Жанровый состав русского фольклора 2 страница

Действующие лица баллады принадлежат к средним и высшим сословиям, изображаемым глазами крестьян. Балла­да тяготеет к изображению страшных событий. Любовь и ревность или внутрисемейная ненависть приводят к трагиче­ским конфликтам, которые разрешаются кровавыми пре­ступлениями. Убийство невинной женщины - один из основ­ных сюжетов таких баллад, убийца — член своей же семьи:

муж, или свекровь, или брат. Князь Роман убивает свою же­ну, обещает детям привести молодую мать. Дети изобличают отца («Князь Роман»). Так же может поступить казак или ямщик. Дети призывают тучу и гром разбить гроб и воскресить мать («Казак жену убил», «Федор и Марфа» и др.). Ча­ще муж убивает жену по наущению своей матери. Свекровь люто ненавидит свою невестку. Муж, например, три года на­ходится на службе. Когда он возвращается, мать клевещет, будто она извела детей, разорила хозяйство, ушла со двора. Муж рубит своей жене голову, а потом оказывается, что она невинна («Оклеветанная жена» и др.). Иногда клевещут встречные старицы. Видя, что он наделал, муж иногда конча­ет самоубийством. Иногда свекровь сама изводит невестку. Во время отсутствия сына она в бане выжигает из утробы невестки младенца. Иногда она отравляет обоих: и сына, и его жену или невесту, или возлюбленную («Василий и Со­фья»). Из могилы любящих вырастают кипарисы, и деревья сплетаются верхушками. Убийцей может выступить и брат, если он обнаружил, что сестра тайно любит кого-то. В балла­де встречаются два поколения: младшее и старшее. Старшие не выносят никаких форм живой, естественной человеческой любви и фанатично преследуют все проявления такой любви. Жертва этой ненависти — любящая женщина, любящая девушка. Девушка может также пасть жертвой не только старших, но и жестокого обманщика, или соблазнителя, или

ревнивца, или даже жениха.

Впрочем, есть и такие песни, в которых жертвой делается не девушка и не женщина, а мужчина — жених или муж. Женщина изменница изводит.мужа ради другого. Она пре­дает его изысканно жестокому убийству: сжигает или вешает его в лесу. Чтобы извести неверного друга, она роет коренья или готовит ему змеиный яд. Нет необходимости перечис­лять все относящиеся к этому циклу сюжеты. Баллады се­мейного или любовного содержания составляют как бы цикл.

Другой цикл сюжетов баллады основан на длительной от­лучке одного из членов семьи: мужа, сына, брата; при не­ожиданной, случайной встрече разлученные не узнают друг друга, отчего происходят трагические события. Классический пример такого типа баллад — «Братья-разбойники и сестра». У вдовы девять сыновей. Они уходят в разбой. У нее еще дочь; эта дочь выдана замуж в далекие края. Дочь едет навес­тить родителей, по дороге на нее нападают разбойники, бес­честят ее, убивают ее мужа. Это — ее братья. После пре­ступления младший из разбойников выспрашивает ее, исти­на выясняется. Эта песня очень распространена, она была записана Пушкиным. Иное развитие действие получает в тех случаях, когда отсутствовавшие через много лет возвращают­ся домой. Их узнают не сразу; после того, как происходит узнавание, наступает счастливая развязка: вернулся муж, или сын, или оба вместе.

Хотя баллада всегда рисует нам внутреннюю, семейную жизнь людей, она отразила и некоторые внешнеисторические события жизни государства. Такие баллады можно на­звать балладами историческими. Они также составляют осо­бый вид или цикл русских баллад. Так, в балладе могут фигу­рировать татары. Но если в былине татары представлены всегда войском, которое совершает нападение на Русь, то в балладе они в одиночку похищают женщин, берут их в плен и везут к себе. Балладный стиль сохраняется и в этих полуис­торических сюжетах. В обстановке татарского плена могут происходить неожиданные встречи. Так, татарин похищает русскую женщину, берет ее в жены и приживает с ней де­тей. Через несколько лет он приводит в плен старую жен­щину, она оказывается ее матерью. Для старухи смешанный брак ее дочери — трагедия, но сама жена трагедии не испы­тывает. Примирительное отношение к татарам возможно только в балладе. В былине оно исключается. В балладе воз­можны даже такие случаи, когда русский муж оказывается извергом, а муж татарин любит и холит свою жену.

