Жанровый состав русского фольклора 1 страница

Под «жанром» мы будем понимать совокупность произведений, объединенных общностью поэтической системы, бытового назначения, форм исполнения и музыкального строя². Не всегда все эти аспекты окажутся необходимыми для определения жанров; так, учет музыкальных форм необходим только для изучения тех видов народной поэзии, которые поются. Учет бытового назначения окажется важным при изучении обрядовой поэзии, но может не иметь суще­ственного значения для других видов фольклора и т. д.

Исходя из этих теоретических предпосылок, мы попытаемся установить, какие именно жанры имеются в русском фольклоре. Мы ограничиваемся пока наиболее сложными для такого изучения областями народного творчества — поэзией повествовательной и лирической. Драматическая поэзия, а также частушки, пословицы, поговорки, загадки и заговоры, возможно, составят предмет другой работы. Мы не ставим себе целью дать полный каталог всех жанров. Но мы попытаемся дать хотя бы предварительную наметку, которая в бу­дущем может быть видоизменена, дополнена и усовершенствована.

² Подробнее это положение развито в статье «Принципы классификации фольклорных жанров» // Советская этнография, 1964. № 4.

Легче всего поддается изучению область повествовательной поэзии. По своей форме она естественно делится на два больших раздела: на поэзию прозаическую и стихотворную.

Народная проза — определенная и легко выделимая область народного творчества, хотя ни в трудах по теории и истории фольклора, ни в учебных пособиях этот термин не употребляется. «Народная проза», однако, еще не жанр. Проза — одна из областей народного творчества.

Какие же роды и виды входят в эту область и какие из них можно назвать жанрами?

Совершенно очевидно, что один из таких родов народной прозы — сказка. Менее ясно, по каким признакам выделение сказки может быть оправдано научно.

Основной признак сказки был определен еще Белинским. Признак этот состоит в том, что в действительность рассказываемого ни исполнитель, ни слушатель не верят. На первый взгляд, может казаться, что признак этот не существенный, так как он не определяет характера сказки самой по себе. Может даже казаться, что это свойство не сказки, а слушателей, которые вольны верить или нет. Но это все же не так. Сказка основана на нарочитом вымысле, и этот признак не вторичен и не случаен. Он в значительной степени определяет всю поэтику сказки. С формально логической стороны он установлен правильно, так как все другие виды народной прозы (предание, легенда, быль, сказ) основаны на попытках передать реальность. В действительность рассказываемого народ в этих случаях верит.

Не вдаваясь пока в вопрос о понятии жанра в применении к сказкам, рассмотрим, как можно установить их виды, группы или категории.

Из множества видов сказки естественно выделяются сказки волшебные. Слово «волшебные» есть чисто условное обозначение этого вида сказок, так как волшебным характером могут обладать и другие виды их, где также действуют фантастические персонажи (например, черт) и происходят невозможные в жизни события. Волшебные сказки выделяются не по признаку волшебности или чудесности (как думал Аарне), а по совершенно четкой композиции, по своим структурным признакам, по своему, так сказать, синтаксису, кото­рый устанавливается научно совершенно точно³. Единство

³ В. Пропп. Морфология сказки. Л., 1928.

композиции для так называемой волшебной сказки есть признак устойчивый, исторически закономерный и суще­ственный⁴. Выделение это как будто формальное. Однако при пристальном изучении окажется, что единство структуры со­ответствует единству всей поэтики волшебной сказки и единству выраженного в ней мира идей, эмоций, образов ге­роев и языковых средств.

Но раз мы вступили на путь определения видов сказки по структурным признакам, мы должны посмотреть, нет ли других видов сказки, которые также могут быть выделены по, структурным признакам, не совпадающим с структурой ска­зок волшебных.

Такие сказки есть. Это — сказки кумулятивные.

Простейшим примером кумулятивных сказок могут по­служить такие общеизвестные сказки, как «Репка», «Коло­бок», «Терем мухи», «Петушок подавился» и др. Они по­строены на многократном повторении одного и того же зве­на, так что постепенно создается в одних случаях — нагро­мождение («Терем мухи»), в других — цепь («Репка»), в тре­тьих — последовательный ряд встреч («Колобок») или отсы­лок («Петушок подавился») и т. д. Художественный прин­цип их определить нетрудно, число их в русском сказочном репертуаре сравнительно невелико. Они обладают особой композицией и особым стилем, богатым и красочным язы­ком, тяготеют к ритму и рифме. Эти сказки составляют осо­бый вид или разряд и могут быть изучены очень подробно.

