Алкоголь выбор каждого? Да вас обманули, если вы так думаете! 1 страница

20.

19.

18.

18.

17.

16.

15.

Ночь. Дача Анусина, терраса. За окнами завывает ветер, скрипят деревья. Александр, накрытый пледом, сидит в своем кресле. Рядом Ресничкин, в руках у него бутылка водки и стакан, к которому он то и дело прикладывается.

РЕСНИЧКИН. Саня… Санек… Обиделся? Ну, и дурак. Выпьешь?Хочешь сегодня на террасе поспать? Здесь, Саня, мистическая атмосфера. Иногда за окном будто бы зеленые огоньки мелькают. Это фосфор. Вот смотри: покойник в течение жизни рыбу ест, ест, фосфор в костях откладывается… А потом, когда косточки начинают разлагаться, фосфор из-под земли – пщщщ! Как газовая горелка. Волшебное зрелище. (Пауза.) Я, если хочешь знать, восхищаюсь тобой. Ты героический пацан. Нет, серьезно. Выдерживать такие удары!.. Физические, душевные... Да тебе памятник ставить надо!

АЛЕКСАНДР. Посмертно?

РЕСНИЧКИН. Выпей. Боль утихнет. Налить?

АЛЕКСАНДР. Хорошо, давай.

РЕСНИЧКИН. Сколько тебе? Четвертушечку стакана осилишь? Или сразу полный, чтобы как анестезия подействовало?

АЛЕКСАНДР. Черт с тобой, наливай.

РЕСНИЧКИН. Вот это по-нашему! Герой!

Ресничкин наполняет стаканы, подает один Александру, чокается с ним. Пьют, Александр - через силу, кажется, все не осилит.

РЕСНИЧКИН (подталкивает донышко его стакана, вынуждая допить до конца). Вот так!

Александр кашляет, его душат спазмы.

(Тычет ему в лицо голову.) Хайром занюхай.

АЛЕКСАНДР. Зачем?

РЕСНИЧКИН. Да не брезгуй. Я вчера с хозяйственным мылом мылся.

Александр нюхает его волосы.

Вот так! Молодца! (Подойдя к окну, прислушивается к завываниям ветра.) Слышишь?

АЛЕКСАНДР. В смысле – ветер? Деревья скрипят?

РЕСНИЧКИН. Не, это не деревья. Сидоров в гробу ворочается. Выйти хочет. А вот – фиг ему! (Показывает в окно кукиш; пауза.) Знаешь, а ведь мы могли бы с тобой сбежать.

АЛЕКСАНДР. С тобой?

РЕСНИЧКИН. Почему я до сих пор не сбежал? Чего жду? Когда закопают, как Сидорова, чтобы пролежать тут до скончания веков? Нет, нужно бежать, Саня. Драпать.

АЛЕКСАНДР. Ты серьезно?

РЕСНИЧКИН. Прихреначим к твоему инвалидному креслу моторчик с выхлопной трубой… Сяду к тебе на коленки, ты меня покрепче прижмешь… У тебя в городе есть квартира?

АЛЕКСАНДР. Да.

РЕСНИЧКИН. Живешь один?

АЛЕКСАНДР. С мамой.

РЕСНИЧКИН. Познакомишь со своей мамой?

АЛЕКСАНДР. Не знаю.

РЕСНИЧКИН. Ну что тебе, в падлу познакомить меня с мамой?

АЛЕКСАНДР. Нет, почему же.

РЕСНИЧКИН. Так познакомишь или нет?

АЛЕКСАНДР. Хорошо, познакомлю.

РЕСНИЧКИН. Скажешь, что я твой лучший друг и что мы будем жить у тебя в квартире. Только ничего не подумай. А то еще решишь, раз если я живу в городе с таким названием, то и желания у меня тоже такие… ректального типа… Нет, все чисто, Саня. Прижмемся друг к дружке и поедем в кресле с моторчиком. А из выхлопной трубы будет шлейфом стелиться черным дым, выхлопные газы… Мы будем вдыхать их терпкий аромат… А потом мы вдруг поймем, что это не дым, а наши мечты, доведенные до газообразного состояния. Черные, зыбкие мечты, тающие в предрассветном воздухе. (Встряхивает головой.) Блин, чё-то меня раскумарило! Я сейчас какую-то ахинею нес, да?

АЛЕКСАНДР. Да нет, все нормально.

РЕСНИЧКИН. Пора, видимо, на боковую. Щас рюмаху накачу и спать. (Выпивает.) Не боись, Санек, когда-нибудь все закончится.

