Военное искусство 1 страница

В истории византийской военной литературы наблюдается вполне определенная закономерность, отражающая эволюцию военной организации данного государства. В этом отношении VI и Х вв. являются этапными. Первый рубеж знаменует начало перехода от поиска наемного характера к национальной армии периода фемного строя. Второй рубеж определяет исходный пункт реорганизации фемных ополчений в войско феодального типа.

Военно-теоретическая мысль византийцев в обоих случаях отразила эти существенные перемены. Именно VI и Х вв. представлены наибольшим количеством выдающихся произведений военной литературы, тогда как памятники предыдущих и последующих веков свидетельствуют о явном застое в развитии военной науки.

Наиболее концентрированное выражение передовая военно-теоретическая мысль ранней Византии нашла в двух сочинениях — так называемом «Византийском Анониме VI в.» и знаменитом «Стратегиконе Маврикия».

«Византийский Аноним VI в.» 1, возникший, вероятнее всего, в период царствования Юстиниана, написан неизвестным автором, принадлежавшим к кругам военно-технических специалистов. Автор хорошо знаком с произведениями античных писателей (Геродот, Пифагор, Ксенофонт), с событиями военной истории (греко-персидские войны, походы Александра Македонского и Ганнибала), с военно-теоретической мыслью древних (Онасандр, Арриан, Цезарь, Полиен, Полибий, Элиан, Вегеций и др.). Представляется вполне вероятным его личное участие в военных походах и непосредственное знакомство с боевой практикой. Достоинства трактата дают основание отнести его автора к хорошим образцам «кабинетного стратига» 2.

Армия, с которой имеет дело Аноним,— это старая армия периода Позднего Рима. Социальные перемены, исподволь вызревавшие в обществе, ее еще не коснулись — она по-прежнему в своей основной части комплектовалась из наемников, а также низших, деклассированных эле-{393}ментов городского и сельского населения. Все основополагающие концепции Анонима полностью лежат в русле идей римской военной науки, нашедшей наиболее полное выражение в сочинениях Вегеция. Прямого влияния Вегеция на анализируемый трактат не видно: глубокая авторская переработка исходного материала сводит на нет возможность установления его письменных источников. Однако именно в сопоставлении с трактатом Вегеция отчетливо выявляется то новое, что было внесено Анонимом в развитие военной науки.

Другой памятник рассматриваемого периода — «Стратегикон Маврикия» — является, пожалуй, самым известным памятником византийской военной литературы 3.

При всей спорности проблем, связанных с авторством и датировкой этого трактата, общепризнано, что мы имеем здесь дело с профессиональным военным, имеющим как определенную теоретическую подготовку, так и значительный практический опыт, накопленный в военных кампаниях против целого ряда враждебных империи народов. К тому же, в отличие от Анонима, автор «Стратегикона» занимал, очевидно, гораздо более видное место в военной иерархии, вплоть до самых высоких чинов. Поэтому высказываемые им идеи являлись наиболее полным, адекватным отражением господствовавших в его эпоху военно-теоретических концепций.

Анализируемый трактат составил целую эпоху в военной науке. Высокий профессионализм в решении специальных вопросов, сугубо практический характер рекомендаций, широкая эрудиция автора, простота и доступность изложения материала — все это объясняет причины удивительной долговечности «Стратегикона», не имеющей аналогий во всей византийской военной традиции.

Военно-теоретические воззрения автора «Стратегикона» существенно отличаются от взглядов Анонима. Хронологически эти два трактата довольно близки — их отделяет около полувека, но за это время произошли глубокие качественные перемены в состоянии вооруженных сил. «Стратегикон» отразил особый этап в развитии военной организации Византийской империи, связанный с окончательным крахом старой регулярной армии и зарождением новой армии, основой которой являлись иррегулярные ополчения, характерные для последующего периода фемного строя; в свою очередь, эти перемены были вызваны к жизни существенными изменениями в социально-экономических отношениях и внешнеполитическом положении империи, действие которых стало ощущаться с конца VI в. В роли «защитников отечества» оказалась масса рядовых сельских общинников, не искушенных в военном деле, для которых служба в армии была лишь временным эпизодом, отвлечением от повседневных мирных занятий. Разумеется, и в это время продолжал сохраняться небольшой контингент профессиональных военных (командный состав, столичные гвардейские подразделения и т. п.), но не он определял лицо армии. К тому же сведений о нем нет ни в «Стратегиконе», ни в других трактатах рассматриваемого периода.

