Политика советского государства в области культуры

Решительное вмешательство советского государства буквально во все области деятельности людей с первых же дней захватило и культуру. В. И. Ленин потребовал «поставить стихийный поток культуры под партийный контроль». Понимая исключительную важность того, в чьих руках будет находиться руководство культурой, новая власть сделала ее не просто объектом политики, но и ее средством. В. И. Ленин недвусмысленно заявил о существовании двух культур — «пролетарской, прогрессивной» и «буржуазной, реакционной» — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вопрос, по существу, стоял так: «Кто не с нами, тот против нас». Было выдвинуто требование партийности искусства и культуры в целом, то есть прямого служения тем задачам, которые объявлялись партией «отвечающими интересам народа».

Октябрьская революция была весьма неоднозначно воспринята творческой интеллигенцией. Если для Бунина она предвещала сразу и безоговорочно «окаянные дни», то ряд крупных писателей и поэтов, таких, как Максим Горький, В. Маяковский, в какой-то степени А. Блок, приветствовали ее. Правда, Горький сразу же выразил недоумение тем, почему «строительство новой жизни» предполагает разгром дворцов, он был «поражен» тем, что «революция не несет в себе признаков духовного возрождения человека, не делает людей честнее, прямодушнее, не повышает их самооценки… Человек оценивается так же дешево, как раньше». Тем более это заметили философы. С. Франк еще в «Вехах» предупреждал, что в ситуации, когда преобладают силы разрушения, «нравственность гибнет». Правда, такие люди, как Н. Бердяев, П. Флоренский, пытались и в новых условиях поставить свои знания на службу народу.

Советская власть не препятствовала эмиграции тех представителей культуры, которые не поддержали ее. Эмигрировало 2 млн. человек. В первые же годы революции Россию покинуло такие писатели, как И. Бунин, А. Куприн, А. Толстой, М. Цветаева, композитор С. Рахманинов, певец Ф. Шаляпин, балерина А. Павлова, знаменитые скрипачи и пианисты, художники Бенуа, Сомов, Бакст, Репин, Коровин, Билибин, Серебрякова, крупные ученые. Поэт Н. Гумилев был расстрелян. По отношению же к тем, которые могли ей «пригодиться», власть вела себя поначалу осторожно и осмотрительно. Так, был отправлен на лечение в Италию М. Горький, это и хорошо говорило о новой власти, и подальше держало прозревавшего писателя, пользовавшегося огромным авторитетом.

Те, кто остались, были поставлены в жесточайшие рамки, находясь под строжайшей цензурой, к которой уже при Сталине прибавились и постоянная угроза пыток и смерти, тюрьмы и лагеря. Зато всяческой поддержкой пользовались те, которые, независимо от своего таланта, восхваляли советскую власть — пусть это даже был писатель, который, подчеркивая свое «простое происхождение», чуть ли с гордостью заявлял: «Моя мать — блядь» (Демьян Бедный). Во все годы советской власти люди, которые слагали оды в честь партии, писали портреты членов Политбюро, где эти старцы изображались вдохновенными мыслителями, были обласканы властью, пользовались всеми благами — спецраспределителями продовольствия, автомобилями, которые невозможно было просто купить, дачами и санаториями. Как писал польский философ Адам Шафф, объявленный «отступником от марксизма», «ревизионистом», постоянные нехватки — одежды, продуктов, бытовой техники, жилья — были не только следствием, но и средством советского строя. Трудно поверить, но философ и ученый Петр Кропоткин (1842—1921), не захотевший эмигрировать, умер в холодной квартире за письмом Луначарскому с просьбой «разрешить ему, с учетом его заслуг, купить валенки».

С философами, которые критически относятся к любой власти, а тем более такой, как советская, оказалось сложнее всего. Их многократные предупреждения о том, что социализм, опирающийся только на штыки, обречен, крайне раздражали, особенно таких, как Ленин, которые сами это прекрасно понимали. Терпение лопнуло в 1922 г., когда многие деятели творческой интеллигенции были вызваны к наркому просвещения А. Луначарскому, который предложил им выбор — расстрел или добровольное изгнание. При этом согласие на эмиграцию дополнялось условием: за счет уезжающих. Первый «философский пароход» отправился в Стамбул, увозя Н. Бердяева, Н. Лосского, С. Франка, Питирима Сорокина, С. Булгакова, крупных ученых и даже специалистов в области техники, крайне необходимых в условиях наступившей разрухи и объявленных партией большевиков грандиозных планов. Перевесило отсутствие лояльности советской власти, даже если оно не высказывалось прямо — досье имелось в ЧК на каждого. Этих очень разных людей объединяло и то, что все они были преподавателями вузов — контроль над образованием и воспитанием также входил в число безусловных приоритетов политики советского государства. Интересно, что в 2003 г. на Всемирный философский конгресс, проходивший в том же Стамбуле, многие российские философы (в числе которых был и автор этих строк), отправлялись на новом «философском пароходе», который «должен был непременно вернуться» — в этом усматривался важный символ перемен в России уже XXI века.

Гонения на гуманитарные науки сопровождали все годы советской власти, ведь человек, его личность, духовные запросы никак не вписывались в большевистскую идеологию, которая низводила человека до простого винтика и колесика, исполнителя воли и указаний партии, фактически подменившей государство. Опасно было даже задумываться над ее лозунгами. Так, в неблагонадежные попадал тот, кто в ответ на «Пусть мы живем хуже других, но зато у нас лучший в мире общественный строй», спрашивал: «Чем же тогда он лучше?» Появилась шутка: «Если и колебался, то вместе с линией партии». Всячески пересекались и «левые», и «правые» уклоны и в партийной линии.

Столь же закономерными оказались жестокие гонения на религию и ее представителей. В стране, где коммунизм стал новой религией, старой места не оставалось. Разница была лишь в том, что «рай» обещался не на небесах, а в «светлом будущем», жертвы и лишения предлагались те же, что и рабам. По всей стране взрывались храмы, уничтожались иконы, представители духовенства в массовом порядке отправлялись в тюрьмы и на расстрел. Взрывались также и памятники царям и дворянам, вплоть до Петра I, даже представляющие высокую художественную ценность.

Уже в июне 1918 г. был принят Декрет о национализации Третьяковской галереи, Эрмитажа, музея Александра III (ныне Русский музей) частных коллекций (Мамонтова, Морозова, братьев Щукиных, Остроухова, Бахрушина), дворцов Кремля и дворцово-парковых ансамблей, включая Царское село и Павловск, Кусково, Абрамцево. Была поставлена задача (В. И. Ленин): «Строить социализм, немедленно из того материала, который нам оставил капитализм». В 1919—20 гг. создаются государственные органы для управления культурой, главным из которых был Народный комиссариат просвещения во главе с А. В. Луначарским.

Важное место в культурной и идеологической политике советского государства заняли грандиозные, массовые празднества с участием тысяч физкультурников, авиации, военной техники. Уже с 1922 г. заработала в Москве мощная радиостанция, включавшаяся в «преодоление старых привычек и навыков», в выполнение задачи «пропитать рабочих и крестьян духом коммунизма, заинтересовать их тем, что делают коммунисты». Участие в этом поначалу принимали даже представители художественного авангарда, которые видели на площадях и стенах зданий «полигон для революционного творчества».

Дата добавления: 2015-05-09