Историк в эпоху перемен и кризисного мироощущения 2 страница

Проблемы социально-экономической истории для многих исследователей оказались приоритетными несмотря на известный спад в разработке этой проблематики. Заслуга в этом должна быть отнесена на счет Центра экономической истории при историческом факультете МГУ (ЦЭИ). Центр возник по инициативе В.И. Бовыкина, сейчас его возглавляет Л.И. Бородкин. Деятельность ЦЭИ находит отражение в Ежегоднике (Экономическая история. Ежегодник).

Одним из крупных современных отечественных центров по разработке проблем исторической психологии Международная ассоциация исторической психологии, созданная в 1997 г. в Санкт-Петербурге. Первым шагом к ее формированию стала Международная междисциплинарная научная конференция «Поиски исторической психологии», прошедшая в форме научного семинара 21-22 мая 1997 г. Инициатором создания Ассоциации был В.И. Старцев. Сейчас ее возглавляет С.Н. Полторак. Результаты своих научных разработок Ассоциация размещает на страницах журнала «КЛИО».

Создаются организации, которые берут на себя миссию распространения духовности. Так, в 1990 г. создается Славянский фонд России. Совместно с Российской академией наук, институтом славяноведения РАН Фонд регулярно проводит научные конференции и симпозиумы.

С 1984 г. действует Ассоциация по комплексному изучению русской нации. Под ее эгидой проходят ежегодные конференции («декабрьские встречи»). Это своеобразное национальное научное объединение. Практически все материалы этих конференций издаются. Кроме того, Ассоциация публикует сочинения идеологов "русской идеи", оригинальные сочинения ее членов и сторонников, труды мыслителей прошлого[2].

Сразу после 1991 г. количество различных форумов, на которых историки обычно собираются и обсуждают актуальные вопросы исторической науки (конференции, симпозиумы, конгрессы, "круглые столы" и т.д.) сокращается, что было вызвано организационными и финансовыми трудностями. Однако уже во второй половине 1990-х гг. эта работа заметно активизируется.

Ряд подобных мероприятий был посвящен проблемам, которые в советский период не были предметом специального рассмотрения. Кроме того, вырабатывались новые формы таких мероприятий. Так, издательство «Нестор», специализирующееся на выпуске научно-исторической литературы, начало с 1995 г. регулярно проводить Всероссийские заочные научные конференции. Среди тем, ставших предметом научного рассмотрения, – проблемы Российского казачества, вопросы отечественной историографии, взаимоотношения Востока и Запада, классы и социальные группы в истории России, Российское предпринимательство: исторические традиции и духовные изменения и др.

На базе ВУЗов, научных учреждений, музеев, издательств проводятся мероприятия, посвященные юбилейным датам деятелей отечественной исторической науки недавнего прошлого. Некоторые из них имели поистине всемирное значение и проводились на государственном уровне. Например, в 2003 г. широко отмечалось 300-летие Санкт-Петербурга, в 2005 г. - 250-летие МГУ, отмечались другие знаменательные даты, и историки принимали в них активное участие. Однако возобновилась практика проведения сугубо научных мероприятий.

Ряд из них был посвящен обсуждению проблем историографии, которые занимают в последние годы все более видное место в исторической науке. Это связано с необходимостью научно осмыслить перемены в подходах к некоторым историческим проблемам на переломном этапе истории. Традиционными стали конференции, посвященные памяти выдающихся ученых, в первую очередь советских историков. Так укрепляется научная преемственность в разработке целого ряда тем, одновременно идет плодотворный историографический анализ пройденного наукой пути. В 2001 г. под эгидой РАН была проведена конференция «Историческое знание и интеллектуальная культура» (2001 г.), межвузовская конференция «Россия и современный мир: проблемы политического развития» (2001 г.); «Источниковедение и историография в мире гуманитарного знания» (к 80-летию С.О.Шмидта, Москва, 2002 г.). Среди упоминавшихся заочных конференций фигурировали темы «Изучение истории России: наиболее актуальные историографические тенденции» (2003 г.), «Россия глазами мемуаристов: анализ неизвестных и малоизвестных воспоминаний» (2004 г.); в 2004 г. ГИМ провел научную конференцию «История России XIX в. и проблемы ее интерпретации в музейных экспозициях», где одной из важнейших проблем стали проблемы историографии. Указанный список носит, естественно, характер случайной иллюстрации и может быть расширен и тематически, и географически