Приведенные примеры дают некоторое представление о сюжетном составе русских баллад. Характерный для них признак — наличие некоторой интриги или фабулы любовно­го или семейного содержания. Там, где этого признака нет, вряд ли можно говорить о балладе. Так, мы не можем при­числить к балладам, как это делают некоторые ученые, пес­ню о том, как три сына бросают жребий, кому идти в солда­ты, и жребий выпадает на младшего. Это не баллада, а сол­датская песня. Не относится к балладам и песня о разбойни­ке, посаженном в тюрьму, причем никто не хочет его выку­пить; к балладам иногда относят былину о Добрыне (или другом герое) и реке Смородине, духовный стих об Анике-воине, историческую песню о смерти Разина и т. д.⁵ Если, таким образом, отсутствие любовной интриги или любовного колорита эпической песни означает для нас, что перед нами не баллада, то, с другой стороны, наличие любовного или се-

^ См., например: Народные баллады. Вступительная статья, подготовка текста и примечания Д. М. Балашова. БП. М.—Л., 1963.

мейного содержания в песнях героического характера прида­ет им балладный характер. В былинах семейно-любовный элемент, как правило, отсутствует: герои, правда, иногда же­нятся на побежденных ими поленицах, но ни об индивиду­альной любви, ни о дальнейшей семейной жизни ничего не говорится. Но есть отдельные былины и иного характера. В былине «Данило Ловчанин» Владимир загорается нечистой страстью к жене Данилы. Он отсылает его на опасную охоту, а потом приказывает его предательски убить. После этого он домогается руки его жены. Она дает притворное согласие, но перед самым венцом на могиле мужа кончает с собой. Эта глубоко трагическая былина по сюжету могла бы быть отне­сена к балладам. Но по средствам своей поэтики и по музы­кальным данным она относится к былинам. Между балладой и другими жанрами не всегда можно провести точную гра­ницу. В данном случае можно говорить о былине балладного характера или о балладе былинного склада. Таких переход­ных или смежных случаев между балладой и былиной, бал­ладой и исторической песней или балладой и песней лири­ческой можно найти некоторое, хотя и не очень большое ко­личество. Проводить же искусственные грани нецелесообраз­но. Былина и баллада могут быть различаемы и со стороны музыкальной. Былина обладает определенным размером и напевами полуречитативного характера. Стихотворные раз­меры баллады очень разнообразны, так же как и наивны. С музыкальной точки зрения баллады как фольклорно-музыкального жанра не существует.

Все изложенное показывает, что баллады обладают на­столько специфическим характером, что можно говорить о них как о жанре. Тех резких отличий, какие имеются в ре­пертуаре былин или сказок, здесь нет. Разница между балла­дами семейными, о неузнанных встречах и так называемыми историческими балладами есть разница типов, а не жанров. Весьма сложен вопрос о жанровом характере историче­ских песен. Самое название «исторические песни» указы­вает, что песни эти определяются со стороны содержания и что предметом исторических песен являются исторические лица или события, имевшие место в русской истории или по крайней мере обладающие историческим характером. Между тем как только мы приступим к рассмотрению того, что на­зывают исторической песней, так сразу же обнаруживаем чрезвычайное разнообразие и пестроту поэтических форм.

Разнообразие это настолько велико, что исторические песни никак не составляют жанра, если жанр определять по приз­наку некоторого единства поэтики. Здесь получается то же, что и со сказкой и былиной, которую мы также не могли признать жанром. Правда, исследователь имеет право огово­рить свою терминологию и условно называть исторические песни жанром. Но познавательного значения такая термино­логия не имела бы, и потому прав был Б. Н. Путилов, когда свою книгу, посвященную историческим песням, он назвал «Русский историко-песенный фольклор XIII—XVI веков» (М.—Л., 1960). Тем не менее историческая песня существу­ет если не как жанр, то как сумма нескольких различных жанров разных эпох и разных форм, объединяемых историч­ностью своего содержания. Полное и точное определение всех жанров исторической песни не может входить и нашу задачу. Но даже при поверхностном взгляде, без специально­го и углубленного изучения, можно установить хотя бы неко­торые виды исторических песен. Характер исторических песен зависит от двух факторов: от эпохи, в которую они создаются, и от среды, которая их создает. Это дает возмож­ность хотя бы наметить основные категории исторических песен.