Таким образом, два наиболее значительных военных сочинения VI в. оказываются принципиально различными по своей сути: если «Византий-{394} ский Аноним» питается идеями и концепциями

Император Маркиан.

Голова бронзовой статуи.

Барлетто. Южная Италия

прошлого, то «Стратегикон» обращен в будущее — сформулированные им основополагающие принципы сохраняли жизненность на протяжении многих последующих столетий, вплоть до конца существования империи.

Каков же вклад сочинений VI в. в развитие военно-теоретической мысли?

Прежде всего следует сказать о понимании Анонимом военного дела как важнейшей составной части государственной политики, всей государственной жизни в целом, о понимании войны как функции государственного организма. Не случайно три начальные главы его сочинения посвящены характеристике социального строя современного ему общества: автор поставил перед собой задачу определить место той или иной социальной группировки в экономике империи, ее политике и, разумеется, в ее военной организации. Поскольку ни один из более поздних памятников византийской военной литературы не содержит сведений подобного рода, «Византийский Аноним» является в этом отношении совершенно уникальным произведением.

Еще со времен Ксенофонта военная наука проводила различие между стратегией и тактикой. Однако большинство античных авторов не наполняли указанные понятия реальным содержанием. В этом плане серьезным шагом вперед является понимание Анонимом стратегии как составного элемента военного искусства, особенно в той части, которая охватывает вопросы теории и практики подготовки вооруженных сил государства к предстоящим военным действиям. Сам термин «стратегия» понимается автором как метод защиты отечества и разгрома врагов (Аноним, IV, 3, 56). В соответствии с этим формулируются и две главные цели стратегии: первая заключается в обеспечении собственной безопасности, причем имеется в виду безопасность не только войска, но и гражданского населения городов и сельских местностей; вторая включает мероприятия по подготовке к разгрому противника (V, 1—3, 56—58).

Главное внимание Аноним уделяет обоснованию первой цели: впервые в военной литературе им полно и всесторонне изложена концепция стратегической обороны.

В предвидении вражеского нашествия в стране должен быть осуществлен целый комплекс мероприятий. Прежде всего, должны быть вы-{395}ставлены стационарные и подвижные посты наблюдения, соответствующим образом оборудованные, укомплектованные и проинструктированные, не обремененные лишними людьми и имуществом. Система оповещения с помощью сигнальных костров должна быть детализирована настолько, чтобы можно было сообщать не только о появлении неприятельской армии, но и о численности ее (VIII, 1—8, 62—64).

Вокруг населенных пунктов воздвигаются заново или обновляются оборонительные сооружения, строятся протейхизмы, оборудуются периболы для размещения здесь сельского населения, стекавшегося под защиту городских стен.

Три главы трактата (X—XII) специально посвящены строительству новых укрепленных пунктов.

Защитная, оборонительная концепция Анонима определяет его общий подход к проблемам войны и мира. Он характеризует войну как «крайнее зло и воплощение всего дурного» (IV, 2, 56). Поскольку война может принести только тяжести и страдания, Аноним рекомендует всемерно и до последней возможности уклоняться от вступления в нее и всегда предпочитать мир, даже если он связан с ущербом для империи (VI, 5, 58—60). Весь материал, рассмотренный в трактате, соотнесен с ситуацией, когда византийская армия должна обороняться от врага, вторгнувшегося на его территорию. Причина именно такого подхода автора объясняется общим характером внешнеполитической ситуации, в которой оказалась империя к концу царствования Юстиниана, когда она была вынуждена перейти к глухой обороне по всей линии границ. Господствующая идеология, маскируя истинное положение дел, взяла на вооружение концепцию неприятия войны, которая была призвана обосновать вынужденную, единственно возможную в тех обстоятельствах оборонительную доктрину. Что же касается самой этой концепции, то она отнюдь не является изобретением Анонима — ее истоки восходят еще к Платону 4.