Чрезвычайно важно, что в данную работу активно включаются и российские провинциальные центры, которые проводят региональные, межрегиональные и всероссийские форумы. Например, проводятся конференция "Российская провинция и Московский университет" (Калуга, 2002 г.),, межрегиональная конференция «Научное наследие академика Л.В.Черепнина и российская история в Средние века и Новое время» (Рязань, 2005 г.), «Интеллигенция в истории России и российских регионов. К 90-летию профессора Н.К.Лисовского, 60-летию профессора В.Ф.Мамонова, 10-летию Общественного фонда «Будущее Отечества»). (Челябинск, 2005 г.), и др.

Характеризуемый период отмечен не только серьезными политическими и структурными изменениями. Наиболее значительные подвижки прошли в сфере методологии и теории исторической науки. Процесс был непросты и неоднозначным, а в некотором смысле и постепенным. Важно понимать, что в середине 1980-х гг. научный поиск шел, во всяком случае, внешне, в русле социалистической традиции, и имел заявленной целью "возвращение на магистральный путь" развития марксистско-ленинской теории. С началом "перестройки" основной целью историков было заявлено возвращение к «ленинской традиции» в понимании модели общественного развития, и в том числе и в значительной степени в области исторического познания. Одновременно ставился вопрос об альтернативности российского исторического процесса, определялось место России в мире начала ХХ века. Россия определялась как страна второго эшелона капиталистического развития с догоняющим типом.

Волобуев Павел Васильевич (1923 – 1997), доктор исторических наук, профессор, академик РАН с 1990 года. Окончил исторический факультет МГУ в 1950 году. Ученик К.В. Базилевича, И.Ф. Гиндина, А.Л. Сидорова. Один из лидеров «нового направления» в советской исторической науке. Представители этого направления считали, что Октябрьская Революция 1917 была вызвана не высоким уровнем развития капитализма в России а обострением крестьянского вопроса и многоукладным состоянием экономики России. Ему принадлежат многочисленные работы по предреволюционной истории России, а также теоретические работы по проблемам выбора путей общественного развития.

Вместе с тем, хотя официально с 1980-х годов научный поиск шел в формах социалистических подходов, на практике историки быстро выходили из-под идеологического влияния, тем более, что это происходило на фоне активного вовлечения в научный оборот новых материалов при одновременном ослаблении цензуры. Смена парадигм в отечественных гуманитарных науках проходила постепенно. Приобрели популярность взгляды Раймона Арона на марксизм. В 1992 году издается труд Арона «Этапы развития социологической мысли». Широко стали пропагандироваться взгляды европейской социал-демократии.

Расширялось и углублялось представление о возможностях теории формаций. Историки постепенно отходили от формационно-классовой установки. Толчком для постановки проблемы соотношения формационного и цивилизационного подходов, как методологических парадигм стало издание в 1991 году фундаментального труда А. Дж. Тойнби «Постижение истории». К этому моменту прошло уже 30 лет с первой публикации этой работы. Поэтому и в отечественной научной практике интерес к идеям Тойнби появился задолго до 1991 года. Значительное серьезное обсуждение проблемы соотношения формационного и цивилизационного подходов состоялось, в том числе, в 1983 году на V1 Всесоюзном координационном совещании. Тема обсуждения звучала так: «Цивилизация и исторический процесс». (Цивилизация как проблема исторического материализма. Ч.1. Социально — философские вопросы цивилизации. М., 1983 г.). Впоследствии эта тема обсуждалась неоднократно. (Цивилизационный подход к истории: проблемы и перспективы развития. Воронеж, 1994г.; Семеникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. М., 1994г.).

