглазый довольно забулькал. А Тру-Пак, не обидевшись, сказал:

— Да нет. Уличный боец.

— Вижу, — улыбнулся Эгор, глядя на голый череп.

— Давно это было, — сказал Тру-Пак.

— Покойник! — протянул руку второй.

— Хорошие у вас имена, — сказал Эгор, пожав гвардейцам руки, — говорящие.

— Точно, — сказал Тру-Пак. — А чего стесняться? Вся гвардия Маргит — покойники. В

жизни — беспокойники, теперь — успокойники. Такая судьба барабанщика…

— А ты кем был? — спросил уже совсем расслабившийся Эгор у новоиспеченного мертвого

друга.

— Сначала бандитом, а потом, не поверишь, — Покойник покачал черепом, — продюсером.

— Кем? — искренне удивился Эгор.

— Я же говорил, не поверишь, — сказал Покойник. — Ладно, братва, — сказал Тру-Пак, —

чего стоим-то, дверь открыта — пошли посидим.

И они вошли в полумрак дворца. Гвардейцы уверенно шли в темноте, а Эмобой старался от

них не отставать.

— Ну вот, отличное место, — сказал Тру-Пак.

Щелкнула, открываясь, «ZIPPO», и зажглись свечи, вставленные в подсвечники-черепа, на

огромном столе где-то в большом темном зале.

— Что-то я раньше этого стола здесь не видел, — сказал Эгор, усаживаясь на крепко сбитый

трехногий табурет.

— Братан, это наш стол. Зал большой, всего сразу не увидишь. Ну, за знакомство. —

Покойник выудил из-за пазухи большую зеленую бутыль и ловко влил себе вино прямо в торчащую

из воротника синюю трубку горла.

Эгор при свете свечей разглядывал новых друзей и отметил, что головы-черепа торчали прямо

из зарубцевавшейся вокруг позвоночника и трубок дыхательного горла и пищевода грубой

соединительной ткани, как будто кто-то макнул гвардейцев головой в серную кислоту и подержал,

пока череп не очистится.

— Что, нравимся? — спросил Тру-Пак.

— Красавцы, — сказал Эгор. — Я сам наполовину такой.

Он поднял челку.

— Знаем, — сказал Покойник, — поэтому и пьем с тобой. — Он передал ему бутылку. —

Глотни, не бойся. Чистая «Ностальгия» по веселым девяностым. Не какая-нибудь там дешевая

«Меланхолия» или бодяжный «Сплин».

— Я «Сплин» люблю, — не к месту ляпнул Эгор и скорее глотнул. Вино оказалось мягким и

обволакивающим. В девяностых он был ребенком и не на-шутку испугался, что сейчас впадет в

детство. — А ты правда работал продюсером? — спросил он у Покойника и передал бутылку Тру-

Паку.

— Ну да. Я всегда тяжелую музыку любил. Ну вот, заработал я бабла, нашел молодую

нюметаллическую банду и говорю им: «Вы, парни, рубите метал-кор, а я вам с клипами там,

альбомами помогу, ну то есть денег дам на раскрутку».

— Ну и как, раскрутил? Как банда-то называлась?

— Нет, не раскрутил. Попсовые они какие-то оказались. Я им говорю: «На фиг это радио, это

телевидение. Вы рубите, и все. Главное, чтоб приход ломовой на концертах». А они: «Да мы хотим

известности, денег всяких». Стали попсеть. Я говорю: «Клипы надо снимать страшные, чтоб там

трэш, кровища, бабы голые». А они каких-то модных клип-мейкеров стали выписывать. Раньше

пьяные на сцену выходили, удолбанные, в ноты не попадали, зато драйв, веселуха. А как продюсер

у них появился, то есть я, сразу играть научились, на сцене трезвые — скукотища. Еще мне говорят:

«Давай завязывай с наркотиками, надоело нам тебя тянуть». В общем, не сошлись характерами.

