Город – 2 24 страница

– Их можно называть мирами, но все они находятся не в космосе, не далеко от нас, а совсем близко. Так, что взаимодействуют друг с другом. Но мы этого не видим. Это уже совсем другой уровень знаний, не доступный тем, кто есть мы.

– А Комиссии доступный?

– Конечно, доступный. Иначе, как бы они создали совершенно новое место? И еще – ты всегда видела странности этого места, но никогда не задавалась вопросами – никто не задавался, потому что так надо, и, тем не менее, ты видела, что на Уровнях никто не стареет и не рождается. Здесь нет времени. Люди приходят сюда с разных мест, но никто точно не знает, как и где они жили до этого.

Теперь я чувствовала себя озадаченной.

– Да, я почему‑то не задумывалась, но ведь здесь действительно никто не стареет. Хотя время есть. Есть часы, которые мы носим на руках, есть дни, есть месяцы…. Халк, так что получается? До этого я жила где‑то еще? И Янка где‑то жила? И ты?

– Да, Шерин. Мы все где‑то жили.

– Но я не помню свой дом… мир…. Почему‑то мне казалось, что я всегда жила «здесь».

– Всем так кажется. Но ведь ты же не помнишь, что родилась здесь?

Я покачала головой.

– Нет.

– Потому что ты пришла сюда из другого места. Из того, где ты по‑настоящему родилась.

– А как я пришла сюда, Халк?

– Не знаю, малыш. Сюда все приходят по‑разному. Только Комиссия знает как.

Удивленная услышанным, я все еще пыталась выстроить логическую схему.

– А зачем я согласилась сюда прийти? Мне было плохо так, где я была до этого?

– Не знаю. Может быть. А может быть, ты просто хотела перемен. Так или иначе, нам всем давали выбор, и мы все добровольно переступали порог. В этом я уверен.

Меня что‑то кольнуло.

– А ты, Халк? Ты помнишь, откуда пришел сам?

Он помолчал. Затянулся и выпустил облако дыма, потом ответил.

– Нет. Я не помню. Да и не хочу, если честно. Если уж что‑то толкнуло сказать меня «да», значит, на то были причины. А если они были, значит, я поступил правильно. В любом случае, я не жалею о своей жизни здесь. Не в Тали, конечно, а вообще…..

Пришла моя очередь помолчать, поразмыслить об услышанном. Картинка, которая выстроилась в моем сознании, была довольно странной, но завораживающей. Значит, мы все – все, кто живет в Городах, когда‑то жили в других местах, до тех пор, пока Комиссия не предложила каждому из нас право переселиться. Где‑то жил Грег, Табита, Янка…. Что же это мог быть за мир, который породил Халка? Красивый или суровый? Откуда пришел Алекс? Или Элмер? Ведь откуда‑то пришел каждый прохожий, лица которых я видела на улицах….

– Халк, а я могла бы вспомнить, как жила до этого?

– А ты этого хочешь?

Я задумчиво накручивала локон на палец.

– Не знаю. Не то, что бы хочу…. Интересно и боязно. А вдруг, я захочу назад? Или вспомню что‑нибудь страшное?

– Всякое может быть. Но, боюсь, я должен тебя разочаровать. Эту заслонку с тебя я снимать не буду. Иначе Комиссия действительно может вмешаться, и я почти уверен, что они появятся, если я только попробую коснуться твоей прошлой памяти.

– Ну, тогда и не надо. – Легко отмахнулась я. – Где бы я там ни жила, какая теперь разница, все равно я ничего не помню. А здесь у меня есть ты.

Я знала, что Халк улыбается. Как будто даже воздух вокруг потеплел.

– Не жалеешь, что спросила обо всем этом?

