Личность как ценность

Мы осознаем сегодня, что всякое общественное установление, будь то закон, традиция или социальный институт, должно поверяться интересами личности. Идеальное человеческое общежитие может создаваться, судя по всему, на предельном учете особости каждого индивида, его разума, воли и чувств, всей человеческой субъективности. Пренебрежение к слезе ребенка или даже к голосу, который «тоньше писка», оборачивается драмой или даже трагедией для других. Общество — это равнодействующая индивидуальных устремлений. Навязывание воли, парализующей «всех прочих», идеологии, безразличной к личности и фанатически отвергающей «чуждые» ценности, неизменно сопряжено в панораме длящейся истории с возмездием.

Однако персоналистская идея нередко доводится до абсурда, освобождается от нравственных критериев, от размышлений о природе человека и его предназначении. Едва ли полностью игнорируется огромный религиозный и философский опыт постижения человека. В ряде современных публикаций говорится о личности без малейшей попытки войти в сферы философско-антропологического размышления. Возникает малопривлекательный образ человека, выпавшего из лона человечества. Маячит угроза диктатуры индивида, готового отстаивать собственное своеволие в толпе внутри человеческого скопища.

Персоналистская философия, обосновывающая суверенитет личности, не может отвлечься, я думаю, от вопроса о том, каковы собственные пределы человека, в чем черпает он основы нравственности, что питает его волевые импульсы. Если мы решили вернуть нашему мышлению антропологическое измерение, то начинать, видимо, следует не с культа индивида, не с безоговорочного признания его самоуправства, а с осмысления человеческой сущности. Всякий иной подход может, как это ни парадоксально, обернуться новой деспотией.

Возвращая человеку его достоинство, его право строить мир по собственным меркам, нельзя, на мой взгляд, не видеть

опасности скороспелого вывода: «Индивид превыше всего!» Шкала ценностных предпочтений применима и к самому человеку. Он вовсе не единственный, а полномочный представитель человеческого рода.

Не надо, допустим, доказывать, что в основе философии Н.А. Бердяева лежит идея личности. Критикуя М. Штирнера, русский мыслитель отмечал: «Он признал «единственного», не имея на это никакого права, без всяких на то оснований. Ибо поистине его «единственный» лишен всякой реальности, «единственный» обобран, голым и нищим пущен по миру. «Единственный» лишен реальности «я», реальности личности. Ибо личность есть онтологическая реальность, она входит в иерархию онтологических реальностей. Личность предполагает реальность других личностей и реальность того, что выше и глубже ее. Личности нет, если нет ничего выше ее» *.

Возможно, это выглядит парадоксом. Ставить во главу философской рефлексии личность и в то же время утверждать, что она не может быть последней инстанцией человеческого бытия: «личности нет, если нет ничего выше ее». Однако несомненно, что внутри персоналистской традиции антропоцентрическое обожение человека оказывается зачастую бессмысленным и малопродуктивным. Добро в человеке всецело зависит от его свободного подчинения высшему началу **.

Ценность личности во многом соразмеряется совокупным духовным опытом человечества. Можно сказать без преувеличения, что в христианском сознании человек постоянно соотносит себя с надмирным, всечеловеческим. Условием духовности личности в христианстве служит исполнение Христовых заповедей, которые и оцениваются нами как выстраданные человеческим родом. Внешне они предстают перед человеком как совокупность надличностных запретов. Но без учета этой универсальной практики индивид действительно, как подметил Н.А. Бердяев, обобран и нищ. Ведь личность сама по себе — тотальность, в ней воплощена своеобразная соборность, иначе говоря, слышны голоса других людей. Она невозможна без вселенского, надмирного осмысления человеческого бытия.

Не убивай! Не прелюбодействуй! Не кради! Возлюби ближнего своего! Не сотвори себе кумира! Эти заповеди рождены не опытом

*Бердяев Н.А. Философия неравенства. — М., 1991. — С.41.

**См.: Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. — М.: Новости, 1990. — С. 137.

одной жизни. В них личностное слилось с надличностным. Между тем конкретный индивид может и отказаться от этих установлений. Человек входит в человечество не в качестве изолированной и обособленной фигуры. Он не может перескочить через определенные ступени бытия, собственные ценности он черпает из арсенала культуры. Вот почему, на наш взгляд, возникло понятие общечеловеческих абсолютов. Понятие «человеческие ценности» в известной мере бессодержательно. По мысли Ф. Шеллинга, именно в человеке Бог снимает с себя ответственность и возлагает ее на адамова потомка. Ценность — это и есть индивидуальный выбор, мера нравственной взыскательности.