АЛЕКСАНДР. Когда-нибудь вообще все закончится.

РЕСНИЧКИН. Ну-ка, пошевели ногами.

АЛЕКСАНДР. Зачем?

РЕСНИЧКИН. Ну, пошевели, пошевели. Я должен знать, тебя полностью парализовало или все можно наладить.

Александр шевелит ногой.

Нормалек! (Поправляя плед Александра.) Сегодня терраса в твоем распоряжении. Выспись, отдохни, а завтра идем на премьеру. Спектакль по пьесе одного местного автора. Простой рабочий парень написал о простых людях из глубинки. Об их простой жизни и чувствах.

АЛЕКСАНДР. Чувства тоже простые?

РЕСНИЧКИН. Да, у простых людей простые чувства. Спокойной ночи. (Погасив свет, уходит.)

Поздний вечер. Улица, освещенная редкими фонарями. Ресничкин везет Александра.

РЕСНИЧКИН. Как тебе спектакль?

АЛЕКСАНДР. Не очень.

РЕСНИЧКИН. По-моему, хорошая постановка. Жизнеутверждающая.

АЛЕКСАНДР. Да, этого не отнять.

РЕСНИЧКИН. Не заметил?

АЛЕКСАНДР. Что?

РЕСНИЧКИН. Главному герою было тяжело, но он оставался добрым и терпеливым. А не скрипел, как некоторые. Я в конце чуть не расплакался.

АЛЕКСАНДР. «Жизнеутверждающая» - это, по-твоему, достаточный критерий?

РЕСНИЧКИН. Ты с чем-то не согласен?

АЛЕКСАНДР. Я как будто побывал на складе. Холодное помещение с цементированными полами… Стеллажи до потолка…

РЕСНИЧКИН. Не понял, при чем тут стеллажи.

АЛЕКСАНДР. …а на этих стеллажах хранятся клише и штампы, сухие моральные догмы, свернутые в рулон… «Доброта», «долготерпение», «кротость»… И вот сидят на этом складе – точнее, на театральной сцене – люди и, задыхаясь от пыли, перебирают это нехитрое хозяйство. Почти в каждом спектакле, в книгах, фильмах эти бесконечные заклинания и пассы над головами публики: «Будьте терпеливыми, не рыпайтесь. Воркуйте, как пернатые засранцы, о любви, о чем угодно, только не тревожьте болотную жижу, в которой стоите по горло». Я не спорю, в каких-то случаях это, возможно, хорошо и способно взывать прилив эйфории. Я сам верил в это до определенного момента. Но, знаешь, когда посредством таких спектаклей провозглашается вся эта высокодуховная дребедень, а где-то существуют города вроде Анусинска…

РЕСНИЧКИН. Что ты имеешь против Анусинска?

АЛЕКСАНДР. Извини, но у меня к этому городу имеется ряд претензий.

РЕСНИЧКИН. Все ясно с тобой.

АЛЕКСАНДР. Ты вот во время спектакля готов был прослезиться, а мне, знаешь, вдруг подумалось… Все эти призывы к доброте и долготерпению – это, как порция брома в компоте из армейской столовой. При помощи этого средства, насколько знаю, солдат избавляют от эрекции, которая сама по себе является нормальной реакцией организма. Но кто-то все решил за солдат. Я не спорю, возможно, этот автор – который, как ты говоришь, «из простых», - неплохой малый, желающий нести людям «доброе и вечное». Все это с его стороны похвально. Но в то же время совершенно отчетливо видно, что это наивный, недалекий человек, не привыкший слишком глубоко проникать в суть явлений. Поэтому он и написал эту пьесу: набор штампов, приправленный куриным бульоном жиденькой морали. Подходящая пища для больных дистрофией. И, конечно же, он в этом не виноват. Он всего лишь впитал в себя бромистый калий от мужского «стояка», которым его пичкали с детства. И теперь он милосердно, как эстафету, стремится передать это дальше, грядущим поколениям.

РЕСНИЧКИН. То есть ты против добра и любви.

АЛЕКСАНДР. Любовь это эмоции.

РЕСНИЧКИН. Приятные эмоции.

АЛЕКСАНДР. Да, но на них легко играть. А я не хочу, чтобы на мне бренчали, как на балалайке.

РЕСНИЧКИН. Знаешь, кто ты?

АЛЕКСАНДР. Кто?

РЕСНИЧКИН. Моральный урод. Таких, как ты, нужно душить еще в детстве, чтобы не вырастали и не портили атмосферу.