Самая ранняя, бесспорно, историческая песня — это песня о Щелкане Дудентьевиче. Она относится к XIV веку и по форме своей представляет скоморошину. Исторические пес­ни скоморошьего склада слагались и позднее («Кострюк», «Платон в стане Наполеона»), но они имеют совершенно иной характер, чем песня о Щелкане. Мы фиксируем жанр ранней исторической песни-скоморошины, представленной пока одним-единственным сюжетом.

Следующий этап развития исторической песни — песни XVI века о Грозном. Это так называемая «старшая» истори­ческая песня. Сюда относятся песни о Грозном, созданные в московской городской среде или в среде пушкарей («Гнев Грозного на сына», «Кострюк», «Взятие Казани» и некоторые другие, более редкие песни). Народ называет их «старина­ми». Это — песни, созданные средствами былины. Они пред­ставляют собой особый жанр. В дальнейшем развитии исто­рическая песня свою связь с былиной совершенно теряет. Иной характер, чем песни о Грозном, носят песни о внут­ренних событиях от конца XVI до начала XVIII века. Эти песни тоже созданы мелким городским людом Москвы, но этап их развития уже другой. Здесь можно назвать песни об убийстве Дмитрия и царствовании Годунова, о смерти Отре­пьева, о Скопине-Шуйском, о Земском соборе и взятии Смоленска, об осаде Соловецкого монастыря, о стрелецком бунте и некоторые другие. Это песни определенной среды и определенной эпохи. Исследование поэтики этих песен покажет, в какой мере можно говорить о единстве или раз­нообразии их. Однако даже предварительное ознакомление показывает, что при всем разнообразии их можно говорить о

единстве приемов эпики.

С перенесением столицы в Петербург этот тип городских песен о внутренних событиях русской истории перестает быть продуктивным. В Петербурге создаются отдельные пес­ни о восстании декабристов, об Аракчееве и некоторые дру­гие, но жанр этот в XIX веке находился на ущербе. Песни этой группы созданы городской средой, откуда они позднее

проникают в крестьянство.

Совершенно иной характер носят песни, сложенные каза­чеством XVI—XVII веков. Это уже не эпические, а скорее лирические песни о вождях казачьей вольницы и о крестьян­ских войнах — о Ермаке, Разине, Пугачеве, Некрасове. Весь поэтический склад их существенно иной, чем склад песен предыдущей группы. Типично для них хоровое исполнение, большинство их носит характер песен протяжных. Соответ­ственно они коротки. Есть отличие в стиле между песнями о Ермаке и Разине, с одной стороны, и Пугачеве, с другой. Об­раз Пугачева более реалистичен, чем образ Разина. Песни о Пугачеве частично подверглись влиянию солдатских песен. Тем не менее песни казачьей вольницы, песни о Ермаке, Ра­зине, Пугачеве составляют совершенно явный цикл или вид исторических песен, во всех отношениях отличный от более ранних и более поздних циклов, созданных в иной социаль­ной среде. Начиная с момента образования регулярной ар­мии в фольклоре появляется особый вид исторических песен, созданных солдатами. Это воинские исторические песни XVIII—XX веков. Этот вид исторической песни постепенно становится доминирующим. Начиная с песни о Полтавском бое, русский солдат сопровождает песнями все войны: семи­летнюю войну, войну 1812—1815 годов, Крымскую кампа­нию, Турецкие войны, войну с Японией, а также более мел­кие походы. Число этих песен значительно. По стилю они примыкают к бытовым солдатским лирическим песням, но вместе с тем существенно отличаются от них. Военно-исторические песни составляют особый вид исторических пе­сен, отличный как от песни о Грозном, так и от городских песен XVII—XVIII веков и от песен казачьих.

Так, располагая исторические песни по эпохам и социаль­ной среде, изучая затем поэтику и формы их музыкального исполнения, можно будет установить жанровый состав исто­рических песен. То, что предлагается в этой работе, — только первая наметка в этом направлении. Нам представляется, что ранняя песня-скоморошина, песни былинного типа о Грозном, песни о внутренних событиях от конца XVI века до. первой половины XVIII века, песни казачьей вольницы и крестьянских войн и бунтов, воинские песни XVIII—XX ве­ков, созданные в солдатской среде, составляют основные жанры исторических песен.