Пришлось мне всех их перестрелять. Прямо на репетиционной точке.

— Что, правда? — спросил неожиданно окосевший от пары глотков Эгор.

— Да слушай ты его больше, — сказал Тру-Пак, вытирая рот рукавом куртки, — это ж его

любимая телега. Продюсер — это у него кликуха такая была. Он на входе стоял во всяких рок-

клубах. Ну и подраться любил. Однажды не пустил пьяного скина на концерт, да еще и отметелил.

Ну а скин привел команду — десять человек. Продюсера так от-кукумашили, что у него на голове

шишка вскочила больше головы. Правда, Покойник?

— Да, Тру-Пак, было дело.

Бутылка, пройдя по кругу, опустела, и ее метнули куда-то в другой конец зала, где юна

взорвалась, как жалобная граната. Достали другую.

— То есть тебя, Покойник, убили скины? — спросил Эгор.

— Если бы. Заснул я пьяный зимой на улице. А ночью минус тридцать долбануло. Проснулся

в аду, хоть согрелся.

— А как там в аду, парни? — Захмелевший Эгор уже не представлял, как он жил здесь раньше

без этих отличных чуваков.

— У каждого свой ад. У тебя вот в нем много бабочек, — сказал Покойник.

— Не пойму, ты шутишь или нет?

— Покойник всегда шутит. Братва привыкла, — сказал Тру-Пак, снял куртку и бросил ее на

пол. Его торс мог бы украсить любой музей тату или бодибилдинга, на выбор.

— А где ваши остальные? — спросил Эгор.

— Да там… Спят в королевских покоях, — махнул куда-то за голову Тру-Пак. — Где же им

еще спать, они ж покойники. — И друзья-гвардейцы дружно забулькали.

— Н-да, — мечтательно призадумался Эгор, — вот, парни, мучит меня один вопрос. Как вы со

мной разговариваете?

— Отличный вопрос, — сказал Покойник. — И как же?

— Слушай, Эгор, — Тру-Пак даже встал, — это очень хороший вопрос. То есть тебе все

остальное понятно: живые куклы, дырка в твоей груди, человекообразные насекомые, ученые коты

не вызывают у тебя вопросов?

— Да, похоже, я затупил, извините. Вино у вас крепкое, — пошел на попятную Эгор.

— Нет, подожди, я тебе отвечу, — не унимался Ту-Пак. — В Эмомире с тобой вообще никто

не разговаривает. Все просто напрямую посылают тебе вербальные сигналы в мозг, на своих

языках, а вот уже твой мозг расшифровывает их, причем так, что тебе кажется, что ты слышишь

речь со всеми ее тональными и интонационными особенностями.

— Ни фига себе! Респект, Тру-Пак. — Эгор привстал и хлопнул того по могучей ладони. —

Не слишком ли круто ты загнул для уличного бойца?

— У него два высших образования, брат, — сказал Покойник.

— Да врет он все опять, — забулькал Тру-Пак. — Я в тюрьме много книжек прочитал. А эту

телегу я прямо сейчас придумал. На самом деле, Эгор, человеческий мозг почти не изучен, а мозг

Эмобоя еще вообще никто не трогал. И потом, скажи, ты, когда был человеком, не сильно парился

из-за того, что цвет — он всего один, белый, а все остальные цвета — это всего лишь игра света на

разных поверхностях? Думаю, нет. Вот и здесь не парься. Принимай этот мир таким, какой он есть.

— Я могу его переделать! — пьяно похвалился Эгор. — Он тебя тоже, — сказал Покойник. —

Ты вообще помнишь, зачем ты три часа назад сюда рвался, дверь выломал?

— Мне Маргит нужна, она мне выход в Реал перекрыла, а мне срочно надо проведать кой-

кого.

— Понятно! — сказал Тру-Пак. — Пойдешь в Реал с нами, — и достал третью бутылку, — мы

сегодня вечером идем на Реальный сэйшн. Мы с Покойником — лучшие мошеры в Эмомире.

