Гражданско-правовое положение иностранцев в МЧП

Как уже указывалось выше, нормы МЧП не предназначены для регулирования общественных отношений властного характера. Применительно к физическим лицам это означает, что составной частью предмета МЧП являются, за редким исключением, только имущественные, личные неимущественные, трудовые, семейные и процессуальные отношения с участием индивидов, имеющие международный характер. Сущность и содержание последних в свою очередь во многом определяют общие принципы правового регулирования гражданской правоспособности и дееспособности иностранцев. Поэтому далее в работе основное внимание будет уделено анализу именно этой проблемы.

Правовая доктрина большинства стран, включая Российскую Федерацию, обычно определяет гражданскую правоспособность физического лица как его способность быть носителем гражданских прав и обязанностей, допускаемых объективным правом данной страны. Правоспособность присуща любому человеку как биосоциальному индивиду и не зависит от его умственных способностей или состояния здоровья. Она возникает с момента рождения конкретного физического лица и прекращается с его смертью или после объявления в установленном порядке данного человека умершим на основании презумпции безвестного отсутствия в течение определенного законом срока. При этом, как правило, процедура признания физических лиц безвестно отсутствующими или объявления их умершими подчиняется праву той страны, где рассматривается дело.

Важно подчеркнуть, что если раньше законодательством отдельных государств предусматривалась возможность лишения физического лица в судебном порядке всех его гражданских прав, т. е. предания его так называемой гражданской смерти, то в настоящее время принцип недопустимости отказа в признании определенного гражданско-правового статуса индивида получил нормативное воплощение не только на национальном, но и на международном уровне. «Каждый человек, где бы он ни находился, — подчеркивается в ст. 16 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г., — имеет право на признание его правосубъектности».

В свою очередь, под гражданской дееспособностью физического лица обычно понимается его способность своими действиями приобретать гражданские права и обязанности. Для того чтобы быть дееспособным, человек должен осознавать и правильно оценивать характер и значение совершаемых им действий, имеющих правовое значение. Поэтому это свойство индивида зависит, в отличие от правоспособности, от его умственного состояния.

В современном МЧП существует два основных способа установления права, подлежащего применению при определении правового положения иностранных физических лиц. Примером первого из них могут служить, в частности, положения Гражданского кодекса Армении 1998 г. В соответствии со ст. 1263 этого нормативного акта иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в Республике Армения гражданской правоспособностью наравне с армянскими гражданами. Это означает, что гражданская правоспособность иностранца в Армении в принципе определяется армянским законодательством, а не его личным законом. Поэтому в этой стране иностранец может стать обладателем тех прав, которых он не имел на своей родине. С другой стороны, в Армении могут не приниматься во внимание некоторые из гражданских прав иностранцев, предоставленных им отечественным законодательством. Что же касается гражданской дееспособности иностранного гражданина и лица без гражданства в Армении, то, как и в других государствах с аналогичной схемой установления права, подлежащего применению при определении правового положения физических лиц, она определяется его личным законом (ст. 1265 ГК Армении).

Существо другого подхода, который в последнее время получает все большее распространение, состоит в том, что при определении как гражданской правоспособности, так и гражданской дееспособности физического лица применяется его личный закон. Именно из этого принципа исходит, например, ст. 27 Кодекса Бустаманте, которая определяет, что «правоспособность и дееспособность физических лиц регулируется их личным законом, кроме случаев ограничения его применения, установленных настоящим Кодексом или местным правом». Подобные нормативные положения можно встретить сегодня в законодательстве многих иностранных государств. Так, например, в соответствии со ст. 25, 26 и 27 Гражданского кодекса Португалии 1966 г. личным законом индивида определяется не только его правоспособность и дееспособность, но и семейные и наследственные отношения, а также начало и прекращение его правосубъектности.