– Жалею? Нет. Удивительно, конечно, знать, что мы живем в таком странном месте, о котором так мало знаем. А, с другой стороны, может так даже и интересней. А поводу того, что когда‑то я была другой и жила в другом месте – да, это удивляет и немножко шокирует, но если подумать, я действительно не хочу назад. Пусть прошлое остается в прошлом. Меня больше интересует, как все устроено здесь. И кто, все же, эти люди, которые работают и Комиссии и как….

– Ненасытная ты до знаний! – Усмехнулся Халк. Потом его одежда зашуршала, он поднялся со стула. – Но на твои вопросы я буду уже отвечать в следующий раз. – Моя сигара дотлела, виски закончился, и мне всерьез хочется почувствовать тебя гораздо ближе, чем через стол.

Его теплая ладонь сжала мои пальцы.

– Ну, что? Пойдем?

Едва сдержав чувственную дрожь, которая проходила по моему позвоночнику всякий раз, когда этот мужчина до меня дотрагивался, я позволила себе на время забывать обо всех вопросах, и поднялась с места.

Сильный, крепкий, заботливый «он», пахнущий виски, теплый южный ветер, пропитанный ароматом трав, ночь – теплая и ласковая – что может быть лучше всего этого? Где бы ни находились все эти Уровни и Города, кем бы ни были те дяди в серебристой форме – но они позволили мне быть здесь, наслаждаться жизнью, прочувствовать моменты истинного счастья. А посему плевать, что загадок больше, чем разгадок, плевать, что ответы на многие вопросы я так никогда и не смогу найти, но эти люди сделали мое счастье с тем, кто находился рядом со мной, возможным. И именно это было для меня всем.

И именно за это я была им благодарна. А остальное подождет.

Прошло два дня, в течение которых я часто думала о том, что рассказал Халк.

Кем я была до этого? Где жила? Почему решилась прийти туда, где сейчас жила? Но так как память не была особа услужлива (спасибо Комиссии), я бросила эти тщетные попытки и занялась другими делами. Тем более что зрение, наконец‑то, в полном объеме вернулось ко мне.

Теперь я смотрела на все как‑то иначе. С любовью, что ли…. Красные горы казались живописными, поля ласково колосились зеленой травой, все казалось странно ярким и непривычно живым, как никогда до этого. В какой‑то мере потеря зрения оказалась подарком, который позволил вновь, будто с нуля, оценить красоту мира.

В те промежутки времени, когда я не задавалась вопросами о своем прошлом, я беспрестанно думала о другом – о том, как помочь Халку.

Становилось все более очевидным, что невозможно будет жить на ранчо всю оставшуюся жизнь. Никакого «долго и счастливо» в этом месте быть не могло. Я просто физически не могла представить месяцы и годы в качестве «жены» фермера. И не потому что я была особенно требовательной, само только наличие Халка рядом являлось для меня девяносто‑девяти процентной гарантией счастья, но вот представить, что сам Халк – тренированный боец и в прошлом киллер – согласиться провести здесь еще хотя бы пару десятков лет, было сложно.

Как я поняла, сам Халк находился в затруднительном положении, и повлиять на ситуацию, находясь в Тали, практически не мог, а, значит, оставалась только я, которая должна была придумать, как помочь нам обоим оказаться на свободе.

Но гениальные идеи не давались легко, и сколько бы я ни мучила различными схемами мозг, все как‑то не удавалось найти ту, которая бы позволяла увидеть не то, что дверь на свободу, а хотя бы свет вдалеке. Но дорогу, как говорится, может осилить только идущий, поэтому я не сдавалась и продолжала размышлять.

Другим интересным моментом стало то, что из моей жизни исчезли какие‑либо обязанности. Совсем. Если раньше я мела полы, драила двор, возила еду или переводила книгу, то теперь никто и ничего от меня не требовал. Я могла заниматься переводом, только если этого хотела, а мыть и скрести вообще ничего не приходилось. В последний раз я дотрагивалась до мыльной пены только когда помогла Табите ополаскивать тарелки после обеда. Так что жизнь стала непривычно легкой, и я все еще не могла решить, хорошо это или плохо. И чтобы не чувствовать себя полной лентяйкой, я заставляла себя садиться за книгу и толстый словарь Туэрского, в надежде, что это информация окажется кому‑нибудь полезной. Если и не Халку (потому что во мне все крепла уверенность, что не долго он пробудет в Тали), то, может быть, следующему владельцу ранчо, кем бы ни была его грешная душа.