АЛЕКСАНДР. Я понял тебя.

РЕСНИЧКИН. Извини, нужно отлить. Во время спектакля сдерживал слезы. Скопился избыток влаги. (Протягивает между спицами колес цепь, закрепляет ее замком и уходит.)

Тут же из темноты, появляется Марина в черных очках, нащупывая дорогу тростью..

АЛЕКСАНДР. Блин, да сколько можно?! Не устала притворяться?!

МАРИНА. Саша!.. Ты здесь? Как хорошо! Я искала тебя!

АЛЕКСАНДР. Мне надоели эти спектакли!

МАРИНА. Я слышу в твоем голосе недоверие.

АЛЕКСАНДР. Что ты там еще услышала?

МАРИНА. Пожалуйста, выслушай меня.

АЛЕКСАНДР. Валяй. Я к твоим услугам.

МАРИНА. Напрасно иронизируешь. Когда все узнаешь, ты поймешь, что ошибался и тебе станет стыдно.

АЛЕКСАНДР. Мне уже стыдно. Продолжай.

МАРИНА. Саша, я на самом деле ослепла. Это случилось в результате потрясения. Когда узнала, что с тобой сделал водитель автобуса… Моментально потемнело в глазах. Не знаю, может, это психосоматика. Такое бывает.

АЛЕКСАНДР. Да, и довольно часто.

МАРИНА. Зря я тогда ушла. Боюсь, ты мог подумать, что я и водитель заодно. Но это не так.

АЛЕКСАНДР. Что-нибудь еще? Не хочешь, в очередной раз предложишь мне сбежать?

МАРИНА. Ты же понимаешь, я не в силах этого сделать. Я с трудом ориентируюсь в пространстве.

АЛЕКСАНДР. Я, между прочим, тоже.

МАРИНА. И потом, я поняла: водителю автобуса доверять нельзя.

АЛЕКСАНДР. Доверять вообще никому нельзя.

МАРИНА. Я хочу предложить кое-что другое.

АЛЕКСАНДР. Что на этот раз?

МАРИНА. Мне случайно удалось узнать, что происходит в городе. Они нарочно заманивают сюда людей из других городов. Как правило, из краевого центра.

АЛЕКСАНДР. Что значит, заманивают?

МАРИНА. У них много способов. Заводят знакомство, ловят на какой-нибудь мелкой провинности… Точно так же, как тебя с приглашением на свадьбу.

АЛЕКСАНДР. Так. И?..

МАРИНА. Точно так же, как тебя, наказывают, после чего начинают насильно знакомить с Анусинском. Не знаю, для чего они это делают. Возможно, какой-то комплекс провинции, ощущение неполноценности. Им, должно быть, кажется, что все остальные пренебрегают их городом, им неинтересна местная история, культура…

АЛЕКСАНДР. Ты это точно знаешь?

МАРИНА. Мне рассказали. Но это еще не все.

АЛЕКСАНДР. Говори.

МАРИНА. Они мучают этого человека до тех пор, пока в Анусинске не появится кто-нибудь другой, какой-нибудь приезжий. Начиная с этого момента, они избавляются от прежней жертвы и принимаются за только что прибывшего.

АЛЕКСАНДР. Что значит, «избавляются»? Выпускают на свободу или…

МАРИНА. Не знаю. Но факт в том, что для того, чтобы появился хоть какой-то шанс на избавление, нужно, чтобы в Анусинск приехал кто-нибудь еще. Из твоего города, из Красноярска, из Москвы… Без разницы.

АЛЕКСАНДР. Здесь часто появляются иногородние?

МАРИНА. Редко. В последнее время особенно редко.

АЛЕКСАНДР. Как же быть?

МАРИНА. Кажется, я знаю.

АЛЕКСАНДР. Как? Говори.

МАРИНА. Ты мог бы позвонить знакомым, друзьям… У тебя ведь есть друзья?

АЛЕКСАНДР. Да, есть один.

МАРИНА. Помнишь его номер?

АЛЕКСАНДР. Конечно.

МАРИНА. Попробуй его вызвать. Как только он здесь появиться, от тебя сразу отстанут.

Александр думает.

Дать телефон?

АЛЕКСАНДР. Да.

МАРИНА. То есть ты готов позвонить другу, вызвать его сюда…

АЛЕКСАНДР. Пожалуйста, дай телефон.

Она подает мобильный. Александр, набрав номер, прижимает трубку к уху. Марина, склонившись, прислушивается.

ГОЛОС ДМИТРИЯ. Да, я слушаю.