В соответствии с положениями ст. 1195, 1196 и 1197 ГК РФ при определении гражданской правоспособности и гражданской дееспособности иностранного физического лица в нашей стране также следует руководствоваться положениями его личного закона, которым считается право страны, гражданство которой данное физическое лицо имеет. Однако в этих же статьях содержится ряд специальных правил, ограничивающих применение данной генеральной нормы.

Первое из них предусматривает случаи, когда личный закон физического лица должен определяться не в соответствии с принципом lex patriae, а на основе других коллизионных привязок. В связи с этим п. 2—6 ст. 1195 ГК РФ устанавливают, что: а) если лицо наряду с российским гражданством имеет и иностранное гражданство, его личным законом является российское право; б) если иностранный гражданин имеет место жительства в Российской Федерации, его личным законом является российское право; в) при наличии у лица нескольких иностранных гражданств личным законом считается право страны, в которой это лицо имеет место жительства; г) личным законом лица без гражданства считается право страны, в которой это лицо имеет место жительства; д) личным законом беженца считается право страны, предоставившей ему убежище.

Второе правило оговаривает, что «иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в Российской Федерации гражданской правоспособностью наравне с российскими гражданами, кроме случаев, установленных законом» (ст. 1196 ГК РФ). Из этого следует, что по общему правилу объем возможного проявления гражданской правоспособности иностранцев в России, определенный на основе их личного закона, не должен отличаться от объема правоспособности российских граждан.

Третье правило касается дееспособности. В соответствии с п. 2 ст. 1197 ГК РФ «физическое лицо, не обладающее гражданской дееспособностью по своему личному закону, не вправе ссылаться на отсутствие у него дееспособности, если оно является дееспособным по месту совершения сделки, за исключением случаев, когда будет доказано, что другая сторона знала или заведомо должна была знать об отсутствии дееспособности». Другими словами, если, например, 19-летний гражданин США, являющийся недееспособным по американскому праву, заключил сделку с российским гражданином в России, то он не может впоследствии, по общему правилу, оспорить действительность такой сделки в российском суде на основании своей недееспособности, так как на момент совершения данной сделки он считался дееспособным по праву нашего государства. Следует также иметь в виду, что в соответствии с п. 3 ст. 1197 ГК РФ «признание в Российской Федерации физического лица недееспособным или ограниченно дееспособным подчиняется российскому праву».

В подавляющем большинстве государств мира, как и в Российской Федерации, гражданская дееспособность иностранного гражданина определяется на основании его личного закона (как правило, страны гражданства). Поэтому понятийные и содержательные характеристики института гражданской дееспособности, устанавливаемые законодательством зарубежных стран, имеют большое практическое значение для правоприменительной деятельности в области МЧП.

В настоящее время правовые акты практически всех государств мира определяют, что дееспособным в полном объеме гражданин становится с момента достижения им установленного в законе возраста совершеннолетия, который в различных странах определяется по-разному. Например, в России, Англии и Франции граждане признаются полностью дееспособными с 18 лет, в Германии — в день окончания 18-го года жизни, в Швейцарии и Японии в 20-летнем возрасте. В США в разных штатах совершеннолетие наступает в возрасте от 18 лет до 21 года.

Что касается несовершеннолетних лиц, то они могут быть либо полностью недееспособными, либо обладать ограниченной дееспособностью. Так, в частности, в ФРГ ребенок, не достигший семи лет, признается абсолютно недееспособным. В то же время в возрасте от 7 до 18 лет он вправе совершать сделки с согласия своего законного представителя или, в некоторых случаях, самостоятельно.

Во Франции несовершеннолетний считается недееспособным до достижения 18 лет. Его имуществом в этот период времени управляют родители или опекуны. Они также совершают сделки от его имени. Однако в определенных случаях несовершеннолетний вправе самостоятельно осуществлять акты гражданско-правового характера, получив предварительное согласие родителя или опекуна. По достижении несовершеннолетним французом 16-летнего возраста некоторые из совершаемых им сделок признаются действительными и при отсутствии такого согласия (заключение трудового договора, распоряжение своим заработком или вкладом в банке и др.). В Англии до достижения 18 лет физическое лицо считается несовершеннолетним, и его дееспособность ограничена независимо от возраста.