И, возможно, ситуация бы так и продолжала оставаться неясной, вынуждая меня изнывать от бессилия и бездействия, если бы не одно событие, положившее не то конец текущему положению вещей, не то начало новой эре. По‑крайней мере в то утро это было крайне сложно определить. Одно оставалась предельно ясным – после него все закрутилось совсем по‑другому и очень быстро.

А произошло вот что.

Снова кого‑то избивали. Я услышала далекие крики охранников, после того, как закончила с переводом и отправилась во внутренний двор, чтобы найти на складе зонт от солнца, который бы можно было установить на нашем балконе. Но, не дойдя до коморки, я застыла и прислушалась.

Точно. Снова кого‑то били. Ошибки быть не могло – у кромки полей издевательски и зло кричали охранники, и я бросилась в направлении голосов, еще не зная, что именно собираюсь предпринять.

Сердце снова колотилось быстро и глухо, глаза застлала пелена ярости и страха, вернулось ощущение противного опустошающего бессилия.

Ну, почему? Почему они снова это делают? Ведь злобного Грега отослали с ранчо, неужели нашелся кто‑то подобный ему, кому доставляло удовольствие доводить заключенных до предела? И почему Халк смотрел на это все сквозь пальцы?

Стояла невыносимая жара. К тому времени, когда я добежала до поля и застыла у кукурузы, сгрудившиеся вокруг какого‑то бедолаги охранники уже не кричали. Действо была кончено. Тот, кого избили, уже лежал на земле без движения. Я смотрела на него, чувствуя во рту противный привкус горечи – длинное нескладное тело, сплошь покрытое ссадинами и кровоподтеками. Обнаженная спина с выступающими ребрами, несколько старых шрамов от хлыстов, редкие песочного цвета волосы….

Вокруг меня противно жужжали мухи, а я, оцепенев от шока, все еще стояла и смотрела на его волосы. Было с них что‑то знакомое. Такой запоминающийся оттенок. Неужели?…. Нет, только не это…. Пусть это будет не он….

И да, будто услышав мою мысленную просьбу о том, чтобы увидеть лицо лежащего на земле мужчины, один из охранников, грубо пихнул неподвижное тело ногой, от чего оно перекатилось на спину, после чего стало очевидным…. Да. Это был Тед.

– Мертв. – Почти довольно подтвердил охранник, и отошел от тела, закурив сигарету.

Нет, не надо! Я в ужасе смотрела на знакомый профиль, теперь неподвижный и бледный, с налипшим на щеках песком. Это действительно был Тед.

Тот самый Тед, что стоял рядом со мной на облупившейся мокрой автобусной станции, что угощал меня глянцевым яблоком и бесконечно рассказывал о садовых посадках, тот самый, что надеялся, что ему дадут клочок земли, на котором он посадит деревья, тот самый, что так надрывно кашлял, когда принес назад и вернул украденные Янкой камни.

Он был единственным человеком на всем ранчо, которого как‑то негласно внутри я определила «другом», и теперь его тело лежало на земле, покрытое кровью, песком и пылью, а я уже ничего, ничего не могла сделать.

Был Тед. Теперь нет Теда.

Не удержавшись на ногах, я медленно опустилась в траву, и зажала рот руками, боясь зарыдать в голос.

Внутри стало мучительно больно, хотелось закричать, завизжать, броситься и разорвать кого‑нибудь, но я лишь сидела и едва заметно покачивалась из стороны в сторону, не замечая, как слезы, капая с подбородка, пропитывают новенькую майку.

