Постсоветская правозащита: попытка стороннего взгляда 2 страница

Несовпадение правозащитников с населением становилось все более заметным. Настолько заметным, что в 1996-1997 годах правозащитники массово "пошли в народ", в "социалку", что по-своему было верно, если бы дозировалось правозащитной миссией, жестко сопрягалось с гуманитарным (несоциальным) смыслом прав человека. Однако такая коррекция была слишком тонким механизмом для молодого правозащитного сообщества. В итоге, усилиями, прежде всего, провинциальных организаций борьба с государством за человеческое достоинство и свободу личности незаметно подменялась борьбой с государством за социальную справедливость. "Обретая корни", массовая, низовая правозащита стремительно превращалась в "левозащиту", в апологета новой "классовой борьбы", где главными эксплуататорами становятся государство и олигархи.

Сегодня мы наблюдаем ценностное расслоение, своего рода "кентавризацию" традиционной российской правозащиты. На публичной поверхности и впереди сообщества - "ООНовская повестка дня" (Чечня, Ходорковский, "ученые-шпионы", произвол ФСБ, пытки заключенных), а в глубине и сзади - глухая российская соцзащита (льготы ветеранов, плата за жилье, выплата пособий). Представители обоих слоев-половин российской правозащиты являются членами одних и тех же правозащитных организаций, сетей. Нередко один и тот же человек, в зависимости от ситуации, играет то одну роль, то другую. Что это: тактическая изощренность или стратегическая слабость - дело вкуса и точки зрения.

Имеет смысл упомянуть и еще об одном обстоятельстве, обусловившем многие особенности российской "профессиональной правозащиты". В постсоветской России профессиональная правозащитная деятельность стала безопасной. Надрывное ожидание и хэппенинги репрессий (вроде административного задержания на несколько дней Льва Пономарева), подмена понятий (что только репрессиями не называют), навязывание роли "правозащитника" реальным, но правозащитно не мотивированным жертвам режима в лице "ученых-шпионов", молодых радикалов и опальных олигархов - никого обмануть не могут. Факт остается фактом: деятельность самих профессиональных правозащитников в России - политически безопасна. Даже самая жесткая критика режима за нарушения прав человека не влечет за собой каких бы то ни было репрессий [8] со стороны режима - что замечательно. Однако это обстоятельство кардинально изменило и кадровый состав правозащитников, качество человеческого материала и саму правозащитную деятельность. Грешно об этом говорить, но государственные репрессии в советское время обеспечивали своего рода "естественный отбор" в среде диссидентов и, что не менее важно, придавали особую цену и обеспечивали выверенность каждому правозащитному слову, каждому обвинению в адрес режима. Репрессии "страховали" диссидентов от безответственности, поверхностности, легкомыслия. С перестройкой все изменилось до "наоборот". Казалось бы, отсутствие "естественного отбора" должно было привести к ужесточению внутренних корпоративных ограничений на "входе" в правозащитное сообщество. Однако этого не произошло. Отсутствие в стране массового спроса на "ООНовскую правозащиту" и, соответственно, незначительный приток в сообщество новых людей не позволяли лидерам быть особенно разборчивыми при подборе соратников. Однако, возможно, в ближайшие годы вновь возрастет влияние внешнего фактора в лице стремительно формирующегося в России "темного гражданского общества" - праворадикальных организаций и субкультур.

9.

РОССИЙСКОЕ ПРАВОЗАЩИТНОЕ СООБЩЕСТВО ПЕРЕЖИВАЕТ НЕ ТОЛЬКО КРИЗИС, А НЕКУЮ "СМЕНУ ВЕХ", стихийное обновленчество, обрушившееся на "профессиональных правозащитников" сверху, снизу, сбоку и даже изнутри, через собственных оппортунистов.