Получают распространение так называемые «специальные методологии»: микроистория, гендерная история, история повседневности и так далее. Внимание обществоведов привлекает теория элит. Широко пропагандируются методы французской исторической школы «Анналов». Значительную роль в распространении этой методологии сыграл А.Я. Гуревич. Это обнаружило устойчивый интерес отечественной науки ХХ века к опыту зарубежной историографии, подчеркнуло неслучайный характер этого интереса. Особенно сильным в контексте расширения методов социально=экономических исследований стало влияние взглядов и теоретико-методологических подходов Макса Вебера, акцентировавшего внимание на религиозной этике как факторе хозяйственного действия. Бурно развивается социальная история, культурология, политология. Обществоведы включились в обсуждение «эпохи постмодерна"[3].

После перерыва в несколько десятилетий были опубликованы и стали предметом научного интереса и, в значительной степени и историографической оценки, труды многих мыслителей прошлого. Причем были опубликованы работы тех мыслителей, имена которых ассоциировались с позициями «почвенничества», «русской идеи», тех, кто отстаивал идею самобытного развития России. Среди них были не просто известные, но и всемирно знаменитые мыслители: Бердяев Н.И., Булгаков С.Н., Данилевский Н.Я., Кавелин К.Д., Карсавин Л.П., Трубецкой Е.Н., Лосский М.О., Леонтьев К., Новгородцев П.И., Розанов В.В., Флоренский П.А, Хомяков А.С. Эрн В.Ф., Шестов Л. и др. Некоторые фамилии были широко известны в Советском Союзе. Однако их творчество было знакомо читателям далеко не в полном объеме. Как это случилось, например, с К.Э. Циолковским, который был известен как «отец космонавтики», но чьи философские труды до этого времени не публиковались [4].

После того, как они были введены в научный оборот, новым поколениям исследователей, да и просто интересующимся историей отечественной общественной мысли, стало понятным, что идея укрепления российской государственности, необходимости учета в государственном строительстве национальных особенностей не могла быть принята властной верхушкой, пришедшей к власти в 1917 г. А потому эти работы и не издавались, или были попросту запрещены. Изложенная в них позиция шла вразрез с основополагающими принципами «пролетарского интернационализма».

И хотя идеи названных мыслитетей не всеми были восприняты (они не воспринимаются однозначно еще и по сей день), они вновь обрели статус историографического факта, и теперь проходить мимо него, не замечать почвеннической концепции стало невозможным. Тем более, что эта позиция оказалась хорошо теоретически и исторически обоснованной. Открыто спорить и опровергать эти взгляды никто из их противников не решался, и чаще всего их взгляды их оппонентами стали нарочито огрубляться, сводиться к элементарным постулатам.

Вместе с тем, деятельность этих авторов вызывала пристальный интерес в обществе, и появились работы с анализом их взглядов и опытами оценок того, какие выводы из их работ можно сделать применительно к современности. Сегодня можно говорить о восстановлении данной традиции и, в известном смысле, о ее продолжении в новых условиях (Г. Гачев, В. Кожинов, С. Куняев, И. Шафаревич и др.) [5].

Историософский характер наследия, введенного вновь в широкий научный оборот, пришелся, как нельзя кстати, в условиях распространения тенденции к междисциплинарному диалогу в сфере науки. Многие стали работать на стыках истории и других гуманитарных дисциплин: социологии, экономики и истории экономики, филологии, философии и т.д. Гуманитарная мысль была втянута в обсуждения основных проблем теории познания, в рассмотрение вопросов, связанных с обсуждение предмета исследования в различных гуманитарных науках, а затем и в рассмотрение вопроса о «научном» мировоззрении. Историки пришли в сфере методологии к постановке тех проблем, которые поднимал сто лет назад В.О. Ключевский, обративший внимание на метод «народно-психологического чутья».

Несмотря на разнообразие методологических подходов и широкий спектр теорий, применявшихся для интерпретации истории, выработка новой концепции отечественной истории оказалась сложной задачей. Для начала было необходимо скорректировать концепцию истории КПСС, приблизив ее к новым политическим веяниям.