Небо! Почему Тед? Почему нужно было забивать до смерти? Ведь он и так болел….. Почему рядом не было Халка? Почему в такие моменты Халк никогда не оказывается рядом?

Зажимая вырывающиеся наружу рыдания, я смотрела на бегущие по небу белесые облака. Шумела трава. Слышались вдалеке голоса других работников. Для кого‑то продолжался обычный, ничем не отличающийся от других день. Для кого‑то день перестал существовать вовсе.

И я не знаю, сколько бы я просидела в траве, если бы охранники не пронесли мимо меня деревянные носилки, с накинутым поверх одеялом, из‑под которого безжизненно свешивалась рука.

Охранники прошеркали мимо, после чего все стихло. Снова зазвенели цикады.

А меня сквозь пелену отчаяния посетила странная мысль. А что если он не мертв? Что, если охранники ошиблись, и Теду все еще можно помочь? Глупая надежда, бессмысленная, но все‑таки. Вдруг, даже после таких повреждений, он сможет выжить, если вовремя что‑нибудь сделать?

Что именно сделать, я себе представляла слабо, но все же высунула голову из травы, чтобы проследить, в каком направлении унесли Теда. Высокие стебли уже скрыли от глаз проследовавшую группу, поэтому я быстро поднялась на ноги и побежала в том направлении, где недавно скрылись охранники.

Обогнув край поля, я снова увидела их и носилки, следующих по дороге, ведущей к постройкам. Как я и предполагала, конечным пунктом назначения стал изолятор, куда и отправилась укрытая одеялом ноша.

Я стояла, словно собака, застывшая с носом по ветру, пристально вглядываясь в белое здание и ожидая момента, когда можно будет подобраться ближе.

Носилки скрылись в дверях. Какое‑то время ничего не происходило. Через пару минут мужчины вышли на крыльцо, постояли какое‑то время и, наконец, разошлись.

Вытерев стекающий с висков пот, я по огибающей дуге, чтобы разминуться с охраной, снова устремилась к изолятору. Там ведь должен быть этот старик‑доктор, словно стервятник, наблюдающий за своим гнездом. Надеяться на то, что его внутри не окажется, было глупо. Я уже давно заметила, что старик очень редко покидает насиженное место.

Что я ему скажу? Как заставлю пропустить меня к Теду?

Все эти мысли вереницей мелькали в голове, опережая разве что мелькающие по пыльной дороге кроссовки. Да, какая разница, что я ему скажу! Каким‑то образом, я сделаю так, чтобы он позволил мне увидеть человека, ставшего мне другом. Даже если придется силой убрать старикана с дороги. Хорошо бы, если бы вместо него, госпиталем правил кто‑нибудь добрый и милый, кто мог бы помочь мне обследовать пострадавшего, а не препятствовать входу, но такой надежды, к сожалению, не было. Слишком хорошо я знала это место.

Рассказать бы обо всем Халку! Попросить бы его помочь. Ведь он, наверняка, гораздо лучше меня сумел бы оценить повреждения….. Но вот как‑то каждый раз при мысли о том, что Халк позволял всему этому происходить на ранчо, в моей груди вставал ком и снова появлялся желчный привкус во рту. А в таком настроении лучше бы отложить разговор на потом.

Терзаемая противоречивыми эмоциями, но все же настроенная более чем решительно, я, наконец, предстала перед белой дверью изолятора. Глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. Аккуратно постучала. Подождала. Ответа не последовало.

Подождав с полминуты, я постучала снова.

И снова никто не отозвался. Это показалось немного странным. Где же доктор? Ведь только что принесли пострадавшего. Он должен быть где‑то рядом. А, может быть…. Неприятная мысль кольнула мозг. Может быть, он в морге? Но я не узнаю, пока не войду.

Попереминавшись с ноги на ногу, я осторожно нажала на ручку двери и вошла в пахнущую медикаментами «приемную».