С одной стороны, "профессиональные правозащитники" и правозащитные организации явно теряют почву под ногами, как-то рассасываются в новой жизни. Одновременно и явно вовремя на правозащитное поле выходят новые, не привычные для него игроки. Не важно, что они делают на этом поле, важно, что они считают его значимым для достижения своих целей. Свои "правозащитные проекты" сегодня имеют и православная церковь, [9] и "Единая Россия", и останки "демократических" партий и Генеральная прокуратура с МВД и Минюстом. Смело "самопереводятся" в "правозащиту" и многие социально-защитные организации и "перераспределительные" инициативы. Но главное - на поле защиты человеческого достоинства и свободы от произвола власти стали выходить и "просто люди", не связанные ни с какими "структурами", не замеченные ранее ни в чем "идейном". Речь об уже упомянутых низовых, неформальных гражданских инициативах с явно правозащитным содержанием, но при отсутствии или периферийности правозащитной риторики. Защищая свою свободу и достоинство в тяжбах с властями, новые российские обыватели естественным образом забредают на правозащитное поле, не ведая об этом.

***

Что в итоге мы видим на поверхности российской жизни? "Права человека" в России популярны, но не понятны; признаваемы, но не соблюдаемы; обсуждаемы, но не защищаемы. Слова есть, норм нет. На поверхности - бред [10].

"ООНОВСКИЙ ПРОЕКТ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА" - ЗАЧЕМ ОН?

Права человека, изложенные во Всеобщей декларации прав человека, всего лишь идеологический и политический проект, предложенный миру европейской цивилизацией. Красивый проект, высокий проект, но проект.

ООНовская Всеобщая декларация прав человека и производные от нее международные конвенции основываются на антропологическом универсализме, представлении о всеобщности прав человека - у всех людей во всем мире одинаковый набор одинаковых прав человека. В то время, как социально-экономические и политические реалии ХХ века, в том числе и в западных странах, доказали, что либеральное равенство в правах - такая же утопия, как социалистическое имущественное равенство. Другое дело, что либерализм, социализм, а с ними вместе и фашизм продемонстрировали миру, на что способен утопический проект, поддержанный государством. Великие идеологические проекты ХХ века предстали как эффективнейшие инструменты выхода из системных национальных и цивилизационных кризисов. Они не достигли своих великих целей, но придали людям энергии, стимулировали преобразования, на тот или иной срок обеспечили социальную стабильность, ввели в государственную политику "проектную культуру". Социалистический, либеральный и фашистский идеологические проекты подняли знамя духовной эволюции из рук деградировавших религий. Но утопии не перестали быть утопиями. Наукообразность великих идеологий не сняла их утопической сути.

"ООНовская парадигма прав человека" стоит на либеральном фундаменте, хотя, конечно, имеет в себе и значительные социалистические вкрапления. Обычная история ХХ века. Либерализм и социализм - духовные однояйцевые близнецы. Кровное модернизационное родство позволяло им на протяжении 200 лет обмениваться ценностями, "проектными находками", "спикерами". Вопреки Фукуяме, даже умерли они в один "исторический день". Социализм покинул мировую сцену не один, просто в отличие от не менее дряхлого либерализма, у него это шумнее и заметнее получилось.

***

Особенности "ООНовского ("западного", "североатлантического") проекта прав человека":

1. Привязанность прав человека к ООНовскому мироустройству. Нет ООН - нет ООНовских прав человека. В западной парадигме прав человека образца второй половины ХХ века ООН играет роль трансцендентного обоснования и источника прав человека. ООН с ее конвенциями, генеральными ассамблеями, гуманитарными миссиями так же величественна, непонятна, недоступна и "авторитетна" для "простого человека", как Бог, Природа, "естественный закон" и прочие надчеловеческие источники предыдущих парадигм прав человека. ООН переживает глубочайший кризис - переживают кризис и ООНовские стандарты прав человека (раздвоение стандартов, публичный саботаж их исполнения, даже со стороны прежних апологетов).

2. Антропологический универсализм и проистекающий из него экспансионизм ООНовской парадигмы прав человека. Любое провозглашенное ООН право человека по определению считается универсальным для всех представителей вида Homo sapiens. Что дает "всем людям доброй воли" полное моральное право требовать их соблюдения по всей планете. Еще никогда в истории человечества политики не имели такого добропорядочного повода вмешиваться в дела других стран. При этом у "мирового сообщества" всякий раз не доходят руки до предотвращения настоящих "правочеловечных" катастроф (достаточно вспомнить кампучийский и угандийский геноцид).