Для других видов сказок, кроме волшебных и кумуля­тивных, композиция не изучена, и определять и делить их по этому признаку пока нельзя. Вероятно, единством компози­ции они и не обладают. Если это так, то в основу дальней­шей систематизации приходится избрать какой-либо другой принцип. Таким принципом, имеющим научно-познаватель­ное значение, может быть определение по характеру дей­ствующих лиц.

Уже давно, выделены в особый разряд сказки о животных. Такое выделение впервые сделал Афанасьев. В систематиза­ции материала он шел ощупью, интуитивно и не привел для своей классификации никаких аргументов. Правильна она или нет?

⁴ Композиция волшебной сказки изучена достаточно подробно, и излагать этот вопрос заново здесь нет необходимости.

На первый взгляд, разделение сказок на «волшебные» и «кумулятивные», с одной стороны, и «сказки о животных», с другой, выглядит логически нестройно, так как оно произве­дено по не исключающим друг друга признакам. Но это не так. При выделении волшебных и кумулятивных сказок по признаку единства их композиции подразумевается, что остальные категории этим единством не обладают. Поэтому такие кумулятивные сказки, где действующими лицами бу­дут животные (например, «Терем мухи»), по признаку своей композиции относятся к кумулятивным, а не к сказ­кам о животных. В курсах, пособиях, указателях и трудах по этому вопросу царит некоторая путаница, хотя разобраться в этом довольно просто. Сказки о животных представляют ис­торически сложившуюся цельную группу, и выделение их со всех точек зрения оправдано. Подразделение их можно про­извести по типам животных (о диких животных, о домаш­них животных, о птицах, рыбах, пресмыкающихся и т. д.). Такое деление позволит легко разобраться в сюжетном ре­пертуаре этих сказок.

К сказкам о животных естественно примыкают сказки о растениях (например о войне грибов) и о неживой природе (о ветрах, реках, о морозе, солнце и ветре и т. д.), о пред­метах (пузырь, соломинка, лапоть). Таких сказок очень мало, хотя они и составляют особую группу.

Следуя логике, нужно поставить вопрос, можно ли устано­вить группу сказок о людях. Такой вид сказок действительно устанавливается. Здесь имеются в виду не фантастические персонажи волшебной сказки, как царевич, баба-яга, Кашей и другие, а сказки о реальных людях — мужиках, бабах, бат­раках, солдатах и т. д. Названия сказок «о людях» нет ни в трудах, ни в указателях, хотя оно достаточно точно обознача­ет характер этих сказок. Их принято называть сказками реа­листическими, бытовыми или новеллистическими. Все эти названия возможны условно, хотя соответствующие произве­дения не представляют собой реалистических новелл. Даль­нейшее подразделение их может вестись по типам персона­жей с точки зрения их действий. Так, легко выделяются сказки о ловких или умных отгадчиках, о мудрых советчиках, о ловких ворах, о разбойниках, о злых или вообще плохих женах, о хозяевах и работниках, о попах, глупцах и т. д. Та­кой принцип возможен. Впрочем, возможно, что удастся распределить эти сказки и по типам сюжетов: о трудных задачах, о судьбе, о разлуке и встрече, об обманутых и одура­ченных и т. д. В конечном итоге эти два принципа должны в основном совпасть. Так, сюжеты сказок о ловких или мудрых отгадчиках основаны на сюжетах о трудных задачах; сказки о плохих женах есть сказки о супружеской неверности; сказки о работнике и хозяине основаны на рассказах об одурачиванье и т. д.