Начинается лихорадочный поиск материалов, издание работ, посвященных жизни и деятельности руководителей, функционеров советского государства, который быстро распространяется и на деятелей других эпох. Бесспорным завоеванием этого времени можно считать пробуждение интереса к истории личности, которая действовала в истории, попытки отойти от шаблонов в освещении жизни и деятельности исторических персонажей. В основном это, правда, касалось деятелей революции и в первую очередь тех из них, кто был в 1930-е годы раздавлен репрессивной машиной государства.

Последовало издание серии политических портретов деятелей революции и социалистического строительства. К этому времени относится усиление внимания к истории политической борьбы внутри советского общества. Активизируется пересмотр оценок ряда партийных и государственных деятелей советской эпохи, правящих элит, династий. Корректировка существенных моментов опыта социалистического строительства (НЭП, коллективизация, внешняя политика и т.д.).

Предметом рассмотрения становятся взгляды, концепции общественного развития, предложенные в свое время Л.Д.Троцким, Н.И.Бухариным, А.И.Рыковым, Г.Димитровым, К.Радеком и другими деятелями советского государства и международного коммунистического движения. Появляются многочисленные статьи, газетная и журнальная публицистика, сборники, начинается активная публикации источников, появляются монографии[6].

Правда следует отметить, что всплеск интереса к фигурам деятелей советского государства оказался достаточно кратковременным. Достаточно быстро исследователям стало ясно, что Л.Д.Троцкий или Н.И.Бухарин не несли в своих программах ничего принципиально нового, и разногласия подавляющего большинства «оппозиционных групп» с «ленинским ЦК» внутри правящей партии в 20-30-е годы были тактическими. С другой стороны, эти работы позволили исследователям углубить представления о становлении отечественной модели социализма, об идейной борьбе в обществе вокруг вопросов становления и функционирования нового строя.

Однако в общем потоке публикаций оказались и работы мыслителей, которые, работая в рамках социалистической государственности, имели свои оригинальные взгляды на то, какова должна быть экономическая модель развития народного хозяйства (Базаров В.А., Кондратьев Н.Д., Чаянов А.В. и др.)[7].

Ко второй половине 1980-х гг. относятся активные попытки ряда историков КПСС выработать новую концепцию истории партии. Основное содержание их работы сводилось к поискам первоначальной, «истинно ленинской», не искаженной позднейшими наслоениями (во времена И.В.Сталина, Н.С.Хрущева, Л.И.Брежнева) концепции отечественной истории. Ко второй половине 1980-х годов относятся инспирированные М.С.Горбачевым попытки пересмотра ряда концепций истории партии, и как следствие - отечественной истории. Этот опыт корректировки исторических трактовок имел серьезные не только научные, но и политические последствия.

Знаменательно, что в этой работе активное участие принимали не только профессиональные историки, но и деятели культуры, искусства[8].

Авторы этих работ стремились по-новому взглянуть на проблемы НЭПа, коллективизации, партийного строительства, детально разобраться, что же собой представляло «ленинское завещание», ставили вопрос о том, «какое общество мы построили». Подавляющее большинство историков не заявляло (а вероятно, и ставило) своей целью отказ от рассмотрения истории страны с позиций марксистско-ленинской методологии, не ставили задачи выхода из социалистической модели общества; актуальным было требование «больше социализма». Скорее можно говорить о множественности подходов, о спонтанном отказе от тех шаблонов и клише, которые десятилетиями держались в науке и противоречили историческим фактам, что становилось особенно ясно в условиях расширения историографической и источниковой базы. И быстрее и отчетливее всего это стало понятным именно в сфере истории КПСС.

Характерным было, например, пояснение редакторов одного из первых «перестроечных» сборников: «Урок дает история» (В.Г.Афанасьев и Г.Л.Смирнов). Они указали, что сборник «родился по инициативе редакции газеты «Правда», отмечали, что «у авторов прослеживается господствующее желание помочь читателю разобраться в некоторых важных вопросах истории партии» и выражали надежду, что книга «поможет преподавателям школ и вузов, учащимся старших классов, студентам, слушателям системы партийного просвещения, а также всем, кто интересуется историей партии»[9].