3. Юридизм (правовой позитивизм). Права человека в ООНовской парадигме - это, прежде всего, правовые нормы, нормы позитивного права. Есть законы о правах человека - есть права человека. Нет законов - нет прав человека. ООНовская гуманитарная бюрократия забыла об естественности прав человека. Ведь естественность прав человека опрокидывает идею универсальности.

4. Сверхполитизация ООНовских прав человека. Политики быстро оценили экспансионистский потенциал "универсальных прав человека". Гуманитарная концепция прав человека стала обоснованием многих политических доктрин, поводом для блокад, революций, интервенций.

5. Привязанность прав человека к государству. Негативное и позитивное огосударствление прав человека. Права человека и защищают человеческое достоинство только от государства, и реализуются только через государство (и через квазигосударственные институты самой ООН). Иных форм публичной власти, иных источников угрозы человеческому достоинству, иных инструментов обеспечения прав человека для "ООНовской парадигмы" не существует. В итоге отвечающее за права человека государство - апофеоз двойных стандартов.

6. Идеологическая привязанность ООНовской парадигмы прав человека к либерализму. В то время как либерально-социалистический способ объяснения общества с каждым днем теряет свою актуальность.

Общественная роль прав человека в конце ХХ - начале XXI века была политически гипертрофирована, извращена. Естественные общественные конвенции в защиту человеческого достоинства были переформатированы в политические доктрины, "приватизированы" международными бюрократическими институтами, опредмечены, отчуждены в "гуманитарных интервенциях" и "оранжевых революциях". С этой точки зрения вполне уместен "южный" и "восточный" взгляд на "ООНовскую парадигму прав человека" как на последнюю и самую изощренную упаковку колониализма, способ через идеологию контролировать политику и экономику незападных стран.

***

Европейцы открыли для человечества "права человека", как открыли Америку, законы механики, эксплуатацию человека человеком и многое другое. Именно открыли, дали название тому, что уже было, но оставалось непознанным. Европейцы назвали "правами человека" некие безымянные до того специфические моральные нормы, особые традиции, "гуманитарные обычаи", которые естественным образом складывались в каждом человеческом сообществе с доисторических времен и в Старом, и Новом свете. Эти особые моральные нормы призваны были защищать человеческое достоинство личности от произвола и безответственного эгоизма власти. Нередко эти моральные нормы оставляли свои следы и в древних правовых системах: от Законов Хаммурапи и Римского права до уложений средневековых европейских городов. Благодаря европейцам эти естественно существующие в человеческих сообществах общественные конвенции в защиту человеческого достоинства стали предметом идеологического осмысления и политического проектирования. Благодаря английским философам, французским просветителям и американским революционерам эти специфические общественные конвенции стали называться "правами человека", превратились из социальной "вещи в себе" в предмет политики и идеологической борьбы. Европейцы объяснили себе и миру "права человека" в логике либерального взгляда на мир и представлений об естественном праве. В середине ХХ века, после ужасов Второй мировой войны, в рамках "ООНовского проекта" права человека были объявлены всечеловеческой гуманитарной идеологией и стали одной из идейных опор нового "глобалистского" мира.

Или все было не так. В XVII-XVIII веках в рамках модернизационного осмысления европейцами социальной действительности, в головах английских философов, французских просветителей и американских революционеров родился "идеологический проект", который постепенно обрел название "права человека". Смысл "правочеловечного проекта" - в идеологическом и правовом примирении сословий и классов, в смягчении социального неравенства через идею равенства в правах. Со временем "права человека" предстали либеральным гуманистическим ответом социализму и фашизму - идеологиям, черпавшим свою силу в социальной и этнической вражде, в естественной человеческой ксенофобии и социальном протесте. Уравняв в правах бедных и богатых, белых и цветных, "права человека" обеспечили послевоенному Западу социальный и расовый мир. На волне этого успеха в 70-е годы прошлого века "права человека" были включены в модернизационный и вестернизационный пакет, который Запад предложил Востоку и Югу как средство для решения их проблем.