Говоря о сказках бытовых или реалистических, необходимо коснуться вопроса об анекдотах. Афанасьев поместил их в конце своего собрания. Следуя ему, и Аарне заключает свой указатель сказок анекдотами. Представляют ли анекдоты действительный вид сказочного творчества или нет? Анекдот есть категория чисто формальная. Он не составляет, на наш взгляд, особого вида народного творчества, отличного от но­веллистических сказок о людях. На каком основании, на­пример, Аарне отнес сказку о Николе Дупленском к анекдо­там (Андр., с. 84)? При более пристальном изучении быто­вых сказок о людях можно убедиться, что в фольклоре гра­ницы между бытовыми сказками о людях и анекдотами не устанавливаются. Возможно, что они могут быть выделены как особая разновидность таких сказок.

Зато несомненно особый вид сказочного творчества состав­ляют небылицы, т. е. рассказы о совершенно невозможных в жизни событиях вроде того, что человек проваливается по плечи в болото, утка вьет гнездо на его голове и откладывает яйца, волк приходит лакомиться яйцами и т. д. На таких небылицах основаны всемирно известные рассказы о похож­дениях Мюнхгаузена, в значительной части восходящие к фольклору.

Наконец, надо упомянуть еще о докучных сказках. Это, собственно, не сказки, а прибаутки или потешки, которыми стараются отвадить детей, когда они слишком настоятельно требуют рассказывания сказок. Таких прибауток имеется несколько типов. Они как бы дополняют сказочные жанры.

Вот и все основные виды сказок.

Теперь мы можем вернуться к вопросу о жанрах. С точки зрения того определения жанра, которое давалось выше, сказка — не жанр, ибо поэтика, например, сказок о жар-птице, о лисе и волке или об упрямой жене ничего общего между собой не имеет. С точки зрения научной терминоло­гии жанрами являются выделенные здесь сказки волшебные, кумулятивные, о животных, о предметах и стихиях, бытовые сказки о людях, небылицы и докучные сказки. Каждый из этих жанров может быть изучен детально и распределен по рубрикам.

В дополнение к тому, что выше говорилось о понятии жанра, следует теперь добавить, что жанр — это одно из звеньев классификации. Лирическая, драматическая, эпиче­ская поэзия — это роды народного творчества. Роды можно делить на области. Так эпика делится на область эпической прозы и эпической стихотворной поэзии. Области делятся на виды. Сказка относится к области народной прозы, это один из видов ее. Этот вид распадается на сказки волшебные, ку­мулятивные, о животных, о людях и т. д. Это — жанры. В качестве дальнейшего, более узкого термина можно предло­жить слово «тип»; типы распадаются на сюжеты, сюжеты — на версии и варианты. Так, например, сказка «Морозко» от­носится к роду эпической поэзии, области народной прозы, виду сказок, жанру волшебных сказок, типу сказок о гони­мой падчерице. Так можно создать точную терминологию.

Другой вид народной прозы — это такие рассказы, в дей­ствительность которых верят. Разница между этими двумя видами народной прозы не формальная, ею определяется иное отношение к действительности как объекту художе­ственного творчества; эстетические нормы этих двух видов прозы глубоко различны.

Из области несказочной народной прозы со стороны своего содержания выделяются рассказы этнологического характера, т. е. рассказы о происхождении вселенной, земли и всего, что есть на земле. Сюда относятся мифы о сотворении мира, людей, животных, растений. На русской почве их мало, но они есть.

Имеются рассказы об особенностях зверей: почему рыбы живут в воде, почему у дятла крепкий клюв, почему вороны черные и т. д. Эти рассказы представляют собой наивные попытки осмыслить и объяснить мир.

Языческие представления о мифических существах и лю­дях, наделенных сверхъестественными способностями, отра­зились в другом жанре, который народ называет словом «были», «былички», «бывальщины». Это рассказы, отражаю­щие народную демонологию. В большинстве случаев это рас­сказы страшные: о леших, русалках, домовых, мертвецах, привидениях, заклятых кладах и т. д. Уже название их говорит о том, что в них верят. Сюда относятся также рассказы о чертях, об оборотнях, ведьмах, колдунах, знахарях и т. д.