АЛЕКСАНДР. Димыч… Саша Блик говорит.

ГОЛОС ДМИТРИЯ. Алекс!.. Где ты пропал?! Я замучился звонить!

АЛЕКСАНДР. Подожди, послушай. У меня большая просьба. Завтра же утром бери билет до Анусинка и приезжай. Немедленно, слышишь? Мне нужна твоя помощь.

ГОЛОС ДМИТРИЯ. Анусинск? Это где?

АЛЕКСАНДР. Найдешь на карте. Только не ищи на карте мира. Возможно, я не смогу тебя встретить. Тебя встретят от моего имени и все расскажут. Пока. Жду. (Выключает телефон.)

МАРИНА. Хочешь, чтобы я его встретила?

АЛЕКСАНДР. Этот номер первый в списке «исходящих». Если захочешь, найдешь способ дозвониться. Ну, а если нет…

МАРИНА. Я позвоню.

АЛЕКСАНДР. Сможешь встретить его на автостанции?

МАРИНА. Да.

АЛЕКСАНДР. Расскажи ему все. Надеюсь, он поможет мне выбраться и сам не попадет в ловушку.

МАРИНА. Теперь-то ты мне веришь?

АЛЕКСАНДР. А что, у меня есть выбор? (Оборачивается, видит приближающегося Ресничкина.) Уходи. Возвращается мой конвой.

Марина скрывается в темноте. Ресничкин подходит, открывает замок, вытаскивает цепь.

Ты слишком долго отливал.

РЕСНИЧКИН. Кто это был?

АЛЕКСАНДР. Случайный прохожий.

Они продолжают путь.

Кстати, ты говорил, на премьере будет весь город. Но в зале были только наши знакомые. Где остальные?

РЕСНИЧКИН. Хочешь знать?

АЛЕКСАНДР. Да.

РЕСНИЧКИН. Саня, люди в провинции вынуждены тяжело работать. Они гробят себя за копейки, в сырых подвальных помещениях. Потому что кризис, Саня, безработица. А у многих семьи. Малые детишки, у которых рахит и авитаминоз. Поэтому ты не видишь на наших улицах жизнерадостных лиц. Ты вообще здесь никого не видишь, правильно?

АЛЕКСАНДР. Да, пожалуй, здесь несколько безлюдно.

РЕСНИЧКИН. Наши люди, Саня, вкалывают до позднего вечера. Из последних сил приползают домой, глотают невкусный ужин с холестерином, смотрят тупой сериал и бухаются в постель. Прямо в одежде, Саня, не разуваясь. А утром все сначала. (Пауза.) Думаю, тебе стоит показать развалины нашего керамзитного завода.

АЛЕКСАНДР. Когда, сейчас?

РЕСНИЧКИН. Сейчас ночь. Ты не сможешь увидеть ужаса и запустения, которые там царят. А вот завтра, поутру…

Утро. Салон автобуса, который едет через поле, мимо редких берез.

За рулем знакомый Водитель. На одном из пассажирских мест – Дмитрий,, ровесник Александра. Он смотрит в окно. Звонит телефон.

ДМИТРИЙ (берет трубку). Алло… Да, я слушаю…

ВОДИТЕЛЬ (в микрофон). Уважаемые пассажиры, через несколько минут наш автобус прибывает на станцию города Анусинска. Просьба заранее готовиться к выходу.

День. Керамзитный завод. Ржавое оборудование, толстый слой пыли, битые кирпичи. Ресничкин везет коляску с Александром.

РЕСНИЧКИН. Когда-то здесь выпускался лучший керамзит в стране. Здесь было современное оборудование. Видишь? Барабанная печь для обжига… гранулятор… полирующий просеиватель… Все это когда-то было в надлежащем состоянии. А теперь – ржавчина, пыль… Все разломано к чертям. А ведь все эти изменения в городе и стране происходили не без твоего участия.

АЛЕКСАНДР. Хочешь сказать, я лично это разрушил?

РЕСНИЧКИН. Нет, но ты писал статейки, в которых восхвалял изнеженных балетных танцоров, певцов, музыкантов… Но при этом обходил вниманием обычного, ни чем не примечательного человека, который трудился в этом цеху. Тебе было плевать на этот цех, на завод…

АЛЕКСАНДР. Неправда.

РЕСНИЧКИН. …на тысячи таких заводов по всей стране, которые приходили в упадок. Ты и балетные танцоры развалили их своим пофигизмом.

В цеху появляется Марина.

МАРИНА. Извините, где я? Куда попала?