Или так: в человеческих сообществах спокон веку существуют неформальные (моральные по своей сути) общественные конвенции в защиту человеческого достоинства от произвола власти, но эти конвенции всегда защищали человеческое достоинство только "своих", всегда был кто-то "чужой", кто не подпадал под действие этих конвенций (рабы, женщины, инородцы, иноверцы, безземельные и т.д., и т.п.). Но однажды появились "права Человека " и зафиксировали принципиально новое качество этих общественных конвенций. Поначалу это произошло в Европе с ее традициями веротерпимости и социальной толерантности. Именно в Европе впервые в человеческой истории, сначала в идеологии, а затем и на практике, моральные и юридические права, защищающие человеческое достоинство личности, были распространены абсолютно на всех представителей вида Homo sapiens: мужчин и женщин, бедных и богатых, белых и цветных. Впервые в истории человечества, именно в Североатлантическом мире, исчезло разделение людей на свободных и лично зависимых (рабов, крепостных и т.п.). И если предположить, что Западный мир действительно является авангардом человечества в том лишь смысле, что он первым проходит те ступени цивилизационного развития, которые потом проходит все остальное человечество, то это означает, что "права Человека" рано или поздно приведут все человечество к реальному равенству всех людей в правах независимо от "от расы, цвета кожи, пола, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, имущественного, сословного или иного положения". Нужно лишь содействовать этому процессу через подвижничество "людей доброй воли", через поощряющую универсальные права человека деятельность международных гуманитарных институтов и национальных демократических правительств.

Или еще так: "права человека" продолжают собой величественный ряд утопических европейских идеологем, призванных вселить в мир надежду. В "либеральной утопии" права человека исполняют ту же функцию, что и общественная собственность в "социалистической утопии" - функцию обеспечения всеобщего равенства как универсального ключа к дверям в справедливость. В "социалистическом проекте" общественная собственность призвана была обеспечить имущественное и социальное равенство людей и тем самым ликвидировать главное социальное зло: эксплуатацию человека человеком. В "либеральном проекте" права человека и верховенство закона призваны были обеспечить всеобщее равенство в правах и тем самым избавить людей от произвола власти и несправедливости, вызванной дискриминацией, неравным правовым статусом различных социальных групп. Однако реального равенства ни в правах, ни в имуществе, ни в одной стране мира так и не случилось. В ХХ веке и общественная собственность, и права человека действительно продемонстрировали миру свою эффективность как стабилизационные инструменты, но, естественно, не сняли базовых социальных противоречий, не сделали мир справедливее, а жизнь людей - счастливее, правда, сделали мир и жизнь сложнее и современнее.

Или даже так: западные элиты продвигают права человека как наиболее выгодную для себя идеологию социального протеста, призванную вытеснить с идеологического поля слишком конфликтные левые протестные проекты (неслучайно идейные левые презирают права человека и правозащитников). Правозащитная активность западных политических элит - это глобальный отвлекающий маневр постиндустриальных эксплуататоров. Права человека индивидуальны, они направляют естественное человеческое недовольство произволом в русло правового преследования конкретного "произвольщика". Сохраняя пафос борьбы за справедливость, права человека не ставят вопрос о власти как таковой, не посягают на естественное социально-экономическое неравенство. Права человека не посягают на собственность и власть элит. Не говоря уже об упомянутой реинкарнации колониализма в упаковке обязательных к исполнению политических стандартов прав человека, когда, например, даже простое сомнение в соблюдении избирательных прав становится универсальной отмычкой к власти в любой стране с неустойчивой политической системой.

***

Существуют ли права человека среди людей сами по себе, без ООН, без североатлантического цивилизационного нажима? Есть ли в правах человека естественное начало? Права человека - это только правовые нормы в декларациях, конвенциях и конституциях или права человека - это нечто большее, чем "воля законодателя"? Права человека - это европейский подарок миру или исконный человеческий способ морального обуздания разрушительной активности доминантных особей? Политическая мода на права человека в последние 50 лет - это то, что усиливает людскую активность в защите человеческого достоинства личности от произвола и безответственности власти или то, что создает эту активность? Права человека - это продукт либерального осмысления человеческих отношений или конвенциональное творчество масс в защиту человеческого достоинства?