В ряде стран континентальной Европы по специальному решению суда несовершеннолетний может быть объявлен совершеннолетним. Указанная процедура получила в законодательстве соответствующих государств наименование «эмансипация». Однако, хотя эмансипация несовершеннолетнего и расширяет в значительной степени его дееспособность, она не влечет за собой в полной мере тех же правовых последствий, что и естественное достижение совершеннолетия. Правовое положение эмансипированного приближается к правовому положению совершеннолетнего, но полностью с ним не совпадает, поскольку законом установлен ряд ограничений в отношении возможности самостоятельного совершения сделок эмансипированным подростком[36]. В российском законодательстве институт эмансипации нашел закрепление в ст. 27 ГК РФ.

Договоры о правовой помощи, заключенные СССР и Россией с иностранными государствами, в большинстве своем подчиняют проблему определения дееспособности индивидов законодательству страны их гражданства. При этом действие принципа lex patriae, по общему правилу, не ограничивается, как в российском законодательстве, никакими специальными оговорками. Исключение в этом смысле составляет лишь небольшое число договоров, нормы которых предусматривают, что при совершении мелких бытовых сделок дееспособность лица определяется законодательством договаривающейся стороны, на территории которой была заключена сделка.

Определенные расхождения существуют также между законодательством РФ и договорами о правовой помощи в вопросах о процедуре лишения или ограничения дееспособности физических лиц. Компетентным в этой области соответствующие международные соглашения, как правило, признают закон страны гражданства, а не местонахождения индивида. Вместе с тем, если гражданин одной из договаривающихся сторон, в отношении которого имеются основания для признания его ограниченно дееспособным или недееспособным, проживает на территории другой договаривающейся стороны, договоры о правовой помощи допускают, с ведома и согласия учреждений страны гражданства такого физического лица, ведение подобных дел и судами по месту его жительства. Однако лишить человека дееспособности в данном случае можно только тогда, когда основание для лишения дееспособности предусмотрено законодательством обоих государств.

Поскольку международные договоры имеют преимущественную силу перед внутригосударственными правовыми актами в случае возникновения между ними противоречий, во всех указанных выше случаях на практике должны использоваться нормы договоров о правовой помощи, а не Гражданского кодекса Российской Федерации. Последние, таким образом, будут действовать в части, касающейся определения дееспособности иностранцев, лишь при отсутствии соответствующего международного договора между Россией и каким-либо иностранным государством или в случае непротиворечия положений Кодекса положениям соглашений о правовой помощи.

Тема 3. Правовой статус государства и юридических лиц в МЧП (2 час.)

Обычно различают два вида общественных отношений, в которых участвуют государства: а) между государствами, между государствами и ММПО (регулируются международным публичным правом); б) отношения, в которых государство выступает в качестве только одной стороны правоотношения, а второй являются иностранные юридические лица, международные хозяйственные организации или физические лица (регулируются МЧП).

Отношения второго типа возникают, в частности, в тех случаях, когда государства: 1) осуществляют выпуск займов и облигаций, продаваемых иностранцам; 2) заключают концессионные соглашения и торговые сделки; 3) вступают в арендные отношения с иностранным участием; 4) выступают в качестве наследника выморочного имущества; 5) предоставляют гарантии по внешнеторговым сделкам и т. д.

Во всех приведенных примерах государство следует рассматривать в качестве особого субъекта права, а не отождествлять его, как предлагают некоторые исследователи, с юридическим лицом. Такая точка зрения встречается, в частности, у сторонников теории «расщепления» государства на два лица в зависимости от того, в какого рода отношениях оно участвует. В соответствии с этой концепцией государство, действующее в силу и на основании своего суверенитета, будет представлять собой «субъект властвования». В то же время если государство вступает в отношения невластного характера (например, совершает гражданско-правовую сделку), то оно должно идентифицироваться как юридическое лицо.