РЕСНИЧКИН. Это бывший керамзитный завод. Заблудились?

МАРИНА. Кажется, да.

РЕСНИЧКИН. Помочь выйти с территории?

МАРИНА. Да. Спасибо.

РЕСНИЧКИН (желая убедиться, что она слепа, машет перед ее глазами рукой, имитирует удар кулаком в лицо). Одну секунду. (Блокирует колеса при помощи цепи и замка; берет Марину под руку.) Идемте. (Уходит вместе с ней.)

С другой стороны цеха появляется Дмитрий.

АЛЕКСАНДР. Димыч! Наконец-то! Вы договорились, что она отвлечет охрану?

ДМИТРИЙ. Да. Ну, как ты?

АЛЕКСАНДР. Как видишь? Она тебе все рассказала?

ДМИТРИЙ. Послушай, печально.

АЛЕКСАНДР. Поищи железяку, попробуй сбить замок.

ДМИТРИЙ (осматривая помещение). По-моему, это дикий бред. Как можно покалечить человека только за то, что он отказался пойти на свадьбу?

АЛЕКСАНДР. Можно, Димыч. Я – доказательство.

ДМИТРИЙ. Но ты ведь никого не убивал…

АЛЕКСАНДР. Нет.

ДМИТРИЙ. …не тырил из федерального бюджета миллиарды…

АЛЕКСАНДР. Нет.

ДМИТРИЙ. …не развязал войну, не разрушал города…

АЛЕКСАНДР. Мне только что намекнули, что этот завод разрушен не без моего участия.

ДМИТРИЙ (найдя подходящий «инструмент»). Значит, тебя обвинили в неуважении?

АЛЕКСАНДР. В подрыве традиций, высокомерии и еще черт знает в чем. Но мне почему-то кажется, дело совсем не в этом.

ДМИТРИЙ. В чем же?

АЛЕКСАНДР. Не пойму. Они не говорят ничего определенного.

Дмитрий бьет несколько раз по замку. Впрочем, не очень старательно.

Пойми, ты тоже в опасности. Когда они узнают, что ты приехал… А они обязательно узнают, информация такого рода распространяется здесь мгновенно… Бей, пожалуйста, сильнее.

ДМИТРИЙ. Да, да сейчас. (Наносит еще несколько безрезультатных ударов.)

АЛЕКСАНДР. Нужно поторопиться.

ДМИТРИЙ. Извини… минуточку…

АЛЕКСАНДР. Что такое?

ДМИТРИЙ. Я вдруг подумал…

АЛЕКСАНДР. Что?

ДМИТРИЙ. Ведь если разобраться…

АЛЕКСАНДР. В чем?

ДМИТРИЙ. …где-то и в чем-то они, пожалуй, правы.

АЛЕКСАНДР. Кто прав? О чем ты говоришь?

ДМИТРИЙ. Нет, ты не думай, я не оправдываю всю эту жестокость… Просто я знаю тебя не один год. Успел к тебе присмотреться.

АЛЕКСАНДР. Димыч, я не понимаю, к чему это?

ДМИТРИЙ. Алекс, извини, но все-таки немножко высокомерия в тебе есть. Самая капелька. Ну, признайся, что это так.

АЛЕКСАНДР. Да ты что?! Где и когда я вел себя высокомерно?!

ДМИТРИЙ. Да практически всегда. Взять обычную ситуацию. Например, ты идешь по коридору редакции. Так?

АЛЕКСАНДР. Ну.

ДМИТРИЙ. Идешь, здороваешься со встречными…

АЛЕКСАНДР. Так.

ДМИТРИЙ. …но при этом на твоем лице такое выражение, будто ты делаешь всем охрененное одолжение.

АЛЕКСАНДР. Кто?! Я?!

ДМИТРИЙ. Ну скажи, ну на черта в такой обыденной обстановке сохранять в своей осанке нечто царственное? К чему эти дешевые, никому не нужные понты?

АЛЕКСАНДР. Димыч, о чем ты вообще, я не понимаю.

ДМИТРИЙ. Да ладно! Все понимаешь. Ты и ко мне всегда свысока относился. Думаешь, я это не чувствовал? Как же! Ты же, блин, писал о таком высоком предмете, как культура, а я вынужден был кропать новости «одной строкой»: о прорыве коллекторной системы, о подготовке к отопительному сезону…

Появляется Ресничкин.

АЛЕКСАНДР. Димыч, беги! Спасайся!

Дмитрий не двигается с места. Ресничкин подходит ближе. Оба смотрят на Александра со снисходительными улыбками.