Представления связанные с государственной религией до­революционной России, т. е. с православием, составляют предмет другого жанра, а именно легенды. Действующими лицами народной легенды являются различные персонажи Ветхого и Нового завета, как Адам и Ева, Ной, Соломон, пророки, Христос и его апостолы, как, например, Юда, а также святые, как Никола, Егорий, Касьян и др. К этому жанру относятся также рассказы о великих грешниках, которые раскаялись и стали подвижниками, о пустынниках, о всякого рода подвигах благочестия. Афанасьев отличал такие сюжеты от сказок и издал их особым сборником под названием «Русские народные легенды». Аарне и вслед за ним Андреев, а также Ю. М. Соколов в своей книге «Русский фольклор» причисляют их к сказкам, но считают их сказками особого вида — «легендарными сказками». Действительно, в отдель­ных случаях между сказками и легендами трудно установить границу, но исследование каждого такого неясного сюжета в конечном итоге может показать, куда он относится.

Таким образом, отличие легенды от сказки не всегда оче­видно с первого взгляда, но это не противоречит утвержде­нию, что сказка и легенда — жанры различные.

Легендами у нас иногда называют устные фольклорные рассказы об исторических деятелях и лицах. Так, например, можно встретить выражение «легенда о Степане Разине». Такое выражение неудачно. Слово «легенда» имеет церков-но-латинское происхождение. Этимологически оно означает «то, что подлежит чтению»; в монастырском обиходе оно обозначало те тексты благочестивого содержания, которые читались во время монастырских трапез или богослужений. Для рассказов об исторических личностях это слово не подходит. Такие рассказы лучше называть преданиями или историческими преданиями. Сюда относятся фольклорные устные рассказы о Разине, Пугачеве, о Петре, о декабристах и т. д. Здесь нужно прибавить, что наличие исторического имени еще не определяет жанра предания. Исторические имена могут попасть в сказку. Так, есть сказка о Грозном и его встрече с ворами и др.

Наконец, может быть поставлен вопрос о принадлежности к фольклору обычных рассказов из жизни, воспоминаний, рассказов о необычайных встречах или необычайных событи­ях. О пережитом рассказывают революционеры, участники войн, участники строек. Большинство людей рассказывает о виденном и слышанном в жизни. Существенное отличие по­добных рассказов состоит в том, что это — рассказы очевид­цев, т. е. рассказы о том, что действительно было. Может быть, такие рассказы не всегда точны; переходя из уст в уста, они обрастают интересными вымышленными деталями, но сущность их все же состоит в передаче действительных фак­тов. В этом — специфичность этого жанра. В фольклористике такие рассказы получили название сказов. Строго говоря, сказы не обладают некоторыми признаками фольклора: они не создают общенародных, широко распространенных вари­антов. Они рассказываются очевидцами, иногда пересказы­ваются слушателями с отступлением деталей, но широкого народного хождения не получают. Дореволюционные фольк­лористы почти полностью игнорировали подобные рассказы. Но пренебрегать сказами никак нельзя. Не говоря уже о том, что многие из них обладают ценностью фактического материала (устные мемуары), многие из них обладают признаком художественности. В настоящее время записано некоторое, впрочем не очень значительное, количество таких сказов (рассказы рабочих о приезде в Петроград Ленина, рассказы о Чапаеве и т. д.). Принадлежат ли такие рассказы к фольклору в собственном смысле слова или нет, фолькло­рист обязан их изучать.

Приведенный перечень прозаических повествовательных жанров (этиологические рассказы, были, легенды, историче­ские предания, сказы) не исчерпывает всего богатства жан­ров народной прозы, но он все же дает возможность ориен­тироваться и предохранить себя от множества сделанных в этой области ошибок и может служить точкой отправления для дальнейшего изучения.

Другая большая область повествовательного творчества на­рода — область стихотворной эпической поэзии.

Разница между поэзией прозаической и стихотворной от­нюдь не только внешняя. Правда, можно прозаическое про­изведение переложить на стихи. Такие случаи в фольклоре бывают. Есть былины, которые представляют собой сказки, исполненные в форме былин. Есть и обратные случаи: были­на излагается прозой. Но такие случаи всегда представляют собой нарушение исконных художественных форм, что приводит, к искажению их. Так, сказки об Илье Муромце никогда не достигают ни идейной глубины, ни монументаль­ности былины. Былины на сказочные сюжеты («Нерас­сказанный сон») никогда не достигают занимательности, выразительности, языкового совершенства сказки.