С данной позицией вряд ли можно согласиться по следующим соображениям. Во-первых, государство во всех случаях едино и его суверенитет неотъемлем от него. Поэтому, даже осуществляя экономическую деятельность в гражданском обороте, государство будет выступать не в качестве частного лица, а в качестве субъекта — носителя государственной власти. Во-вторых, государство при помощи национального права самостоятельно устанавливает содержание категории «юридическое лицо». Кто же в таком случае сможет определить подобный статус для самого государства, если в мире, за редким исключением, не существует надгосударственной юрисдикции? В-третьих, заключая международную сделку гражданско-правового характера, государство действует не в интересах личной выгоды частных лиц, а в государственных интересах, в интересах всего общества. Поэтому уподоблять его действия действиям коммерческих предприятий и организаций вряд ли правомерно.

Возможность участия государства в отношениях гражданско-правового характера прямо предусмотрена российским законодательством. Так, в соответствии с п. 1 ст. 124 ГК РФ Российская Федерация и ее субъекты, а также муниципальные образования «выступают в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, на равных началах с иными участниками этих отношений — гражданами и юридическими лицами». К ним, в соответствии с п. 2 указанной статьи, «применяются нормы, определяющие участие юридических лиц в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, если иное не вытекает из закона или особенностей данных субъектов». Точно так же, согласно ст. 1204 ГК РФ, к отношениям с участием государства, если иное не установлено законом, применяются коллизионные нормы, содержащиеся в разд. VI «Международное частное право» третьей части ГК РФ.

Что касается конкретных направлений внешнеэкономической деятельности Российского государства и его субъектов, то эти вопросы регулируются, в частности, гл. 2 и 3 Федерального закона «Об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности» от 8 декабря 2003 г. Их положениями допускается заключение внешнеторговых контрактов с иностранными юридическими лицами как на уровне самой Российской Федерации, так и на уровне ее субъектов.

Внешнеэкономическую сделку следует рассматривать как сделку, заключенную непосредственно Российской Федерацией, в тех случаях, когда с российской стороны ее участниками выступают компетентные государственные органы федерального уровня или торговые представительства Российского государства за границей. Последние в соответствии с п. 1 ст. 50 Закона об основах государственного регулирования внешнеторговой деятельности наряду с дипломатическими и консульскими учреждениями России обеспечивают ее внешнеэкономические интересы. Торговые представительства нашей страны создаются на основе международных договоров РФ, а решения, связанные с их учреждением, принимаются Правительством РФ.

Государство может быть наследником имущества по закону и по завещанию. Так, например, в соответствии со ст. 1151 ГК РФ в случае, если отсутствуют наследники как по закону, так и по завещанию, либо никто из наследников не имеет права наследовать или все наследники отстранены от наследования, либо никто из наследников не принял наследства, либо все наследники отказались от наследства и при этом никто из них не указал, что отказывается в пользу другого наследника, имущество умершего считается выморочным и переходит в порядке наследования по закону в собственность Российской Федерации.

Одним из неотъемлемых свойств государства как субъекта МЧП, вытекающих из присущего ему качества суверенитета и принципа суверенного равенства государств, является государственный иммунитет. Его сущность достаточно четко сформулировал в свое время один из патриархов современного международного права Л. Оппенгейм: «Ни одно государство не может претендовать на осуществление своей юрисдикции над другими. Поэтому, хотя государства имеют право искать в иностранных судах, к ним, как правило, не могут быть предъявлены иски, если только эти государства по собственной воле не подчиняются юрисдикции означенных судов»[37].