Может быть, наиболее труден и наиболее спорен вопрос о жанрах лирической песни. Лирическая песня — огромная область народного творчества. Область эта разнообразна, по­движна, и изменчива. Она допускает изучение с самых раз­ных сторон и точек зрения. Если изучать ее с точки зрения форм бытования и исполнения, то можно говорить о песнях хороводных, игровых, плясовых и таких, которые исполня­ются вне движения хореографического или иного характера, одним только голосом. По бытовому применению можно го­ворить о песнях трудовых, посиделочных, святочных, свадеб­ных и т. д. В них, далее, поется о различных сторонах чело­веческой жизни — о любви, семье, разлуке с родной землей, крепостной зависимости, о тюрьме, о солдатской жизни, о разбойничьей доле. Песни могут выражать известное отно­шение к миру: тогда можно говорить о песнях сатирических, укоряющих, или, наоборот, величальных, или оплакивающих, сетующих. С точки зрения темпа и характера музыкального исполнения можно говорить о песня; протяжных⁶, частых и промежуточных («полупротяжных»). Наконец, есть песни различных социальных групп: песни крестьян, бурлаков, сол­дат, рабочих. Какие же из этих песен являются жанрами? Любой из названных здесь видов песен может стать предме­том монографического изучения. Можно отдельно изучать,

⁶ В музыковедческой литературе под «протяжными» понимаются песни с наличием внутрислоговых распевов, филологи под «протяжными» понимают любые песни элегического характера, исполняемые в медленном темпе.

например, песни хороводные, или разбойничьи, или сатири­ческие и т. д., и такие монографии очень нужны и очень по­лезны. Каждый из исследователей может назвать избранный им вид жанром, понимая это слово в любом смысле и не ставя вопроса о том, в каком отношении изучаемый вид находится к другим видам. Но дело меняется как только мы перейдем от изучения одного какого-либо вида к изучению лирической песни в целом. Установление жанров требует точной терминологии и правильных приемов систематиза­ции. Если этого нет, мы получим искаженную картину, по­лучим неправильные выводы и установления.

Вопрос о жанрах лирической песни тесно связан с вопро­сом о классификации ее. С этим дело обстоит очень неблаго­получно. Так, например, в семитомном своде А. И. Соболев­ского «Великорусские народные песни» (СПб., 1895—1902) второй и третий тома отведены для песен о семье; в седьмом томе помещены песни шуточные. Такое деление было бы правильным, если бы не было шуточных песен о семье; но такие песни есть. Многие песни о старых мужьях носят ярко выраженный шуточный характер. Куда же их отнести: к песням «о семье» или к «шуточным»? Такое деление оши­бочно, оно произведено по признакам, которые не исключа­ют друг друга. Эта ошибка упорно держится вплоть до самых последних лет. В лекциях В. И. Чичерова (Русское народное творчество. М., 1959) в главе «Жанровый состав песенной лирики» в числе основных жанров названы «хороводные» и «юмористические и сатирические». Но именно хороводные песни часто носят юмористический и сатирический характер. Один вид выделен по форме исполнения («хороводные»), другой — по отношению к изображаемому («юмористичес­кие»), но эти признаки не исключают друг друга, и деление получилось ошибочное, неправильное не только с точки зре­ния логической, но и дающее ошибочное представление о характере песен. В книге Н. П. Колпаковой «Русская народ­ная бытовая песня» (М.—Л., 1962) в числе других названы «игровые» и «лирические». Термин «бытовые» неудачен по­тому, что он внушает мысль, будто, кроме бытовых, есть еще какие-то другие, небытовые песни. Термин «бытовые» дол­жен быть вообще изъят из научного обихода как слишком широкий и потому не имеющий никакого определенного смысла. Все решительно песни есть песни бытовые, либо по­тому, что они живут и применяются в быту, либо потому, что в них прямо или косвенно отражен быт русской дерев­ни. Колядки в такой же степени могут быть, названы быто­выми песнями, как солдатские походные или колыбельные;