Взгляд тут же наткнулся на белые занавески на окнах, стол с какими‑то бумагами, кушетку, шкаф с пузырьками и висящие в углу халаты. И никого. Приемная к моему облегчению или разочарованию, оказалась совершенно пустой. Стул, отодвинутый от стола, одиноко поблескивал металлической спинкой.

Кроме тикающих на стене часов, было совершенно тихо. Чтобы не задерживаться на пороге и не привлекать ненужного внимания, я осторожно проскользнула внутрь и прикрыла за собой дверь. Сделала несколько шагов вглубь помещения. Запах медикаментов стал, казалось, еще сильней.

Где же доктор? И где Тед?

Продолжая прислушиваться (показалось или нет, что где‑то глухо звучали мужские голоса?), я оглядела комнату – две двери вели из приемной в противоположных направлениях. Одна оказалась процедурной – светлой, но тесной комнатушкой, с кушеткой и занавеской, позволяющей пациентам переодеться, а второй коридор я еще не успела проверить.

Мелькнула мысль, что где‑то здесь должна находиться и Янка. Но я отбросила ее. Не время проведывать Янку, нужно определить, куда отнесли Теда.

Проходя мимо стола, чтобы узнать, куда ведет второй дверной проем, я случайно бросила взгляд на лежащую сверху бумагу и застыла, как вкопанная.

«Свидетельство о смерти» – гласила первая строчка листа. Взяв документ трясущимися руками, я принялась быстро его читать.

«Я – доктор… такой‑то…. уведомляю, что зарегистрировал смерть заключенного Тадеуса Ранжевского в четырнадцать часов… такого‑то дня….»

Моей первой реакцией стало желание взвыть от отчаяния! Значит, Тед мертв! Значит, уже нечего проверять или пытаться ему помочь. Но не успела поддаться черной волне, как глаза, бегающие туда‑сюда по строчкам, послали сигнал тревоги. Что‑то не соответствовало. Что‑то было не так.

Я еще раз перечитала документ.

Да – имя Теда. Да, документ уже подписан и проштампован. И стоит дата и время. Два часа по полудню сегодняшнего дня.

Я медленно подняла глаза и посмотрела на часы. Они показывали час пятнадцать.

Еще нет двух!

Как мог доктор заранее подписать свидетельство о смерти пациента, который даже не был к нему доставлен?

В мои мозги будто насыпали песка, они никак не хотели работать, чтобы сложить два и два, получая в итоге то пять, то восемнадцать.

Как доктор мог узнать о смерти Теда, когда того еще не было в изоляторе? И опять де – еще даже нет двух часов! Что это тогда за бумага и зачем она вообще составлена наперед? Что происходит в этом странном месте? Я ведь видела охрану, бьющую Теда, видела его лежавшего в песке. Видела, как его вносили в изолятор. Куда его дели, и как доктор обо всем узнал, написал и подписал? Это что – сговор?

В этот момент я отчетливо услышала кашель.

Тот самый кашель, который я слышала в тот день, когда Тед стоял возле меня, передавая камни.

Жив! Значит, он жив!

Отложив бумагу, я бросилась в коридор. Осознав, что это не коридор вовсе, а довольно просторный холл, из которого ведет три двери, я на секунду остановилась, не зная, куда двигаться дальше. Но тут снова закашляли.

Ориентируясь по звуку, я толкнула одну из дверей и влетела в комнату.

А в комнате застала странную картину.

Во‑первых, Теда – сидящего на кровати, вполне живого и даже довольного. Во‑вторых, доктора, вытирающего ему раны ватным тампоном и что‑то приговаривающего. И стоило этим двоим меня увидеть, как оба тут же застыли с выражением откровенной растерянности и паники на лицах.

– Тед! – Заверещала я. – Ты жив! Как здорово!

Я бросилась к нему и обняла. Тот крякнул от боли, но все же улыбнулся. Правда, все так же растерянно.