Что означает мой собственный выбор ценности? М. М. Бахтин разъясняет: «Я единственный должен стать в определенное эмоционально-волевое отношение к историческому человечеству, я должен утвердить его как действительно ценное для меня, этим самым станет для меня ценным и все для него ценное» *. В свете этих рассуждений противопоставление человеческих и общечеловеческих ценностей, на мой взгляд, теряет смысл.

Соотнесение человеческого с всечеловеческим — такова общая направленность теоретических разработок М. Бубера, М. Бахтина, Э. Левинаса и других сторонников диалога, полифонии в культуре. В работе «Проблемы поэтики Достоевского» М.М. Бахтин написал: «Человек никогда не найдет всей полноты только в себе самом» **. Это означает, что выбор ценностных ориентации вовсе не предполагает беспредельное отвержение любой воли другого человека или другого коллектива. Ведь у русского философа речь идет вовсе не о том, что каждый человек зависит от другого, не о формуле социальности. Мысль эта — открытие экзистенциальной, персоналистской философии. В ней ключ прежде всего к самому человеческому бытию. Оно зыбко, прихотливо, легко поддается деформации. Чтобы сохранить себя, ощутить окликнутость бытием, надо впитать в себя живые взволнованные голоса других...

Человеческое бытие хрупко, но стойкость его зависит от душевной и умственной отзывчивости людей. Услышать голос! Далекий, возможно, предельно слабый и даже чуждый. Но такой нужный лично мне, как весть равноправного сознания. Войти в

*Бахтин М.М. К философии поступка//Философия и социология науки и техники. Ежегодник. — 1984—1985. — С.113.

**Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М., 1979. — С.208.

мир другой человеческой вселенной. Ощутить посторонний голос как особую точку зрения на мир и на самого себя, как бытие другого человека.

Личность, как полагает Н.А. Бердяев, связана суниверсализмом, а не с индивидуализмом *. Христианство, которое стало истоком европейской персоналистской традиции, возглашает не эгоистическое, а всечеловеческое. Оно, по выражению Л.П. Карсавина, — «единственная религия личности» **. Христианство утверждает идею живого индивида, наделенного телесностью, разумом, чувствами, страстями. Однако оно исключает безмерное поклонение человеку. Персоналистски ориентированная философия менее всего озабочена тем, чтобы установить диктат индивида. Если бы это было главной задачей философской антропологии, из нее ушла бы всякая нравственная тематика, питающая ее проблемная напряженность. Ход ее рефлексии сводился бы к прямолинейному замыслу — как подчинить мир человеку...

В том-то и дело, что персоналистская философия, задумавшись над предназначением человека, выдвигает перед ним определенные нравственные императивы, соразмеряет его поступки с общечеловеческими целями. Свобода трагична. Она ставит человека перед выбором, потому что основана на нравственном законе, а не игре страстей. Личность отнюдь не стремится к диктаторскому самоутверждению и не пытается навязать общественной организации своекорыстные интересы.

* * *

Каждая культура содержит в себе набор святынь. Их констелляции составляют внутренне устойчивое ядро культуры. Преображение этих ценностных ориентации порождает социодинамику. Меняющиеся социальные, культурные условия воздействуют на строй ценностей. Индивид черпает собственные практические и жизненные установки из арсенала человечества. Выбор ценностей для него свободен. Однако господствующие предпочтения рождают в целом стойкий костяк культуры как комплекса ценностей.

*См.: Бердяев Н.А. Философия неравенства. — М., 1991. — С.41.

**Карсавин Л. Церковь, личность и государство//Путь (Париж). — 1928. - № 12. - С.32.

ЛИТЕРАТУРА

Бахтин М.М. К философии поступка//Философия и социология науки и техники. Ежегодник. — 1984—1985. — С.116.

Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. — М., 1990.

Гуревич А.Я. Средневековый мир. — М., 1990.

Гу реви ч П.С. «Все женское, текучее, земное...»//Эрос — М 1992 — С.5—18.

Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры — М., 1979. ' Тойнби А. Постижение истории. — М., 1991. Толстой Л.Н. Путь жизни. — М., 1993.

Дата добавления: 2015-05-09