Иисуса, чтоб и жизнь Иисусова

Предаемся на смерть ради

Ибо мы живые непрестанно

Теле нашем

Жизнь Иисусова открылась в

Вость Господа Иисуса, чтобы и

Всегда носим в теле мерт-

Мы гонимы, но не остав-

Мы отвсюду притесняемы,

но не стеснены; мы в отчаянных

обстоятельствах, но не отчаи-

ваемся;

лены; низлагаемы, но не по-

гибаем;

открылась в смертной плоти на-

шей,

Именно так. А вот и Надежда.

— Все собрались. Жертвоприношение близится, — говорит моя верная спутница, и добавляет: — Знаете, я чувствую себя Марией Магдалиной. Мне случайно удалось узнать, что в наше отсутствие здесь созрел целый заговор, главным инициатором которого была Анна Михайловна. Она настроила всех против вас. А матери Лизы наговорила такого... В общем, они хотят избавиться от вас. Но меня на суд не пускают, потому что я еще не взрослая.

— Что ж, пойдем любить врагов своих. Если Бог за нас, то кто против нас?

Мне даже удается улыбнуться при этих словах, хотя голос дрожит, а внутри все онемело. Не пойти значит оказаться трусом, и я неторопливо иду туда, где уже собрались мои судьи. Ждут только меня. Я догадываюсь, что мне уготовано. Но зачем, для чего мне все это? К чему эта пытка? Почему я не перестаю любить их, хотя чувствую их ненависть? Почему не ненавижу, хотя они отвергли, не поняли, осмеяли мою любовь? Почему прощаю, хотя знаю, что они этого не поймут? Господь, ты видишь все мои терзанья, предвидя каждый шаг моей судьбы. Пошли прозренье или наказанье, но не лишай меня своей любви. Пусть будет так, как Ты того захочешь, — всецело воле покорюсь Твоей. Я верю — ты меня не бросишь, как верю — нет случайностей в судьбе! ...любить врага что может быть мудрее и выше человечьих сил ведь только так ты сможешь стать добрее отдав все лишь тому кто попросил и злобу подавить своей любовью и растопить месть сердца добротой и заплатить за все своей лишь кровью собой поверив мудрость мысли той любя других забыв в том о себе никто не сможет навредить тебе как если только сам другим не станешь и глядя в зеркало себя вдруг не узнаешь хулу превозмоги и правды стань достоин ведь в мире с ложью ты один лишь воин и злобу победив полетом сей мечты так только сможешь стать ее достоин ты...

Сажусь на свое привычное место и с необъяснимой радостью смотрю в угрюмые лица судей, прячущих свои глаза от моей улыбки.

Наконец-то!

Володя достает из папки лист бумаги и читает:

— Мнение коллектива о поведении Крестовского. Регулярно уклоняется от общественно-полезной работы вместе с коллективом. Некорректно ведет себя среди людей, постоянно провоцируя конфликтную обстановку. Пагубно влияет на нравственную атмосферу среди детей и подростков, что вызывает опасение у родителей и всего коллектива. Позволяет себе непристойности в присутствии женщин и детей. Все претензии неоднократно высказывались Крестовскому, но им проигнорированы. Дальнейшее нахождение Крестовского в лагере считаем невозможным, так как его поведение перешло все границы дозволенного и обстановка в лагере накалена до предела.

— Таков итог, — добавляет от себя Володя.

Молчание длится недолго.

— Я тебе сейчас все объясню, — быстро добавляет Анна Михайловна, жена начальника. — В лагере я уже шесть лет и видела разных людей, которые приходили и уходили. Но ты — случай единственный в своем роде и звучишь диссонансом в общем стройном хоре. У меня предложение: ты тихо и спокойно уезжаешь из лагеря, а зимой, может быть, мы сможем восстановить дружеские отношения; чтобы все было прилично. Главная причина нашего решения в том, что твое мировоззрение не сходится с нашим. Поэтому предлагаем тебе уехать добровольно. Наши претензии состоят в том, что ты морально вызываешь нас на конфликты. Ты ведешь себя безнравственно с девочками. Разговоры о любви для девятилетнего ребенка недопустимы. Я бы на месте родителей никогда не отпустила своего ребенка с тобой в поход. И вообще, ты все делаешь неправильно. Лучше тебе уехать самому, так как надеяться, что уедем мы, не стоит. Когда ты был болен, нам казалось, что ты станешь, как все, нормальным членом лагеря. И хотя ты инвалид второй группы, но здоровее многих из нас. В лагере находятся действительно больные люди, стремящиеся покончить с пагубной привычкой к спиртному. Здесь каждый за другого переживает. И хотя ты не алкоголик и не наркоман, но психологически ненормальный человек. Ты выбиваешься из коллектива и тебе надо находиться в клинике. Тебе наплевать на людей. А твои призывы к любви — пустые слова. На самом деле, ты никого не любишь!

В ответ улыбаюсь. Вряд ли стоит спорить с неправдой. А про себя говорю: “Я вас люблю, любил и буду любить, ведь это не грешно. Всю злобу вашу позабуду и мести рассмеюсь в лицо. Любить мне вас дана награда, быть может, за грехи мои, и смерть навряд ли будет рада забрать все помыслы мои. Нет, я любить не перестану, пусть злоба исказит чело, любил, люблю, любить я стану, хоть даже плюньте мне в лицо. Растерянность и страх я вижу, когда в ответ на клевету я не отвечу “ненавижу”, отдав как плату доброту. Вы скажете: зачем же плетью ты хочешь обух расшибить? А я отвечу: разве местью заставить можно не любить? Ошибка ваша в том, что плетью вы именуете любовь, ее вы обухом посмейте назвать — вот это будет новь. На свете нет сильней и выше Любви, что Вечностью дана. И я скажу, и не обижу, что плетью правит Сатана. Та злоба, что из вас исходит, всегда объекта лишь ища, причину лишь в других находит, но никогда ни в чем себя. Вся злоба ваша от несчастья, и незачем винить других. Вам нужен враг в часы ненастья — он в вас сидит, а не в иных! То, что других во всем вините, беда то ваша, не вина. Свою вину во всем найдите, лишь тем спасетесь вы тогда”.

— Хватит, Анна, он все равно ничего не поймет. Ты только скажи, согласен ты с тем, что тебе зачитали? Согласен?

— Этого всего могло бы и не быть, — говорит Володя, пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Но ты не прислушался к нашим советам и вот получил итог. Врагов у тебя здесь нет, но и друзей не осталось. Я хотел как лучше, но таково мнение коллектива. Я могу принять это решение и самостоятельно, без присутствия Вадима Михайловича, поскольку есть результат общего голосования. Когда друзей не остается, тогда и получается такой итог.

Володя виновато прячет глаза. Он-то знает, что все обвинения — ложь. Меня попросту оклеветали. Так почему же он попустительствует неправде? Хотя... положение начальника обязывает. Чтобы оправдать себя, нужно сослаться на общее мнение. Только так он может умыть руки...

— Если ты надругался над моим ребенком, я тебя убью, — кричит мать Лизы.

“Прости их Господи, ибо не ведают, что творят”, — говорю про себя.

— Своими разговорами ты развращаешь молодежь. Мы должны будем рассказать о поведении Надежды ее матери, о том, как она повсюду ходит за тобой, — слышится чей-то истерический голос.

Я не поворачиваю головы, чтобы узнать, кому он принадлежит. Неважно, чье именно это лжесвидетельствование, когда господствует клевета.

Открываю Евангелие, стремясь найти в нем поддержку и силы выдержать все до конца.

Дата добавления: 2015-05-09