Составитель другого аналогичного сборника также указывал: «Весна 1985 г. положила начало перестройке. С тех памятных дней прошло немногим более трех лет, и ныне уже воочию видна неразрывная связь этого курса с возрождением ленинизма, с восстановлением ленинской концепции социалистического строительства. Именно поэтому интерес к прошлому, всегда усиливающийся на крутых поворотах истории, сегодня прикован прежде всего к проблемам советского общества. …И это естественно, ибо речь идет об исправлении ранее допущенных ошибок, ликвидации застойных явлений и т.п. Предстоит в кратчайший срок придать социализму современные черты, соответствующие условиям и потребностям НТР, сама природа которой позволяет социализму обрести, как говорится, второе дыхание, обновить все стороны жизни общества, максимально проявить гуманистический характер»[10].

К концу 1980-х гг. относится и попытка создания очерков истории партии. ЦК КПСС была сформирована группа историков партии и под эгидой ведущего в те времена учреждения в этой сфере, Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС («Отдел истории КПСС») началась работа по созданию принципиально новых по сравнению с «каноническим» учебником «Истории КПСС» под редакцией Б.Н.Пономарева (выдержавшего множество изданий) очерков истории КПСС.

Авторы в своей работе попытались учесть все новое, и в плане концептуальном, и в плане расширения источниковой базы. Работа эта оказалась незавершенной, однако вряд ли имеются основания утверждать, что этому помешал 1991 год. При том, что в числе авторов были знающие и квалифицированные ученые, от них, по традиции, требовалось не изложение истории партии в соответствии с имеющимся массивом источников, с новейшими достижениями в области науки, а исполнение определенного социального заказа. Однако мысль авторов просто не успевала (да и не могла успеть) за быстрой эволюцией политического курса верхушки КПСС. Действительность все настоятельнее приводила к выводу: историю правящей партии нельзя было подретушировать в частностях, хотя бы имевших большое значение. Альтернативы Краткому курсу не было.

Вместе с тем, новые условия, когда не было больше доминирующей идеологии, создали потребность в создании новых концепций исторического процесса, отличных от тех, которые были созданы в советский период и объявлявшиеся обязательными для руководства.

Новым историографическим явлением, характерным именно для этого этапа развития исторической науки, является пробуждение в обществе интереса к духовному, религиозному, прежде всего, православному, подвижничеству как проявлению нашей духовности, активное вовлечение в отечественную политическую жизнь и одновременно – в отечественную историческую традицию творческого наследия православных мыслителей, православной литературы. Последнему обстоятельству в немалой степени способствовало широкое празднование в 1988 г. тысячелетия крещения Руси.

Существенно возрастает поток соответствующей публикуемой литературы. На прилавках книжных магазинов появляются книги христианского Священного Писания и священные книги других конфессий России, труды отцов Церкви, работы по истории церкви, по вопросам вероучения. Широко издаются сочинения религиозных деятелей: Серафима Саровского, Стефана Пермского, Оптинских старцев, православных мыслителей прошлых лет и нового времени: Розанова, Бердяева, отца Сергея Булгакова, Карташева и др. Возобновляется (переиздается и продолжается) агиографическая традиция: литература о Сергии Радонежском, Иосифе Волоцком, Иоанне Кронштадтском, патриархе Тихоне и других деятелях отечественного Православия. Можно говорить и о возобновлении традиции изложения истории с позиций религиозно-нравственных; прежде всего в этой связи следует упомянуть оказавшие огромное влияние на российское общество трудов Иоанна, митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, в которых исторические сюжеты занимают важное место[11].

Православную церковь стали привлекать к различным мероприятиям государственные и общественные структуры. Так, по существу в общенародный праздник, проводимый по всей стране, превратился День славянской письменности и культуры, отмечаемый в память равноапостольных Кирилла и Мефодия, болгарских просветителей, создателей славянской письменности и азбуки (кириллицы). Московский патриархат, Правительство Москвы и Российская Академия наук учредили Фонд по премиям памяти митрополита Московского и Коломенского Макария (Булгакова), выдающегося иерарха Русской православной церкви, историка, богослова; к Макариевскому конкурсу стали привлекать авторов исторических сочинений и публикаций источников по различным номинациям.