– Что ты здесь делаешь, Шерин? Как ты сюда попала?

– Что вы здесь делаете, девушка?! – Тем временем возмутился старикан. – Сейчас же уходите!

Не обращая внимания на доктора, я еще раз радостно оглядела побитое, но вполне живое лицо Теда.

– Я видела, как тебя били! А потом несли в изолятор. Я думала, что ты умер, но хотела…. надеялась, что смогу тебе помочь, что…. может быть, ты еще жив….

От радости я икала и запиналась, почти тряслась от переполнявшего меня возбуждения. Черная волна схлынула, как будто ее никогда и не было, а на смену ей пришло счастливое ликование.

Он жив! Он жив! Он жив!

– Значит, с тобой все хорошо? Правда, Тед?

Заметив, что и он, и доктор молчат и как‑то странно смотрят на меня, я осеклась. На их лицах до сих пор просматривалось странное выражение конфуза, растерянности и крайней озабоченности, смешанной… со страхом?

– В чем дело? – Настала моя очередь растеряться. – Я просто волновалась за тебя, Тед…. А еще этот документ на столе о твоей смерти…..

На этот раз мой друг и старикан‑доктор обменялись долгим взглядом. Доктор заметно побледнел, а Тед, сглотнув, не очень внятно и после долгой паузы произнес.

– Плохо, что ты меня увидела.

Глава 12

– Значит, ты делаешь им сертификат о смерти, полностью меняешь документы и отправляешь обратно?

– А как еще я, по‑твоему, могу их отправлять назад? – Спросил Халк, побалтывая в руке стакан с виски. – Не могу же я просто накручивать им тысячу на браслет и выпускать «с миром»? Тем более что частые смерти мне на руку, они позволяют создать подходящую репутацию для «правильного» оунера в Тали.

Разговор этот состоялся уже поздно вечером, когда Халк, наконец‑то, смог оторваться от дел, а я, все еще изнывающая от нетерпения, но уже поужинавшая в одиночестве и выстроившая не менее тысячи предположений, дождалась его в кабинете.

– Получается, что в Тали умирает как бы один человек, а во внешний мир возвращается совсем другой? Другое имя, другая жизнь, другая судьба?

– Да. Я не могу их отправлять под своими именами. Потому что если приговор об осуждении выносила Комиссия, то человек не может просто так вернуться назад, без подтверждения, что отработал сколько‑то лет в Тали, исправился, получил тысячу баллов, и теперь имеет еще один шанс начать жизнь в нормальном мире.

– Но ведь Комиссии это легко проверить. Документы новые, а лица те же….

– Плевал я на их проверки, Шерин – Раздраженно ответил Халк. – Должен же я делать хоть что‑то для себя самого. А это единственная оставшаяся в моей жизни отдушина.

Рискованно.

Но я его понимала. Ой, как понимала. Ранчо было совершенно не тем местом, где можно было найти множество занятий «для души», поэтому каждое дело, приносившее хоть какую‑то радость, ценилось дороже золота.

Логика Халка была ясна – отбирать тех, кому по‑настоящему требовалась помощь и помогать им. Но, конечно, так, чтобы другие не просто этого не видели, а еще и верили в совершенно другую легенду про «злого дядю оунера». И чтобы создать такую легенду, требовалась хорошая организация, жесткая рука и отличное знание людской психологии. Все это в избытки имелось в списке качеств у сидящего напротив меня субъекта. Именно поэтому ему удалось выстроить непростую, но действенную схему, для вызволения людей из дыры под номером «33».

– Халк, а как ты отбираешь тех, кому помогать?