Что это значит?! Дима, что это?!

ДМИТРИЙ (Ресничкину). Оставь нас еще на какое-то время.

Ресничкин уходит.

АЛЕКСАНДР. Откуда вы друг друга знаете?!

ДМИТРИЙ. Кстати, ты правильно заметил. Причины твоего появления здесь и в том, что произошло в дальнейшем, совсем не в отказе от приглашения на свадьбу.

АЛЕКСАНДР. Ты с ними заодно, да?!

ДМИТРИЙ. Терпение. Вспомни, лет семь или восемь назад ты, кажется, собирался посвятить себя литературе.

АЛЕКСАНДР. Да, я что-то такое писал. Рассказы, повести…

ДМИТРИЙ. …эссе…

АЛЕКСАНДР. По-моему, я говорил тебе, все это было глупостью. Я бросил это, занялся журналистикой.

ДМИТРИЙ. Не помнишь, случайно, одно из своих эссе? Оно носило название «Иди в стадо!»

АЛЕКСАНДР. Да, это цитата из «Черного монаха» Чехова. Болезненный фантом говорит профессору Коврину: «Либо будь гением и отличайся от остальных, либо иди в стадо и влачи сытое, довольное существование». Что-то в этом роде. Но при чем тут мое эссе? Почему ты о нем вспомнил?

ДМИТРИЙ. Твое эссе было напечатано в журнале «Голос» за две тысячи третий год, седьмой номер, рубрика «О духовном и вечном».

АЛЕКСАНДР. Да, в «Голосе» были опубликованы еще два моих рассказа. Но это было чуть ли не школьное творчество, поток банальностей. С тех пор я зарекся что-либо писать. Я считаю, что человек не имеет права писать, если не способен сказать ничего нового и оригинального.

ДМИТРИЙ. Я понимаю, ты почувствовал, что гения из тебя не вышло, и поэтому решил «уйти в стадо». Твое эссе, кстати, было как раз об этом. Ты призывал читателей расстаться с несбыточными юношескими мечтами, отбросить всякие амбиции и, как можно скорее, вливаться в обычный социум, уподобляясь заурядным людям. Ты предупреждал, что это непростое решение, но, тем не менее, оно единственно верное, так как именно в этом здоровье и норма, а все остальное – болезнь.

АЛЕКСАНДР. Да, на тот момент мне казалось, что все это правильно, что я говорю разумные вещи. Но, помнится, это эссе вообще прошло незамеченным. Никто на него не откликнулся.

ДМИТРИЙ. Верно. По поводу эссе в редакцию не поступило ни одного письма.

АЛЕКСАНДР. Поэтому мне странно, почему ты вдруг о нем вспомнил.

ДМИТРИЙ. И все-таки, не смотря на это, твое эссе кое-кого вдохновило.

АЛЕКСАНДР. Что, серьезно?

ДМИТРИЙ. Да, многие были с тобой согласны. В том числе я.

АЛЕКСАНДР. Ты вдохновился это напыщенной галиматьей?

ДМИТРИЙ. Ты знаешь, автору зачастую не принадлежат его произведения. Оторвавшись от своего создателя, они переходят в умы публики и живут там, обрастая новыми смыслами и интерпретациями. Так случилось и с твоим эссе. Возможно, ты писал это под минутным настроением, о котором забыл уже на следующий день, но это абсолютно ничего не меняет: зерно твоей мысли было посеяно.

АЛЕКСАНДР. Чушь какая-то!

ДМИТРИЙ. Я не знаю, возможно, ты не замечаешь того… как бы сказать… умственного и духовного томления, которое охватывает все больше людей. Люди мечутся в поисках идеалов, ориентиров и смыслов, которым можно было бы всецело себя посвятить.

АЛЕКСАНДР. Что, действительно?

ДМИТРИЙ. И тут появляется твое эссе!

АЛЕКСАНДР. И?..

ДМИТРИЙ. Это было, как гром среди ясного неба! После этого хлынул дождь, взошло солнце… И то, что ты посеял, стало пышно прорастать.

АЛЕКСАНДР. Дикость какая-то, честно говоря.

ДМИТРИЙ. Я, конечно, тебе этого не говорил, но я устроился в редакцию «Недели» только с одной целью.

АЛЕКСАНДР. С какой?

ДМИТРИЙ. Быть ближе к тебе.

АЛЕКСАНДР. Ко мне? Зачем?

ДМИТРИЙ. Люди, которых ты вдохновил – и я в том числе, - видели в тебе нового пророка.