К концу VI столетия кризис послеюстиниановского общества приобрел универсальный, всеобъемлющий характер — как по горизонтали, с точки зрения охвата всех общественных структур, так и по вертикали, в смысле глубины затронутых кризисом составных элементов каждой из этих структур. В частности, оказалась в состоянии полного упадка вся военная организация, основанная на принципе наемничества. Глубине и масштабам краха старой военной организации соответствует по размаху и грандиозности программа строительства вооруженных сил империи на новой основе, сформулированная в «Стратегиконе Маврикия». Новая социальная база в лице свободного земледельческого населения империи; новая тактика, построенная на боевом использовании формирующегося прогрессивного самостоятельного рода войск, каким являлась тогда кавалерия; новые принципы профессионального обучения воинов и командиров, основанные на творческом использовании боевого опыта как собственной армии, так и армий потенциальных противников Византии; новые способы и приемы воздействия на моральный дух войска с привлечением методов религиозного воспитания — вот главные составные части военной программы «Стратегикона». {396}

Взгляды Маврикия на проблему войны и мира лишены той односторонности, которая была свойственна Анониму. Война и мир рассматриваются Маврикием как состояния, в равной степени заслуживающие права на существование. Официальная идеология ориентировала армию на возможность ведения как оборонительной, так и наступательной войны против любого неприятеля, в различных условиях. Причем следует особо подчеркнуть, что такой универсальный подход отнюдь не наносил ущерба конкретности и целенаправленности военной подготовки. Высокий профессионализм автора, сочетание широкой общетеоретической подготовки с глубоким, предметным знанием практики военного дела, большой личный опыт участия в боевых операциях позволили ему создать произведение, которое является одновременно и энциклопедией военных знаний, и практическим руководством, рассчитанным на непосредственную реализацию. Маврикий гораздо больше, чем его предшественник, уделил внимание вопросам подготовки армейских командиров как самых высших, так и средних и низших рангов.

Впервые в военной науке образ идеального военачальника был создан в трактате Онасандра, созданном в I в. н. э. 5 Онасандр перечисляет следующие качества стратига: благоразумие, самообладание, воздержанность в питье и еде, трудолюбие, мудрость, отсутствие корыстолюбия; желательно также, чтобы военачальник был не молодым и не старым, по возможности — отцом семейства, человеком красноречивым и пользующимся широкой известностью. К этому добавляются еще: добропорядочность, обходительность, постоянная готовность к действиям, уравновешенность и невозмутимость (Онасандр, I, 1—18, 374—382; II, 1—2, 386).

Спустя пять с лишним столетий проблемы нравственного облика военачальника волновали и автора «Стратегикона». Маврикию хорошо известны онасандровские критерии идеального полководца — все они (с большей или меньшей степенью детализации) отражены в «Стратегиконе» 6.

Влияние Онасандра на Маврикия неоспоримо, но подход последнего к данной проблеме существенно иной. В трактате Маврикия онасандровские критерии подвергнуты ревизии, сформулирован ряд новых принципов — в результате нарисованный Маврикием идеальный образ военачальника оказался гораздо более жизненным и полнокровным.

В отличие от Онасандра Маврикий стоит на почве реальной армейской действительности. Он не позволяет себе увлечься абстракциями: мысль о целях своего сочинения как практического военного руководства постоянно доминирует в его сознании. Будучи сам военным практиком, он адресует свой трактат коллегам по профессии.

Одному показателю Маврикий придавал особое значение. Этот критерий — единственный, который не связан с армейской практикой, но во времена Маврикия он прилагался к военной сфере столь же органично и универсально, как и к любой другой сфере общественного бытия. Речь идет о таком свойстве, как благочестие. Маврикий убежден, что именно благочестие, дополняемое боевым опытом и полководческим искусством, {397} является самой надежной гарантией военного успеха. Маврикий сравнивает при этом стратига с кормчим, который твердо ведет корабль через бурное море, уповая на естественное мастерство и всецело полагаясь на божественное благоволение (Стратегикон, VII, 1, 1, 164).