В основе иммунитета государства лежит принцип par in parem non habet imperium (равный не имеет власти над равным). Государственный иммунитет охватывает все стадии судебного процесса, начиная от предъявления иска и заканчивая исполнением судебного решения. В рамках понятия «иммунитет государства» можно выделить несколько его разновидностей: судебный иммунитет, иммунитет от предварительного обеспечения и иммунитет от принудительного исполнения судебного решения.

Судебный иммунитет означает неподсудность одного государства судам другого (par in parem non habet jurisdictionem). Его смысл состоит в том, что, по общему правилу, государство не может выступать в качестве ответчика в судебных органах другого государства. Такая ситуация возможна лишь при наличии явно выраженного согласия государства, сделанного его компетентным органом в форме, предусмотренной соответствующим национальным нормативным правовым актом. При этом не имеет значения, в связи с чем и по какому поводу государство собираются привлечь к суду.

Иммунитет от предварительного обеспечения иска предполагает, что без согласия государства недопустимо принятие принудительных мер в отношении его имущества в целях обеспечения иска.

Иммунитет от принудительного исполнения судебного решения означает, что без согласия государства нельзя осуществить вынесенное против него решение, т. е. недопустимо наложение ареста на принадлежащее государству имущество, проведение его публичной продажи и других принудительных мер, которые могут быть предусмотрены иностранным законом. Иммунитет от принудительного исполнения решения суда тесно связан с судебным иммунитетом государства. Поэтому даже если орган, рассматривающий спор, отвергнет судебный иммунитет или соответствующее государство само откажется от него, истец, в пользу которого будет вынесено решение, все равно столкнется с действием иммунитета от принудительного исполнения иска.

Как подчеркивается, например, в п. 4 ст. 32 Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г., «отказ от иммунитета от юрисдикции в отношении гражданского или административного дела не означает отказа от иммунитета в отношении исполнения решения, для чего требуется особый отказ».

В тесной связи с охарактеризованными выше видами иммунитета находится иммунитет собственности государства. Он предполагает, что в отношении собственности одного государства не могут быть применены меры административного и иного насильственного характера со стороны другого. Заявление же государства о принадлежности ему соответствующего имущества не подлежит рассмотрению в любых органах другого государства и не может быть оспорено. Вместе с тем иммунитет собственности государства — категория более общего характера, чем рассмотренные выше, так как не всегда вопрос об иммунитете имущества государства возникает в связи с рассмотрением какого-либо иска в суде.

Принадлежащий государству иммунитет распространяется на действия его органов, которые могут представлять государство вовне, и на имущество, непосредственно закрепленное за государством. В то же время, иммунитет не носит императивного характера и государство всегда может от него отказаться. Такой отказ обычно фиксируется в международных договорах или арбитражных соглашениях, заявлениях в суде или письменных сообщениях в рамках конкретного судебного разбирательства и распространяется на определенного рода деятельность или на определенные субъекты. (-) Как указывается, например, в ст. 23 Федерального закона «О соглашениях о разделе продукции» от 30 декабря 1995 г.: «В соглашениях, заключаемых с иностранными гражданами и иностранными юридическими лицами, может быть предусмотрен в соответствии с законодательством РФ отказ государства от судебного иммунитета, иммунитета в отношении предварительного обеспечения иска и исполнения судебного и (или) арбитражного решения».

Во всех случаях возможность отказа государства от иммунитета только подтверждает его наличие и не может толковаться расширительно. Так, например, если Россия выражает согласие на подчинение ее торгпредства в Германии юрисдикции судов этой страны, то такое согласие будет касаться только правоотношений, связанных с торговыми сделками, заключенными этим органом в соответствующем государстве. Согласие государства на применение законодательства другого государства также не должно пониматься как согласие на осуществление над ним юрисдикции судами этого другого государства.

Кроме того, необходимо иметь в виду, что пределы согласия государства на принудительные меры в отношении его собственности ограничены некоторыми ее видами, которые не могут стать объектом санкций даже с согласия государства собственника (например, природные ресурсы).