АЛЕКСАНДР. Не может быть!

ДМИТРИЙ. Я присматривался к тебе. Мне хотелось знать, кто он, этот человек, провозгласивший такие важные для нашего времени идеи.

АЛЕКСАНДР. Ты за мной наблюдал?!

ДМИТРИЙ. К сожалению, я пришел к неутешительным выводам. Я видел, что ты влился в стадо, но, по сути, все еще являешься одиночкой. Где-то в глубине души ты продолжал считать себя оригиналом и даже, возможно, гением, которого так и не разглядели редактора литературных журналов.

АЛЕКСАНДР. Что, серьезно?

ДМИТРИЙ. Пока ты балансировал на этой тонкой грани, и пока я тебя изучал, постепенно формировалась наша организация.

АЛЕКСАНДР. Ты состоишь в какой-то организации?

ДМИТРИЙ. Да. И называемся мы просто и доходчиво: «Стадо».

АЛЕКСАНДР. Стадо?

ДМИТРИЙ. Возможно, тебя это в очередной раз удивит, но во главе нашей организации мы решили поставить того, кто всех нас вдохновил.

АЛЕКСАНДР. То есть…

ДМИТРИЙ. Да, да, ты руководитель нашего «Стада».

АЛЕКСАНДР. С ума сойти можно!

ДМИТРИЙ. На стенах нашего офиса – твои портреты.

АЛЕКСАНДР. Поразительно!

ДМИТРИЙ. Мы не могли доверить руководство кому-то другому. Ведь именно ты открыл для нас путь к здоровью и норме.

АЛЕКСАНДР. Да, но первым об этом заговорил Антон Палыч Чехов.

ДМИТРИЙ. И все-таки, согласись, у Чехова этому придается несколько негативный оттенок. Его скрытые симпатии находятся на стороне так называемых гениев, которые не желают сливаться со стадом. А ты доказал обратное. Именно в этом твоя заслуга.

АЛЕКСАНДР. Извини, конечно, но мне на данный момент ближе скрытые симпатии Чехова.

ДМИТРИЙ. Я бы поостерегся на твоем месте быть в этом вопросе заодно с Чеховым. Кстати, если помнишь, Лев Шестов осудил Чехова, назвав его позднее творчество тлетворным следствием болезни и меланхолии.

АЛЕКСАНДР. Лев Шестов имел право на собственное мнение. Впрочем, так же, как Чехов и я заодно с ним. Ладно, это не важно. Скажи лучше, как объединить это с Анусинском и переломом ног? Или это никак не связано?

ДМИТРИЙ. Почему же. Связано.

АЛЕКСАНДР. Каким образом?

ДМИТРИЙ. Тебе не показалось странным, что Анусинск какой-то пустой?

АЛЕКСАНДР. Да, я думал об этом. Но здесь небольшой объем населения. Что-то около пяти тысяч.

ДМИТРИЙ. И где эти пять тысяч? Ты видел хоть кого-то, кроме пяти-шести неизменных лиц?

АЛЕКСАНДР. Да, но люди тяжело работают. В подвалах.

ДМИТРИЙ. Хорошо. Ты видел, как по улицам снуют машины, велосипеды?..

АЛЕКСАНДР. Нет, но один раз проехала машина мэра.

ДМИТРИЙ. И это все, правильно?

АЛЕКСАНДР. И такси, которое меня сбило.

ДМИТРИЙ. Машина, такси и автобус. И пять-шесть человек, которые то появляются, то исчезают. С тех пор, как остановился этот завод, и возникла безработица, жители начали массово покидать город. Разъехались практически все. Это город-призрак.

АЛЕКСАНДР. Слушай, в самом деле?! Офигеть! Даже не верится!

ДМИТРИЙ. Вы, кажется, были в художественной галерее, в музее…

АЛЕКСАНДР. И еще в Доме народного творчества.

ДМИТРИЙ. Тебе не показалось странным, что там ни души?

АЛЕКСАНДР. Признаться, меня это озадачило. Да, но театр!.. Я помню: на сцене были актеры.

ДМИТРИЙ. Мы выписали их из соседней области. На выступлении филармонического оркестра были?

АЛЕКСАНДР. Филармония на ремонте.

ДМИТРИЙ. Значит, заказанные музыканты не приехали. С их помощь, а также с помощью актеров мы хотели создать у тебя иллюзию живого, функционирующего города.

АЛЕКСАНДР. Так это все ради меня?!

ДМИТРИЙ. В этом опустошенном городе мы решили провести одну важную операцию.