Сегодня «Jane Air». Не «Black Flag» конечно, но мошпит замутится классный.

— Ничего не понял, — пьяно икнул Эгор. — Мош — это что-то типа слэма? Вы идете

танцевать?

— Слэм — это куча-мала для быдлопанков и металюг. Тоже, конечно, весело, но мы бойцы

экстракласса. Мош — это танец настоящего мужчины, воина-индивидуалиста, — важно сказал

Покойник.

— Смотри, вот это — Пиццамейкер.

— Он легко для своей комплекции вскочил на стол

и стал с такой скоростью махать ручищами и ножищами, что Эгора чуть не стошнило.

— А это — Пьяный мастер, — крикнул Тру-Пак, тоже запрыгнув на крякнувший стол, крутя

конечностями рядом с Покойником и умудряясь его не задевать.

— Круто! Виртуозы! Меня потом научите, — сказал Эгор и провалился в вязкий алкогольный

туман.

Вроде бы гвардейцы вытащили его на стол и учили делать «мельницу». А потом они снова

пили и что-то пели, потом болтались по дворцу, потом куда-то долго шли по Эмотауну. Потом,

горланя что-то непотребное, зашли в какой-то дом, Покойник распахнул неприметную дверь, и

друзья оказались посреди клубного зала, в самой гуще месива веселого мошнита. Покойник и Тру-

Пак сразу же присоединились к машущим ногами и руками ребятишкам, и слава богу, что они не

могли ни до кого дотронуться, иначе зал бы переполнился трупами. Эгор же, оставшись один в

беснующейся гуще людей, которые не видели его, сразу оглох от обрушившегося на пьяную голову

рева гитар и грома барабанов.

— Я — джанк! — орал со сцены бледный, худой, перекрашенный в черный цвет альбинос Бу,

одетый во все белое.

— Я — джанк, — вторила ему толпа фанатов. «А я-то кто?» — стучало в виске у Эгора. На

какое-то время он потерялся, забылся и, ничего не понимая, пошел к выходу, рефлекторно стремясь

подставить горячую, пьяную, раскалывающуюся голову под прохладу струи из крана в туалете. Он

находился в Реале без розовых очков и беруш в ушах, и скачущие бешеные эмоции вокруг били его

прямо в мозг, создавая вместе с алкоголем невыносимый взрывоопасный коктейль. Огненным

колесом прокатился Эгор по фойе, шестым чувством ведомый к желанному «WC», но тут на глаза

ему попалась такая неожиданная парочка, что он разом протрезвел. И вспомнил все. Они, наверное,

только что пришли. Сначала Эгор увидел Кити, ее улыбающееся лицо с гвоздиком ностреллы в

носу и лабреттами в губе, и сразу отметил, что насадки на пирсинге черные, как и вся одежда

девушки. Кити соблюдала траур. Траур по нему. Но она пришла на концерт, она улыбалась, она

держала за руку… Эгор врал себе, что не может сдвинуть взгляд чуть дальше, на самом деле он уже

давно разглядел спутника Кити, но не хотел верить в это. Он закрыл и открыл свой одинокий глаз.

Кити стояла одна и все так же улыбалась своей детской обезоруживающей улыбкой. Виктор, а это

был именно он, в голубых джинсах и черной футболке, заходил в «дабл». Эгор и сам не понял, как

оказался в туалете. Весь гвардейский хмель и все концертные эмоции, нагрузившие его, со свистом

вылетели из его пор, вытесненные гневом. Эгор весь стал Гневом. Смерчем он пронесся по холлу

туалета, из конца в конец, ожидая, пока Виктор выйдет из кабинки. «Почему я такой дурак? Почему

я его не убил? Он убивает меня второй раз!» Эгор помнил, что ничего не сможет сделать Виктору

сейчас, и это бесило его все больше и больше. Он вспомнил улыбку Кити и вырос в три раза. Глаз

пылал огнем, от челки летели искры. Он кричал от боли и бессилия и вдруг увидел себя в зеркале

над раковиной. Испугавшись от неожиданности, настолько он стал страшен, Эгор понял, что

материализовался, и торжествующе захохотал.