Полководец и кормчий — эта аналогия была известна Онасандру (XXXIII, 2, 480), который тоже не был чужд идее религиозного «обеспечения» полководческой деятельности. Однако подчеркнутая религиозность Онасандра не идет ни в какое сравнение с ортодоксальностью Маврикия. Если для Онасандра религия есть лишь дополнение, к его платоническим философским концепциям, то ортодоксальный конфессионализм Маврикия является основой всего его мировоззрения, всего понимания им мирового порядка вещей.

Заметное внимание автора «Стратегикона» к вопросам религии объясняется изменившимся характером армии: в ней стал преобладать национальный элемент, и христианская религия могла сыграть в этих условиях роль консолидирующего фактора. Вместе с тем Маврикий не проявляет стремления насадить в армии религиозный фанатизм, ненависть к инаковерующим. Учитывая многонациональный характер населения империи и, следовательно, состава армии, он не делает акцента на противопоставлении одного народа, проживающего в империи, другому — отсюда относительная веротерпимость, особенна заметная в сопоставлении с религиозной политикой соседей и позднейших противников Византии 7.

Осуществление своих функций главнокомандующего стратиг должен начать с решения вопроса принципиальной важности: следует прежде всего убедиться самому в неизбежности войны и доказать всем справедливость причин, побуждающих ее начать. Специальная (IV) глава в трактате Онасандра впервые в военно-теоретической литературе обосновывала этот тезис, ставший впоследствии важнейшим составным звеном византийской военной доктрины.

Эти идеи Онасандра известны Маврикию и в принципе им разделяются. Они сведены Маврикием к чеканной формуле: «Причина войны должна быть законна» (Стратегикон, VIII, 2, 12, 206). Автор высказывает ряд соображений относительно переговоров с противником с целью избежать военного конфликта, обращая внимание на недопустимость заносчивого отношения к партнеру, унижающего его достоинство, даже если его войско меньше по численности (VIII, 1, 32, 202). Но и одержав победу, следует выслушать вражеские предложения об условиях мира, если здесь не кроется какого-либо обмана. Вслед за Онасандром Маврикий рекомендует никоим образом не нарушать клятвы, данной неприятелю, твердо соблюдать все взятые на себя обязательства (VIII, 2, 29— 44, 210—212).

Однако в дальнейшем Маврикий высказывает ряд советов, которые находятся в явном противоречии с этими положениями. Он советует усыпить бдительность вражеских послов посредством льстивых речей, а когда послы отбудут, последовать за ними и напасть на врага, не ожидающего нападения. Можно поступить и иначе дезориентировать врага миролюбивыми предложениями и, улучив момент, внезапно напасть {398} на него (IX, 1, 4—5, 222—224). Маврикий ведет речь не о «чистых» стратегемах, но о целом комплексе мероприятий, в которых дипломатия становится одним из орудий достижения военного успеха. Это пример военной реальности, в которой Маврикий разбирается досконально: он является современником напряженной, отчаянной борьбы византийского и варварского миров, войны насмерть, когда все средства ее ведения признавались одинаково приемлемыми.

Маврикий разделяет идею своих предшественников по жанру об экономической выгоде ведения войны на чужой территории. Такая война, замечает Маврикий, повышает боеспособность войска, поскольку требует от воинов большей находчивости и предприимчивости: они сражаются не только за интересы государства, но и за свое собственное спасение. Разумеется, подчеркивает Маврикий, решение о перенесении войны на вражескую территорию должно быть принято в результате строгого анализа военной ситуации, соотношения боевых сил, учета всех привходящих факторов (VIII, 1, 43, 204).

Если принято решение об экспедиции во вражескую землю, ей должно предшествовать тщательное изучение театра предстоящих военных действий с точки зрения экономических характеристик, а также в санитарно-гигиеническом отношении, поскольку ресурсы этой земли должны быть соизмерены с потребностями экспедиционных корпусов (VIII, 2, 45, 212). Захват вражеской территории — цель не менее важная, чем разгром армии противника.