Одна из особенностей стихотворных произведений фольк­лора состоит в том, что эти произведения, к какому бы жан­ру они ни принадлежали, всегда поются.

Этот признак весьма важен для понимания художествен­ного творчества народа. Музыкальное исполнение " также нельзя отбросить ни при исполнении, ни при изучении, как и стихотворную форму. Сюжет, стихи, напев составляют одно художественное целое. Когда собиратели былин, желая заполнить пропущенные строки или вообще проверить себя, или уяснить себе некоторые детали повествования, просили исполнителей рассказать то, что они пропели, они могли только петь. Это не недостаток, не ограниченность, а как раз наоборот: это органичное понимание, понимание всем своим существом, своим нутром (а не логическим мышлением) неразрывности музыкальной, стихотворной и сюжетной основ произведений. Напевность выражает лирическое отношение к изображаемому. Она есть существенная часть поэтики. Хотя каждая былина в отдельности не обладает своим напевом (одним напевом могут исполняться разные былины и наоборот), стиль былинного музыкального испол­нения в известных границах целостен и неприменим к дру­гим видам эпического творчества.

К сожалению, литературовед вынужден ограничиться из­учением поэтического фольклора как произведения словесно­го искусства, так как изучение напевов требует специально­го музыковедческого исследования. Но в советском музыко­ведении последних лет для изучения народной музыки сде­лано много, и фольклорист-словесник во многих случаях мо­жет использовать выводы музыковедов.

Один из видов песенной эпической поэзии — былина. Эм­пирически все очень хорошо знают, что такое былина; дать же научное определение значительно труднее. Мы не будем пока давать такого определения, а постараемся прежде всего рассмотреть материал. Содержание былин очень разнообраз­но и пестро; былина так же не представляет собой жанра, как и сказка. В самом деле: что общего между былинами об изгнании татар («Илья и Калин»), былиной о Садко и весе­лым фарсом о госте Терентии? Былина — не жанр, но в состав ее входят несколько различных жанров. Установление этих жанров труднее, чем в области сказки. Между тем как есть множество сказочных сюжетов, среди которых много общего и которые легко объединяются в жанры, былины от­личаются большим разнообразием совершенно непохожих одно на другое повествований. Исследователь поставлен пе­ред дилеммой: либо дробить былину на множество мелких групп, либо объединять ее в более широкие категории с опасностью, что в одну группу попадут очень различные про­изведения.

Мы попытаемся рассмотреть былины по сюжетным груп­пам, объединенным своим стилем и характером повествова­ния. Одна из таких больших групп — это былины героиче­ские. Сюда можно причислить несколько разных видов или типов былин. Это «классические» былины, содержанием ко­торых служат подвиги национальных русских героев. До со­вершения подвигов герой иногда чудесным образом приоб­ретает силу. В очень ранней и древней былине Илья приоб­ретает богатырскую силу от Святогора, в более поздней — от трех старцев. Эти былины составляют как бы пролог к вос­певанию подвигов героев. К героическим прежде всего отно­сятся былины воинские, т. е. такие, в которых в разных формах повествуется о сражениях с полчищами татар или других врагов. Здесь вспоминаются такие былины, как «Илья и Калин», «Камское побоище», «Василий Игнатьевич и Ба-тыга», «Данило Игнатьевич», «Суровец», «Братья Дородови-чи», «Добрыня и сила неверная», «Добрыня и Василий Ка-зимирович», «Наезд литовцев» и некоторые другие. Былины эти создаются в разное время, можно наметить историю это­го вида былин, эволюцию их стиля и содержания. К поздним былинам этого типа относится былина о Сухмане, в которой нашествие татар не составляет завязки, а изгнание их как бы происходит неожиданно.

Особую сюжетную группу героических былин составляют такие, в которых происходит какое-либо единоборство. Чаще всего это — борьба с единичными татарами или другими Врагами («Алеша в бою с татарином», «Алеша и Добрыня в бою с татарином», «Илья Муромец и турецкий хан» и неко-• торые другие). Есть единичные былины, в которых герои не узнают друг друга, принимают встречного за врага и вступа­ют с ним в бой, а потом друг друга узнают (Илья и Добрыня встречаются в поле, не узнают друг друга и бьются); сюда же относится трагическая былина о встрече Ильи с сыном и бое их между собой.