разница только в том, какие стороны русского быта в ней прямо или косвенно отражены. Вне быта песен не бывает. Деление же на «игровые», с одной стороны, и «лирические», с другой, неправильно потому, что лирика есть понятие ши­рокое, в которое входят самые различные виды народных не­эпических песен. Данное же распределение исходит из узко­го понимания «лирики» как выражения глубоко личных и интимных чувств. Для фольклора такое понимание «лирики» неприменимо. Лирика наряду с эпикой и драматикой есть род поэтического творчества, который выражает не только..личные чувства грусти, любви и т. д., но всенародные чувства радости, скорби, гнева, возмущения, причем выражает его в самых разнообразных формах. Эти формы и составляют жанры, тогда как «лирика» не есть жанр. «Игровые» песни — одна из частных форм исполнения песен; противопостав­лять понятие «лирических» и «игровых» песен и утверждать их несовместимость так же неправильно, как говорить о несовместимости понятий дерева и березы.

Неумение отличать род и вид, а также применять более широкие и более узкие разряды классификации вообще встречается очень часто. Можно сказать, что такой способ распределения у нас господствует. Материал делится на раз­ряды без дальнейших подразделений или разветвлений, при­чем в один ряд попадают явления очень широкого и очень.узкого характера. Получается перечисление без всяких под­разделений, без разветвлений. Между тем многих ошибок можно было бы избежать, применяя одни признаки для раз­рядов, другие — для подразрядов, вместо того, чтобы совме­щать их в одном ряду, где они не исключают друг друга.

Совершенно очевидно, что пока имеются подобные оши­бочные представления о составе русского фольклора, о кате­гориях этого состава и об их взаимоотношениях, вопрос о жанрах русской песни не может быть решен.

Как же выйти из затруднений? Мы исходим из двух пред­посылок теоретического порядка. Первая состоит в том, что в фольклоре при единстве или спаянности содержания и формы первично содержание; оно создает себе свою форму, а не наоборот. Такое положение остается верным независимо от философских споров о том, что понимать под формой и что под содержанием.

Вторая предпосылка состоит в том, что различные социаль­ные группы создают различные, а не одинаковые песни. Обе эти предпосылки тесно связаны между собой. Мы полагаем, что крестьяне, батраки, солдаты, рабочие будут создавать разные по своему содержанию песни и что вследствие этой разницы в содержании и форма их будет различна. Это значит, что разделение по социальному признаку не будет противоречить разделению по признаку поэтики. Наоборот, такое разделение позволит внести в пестрый и разнообраз­ный мир песни некоторую систему.

Не предрешая пока вопроса о том, что в области лири­ческой поэзии называть жанром и что нет, мы попытаемся разделить песни по признаку социальной принадлежности. С этой точки зрения можно отличить три большие группы:

1) песни крестьян, ведущих земледельческий труд; 2) песни крестьян, оторвавшихся от земледельческого труда; 3) песни рабочих. Остановимся сперва на песнях собственно кре­стьянских.

Традиционное деление крестьянской лирики на обрядовую и необрядовую логически и фактически правильно. Правиль­но также подразделение обрядовой лирики на календарно- и семейно-обрядовую лирику.

Слово «календарные песни» в приложении к лирике не совсем удачно. Это — песни больших народных праздников, носивших ярко выраженный земледельческий характер. По­этому более правильно будет назвать совокупность этих песен земледельческой обрядовой лирикой. Песни этого вида легко и естественно делятся по тем праздникам, во время которых они исполнялись. На святках исполнились колядки — песни, прославлявшие хозяев и сулившие им богатый урожай, умно­жение скота, здоровье и благосостояние. В благодарность за эти посулы (которым когда-то приписывали заклинательную силу) хозяева одаривали колядующих. Под новый год пели песни подблюдные. Эти песни сопровождали гадание, состо­явшее в том, что в блюдо с водой опускалось несколько ко­лец, а затем пелись краткие песенки, сулившие брак, разлу­ку, смерть, дорогу и т. д. Под песни вынимались кольца, и та, которой принадлежало кольцо, относила песню к себе.