Маврикий проявляет себя решительным сторонником «тактики выжженной земли», и его рекомендации по нанесению ущерба неприятелю весьма изощренны. Самым благоприятным временем для вторжения Маврикий считает период жатвы: в этот момент нанесенный врагу ущерб будет особенно чувствительным, а неблагоприятные последствия такого ущерба — максимально продолжительными (VIII, 1, 29, 202). Вместе с тем опыт и житейское благоразумие дают основание Маврикию высказать две важные практические рекомендации. Если войску предстоит обратный путь по той же самой вражеской территории, не следует бездумно предавать огню все продовольственные и сырьевые ресурсы, чтобы в будущем не оказаться в затруднительном положении. А еще надежнее нести с собой необходимые припасы, поскольку полностью ставить себя в зависимость от военной добычи было бы весьма рискованным делом (IX, 3, 2, 230).

В процессе планирования военной кампании стратигу приходилось решать проблему союзников. В трактате Маврикия о союзниках говорится гораздо более подробно и определенно, чем у его предшественников. По отношению к союзникам надлежит проявлять разумную осторожность: не следует снабжать их оружием, пока нет убеждения в их безусловной лояльности. Формируя армию, не нужно допускать, чтобы численность войск союзников превышала собственно «ромейские» формирования — в противном случае существует опасность военного заговора и мятежа. Такая опасность уменьшится, если союзные войска будут составляться из различных этнических групп: в этом случае им труднее совершить какое-либо злодеяние (VIII, 2, 15, 206). В ходе военной кампании подразделения союзников должны осуществлять передвижения отдельно от ромейских войск, их лагерные стоянки также должны быть обособленными. В бою им разрешается принимать тот боевой строй, ко-{399}торый «свойствен им по обычаю» (II, 5, 5, 84). Маврикий рекомендует скрывать от союзников собственные способы построения, приемы и методы ведения войны, поскольку не исключено, что в будущем нынешние союзники могут оказаться врагами. В случае, если в войске окажутся единоплеменники неприятеля, накануне битвы их рекомендуется выслать под благовидным предлогом в другое место, чтобы пресечь возможность измены. Вместе с тем стратиг должен демонстрировать союзникам свое полное расположение: к ним нужно относиться так же справедливо, как и к собственным войскам, и поощрять их хорошую службу подарками и вознаграждениями (VIII, 2, 42, 212).

Во времена Маврикия проблема союзников занимала весьма важное место в армейской практике. Противопоставленная всему варварскому миру, империя была вынуждена вести сложную дипломатическую игру. Своих союзников в борьбе против варваров Византия искала и находила среди самих варваров. Варварский мир тоже не был единым, он раздирался глубокими внутренними противоречиями. Состояние мира и войны менялось с калейдоскопической быстротой — вчерашние друзья Византии становились ее смертельными врагами, бывшие враги мирились с нею перед лицом новых соперников. Иногда союзническая помощь могла решить судьбу военной кампании: Маврикий упоминает ситуацию, когда ромейское войско оказалось разбитым и стратиг оттягивает момент повторного сражения, рассчитывая на прибытие подкреплений со стороны союзников (VII, 11 а, 4, 82). Но в общей военно-стратегической концепции византийцев на рубеже VI—VII столетий союзники занимали второстепенное место — опыт учил, что на них нельзя полагаться всерьез. Поэтому становится понятной та настороженность, соединенная с презрением, которой окрашены все рекомендации Маврикия по поводу взаимоотношений ромеев с союзниками.

Важнейший элемент стратегии — подготовка к войне собственной армии. При этом имеется в виду как профессиональная подготовка солдат и командиров (навыки владения оружием, знание боевых порядков и т. д.), так и обеспечение боевого духа войска, строгой военной дисциплины.

В «Стратегиконе» мы находим полную и развернутую программу профессиональной подготовки воинов. Поскольку во времена Маврикия главную социальную базу армии составляли массы сельских общинников, для которых боевая служба исчислялась лишь продолжительностью военной кампании, их обучение военному делу оказывалось более сложным, требующим гораздо большего времени. Маврикий включает в свой трактат подробные сведения о вооружении, снаряжении, снабжении стратиотов, перечисляет наименования командиров различных рангов, дает характеристику специальных подразделений, служб и должностей в составе армии (знаменосцы, санитары, разведчики, адъютанты, возничие и т. д.), раскрывает структуру и определяет численность армейских подразделений, высказывает рекомендации по укомплектованию тагмы — основного тактического подразделения византийской армии.