Огромное значение для переосмысления роли православия в отечественной истории имело соединение двух ветвей русской мысли. Возвращение «русского зарубежья» в Россию еще не завершено, но его влияние на исторические концепции очевидно. [12] Еще не прошел период адаптации «русского зарубежья» к условиям развития современной исторической науки.

А условия эти достаточно сложны. В рассматриваемое время продолжали работу профессиональные историки, которые создали себе известность еще в 1980-х гг. попытками пересмотра устоявшихся оценок и уже были известны как реформаторы: Д.А. Волкогонов, Рой Медведев, В.Т.Логинов и ряд других.

Пытались сохранить себя в историографии диссиденты советских времен: В.Суворов ("Ледокол", "День-М", "Последняя республика. Почему Советский Союз проиграл Вторую мировую войну. М., 1995; А. Некрич "22 июня 1941 г.", А. Авторханов. «Империя Кремля», и др.). В их работах страна предстает как средоточие зла, царство несправедливости и антигуманности.

В то же время в исторической науке появился и новый тип авторов, которых можно условно назвать «историками-любителями» (М. Аджиев («Мурад Аджи»), А.Т.Фоменко, Г.В. Носовский и др). В девяностые годы ХХ в. подобная литературы выходила огромными тиражами, что заставляло историческую общественность лишь строить предположения, на чьи средства и с какой целью предпринимаются эти издания. На грани веков эта деятельность приняла такие угрожающие масштабы, что не только историческое сообщество, но и сами падкие на сенсации СМИ начинают проявлять тревогу по этому поводу.

«В любом книжном магазине раздел «История» на три четверти наполнен разнообразными «Другими историями», «Новыми альтернативами», «Тайнами русского народа» и прочим веселым бредом, - констатировал популярный еженедельник «АиФ-Москва» в статье под названием «Сомнительная история»: «При таких раскладах нам действительно остается нанимать гадалку, которая точно скажет: Борис Годунов убил царевича Димитрия или наоборот. Может быть, стоит задаться вопросом: нужно ли так лихо пересматривать историю?»[13]

Профессиональные историки старались отвечать на эти выпады[14]. Правда, здесь не было полноценной научной дискуссии, столкновения мнений и точек зрения. Поэтому данная полемика по существу не имела научного значения, а сводилась к указаниям на грубые ошибки в построениях "историков-любителей", выявлению их политической ангажированности, пренебрежения источниками и незнания историографии вопросов, о которых брались писать.

Эти работы делали свое дело, да и общество начинает уставать от назойливого, подобно рекламе, навязывания взглядов, потерявших остроту новизны и не находивших новых аргументов в свою защиту, и интерес к сочинениям «историков-любителей», которые всячески уклонялись от открытой полемики со специалистами, постепенно притупляются. Их «научная кухня» была специалистам понятна. «Творческая манера» …псевдоисториков однотипна, это прежде всего полный произвол в отборе и использовании фактов, - пишет Н.И.Никитин. - Добросовестный исследователь сначала анализирует источники и специальную литературу, а затем делает выводы. У дилетанта же обычно все наоборот. Вначале он непонятно каким образом (чаще всего исходя из политических пристрастий) формирует свою точку зрения на те или иные события, явления и процессы (т.е. делает выводы), а затем и специальную литературу, и первоисточники использует таким образом: «находит» в них лишь то, что отвечает его представлениям, - с чем он согласен, причем совершенно независимо от степени достоверности, научной обоснованности «найденного». Ну, а то, что не подходит, не укладывается в его «концепцию», в упор «не замечается», будь оно хоть в сотни раз убедительнее. Дилетанту неважно, откуда почерпнуты нужные ему сведения: из документальных источников или из легенд и мифов, из капитальных трудов серьезных историков или из легковесных работ таких же дилетантов, из исследований, являющихся последним словом в науке или из устаревших, давно отвергнутых наукой. Лишь бы эти сведения отвечали его представлениям об изучаемом предмете. С той же целью локальные явления он может представить как глобальные, а встречающиеся в науке догадки и гипотезы – как твердо установленные факты. А если и этого покажется мало для обоснования полюбившейся ему «теории», если в источниках и работах исследователей содержатся только расходящиеся с ней сведения и «не заметить» их никак нельзя, дилетант действует по принципу: раз факты против меня, то тем хуже для фактов – они объявляются «ложью официальной историографии» или чьей-то «фальсификацией», а ссылки для обоснования своей точки зрения даются на вообще не существующие в природе, мифические «данные[15]».