Продолжая обзор, мы можем назвать масленичные песни. Количество их очень невелико, они плохо сохранились. Это

— веселые песни о встрече и проводах масленицы. В Егорьев день в средней полосе России в первый раз после зимы выгоняли скот на пастбище. По этому случаю пелись особые песни, егорьевские, содержание которых сводилось к закли­наниям или заговорам на сохранность скота от волков, падежей и бескормицы. В период весеннего равноденствия праздновалась встреча весны. В день этого праздника пекли жаворонков или куликов и давали их детям. Дети привязы­вали их к прутьям или деревьям, что должно было изобра­жать прилет птиц, и пели особые песни, называемые вес­нянками. В этих песнях призывали весну и восхваляли ее. Птицы будто бы приносили на своих крыльях весну. Седь­мой четверг после пасхи назывался семик. В этот день укра­шали березку, водили под ней хороводы и пели песни во славу березки. Девушки между собой кумилрюь, и об этом также пелось и песнях. Песни эти принято называть песня­ми семицкими. В этих песнях обрядовые мотивы переплета­ются с любовными. Нам известно, что особые купальские песни пелись во время летнего солнцеворота — в день Ива-на-Купалы, но у русских такие песни не сохранились. Нако­нец, во время жатвы пелись так насыпаемые жнивные пес­ни. В них пелось, о скором окончании работы и об угоще­нии, которое ждет жниц. Такие песни сопровождались вели­чанием хозяина, на поле которого жницы помогали жать.

Мы могли выделить колядки, подблюдные песни, песни масленичные, веснянки, егорьевские песни, песни семицкие, жнивные песни. Все они относятся к области обрядовой земледельческой лирики, но обладают разным содержанием и разной формой, исполняются по-разному, в разные сроки и различаются своими напевами. Каждый из этих видов со­ставляет жанр, т. е. обладает общностью поэтической си­стемы и исполняется в одни и те же сроки, в тех же формах, тем же музыкальным стилем. Возможно более дробное деле­ние их. Так, например, можно установить разные типы колядок, подблюдных песен, веснянок, но эти типы не пред­ставляют собой новых жанров.

Другая большая область обрядовой поэзии — это песни семейно-обрядовые. К ним относятся песни похоронные и свадебные.

Похоронные плачи, или причитания, или, как их иногда называют в народе, вопли, сопровождают все моменты похо­ронного обряда: обряжение покойника, прощание перед выносом, погружение в землю, момент возвращения родных домой в опустевшую избу. Каждый из этих моментов может сопровождаться особыми по своему содержанию песнями, но они могут и смешиваться. Метрическое строение плачей отличается от метрического строения всех других видов народной лирики. В классической форме плачей — размер хореический с дактилическим окончанием, строки длинные, охватывающие у разных исполнительниц от четырех до семи стоп. Каждая строка синтаксически закончена, после каждой строки делается длительная пауза, во время которой поющая всхлипывает и рыдает.

Свадебная поэзия в основном также состоит из причита­ний. Причитает невеста или, если она не умеет этого, — плакальщица. Основные моменты свадебного обряда, как сговор, девичник, день венчания и другие, сопровождаются каждый своими причитаниями. Невеста просила не отдавать ее замуж, отсрочить день свадьбы, она страшится жизни в новом доме, где ее ждет тяжелая работа и неласковое обра­щение. Все это показывает, что свадебные плачи представля­ют собой совершенно иной жанр, чем причитания похорон­ные. Невеста пела горестные песни, остальная же молодежь пела песни веселые. Сюда относятся свадебные величальные песни молодым, их родителям и почетным гостям. В адрес же дружки, сватов и свах пелись, наоборот, песни насмеш­ливые; чтобы отделаться от таких насмешек, нужно было от­купиться деньгами. Дружка также создавал веселье. Но он не пел, а исполнял различные приговоры, содержанием которых служат приветствия. Эти приветствия могут сопровождаться насмешками в адрес девушек, детей или, например, ворчли­вых старух, которых предлагается запихать на печь и т. д. Приговоры дружки — не песни. Они исполняются рифмо­ванной прозой, пересыпанной всякого рода остротами и шутками.

Таким образом, причитания невесты, величальные свадеб­ные песни и приговоры дружки и песни-насмешки состав­ляют основные жанры свадебной поэзии.

Мы переходим к рассмотрению внеобрядовой лирики — самого богатого вида народного песенного творчества. Кос­нувшись обрядовых причитаний, мы должны решить вопрос о причитаниях необрядовых.

Мы имеем в виду те причитания или плачи, которые ис­полняются по поводу различных несчастий и бедствий, кото­рыми была так богата крестьянская жизнь. Составляют ли эти плачи один жанр с похоронными причитаниями или

нет?