В другой группе героических былин центральное место занимает борьба с каким-либо чудовищем. Эти былины древнее, чем былины о столкновении военного характера, и можно показать, что одни развились из других. Это былины о Добрыне и Змее, Алеше и Тугарине, Илье и Соловье-разбойнике, Илье и Идолище, Дюке и Шарке-великане.

К героическим же былинам относятся те, в которых герой подымает бунт социального характера. Это былины о бунте Ильи против Владимира, об Илье и голях кабацких, о Буяне-богатыре, о Василии Буслаевиче и новгородцах и о смерти Василия Буслаевича.

Один из признаков героических былин состоит в том, что герой в них действует в интересах государства. С этой точки зрения к героическим былинам несомненно относится были­на о Дунае и его поездке за женой для Владимира.

Что правильнее: считать, что каждая из этих групп состав­ляет особый жанр, или же полагать, что, несмотря на разли­чие сюжетов, героические былины составляют один из жан­ров былинного творчества? Последнее положение более пра­вильно, ибо жанр определяется не столько сюжетами, сколь­ко единством поэтики — стиля и идейной направленности, а это единство здесь налицо.

Другую большую группу составляют былины сказочного характера. Антагонистом героя в этих случаях является женщина. В отличие от сказок, в которых женщина чаще всего—беспомощное существо, которое он спасает, напри­мер, от змея и на которой он женится, или мудрая жена или помощница героя, женщины былин чаще всего существа коварные и демонические; они воплощают некое зло, и ге­рой их уничтожает. К таким былинам относятся «Потык», «Лука Данилович», «Иван Годинович», «Добрыня и Марин­ка», «Глеб Володьевич», «Соломон и Василий Окулович» и некоторые другие. Это именно былины, а не сказки. Сказоч­ный характер им придает наличие колдовских чар, оборот-ничество, различные чудеса; эти сюжеты специфичны для былин и не соответствуют поэтике сюжетов сказки. Наряду с этим в былинном эпосе обращаются и сказки, распеваемые былинным стихом. Такие произведения не относятся к бы­линному творчеству. Их сюжеты фигурируют в указателях сказок («Нерассказанный сон», «Ставр Годинович», «Ванька

Удовкин сын», «Подсолнечное царство» и Др.). Такие сказки должны изучаться как при исследовании сказочного, так и при исследовании былинного творчества, но относить их к жанру былин только на основании использования былинного стиха нельзя. Такие былины обычно не имеют вариантов. Особый случай представляет собой былина о Садко, в кото­рой нет антагониста героя типа коварных женщин других былин. Тем не менее принадлежность ее к сказочным были­нам совершенно очевидна.

Можно ли считать, что былины сказочного характера со­ставляют один жанр с былинами героическими? Нам кажет­ся, что нельзя. Хотя вопрос еще должен изучаться специаль­но, все же довольно очевидно, что, например, былина о Добрыне и Маринке есть явление совершенно иного харак­тера, чем былина о набеге литовцев, и что они принадлежат к разным жанрам, несмотря на общность былинного стиха.

Третий вид былинного репертуара — это былины новелли­стические. Случай этот наиболее труден и наиболее спорен, С одной стороны, стиль новеллы и стиль монументальной, героической или сказочной былины несовместимы. С другой же стороны, в составе былин есть некоторое количество реа­листически окрашенных повествований, сюжеты которых имеют существенно иной характер, чем рассмотренные вы­ше. УСЛОВНО такие былины можно назвать новеллистически­ми. Число их невелико, но они отличаются большим разно­образием. В некоторых из них рассказывается о сватовстве, которое, после преодоления некоторых препятствий, оканчи­вается благополучно («Соловей Будимирович», «Хотен Слу-дович», «Алеша и сестра Петровичей»). Промежуточное по­ложение между былинами сказочными и новеллистическими занимает былина об отъезде Добрыни и неудачной женитьбе Алеши. Былина об Алеше и сестре Петровичей занимает промежуточное положение между жанром былины и жан­ром баллады. То же можно сказать о «Козарине». Балладный характер носит также былина о Даниле Ловчанине, о чем мы скажем ниже, при изучении баллад. Другие сюжеты, которые обычно относятся к былинам, мы бы отнесли к бал­ладам («Чурило и неверная жена Бермяты»).