АЛЕКСАНДР. Какую?

ДМИТРИЙ. Операция под названием «Очищение».

АЛЕКСАНДР. Что вы собрались очищать?

ДМИТРИЙ. Тебя.

АЛЕКСАНДР. Меня?!

ДМИТРИЙ. Тебе пора вливаться в организацию, Алекс.

АЛЕКСАНДР. Но почему нельзя было сказать об этом прямо? К чему эти пригласительные открытки, поломка автобуса?..

ДМИТРИЙ. Если бы мы с самого начала заговорили о том, что у нас серьезная организация и ты ее апостол, сомневаюсь, что ты воспринял бы это без скепсиса. Ты решил бы, что мы ненормальные. У тебя с самого начала сложилось бы ироническое, недоверчивое отношение, и процесс очищения не прошел бы, как надо.

АЛЕКСАНДР. А когда тебе ломают ноги из-за какой-то долбанной свадьбы?!..

ДМИТРИЙ. Да, это странно, признаю. Но все же не настолько шокирующее, как узнать про «Стадо». И потом, после всего, что случилось, ты уже готов поверить и в более невероятные вещи. Например, мы говорим об организации, ищем точки соприкосновения…

АЛЕКСАНДР. Значит, все эти пять-шесть лиц в Анусинске…

ДМИТРИЙ. Это члены нашей организации. Но ты должен знать, в прошлом это солидные, образованные люди.

АЛЕКСАНДР. То есть этот быдловатый тип, который посадил меня на цепь…

ДМИТРИЙ. Бывший директор столичного банка.

АЛЕКСАНДР. А Марина? Кем была она?

ДМИТРИЙ. Пресс-атташе при иностранном посольстве.

АЛЕКСАНДР. Не пойму, к чему тогда ее непонятное «признание»… Что в Анусинске якобы отлавливают приезжих…

ДМИТРИЙ. Отмазка. Ей нужно было, чтобы ты вызвал меня. Она не может говорить обо всем открыто.

АЛЕКСАНДР. А что с «главой города»? Он на самом деле существует или…

ДМИТРИЙ. Он существует.

АЛЕКСАНДР. Почему же никогда не появляется?

ДМИТРИЙ. У нас в «Стаде» строгая иерархия. Тот, кого ты называешь «главой города», находится на ступень выше меня. Хотя и на ступень ниже тебя. А люди такого ранга у нас входят в категорию так называемых «невидимых».

АЛЕКСАНДР. Невидимых?

ДМИТРИЙ. Никто не может их видеть, они действуют со стороны. В основном пишут распоряжения, разрабатывают стратегию… Кстати, операция «Очищение» была разработана им.

АЛЕКСАНДР. Подожди, если я на ступень выше его…

ДМИТРИЙ. Да.

АЛЕКСАНДР. …если, как ты говоришь, мои портреты висят у вас в офисе…

ДМИТРИЙ. Да, мой господин.

АЛЕКСАНДР. Господин? Нет, это, пожалуй, слишком. Скажи, почему я тоже не могу быть «невидимым»?

ДМИТРИЙ. Ну, видишь ли…

АЛЕКСАНДР. Почему меня избивают рядовые члены «Стада»?! Что за хрень такая, не пойму?!

ДМИТРИЙ. Ты не можешь быть «невидимым».

АЛЕКСАНДР. Почему?

ДМИТРИЙ. Ты не очистился. Из тебя, как из старого половика, нужно долго выколачивать пыль и мелких паразитов. Алекс, извини, я должен идти. (Направляется к выходу.)

АЛЕКСАНДР. Стой! Куда?! Подожди!

ДМИТРИЙ (дойдя до выхода, тут же возвращается). Да, я хотел бы попросить…

АЛЕКСАНДР. Димыч, ты что… Ты собрался меня бросить?!

ДМИТРИЙ. …наш разговор о «Стаде» должен остаться между нами.

АЛЕКСАНДР. Это что, секрет?

ДМИТРИЙ. Да.

АЛЕКСАНДР. Зачем же ты об этом рассказал?

ДМИТРИЙ. По-дружески. Хотел вселить в тебя надежду.

АЛЕКСАНДР. Послушай, забери меня. Не бросай.

ДМИТРИЙ. Хорошо, постараюсь.

АЛЕКСАНДР. Я очистился. Я чувствую это. Осталось совсем немного, пара пылинок.

ДМИТРИЙ. Я поговорю с «невидимыми». Возможно, тебя отпустят.

Дата добавления: 2015-05-29