Судьба самих прав человека от ответов на эти вопросы, конечно, не зависит. От ответов на эти вопросы зависит судьба конкретных людей, считающих своим долгом защищать права человека. Ответами на эти вопросы определяется эффективность их деятельности.

Игорь Валерьевич Аверкиев - эксперт исследовательского проекта "Будущее прав человека в России", председатель Пермской гражданской палаты

• аннотация
• фрагмент
• скачать в zip-архиве (37,2 kb.)
• отправить отзыв
• заявка на получение

[1] Так раньше, в Советском союзе в ходу была "коммунистическая маркировка" проблем справедливости. Хочешь вызвать у власти сочувствие - сформулируй свою проблему на языке "партии и правительства", "исторических решений" последнего съезда. Сейчас то же самое, примерно с тем же успехом, но на языке "прав человека". (вернуться)

[2] Можно и так: "права человека" в России - это популярный инструмент народного PRа народных бед для забывшей о народе власти. (вернуться)

[3] Либо опять-таки придется признать, что "нарушение прав" - это все плохое, что делается в России, а "соблюдение прав" - это все хорошее. (вернуться)

[4] В рядах "профессиональных правозащитников" немного осталось людей с личным диссидентским прошлым, но все "профессиональные правозащитники", так или иначе, считают себя приемниками советских диссидентов, в этом смысле их можно считать традиционными для России правозащитниками. (вернуться)

[5] "Солдатские матери" с их отношением к половозрелым призывникам как к "мальчикам", а к солдатам, самовольно покинувшим часть, как к "бегункам" - не столько гражданский, сколько сугубо гендерный феномен, замешанный на материнском инстинкте. В этом смысле их сострадательное отношение к дезертирам мало влияет ("матери есть матери") на доминирующие общественные настроения, по-прежнему мужские в своей основе. (вернуться)

[6] Речь идет именно о маргинальных меньшинствах, т.е. о социальных группах, вытесненных на самые дальние обочины социума и ведущих, вынужденно или по выбору, асоциальный образ жизни. Маргинальные меньшинства - не любые меньшинства. К ним, например, не относятся ни национальные, ни религиозные, ни политические меньшинства как таковые, вполне социализированные и интегрированные в общество. (вернуться)

[7] Почему так и хочется закавычить слово "народ"? Потому что оно осмеяно социологами как бессодержательная абстракция? Потому что оно слишком "левое", обременено архаичными спекулятивными смыслами? Потому что замусолено, обслюнявлено популистами все тех же "всех мастей"? А жаль. Уж очень емкое и удобное слово. Когда всуе, не для публики, люди произносят слово "народ", ясно, что подразумеваются не все жители страны, а все обычные, простые, средние жители страны. "Народ" чувствуется народом как сообщество обывателей. Обыватели они, конечно, очень разные, но они едины в своем отношении к власти, стране и миру. Обыватели - соль и ядро страны, они производят ее идентичность. Они - народ. Правда, "народ" при таком понимании лишается сакральности и непогрешимости. (вернуться)

[8] Речь идет именно о репрессиях, т.е. о карательных мерах государственных органов, направленных на физическое или социальное устранение противников режима. (вернуться)

[9] Именно православные иерархи, озаботясь правами человека, публично стали настаивать на первичности человеческого достоинства в парадигме прав человека и, соответственно, о ценностной ограниченности формальной свободы и юридических прав. Жаль, что эту важную акцентуацию прав человека в российское публичное пространство внесли церковники, а не правозащитники, хотя внутри российского правозащитного сообщества голоса о необходимости такого подхода раздаются последние 6-8 лет. (вернуться)

[10] Гипотезы о прошлом, настоящем и будущем прав человека в России смотрите во второй части статьи в следующем выпуске Альманаха. (вернуться)