Принцип иммунитета государства в международных отношениях невластного характера нашел закрепление в нормах многих международных договоров и в национальном законодательстве достаточно большого количества государств мира, его действие подтверждается судебной практикой и обосновывается правовой доктриной. Специальные законы об иммунитете государства были приняты в Великобритании (1978 г.), США (1976 г.), Канаде (1982 г.), Австралии (1984 г.), Пакистане (1981 г.), Сингапуре (1979 г.), ЮАР (1981 г.) и в некоторых других странах[38].

В российском законодательстве норма о государственном иммунитете закреплена, в частности, в п. 1 ст. 401 ГПК РФ 2002 г. Из его концепции исходит и ст. 251 АПК РФ, которая устанавливает, что «иностранное государство, выступающее в качестве носителя власти, обладает судебным иммунитетом по отношению к предъявленному к нему иску в арбитражном суде Российской Федерации, привлечению его к участию в деле в качестве третьего лица, наложению ареста на имущество, принадлежащее иностранному государству и находящееся на территории Российской Федерации, и принятию по отношению к нему судом мер по обеспечению иска и имущественных интересов. Обращение взыскания на это имущество в порядке принудительного исполнения судебного акта арбитражного суда допускается только с согласия компетентных органов соответствующего государства, если иное не предусмотрено международным договором Российской Федерации или федеральным законом... Отказ от судебного иммунитета должен быть произведен в порядке, предусмотренном законом иностранного государства...». Вместе с тем нетрудно заметить, что в соответствии со ст. 251 АПК РФ судебным иммунитетом в арбитражных судах Российской Федерации будет обладать только то государство, которое «выступает в качестве носителя власти», что несколько ограничивает действие в нашей стране указанной концепции.

Международные организации подлежат юрисдикции судов в Российской Федерации по гражданским делам в пределах, определенных международными договорами РФ и федеральными законами. Что касается дипломатических работников иностранных государств и некоторых других лиц, имеющих особый статус, то пределы распространения гражданской юрисдикции российских судов на эти субъекты определяются не только положениями договоров РФ, но и общепризнанными принципами и нормами международного права (п. 2 и 3 ст. 401 ГПК РФ).

Одним из важнейших нормативных актов российской правовой системы, определяющим особенности участия государства в международных отношениях невластного характера, должен стать закон Российской Федерации об иммунитете государства и его собственности. В нашей стране этот нормативный акт до сих пор не принят, хотя необходимость его разработки прямо предусматривается в ст. 127 ГК РФ.

В международно-правовых документах положение об иммунитете государства закреплено, в частности, в ст. 96 Конвенции ООН по морскому праву 1982 г.: «Суда, принадлежащие государству или эксплуатируемые им и состоящие только на некоммерческой государственной службе, пользуются в открытом море полным иммунитетом от юрисдикции какого бы то ни было государства, кроме государства флага». О государственном иммунитете говорится также в ст. 31 и 38 Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 г. и в некоторых других международных соглашениях.

Однако наиболее важным документом в этой сфере призвана стать Конвенция ООН о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности, принятая Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций 16 декабря 2004 г. В соответствии со ст. 5 этого документа «государство пользуется иммунитетом, в отношении себя и своей собственности, от юрисдикции судов другого государства с учетом положений настоящей Конвенции». При этом п. 1 ст. 2 Конвенции устанавливает, что термин «государство» для ее целей означает: 1) государство и его различные органы управления; 2) составные части федеративного государства или политические подразделения государства, которые правомочны совершать действия в осуществление суверенной власти и действуют в этом качестве; 3) учреждения или институции государства либо другие образования в той мере, в какой они правомочны совершать и фактически совершают действия в осуществление суверенной власти государства; 4) представителей государства, действующих в этом качестве.