– Я проверяю их, Шерин. Каждого, что попадает ко мне на ранчо, я проверяю. Что за человек, какое прошлое, за что его осудили, слежу за поведением, анализирую, присматриваюсь…. Ведь здесь есть такие, кто попадают сюда «почти» несправедливо. Почему «почти»? Потому что да, они оступаются. Но не настолько, чтобы остаток жизни провести в Тали. Как, например, твой Тед. Его легкие нельзя вылечить без стационара, а у меня нет необходимого оборудования. Насколько ли он провинился, когда искал какие‑то семена в закрытом природном заповеднике, чтобы умереть в Тали от чахотки? Я так не считаю. И действовать надо было быстро, он уже итак в плохом состоянии, в этом климате не протянет больше месяца….

Слова Халка текли легко и ровно, а я витала где‑то далеко, думая о том, что еще совсем недавно, сидя на том же самом диване, я обвиняла Халка в жестокости по отношению к заключенным. Я думала о том, как злилась, когда не видела его вмешательств в избиения, как сетовала на невнимание к нуждам работников. А оказалось, что он не просто следил за каждым человеком, а еще и оценивал ситуацию каждого. Если провинился – значит, работай и будь наказан. А если уж судьба повернулась к тебе задом, то можно попробовать ее принудительно развернуть в обратном направлении.

Ну, так что ж с того, что имена приходилось менять? Зато, по словам Халка, каждый «подопечный» получал некоторую сумму денег на первое время и хорошую трудовую репутацию в той области, в которой хотел найти работу. А это уже очень и очень много.

И в конечном итоге Халк оказался почти копией меня самой – тем, кто не мог сквозь пальцы смотреть на незаслуженные страдания.

Пока я размышляла обо всем этом, Халк долго и задумчиво смотрел на меня.

– Неожиданно, правда? Не таким уж я оказался и зверем.

Я укоризненно посмотрела в ответ:

– Я никогда не думала о тебе, как о «звере».

– По‑крайней мере, я сдержал слово, когда сказал, что буду отвечать на все твои вопросы и буду честным с тобой. И есть еще одна вещь, о которой я хотел бы поговорить….

Он замолчал. Посмотрел на сжатый в руке стакан с виски.

А внутри меня что‑то нехорошо екнуло.

Почему‑то я никогда не любила такие фразы, которые начинаются со слов «Нам нужно поговорить», «Давай будем честными…», «Пришла пора нам обсудить кое‑что…» – все это никогда не сулило хорошего продолжения. И, казалось бы, ну чего мне бояться, а все равно я напряглась.

– О чем поговорить?

– О нас, Шерин.

Приехали.

Разговор точно поворачивался не туда, куда бы мне хотелось.

Встревоженная, я всмотрелась в знакомое и такое родное лицо, на которое все никак не могла налюбоваться с тех пор, как вновь обрела зрение. Эти светлые серые глаза, загорелая кожа, короткие, чуть вьющиеся волосы, часто складывающиеся в усмешку красивые губы…. Я все никак не могла привыкнуть к тому, насколько тренированным и сильным выглядел Халк, как натягивалась на его мощных плечах ткань рубашки, какими тесными казались далеко не узкие джинсы. Мне нравилось наблюдать, как отблескивала в распахнутом вороте, золотая цепочка‑змейка. Так дерзко и сексуально.

Мне нравилось знать, что эти глаза – глаза убийцы‑сенсора, могли быть такими ласковыми и теплыми, как в них плескалась забота и тайно искрилась любовь.

Ну, зачем, нам спрашивается, нужно говорить? И о чем? Ведь все и так хорошо, и не нужно ничего менять!

– Ты злишься, что я снова влезла туда, где меня не должно было быть? Мне не нужно было видеть Теда, да? Я забуду! Сотри все…..

– Нет, Шерин, не злюсь. Я все равно не собирался от тебя скрываться. Раньше или позже твой любопытный нос, так или иначе, выяснил бы детали.

Он улыбнулся, а у меня в груди нехорошо заныло. Внутренне сжавшись, я спросила:

– Тогда зачем нам говорить о нас?