Отнюдь не случайно внимание Маврикия к проблеме военных бунтов. Конец VI и начало VII в. отмечены волнениями, потрясавшими вооруженные силы империи, в особенности дунайскую армию, обеспечивавшую защиту северо-западного фланга империи против авар и славян. Напомним, что первый толчок движению, приведшему к свержению импе-{400}ратора Маврикия (а мы не исключаем, что именно он был автором «Стратегикона»), дало возмущение дунайской армии 8.

Сохранение порядка и дисциплины в армии обеспечивалось целым комплексом мероприятий, проводимых постоянно, на каждом этапе военной службы, на любой стадии военной кампании. Солдаты должны убедиться в том, что командиры постоянно заботятся о них. Маврикий пишет, что стратиг должен любить своих солдат, как отец, чаще беседовать с ними, употребляя ласковые слова, доступные их пониманию (VIII, 1, 3, 196). Заслуживает уважения тот стратиг, который тратит мало времени на еду и сон, но отдает всего себя размышлениям о благе и безопасности своих подчиненных. Одновременно стратигу следует решительно пресекать всякое неповиновение, соблюдая при этом твердость, непоколебимость и справедливость, особенно в отношении зачинщиков и подстрекателей. А чтобы солдаты не искали оправдания своим поступкам, ссылаясь на незнание установленных правил, Маврикий включает в свой трактат военно-дисциплинарный устав (I, 6—8, 62—66) — его изучение составляет обязанность каждого воина, призванного на действительную службу.

Главная цель воспитательных мероприятий в армии состояла в том, чтобы обеспечить моральное превосходство собственного войска над противником,

Для того чтобы вдохновить армию на решающее сражение против неизвестного доселе могущественного народа, указывает Маврикий, нужно предварительно добиться небольшого, частичного успеха, уничтожив или захватив в плен хотя бы несколько неприятельских воинов. Использовав этот факт, с пропагандистской целью, можно содействовать подъему морального духа собственного войска (VII, 12, 172). В свободное от военных занятий время следует собирать войско по отдельным подразделениям и проводить с ними беседы воодушевляющего характера, в ходе которых нужно напоминать о событиях славного прошлого, обещать от имени стратига награды наиболее отличившимся, изучать военно-дисциплинарный устав (VII, 5, 168). Более широкий, комплексный подход Маврикия к проблеме морального фактора находит свое объяснение в социальных, этнических и конфессиональных особенностях современной ему византийской армии.

Составной частью общего плана подготовки армии к войне являлась организация разведывательной службы. Греко-римская военная теория уже выработала некоторые важнейшие принципы этой службы: непрерывность поступления разведывательных данных, обязательность их сопоставления и взаимопроверки, множественность источников разведывательной информации.

Говоря в целом, смысл всех мероприятий разведывательного характера заключается в том, чтобы выведать военную тайну противника, одновременно не допустив, чтобы врагу стали известны планы ромеев. Самые лучшие планы, повторяет Маврикий слова Вегеция,— те, о которых неприятель не подозревает до самого момента их осуществления (VIII, 2, 5, 204). {401}

Определенное отражение в ранневизантийских военных трактатах получила теория сторожевой и караульной службы. По свидетельству Маврикия, выдвинутые вперед сторожевые посты выполняют двойную функцию; с одной стороны, они осуществляют наблюдение за неприятельской армией, а с другой — препятствуют разведывательным действиям противника.

Сторожевые посты составляются из легковооруженных кавалеристов, «крепких телом и душою», умеющих отлично владеть оружием (IX, 5, 10, 242—244). Командирами этих сторожевых постов должны быть люди бдительные, опытные, осмотрительные — от них требуется не столько храбрость, сколько благоразумие.