Нельзя сказать, что охарактеризованная выше концепция абсолютного государственного иммунитета однозначно и полностью признается всеми странами мира. Еще в начале XX в. после образования СССР и постепенного последующего расширения государственного сектора национальных экономик во многих других государствах в доктрине, национальном законодательстве и судебной практике усилились тенденции, направленные на ограничение иммунитета государства. В настоящее время они воплотились в теории функционального (ограниченного, относительного) иммунитета. В соответствии с ней государство обладает иммунитетом только в том случае, когда оно совершает действия, служащие проявлением государственной или публичной власти (jure imperii). Когда же государство осуществляет функции внешнеэкономического, внешнеторгового характера (jure gestionis), оно не обладает иммунитетом и должно рассматриваться как частное лицо.

Идеи функционального иммунитета были впервые выдвинуты в решениях судебных органов некоторых западноевропейских стран на рубеже ХIX и XX столетий. В этот период итальянская и бельгийская судебная практика начали претворять в жизнь концепцию, согласно которой иностранное государство в процессе осуществления им деяний невластного характера может, наравне с частными лицами, быть подсудно национальным судам. Со временем эта точка зрения стала разделяться многими другими судебными органами государств европейского континента. Позднее она нашла практическое воплощение в национальном законодательстве соответствующих стран и в таком известном международно-правовом документе, как Европейская конвенция об иммунитете государств от 16 мая 1972 г.

В соответствии с общим принципом, закрепленным в ст. 15 этой Конвенции, государство-участник пользуется иммунитетом от юрисдикции судов другого государства-участника. Исключения из этого правила касаются тех случаев, когда, в частности: государство само отказывается от иммунитета; первым предъявляет иск; спор возникает по трудовому контракту, по вопросам недвижимости, по требованиям о возмещении ущерба, по вопросам охраны промышленной собственности или в связи с деятельностью jure gestionis, осуществляемой бюро или агентством государства в стране суда. Таким образом, согласно Конвенции иммунитет за государством не признается не только применительно к его коммерческим операциям, но и при осуществлении им любой деятельности частноправового характера. Европейская конвенция лишает любой субъект, иной чем иностранное государство, права требовать судебного иммунитета, а ее ст. 28 определяет также, что субъекты федеративного государства не пользуются иммунитетом, т.е. закрепляет другое правило, чем Конвенция ООН от 16 декабря 2004 г.

Для сравнения отметим, что в последней перечисляются следующие случаи, когда государство не может ссылаться на иммунитет от юрисдикции в суде другого государства: 1) при участии государства в судебном разбирательстве (ст. 8) (это правило распространяется и на случаи подачи другой стороной встречного иска (ст. 9) и заключении арбиражного соглашения (ст. 17); 2) при рассмотрении споров, вытекающих из коммерческих сделок (за исключением случаев, когда такие сделки заключаются между государствами или стороны договорились об ином) (ст. 10); 3) при рассмотрении трудовых споров (ст. 11); 4) при рассмотрении дел о причинении ущерба личности или нанесении ущерба имуществу, которое предположительно может быть присвоено государству (ст. 12); 5) при рассмотрении некоторых категорий дел о владении, пользовании, распоряжении имуществом и в сфере интеллектуальной собственности (ст. 13, 14); 6) при рассмотрении дел, касающихся участия государства в компании или ином объединении на территории государства суда (ст. 15); 7) при рассмотрении дел, касающихся принадлежащих государству или эксплуатируемых им судов, если они не используются для государственных некоммерческих целей (ст. 16).

Что касается отношения отдельных государств к проблеме иммунитета, то их в настоящее время можно, с большой степенью условности, разбить на две большие группы. К первой относятся государства, исповедующие теорию функционального иммунитета (Австрия, Швейцария, Бельгия, Италия, Греция, США, Канада, Пакистан, Сингапур, ЮАР и др.), ко второй — страны, выступающие за абсолютный государственный иммунитет (Япония, Китай, Бразилия, (-) Португалия).