Сюжеты новеллистических былин можно распределить по группам, но здесь мы этого делать не будем. Женщина в этих былинах играет большую роль, но есть новеллистиче­ские былины и иного характера, как, например, былина о состязании Дюка с Чурилой или о посещении Владимиром отца Чурилы.

Мы отнюдь не исчерпали всего былинного богатства, нам важно установить принципы определения жанрового состава былин. Есть случаи, которые нельзя определить на глаз, слу­чаи промежуточные, смежные. Так, былина о сорока каликах со каликою скорее относится к духовным стихам, чем к былинам, былина о Рахте Рагнозерском тяготеет к преда­ниям и т. д. В целом же пока можно в области былинного творчества наметить три жанра: былины героические, были­ны сказочные, былины новеллистические. Это положение в дальнейшем может быть уточнено, видоизменено, здесь оно дастся как исходное и начальное.

Более легко определяется совершенно другой жанр области эпической песенной поэзии — а именно эпические духовные стихи. Народ очень хорошо отличает их от былин и называет их «стихами». Сюда относятся песни о святых и их деяниях, как, например, стихи о Егории Храбром, о Федоре Тироне, Дмитрии Солунском, Алексее Божьем человеке и др. В этих стихах народ выразил некоторые свои религиозные представ­ления. Может быть, по этой причине советская наука мало интересовалась этими произведениями. Между тем мировоз­зрение, выраженное в них, не всегда совпадает с церковно-религиозным мировоззрением, а иногда и противоположно ему. Духовные стихи обладают и известным историческим содержанием, на что обратили внимание некоторые исследо­ватели, изучавшие историко-песенный фольклор. Они отли­чаются значительными художественными красотами. В то время как памятники архитектуры и религиозной живописи древней Руси давно признаны как памятники великого ис­кусства, хранятся в музеях, изучаются, реставрируются и из­даются в репродукциях, соответствующие им произведения словесного искусства до сих пор оставались вне поля зрения наших ученых. Мы не можем пока заполнить этот пробел, но указываем на них как на особый жанр песенного эпиче­ского искусства народа в прошлом.

Полную противоположность духовным стихам представля­ют собой скоморошины. Это песни о веселых происшествиях или о происшествиях, хотя самих по себе не веселых, но трактуемых юмористически. Систематика скоморошин не входит в наши задачи. Типы их весьма разнообразны. К ско-морошинам относятся такие разнообразные сюжеты, как

песни о неверной жене, которая прикинулась больной и ото­слала мужа в город, но была изобличена и наказана при по­мощи скоморохов («Гость Терентий»), песня о том, как ва­тага веселых разбойников ограбила кулака («УСЫ»), о том, как зарезали и делили необыкновенно большого быка и что из этого вышло («Старина о большом быке») и различные другие песни не всегда скромного содержания. Есть особый тип скоморошин-небылиц, скоморошин-пародий. Некоторые скоморошины пропитаны острой социальной сатирой «Пти­ца»). Скоморошины не всегда носят строго выдержанный повествовательный характер. Иногда их предметом служит смешная ситуация, не получающая развития. Как и другие жанры, скоморошины могут быть подвергнуты дальнейшей систематизации. Их общность есть прежде всего общность стиля. Скоморошины как жанр у нас почти совсем не изуче­ны. Исследованы только отдельные песни и отдельные сюже­ты, изучалось и скоморошество как явление древнерусского быта.

Русская эпическая поэзия знает также жанр баллады. Рус­ская баллада значительно отличается от западноевропейской народной баллады, хотя и имеет с ней точки соприкоснове­ния. Настоящая сфера русской народной баллады — это мир человеческих страстей, трактуемых трагически. Баллады лю­бовного и семейного содержания составляют один из основ­ных видов балладного творчества.

Былина имеет своим предметом жизнь народа и госу­дарства-родины. Баллада же рисует индивидуальную, частную и семейную жизнь человека. Перед нами возникает картина семейного быта русского средневековья, и этот быт полон ужасов. Главная героиня этого вида баллад — страдалица-женщина.

Дата добавления: 2015-05-26