Трактат Маврикия знаменует более высокую ступень в развитии теории разведывательной, сторожевой и караульной служб. Усложнившаяся структура византийской армии, более тонкая специализация ее различных подразделений, возросший объем задач, решаемых в ходе военных кампаний, усилили внимание теоретиков и практиков к обеспечению безопасности армии, повышению ее неуязвимости. Отсюда — совершенствование уже известных, апробированных и поиск новых средств усиления общей боеспособности армии, улучшения организации и деятельности всех составляющих ее частей и элементов.

Перейдем к характеристике последнего, но самого важного элемента стратегии — принципов непосредственного проведения военных кампаний.

Как правило, боевому столкновению двух воюющих армий предшествовал походный марш. В составе походной колонны воины должны следовать не все вместе, тесным четырехугольным строем, а по отдельным подразделениям, каждое из которых имеет в арьергарде собственный обоз. Такое дискретное построение облегчает управление войском, позволяет организовать более четкое его обеспечение продовольствием и фуражом; кроме того, неприятельским разведчикам оказывается, трудно определить его точную численность (Стратегикон, I, 9, 2—3, 68). Существенное отличие рекомендаций Маврикия от советов его предшественников объясняется в первую очередь изменившимся к VI в. составом армии: в ней стали преобладать кавалерийские контингенты, тогда как в предшествующий период пехота по численности превосходила конницу.

В заключительную, XII книгу своего трактата Маврикий включил две главы, содержащие подробные указания по организации походного марша в условиях, когда неприятель находится в угрожающей близости. Эти главы особенно интересны еще и потому, что в качестве конкретного противника здесь названы славяне и анты (XII, 8, 19—20, 342—350) 9.

Особое место в организации марша военная теория уделяла преодолению водных преград. Глава XIX «Византийского Анонима», посвященная переправам через реки,— одна из наиболее оригинальных в трактате. {402}

Автор «Стратегикона» детально характеризует организацию обозной службы (XII, 8, 18, 1—2, 340—342). Новым словом в военной теории была высказанная Маврикием идея укрепления, состоящего из обозных повозок,— прообраз позднейшего западноевропейского вагенбурга; Маврикий именует его καραγός. Такое укрепление позволяет организовать круговую оборону от атакующего со всех сторон неприятеля. Внутри пространства, ограниченного повозками, могут укрыться конные подразделения и все вспомогательные части, пехота, расположенная по периметру вагенбурга, будет отражать нападение врага стрельбой из луков, пращей и баллист. Ближайшие подступы к вагенбургу укрепляются триболами, которые могут серьезно поранить ноги людям и лошадям (XII, 8, 18, 4, 342).

Греко-римская военная теория рассматривала в качестве нормы такую последовательность в развертывании военной кампании, когда походный марш и полевое сражение разделялись периодом лагерной стоянки. Укрепленный лагерь служил местом отдыха войска после завершения перехода; он являлся средством надежной защиты от вражеских нападений; наконец, он рассматривался в качестве оперативной базы на период предстоящих военных действий.

Наряду с традиционными высказываниями о лагерном устройстве Маврикий сформулировал несколько новых, подлинно новаторских идей, оказавшихся чрезвычайно плодотворными с точки зрения последующего развития. Если предшествующие военно-теоретические руководства рекомендовали располагать конницу всегда внутри лагеря, в его центре, то Маврикий советует выводить ее за лагерные пределы, пока нет непосредственной угрозы вражеского нападения (XII, 8, 22, 19, 360). Объяснение этой рекомендации следует искать в возросшей численности конницы во времена «Стратегикона» по сравнению с эпохой Полибия, Гигина или Вегеция. Если античная теория рассматривала ворота как потенциально слабый пункт в системе лагерных укреплений и потому требовала сокращать их количество до минимума, то Маврикий рекомендует оборудовать четверо главных ворот и множество калиток (XII, 8, 22, 2, 354—350). Тем самым он смело порывает со старой традицией, жертвуя формальными соображениями безопасности в пользу обеспечения лучших условий для нападения на противника — в конечном счете и эта рекомендация имеет своим основанием численный перевес конницы над пехотой и, следовательно, возросшую мобильность византийской армии времен Маврикия.

Дата добавления: 2015-05-09