О праве как регуляторе

1. Функции. Принято считать, что назначение объективного права в обществе состоит в том, чтобы быть регулятором — определять, упорядочивать и охранять существующие общественные отношения и порядки1.

Научные положения о праве как "регуляторе" могут быть признаны вполне конструктивными и под углом зрения данных современной науки. Ведь право так или иначе включается в широкий спектр факторов, определяющих с точки зрения современных научных представлений поведение людей (от биологических, инстинктивных программ, заложенных природой в человека, до высокозначимых социальных интересов, импульсов высокого духовного порядка), — включается и непосредственно, и присоединяясь к другим явлениям и институтам.

К тому же позитивное право как крупный элемент, блок (подсистема) общества в условиях цивилизации представляет собой нормативно-ценностный регулятор. Право, стало быть, регулятор:

нормативный, ибо право, состоящее из нормативно-унифицированных средств и механизмов регулирования общественных отношений, нацелено на то, чтобы ввести в жизнь людей начала всеобщей "нормальности", единой упорядоченности, общепризнанности2; по мнению Фихте объективированные формы права (т. е. позитивное право) предназначены к тому, чтобы "максимально унифицировать сферу грубого, материального плана человеческого бытия"3; об этой черте права далее будет сказано еще и особо;

ценностный, ибо право, вводя в жизнь нормативные начала, тем самым определяет оценку жизненным явлениям и процессам, и потому является основой для того, чтобы действовать "по праву" и признавать те или иные поступки в качестве таких, которые совершены "не по праву" (здесь проявляются те особенности права — даже как регулятора -, которые относятся по принятой ранее терминологии ко "второму — духовному — измерению" его природы).

Думается, в последнее время в связи с углубляющейся разработкой общетеоретических и философско-правовых проблем намечаются новые плодотворные подходы к освещению функций права как нормативно-ценностной регулирующей системы. Эти подходы основываются на понимании того, что в условиях развитой правовой культуры при помощи правовых средств и механизмов регулирования "постоянно воспроизводится всеобщий модус права", и "право несет в себе присущий всей культуре инвариант общественного опосредования субъект-субъектных отношений"4. В том же направлении строятся утверждения о том, что право выступает " прежде всего как система воспроизводства общих условий существования общества, его устойчивости и упорядоченности"1.

Рассмотрение права с указанных позиций позволяет увидеть в нем социальную подсистему, обеспечивающую такую непрерывную динамику функционирования общества, при которой в соответствии с потребностью в реализации начал нормативности достигается постоянное и стабильное воспроизводство и, следовательно, сохранение и утверждение (своего рода "увековеченье") выраженных в праве социальных ценностей, условий и механизмов функционирования общества.

Характеристике права как всеобщего модуса прав, а культуры как среды, являющейся условием воспроизводства регулируемых правом отношений2, может быть дано более предметно-структурное очертание, если воспользоваться предложенной И.П. Малиновой трактовкой общественных отношений через категорию субструктуры (суперструктуры). Используя более точную научную интерпретацию положений Маркса об общественных отношениях, базисе и надстройке, автор обратил внимание на то, что категория субструктуры (суперструктуры) /Unterbau / позволяет рассматривать право как такую сферу, "которая обладает особым свойством мета-(или- супер) структурирования массива наличных общественных отношений. Более того, — продолжает автор, — само право существует в форме структурно упорядоченного сектора, сферы социального пространства, в котором все многообразие общественных отношений представлено (отражено) в особом ракурсе, под специфическим углом зрения — в инвариантах санкционированной юридической нормативности"3.

Итак, даже в той плоскости, когда право рассматривается как регулятор его миссия в обществе является более глубокой. В этом отношении представляется принципиально важным с необходимой строгостью очертить функции права как регулятора.

Это:

- воспроизводство данной социальной системы;

- утверждение в жизни общества нормативных начал;

- регулятивное правовое воздействие на общественные отношения.