— Ну, прямо демон. Демон, который не держит слова, — сказал сзади слегка дрожащий голос.

Виктор стоял у него за спиной и всеми силами старался держаться нагло и смело.

— Умри! — прохрипел Эгор, зависнув в воздухе, не осознавая, что делает это при помощи

развернувшихся крыльев, и выпустил молнию злобы из глаза. Правда, пока поверх белобрысой

головы, лишь чуть опалив бандану. Зато в двери кабинки он прожег дыру размером с

баскетбольный мяч.

Виктора то ли разбил паралич от страха, то ли он действительно был нереально смелым

человеком, но он не бежал, не кричал, не падал перед Эгором на колени. Просто стоял и смотрел на

Эмобоя своими прозрачными глазами.

— Ты и Кити, — выдавил, клокоча злобой Эгор, — ты опять сделал мне больно!

— Ты все врал тогда во сне. Ты ее не любишь. Ты передал через меня, что просишь ее быть

счастливой. Но тебя интересуют только твои чувства, твоя боль! — Виктор делал отчаянную

попытку защититься нападением и, похоже, nonai в точку.

Пышащий огнем демон стал потихоньку сдуваться.

— Мне больно, — сказал Эгор. — Ты что, не мог найти себе другую девушку, придурок?

Думал, тебе все сойдет?

— Это она меня нашла. Мне пришлось брать пропуск в больницу, и она выпросила на вахте

паспортные данные. Она затащила меня на этот концерт, потому что я напоминаю ей тебя.

— Ты врешь! — не очень уверенно хрипел Эгор. Виктор, нахмурившись, замолчал, а потом

сказал:

— Она любит тебя, но за что-то очень обижена. Ее подруга ей в чем-то призналась, я не

вникал. Если хочешь — убей меня. Я просто помогаю Кити прийти в себя, по твоей просьбе.

— Заткнись, — крикнул Эгор, развернувшись лицом к зеркалу, — убирайся, пока я не

передумал!

Эмобой закрыл лицо руками. Виктор быстрыми шагами на дрожащих ногах покинул туалет,

не глядя на плачущего демона. Как только он вышел, Эгор шарахнул кулаком по зеркалу, разнеся

его вдребезги, потом крутанулся в воздухе и дико заорал, так громко, что на секунду заглушил в

зале группу, певшую в это время песню про невесту. На свою беду, в этот момент в туалет зашли

два ни о чем не подозревавших тусовщика. И нос к носу столкнулись с висящим в воздухе,

ревущим, как сто милицейских сирен, чудовищем с горящим ненавистью глазом. Один парень упал

в обморок, ударился головой о раковину, позже он умер в реанимации. А второй впал в кому и

пришел в себя, с полной амнезией, только через полгода. Эгор увидел два тщедушных тельца, без

движения лежащих перед ним, сразу сник и дематериализовался. В туалет набежала куча людей.

Эгор в ужасе смотрел, как вокруг головы одного из юношей расползается красная клякса, и не хотел

верить, что в этом виноват он. Тут его подхватили с двух сторон и молча потащили новые друзья

Тру-Пак и Покойник. Ворвавшись с ним в гримерку, они через дверь стенного шкафа вывалились в

Эмомир, и только тут Покойник, качая черепом, сказал:

— Некоторым тварям абсолютно нельзя бухать! Ну и наломал ты дров, Эгор.

А Трупак добавил:

— Королева-то нам кислород теперь перекроет, как пить дать, перекроет. Отмошились мы,

брат Покойник!

ГЛАВА 21

Дата добавления: 2015-05-09