Одно из таких бедствий — отдача парня в рекруты, впо­следствии — призыв новобранцев в армию. Этот момент со­провождался причитаниями или плачами которые принято называть рекрутскими причитаниями. Но плачами, причита­ниями мог сопровождаться любой другой горестный момент в жизни крестьянина: пожар, отправка больного в больницу;

по разным поводам причитали о своей доле батраки, сироты;

они плакали, предаваясь воспоминаниям о своем прошлом.

Во время Великой Отечественной войны женщины причи­тали, получая известие о смерти мужа, сына, брата. Беженцы предавались плачам при возвращении домой, видя свои дома разрушенными⁷.

Общепринято все виды причитаний объединять в один жанр, различая три основных вида их: похоронные, рекрут­ские и свадебные. Что свадебные причитания невесты со­ставляют совершенно особый жанр, мы видели выше. Боль­ше оснований имеется для объединения плачей рекрутских и других с плачами похоронными. Действительно, стих и в том и другом случае иногда совершенно одинаков, особенно в устах одних и тех же исполнительниц. Так, знаменитая Ирина Федосова совершенно одинаково исполняла причита­ния похоронные и рекрутские. Разница здесь как будто ка­сается только тематики, а это еще не дает оснований гово­рить о разных жанрах. С нашей же точки зрения, сходство метрической системы еще не дает оснований для объединения в один жанр. Похоронные плачи представляют собой поэзию обрядовую, корнями своими восходящую к языческим вре­менам. Композиция обрядовых плачей определяется ходом обряда, и потому она единообразна, композиция же необря­довых плачей столь же разнообразна, как разнообразна сама жизнь. Глубоко различны также мир представлений, образов и лексика. Различаются они и своим бытовым применением, а это, как мы видели, один из признаков жанра. Мы прихо­дим к выводу, что в области причитаний имеется три жанра:

два обрядовых — свадебные и похоронные, и один необрядо-

⁷ Русская народно-бытовая лирика. Причитания Севера в записях В. Г. Ба-занова и Л. П. Разумовой. Вступительная статья и комментарии В. Г. Базано-ва. М.-Л., 1962.

вый, куда входят причитания рекрутские и другие, связанные с бедствиями военного времени, а также плачи, связанные с различными несчастиями старой крестьянской жизни.

Одна из основных трудностей в изучении крестьянской ли­рической песни состоит в ее необычайной подвижности и изменчивости. Признаки отдельных песен настолько не­устойчивы, что единой, общепринятой терминологии нет;

сам народ также имеет множество различных названий для песен. Эти названия могут стать предметом специального изучения и комментирования. Вот несколько таких терми­нов: песня протяжная, проголосная, голосовая, частая, ско­рая; — хороводная, круговая, походенечная, парочная, пар­ная, проволочная, продольная, уличная, науличная; — игро­вая, плясовая; — вечериночная, посиделочная, гульбищная, обыденная, девичья; — святочная, вешняя, троицкая. Е. Ли-нева приводит народные наименования: песни «давнишние, дотошные, досельные, строгие, долгоголосные, досюдошные⁸. Есть множество и других названий.

Мы не можем полностью использовать народные обозначе­ния, так как значения их перекрываются, в них нет системы. Многие песни не названы никак. Но обилие этих терминов показывает, что у народа есть какие-то очень точные пред­ставления о жанрах и об их отличиях, что народ различает свои песни и этими отличиями дорожит и очень метко и выразительно обозначает различные виды песен.

Как же нам быть, что положить в основу определения и разбивки?

На первый взгляд, наиболее простым и естественным спо­собом деления представляется деление по темам. Но это все же не так. Тема или содержание само по себе не всегда мо­жет служить признаком жанра. Так, например, песни о ста­ром муже могут иметь трагический характер и исполняться как песни протяжные, но такие же песни могут иметь шу­точный, фарсовый характер и исполняться как песни плясо­вые, или игровые, или хороводные. Песни о любви, о семье, о разлуке, об ушедших на службу солдатах, о смерти на чуж­бине и другие могут относиться как к совершенно различ­ным, так и одинаковым поэтическим системам. Темы песен должны изучаться самым пристальным образом, но отличие

Дата добавления: 2015-05-26