Тем не менее, профессиональные историки не слишком активно включились в работу на этом направлении. Известный историк А.Г.Кузьмин в одной из своих последних работ указывал на недооценку учеными опасности дилетантизма. Он считал, что за многими изданиями стоят мощные теневые структуры; эти издания наносят обществу огромный вред, и «те, кто, наблюдая мародеров, не пытаются их остановить или хотя бы осудить, сами становятся таковыми, причем в самой важной для выживания общества форме».[16]

Характеризуя современный этап развития исторической науки, нельзя не учитывать того факта, что профессиональные историки оказались и сложном и непривычном для них положении. Научный труд в смысле житейских условий становился все более неблагодарным: организационные формы науки испытывали кризис, материальные условия работы ухудшались. Теперь для повышения тиражей историкам надо было бороться за читателя (раньше этой проблемы не существовало). Если ранее типографии и издательства без затруднений выпускали плановые исследования (планы составлялись заранее на ряд лет вперед), то теперь они также перешли на рыночные отношения.

Действительно, многие научные работы, выпускавшиеся в советское время, грешили сложным для восприятия изложением материала, наукообразностью, неумением заинтересовать аудиторию, откликаться на события современности. Часть профессиональных историков испытывали затруднения, будучи вынужденными работать в новых условиях. Стало невозможным прятаться за универсальные марксистские схемы, стали востребованными самостоятельность и оригинальность научного мышления, умение донести до потребителя научной продукции результаты своей работы.

Вместе с тем, критика цеха профессиональных историков со стороны ряда «интеллектуалов», раздававшаяся со страниц периодических изданий грани веков, оказалось в значительной степени преувеличенной. Многие профессиональные историки выдержали конкуренцию, и на книжных прилавках стали появляться выдержавшие проверку временем работы корифеев советской исторической науки Б.А.Рыбакова, М.Н.Тихомирова, Н.И.Павленко, Е.В.Тарле, А.Н.Сахарова, В.Л.Янина.

Продолжается плодотворная исследовательская традиция изучения социально-экономической истории. Ученые нашли обновленный ракурс подачи крестьянской темы.[17] Советская история обогатилась развитием социальной темы, изучением судеб крестьянства, исследованием индустриализации. Откликнулись историки и на потребности общественного развития, обусловившие обращение к традиции отечественного предпринимательского опыта, прикоснулись и к истории бизнеса. Многие завоевания советской исторической школы были развиты в новых условиях. Можно смело утверждать, что смена поколений в исторической науке прошла благополучно. Традиции не были порушены. По-новому начинает высвечиваться в исторической литературы роль таких ранее находившихся "в тени" деятелей отечественной истории, как П.А. Столыпин, В.В. Шульгин, члены императорской фамилии и т.д. Биографический метод сочетается с традиционным для отечественной исторической науки охранительством.[18]

В российской исторической науке полностью определился намеченный еще в рамках советской исторической науки 1980-х гг. отход от былого единомыслия. Вместе с тем, как одну из характерных черт развития исторической науки в новое время, приходится констатировать ослабление творческих связей внутри исторического сообщества, исчезновение исторических школ крупных исследователей. Вместе с тем следует подчеркнуть, что эти традиции были устойчивыми как в дореволюционный, так и в советский периоды.

Дата добавления: 2015-05-29