Я, как полный трус, была готова дать стрекача, лишь бы не поднимать тему, которая меня отчаянно пугала.

– Потому что для этого пришло время. Я говорил тебе, что нам нужно будет кое‑что обсудить, когда к тебе вернется зрение.

Верно. Говорил. Теперь меня совершенно не радовал тот факт, что оно вернулось.

– Халк…. Что‑то не так? – Это был не тот вопрос, который было приятно задавать, но если уж все равно что‑то собирается раскрыться, то лучше раньше, чем позже.

Теперь мужчина, сидящий напротив меня, молчал.

Побалтывал в стакане виски и смотрел в сторону.

И это было непривычно. Это было неправильно и плохо.

Пауза затягивалась. Снова на полную мощность затикали в тишине ненавистные часы.

– Что… Халк, говори!

Он повернулся и посмотрел мне в глаза, отчего во мне что‑то сжалось. Столько в них было чего‑то непонятного – болезненного и тоскливого.

– Я хочу, чтобы ты вернулась к себе.

Я удивленно застыла, пытаясь осмыслить фразу, потом уточнила:

– К себе? В комнату? Ты хочешь, чтобы я ушла к себе?….

– Нет. Назад. В Клендон‑Сити.

Громко тикнули часы. Затем еще раз. Пауза между секундами растянулась на короткие вечности.

– Что!?

– Да, Шерин. Я хочу, чтобы ты вернулась назад.

У меня внутри будто что‑то обвалилось. Как в старом здании – рухнул пол и осел потолок.

Я часто думала о том, что когда‑нибудь мне представится момент вернуться в Клэндон‑сити, к любимым делам и друзьям, к работе, к старым привычкам…. зажить нормальной жизнью, И все эти мечты были пропитаны нетерпением и радостью, каждая минута предвкушения была сладка и притягательна, так желанна и далека.

И вот теперь она близка – эта минута. И никакой радости. Никакого энтузиазма. Только страх.

Страх, что я больше никогда не увижу этих серых глаз. И не надо мне никакого возвращения, никуда я не поеду ни за какие коврижки!

– Нет, Халк. Я не хочу. Мне очень хорошо здесь с тобой….

– Ты поедешь, Шерин. – Отрезал Халк, и по его лицу снова пробежала тень.

Так непривычно…. Будто рушится мир….

Я молчала. Стало холодно.

– Я много думал об этом. И пришел к одному выводу, что будет лучше, если ты вернешься назад.

– Для кого лучше!?? – Не выдержала и взорвалась я.

– Для тебя.

– Но я хочу быть с тобой!

– Ты будешь. – Он выпил содержимое стакана и чуть заметно поморщился. – Я придумаю, как выйти отсюда, и тогда буду с тобой. А пока я хочу, чтобы ты жила в нормальном мире, среди нормальных людей и занималась тем, чем любишь.

– Но Халк…. – Хоть мне и стало чуть легче дышать после того, как я поняла, что меня не бросают, но все равно грудь непривычно и тяжело давило со всех сторон. – Мы можем придумать вместе….

– Нет, Шерин. Я знал, что отправлю тебя назад еще тогда, когда мы даже не были близки. Это не тот мир, в котором тебе следует быть, мне будет спокойней, если ты окажешься дома. Ты сделаешь так, как я сказал. Это не обсуждается.

Я только открывала и закрывала рот, все еще неспособная оправится от шока, что скоро не увижу его. На лице Халка теперь застыло жесткое выражение, напоминая о том, что передо мной сидит далеко не пушистый кот, а некто, способный принимать неадекватные – одному ему понятные решения.

Но зачем? Зачем отсылать меня? Какой в этом смысл?

Я вдруг поняла, что еще минута, и я впаду в истерику. И пусть это далеко не то состояние, в котором я часто пребываю, но волна сокрушительной силы уже полным ходом шла на меня. И я ничего не могла с этим сделать.

Дата добавления: 2015-05-26