Среди национальных законодательных актов государств-сторонников теории функционального иммунитета особую известность получил Закон об иммунитете иностранных государств, который был принят в 1976 г. в США. Его положения являются достаточно типичными для нормативных правовых актов такого рода.

Общий принцип данного Закона состоит в том, что иностранное государство обладает иммунитетом в судах США и штатов. При этом под иностранным государством понимаются не только его политические подразделения и агентства, но и самостоятельные юридические лица, большинство акций или другого участия в которых являются собственностью иностранного государства или его политического подразделения (ст. 1603).

В то же время в соответствии со ст. 1605 (а) рассматриваемого Закона иммунитет за иностранным государством не признается, в частности: 1) когда основанием для иска служит коммерческая деятельность, осуществляемая иностранным государством в США; 2) когда основанием для иска служит действие, совершенное за пределами США в связи с коммерческой деятельностью иностранного государства, если это действие имеет прямые последствия для США. Иммунитет также не распространяется на имущество иностранного государства, которое используется им для коммерческой деятельности и находится в США. При этом, в соответствии со ст. 1603 (d) Закона, коммерческая деятельность определяется как «регулярное осуществление коммерческих операций либо определенной коммерческой сделки или действия. Коммерческий характер деятельности устанавливается посредством ссылки на характер регулярно совершаемых коммерческих операций либо определенной сделки или действия, а не посредством ссылки на ее цель».

Из этого же принципа исходит и п. 2 ст. 3 Конвенция ООН о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности 2004 г. за исключением случаев, когда стороны сделки или контракта договорились об обратном или если, согласно практике государства, эта цель имеет отношение к определению некоммерческого характера данной сделки или контракта.

Несмотря на значительное распространение теории функционального иммунитета в современном мире, она обладает рядом серьезных недостатков. Одним из них является невозможность четкого разграничения государственных актов jure imperii и актов jure gestionis. Для решения этой проблемы предлагалось, в частности, использовать следующую формулу: если действие, предпринимаемое государством, может быть совершено также и физическим лицом, то речь в данном случае идет о деятельности jure gestionis. Однако при своем практическом применении этот критерий оказался во многом несостоятельным. Выяснилось, что во многих случаях деятельность государства нельзя определить как исключительно торговую или как исключительно правительственную. Особенно это касается тех ситуаций, когда оно имеет в одном и том же деле как коммерческие, так и суверенные интересы.

Другой существенный порок концепции функционального иммунитета состоит в том, что национальные суды, решая вопрос об отнесении действий государства к числу актов jure gestionis, принимают во внимание, как правило, собственное законодательство, используя принцип lex fori. (-)

Наличие двух групп государств, отстаивающих различные точки зрения на вопрос о содержании юрисдикционных иммунитетов государства, порождает серьезную проблему в том случае, если государство, принадлежащее к первой группе, выступает в качестве ответчика в суде государства, относящегося ко второй. В подобных ситуациях, при отсутствии универсальной международной конвенции по этому вопросу, главенствующее значение будут иметь национальное законодательство и судебная практика страны суда.

При этом было бы заведомо неправильным предполагать, что иски в отношении государства в судах стран, придерживающихся концепции функционального иммунитета, будут приниматься к производству только в тех случаях, когда в качестве ответчиков в них будут также выступать страны — сторонницы указанной теории. Поэтому при вступлении государства в международные отношения невластного характера решающее значение приобретает тщательная проработка вопросов порядка рассмотрения споров и определения применимого права.

C другой стороны, необходимо отметить, что особое положение государства как участника международных экономических отношений обуславливает тот факт, что при заключении им контрактов с инофирмами, в таких документах, в качестве применимого права, как правило, указывается право этого самого государства. Однако данная практика не является общепризнанной и не носит императивного характера.

Дата добавления: 2015-05-31