2. Воспроизводство системы. Во многом такой подход к праву, когда оно рассматривается в качестве "регулятора", связан с утвердившейся в современной науке теории систем, когда и все общество, и его подразделения научно интерпретируются как сложные социальные системы. В частности, с представлениями о том, что социальные системы отличаются (или должны отличаться) устойчивостью, непрерывностью существования и действия во времени. И стало быть, с вытекающей отсюда необходимостью наличия в социальных системах, в том числе и в обществе в целом, особых механизмов, призванных реализовать и поддерживать устойчивость и непрерывность функционирования в заданных параметрах общества.

Под рассматриваемым углом зрения существуют достаточные основания полагать, что объективное право (и как раз в силу его органической связи с законом), наряду с другими институтами человеческой культуры, и есть такого рода механизм. Ведь рассмотренные ранее свойства права — его всеобщая нормативность, способность строго фиксировать по содержанию возможное и должное поведение людей, наиболее мощно, силой государственного принуждения обеспечивать его — все это как бы специально (а возможно, и не "как бы") приспособлено для того, чтобы сложившиеся в обществе отношения надежно сохранялись такими, "как они есть", и чтобы они в стабильном и устойчивом виде функционировали непрерывно во времени, всегда — "вечно". Причем эта миссия права затрагивает важнейшие, определяющие параметры общества, его "заданности", его особенности с информационно-организационной сторон, реальности заложенных в нем программ, непрерывность их действия.

С этой стороны объективное право и предстает в качестве инструмента (механизма) реализации и обеспечения воспроизводства данной общественной системы, ее устойчивого состояния в стабильном, непрерывно функционирующем виде во времени. В воспроизводстве данной системы, понятно, велик вклад и других подразделений культуры. Но в человеческой культуре нет иного инструмента, кроме права, который бы обеспечивал это воспроизводство с информационно-организационной стороны, и притом на всеобщей, твердой, постоянной, непрерывно функционирующей основе, важнейшим компонентом которой является та или иная мера активности участников общественных отношений. Словом, по принципу всеохватного и непрерывно действующего социального устройства, рассчитанного на разумных существ — людей. И благодаря именно праву, рассматриваемому в единстве с законом, достигается такое положение вещей, когда данная общественная система непрерывно, не меняя своих качеств и особенностей, "крутится" и "крутится" в заданном режиме своего информационно-организационного построения.

В принципе эта миссия права в обществе уникальна, и — что немаловажно — (пусть только — в принципе) не имеет политического и тем более идеологического содержания. В этой плоскости оценка роли права на "регулятивном уровне" во многом сводится к функциям по кантовским определениям "механического устройства" — такого "устройства", за рамками которого уже господствует разум1, но такого устройства, "которое, подобно гражданскому организму, сможет сохраняться автоматически"2.

Впрочем, в реальной жизни рассматриваемая особенность права всё же так или иначе приобретает определенное политико-социальное содержание. Тем более, что по своей сути она имеет как стабилизирующее, так и в этой связи также консервативное (в самом точном, строгом смысле слова) значение. А значит, позволяет не только сохранять в жизни людей устойчивые, проверенные жизнью, твердые начала, но и — увы — "увековечивать" отжившие или изначально неразумные порядки и режимы, становиться труднопреодолимой преградой на пути прогрессивного развития общества — черта, которая, однако, — и притом в прямой зависимости от характера правовых установлений — может "обернуться" и положительным эффектом3.

Конечно, признание за правом значения механизма воспроизводства данного социального строя требует — это еще не до конца проработанная в науке проблема. Тут нужна тщательная проверка как самой этой идеи, так и выводов теоретического и практического порядка, из нее вытекающих (в том числе, определение социальной ценности права, стратегии законодательства и др.). Но проблема явно назрела; в литературе уже высказан на этот счет ряд заслуживающих внимания положений1.

Интересную трактовку воспроизводства в социальной сфере дает М. К. Мамардашвили. Он полагает, что по Канту, например, вся проблема просвещения есть проблема "самоподдержания разума". И сразу поясняет — "самоподдержания.. онтологических абстракций порядка. И в этом смысле истина не есть проблема соответствия или адеквации (что относится к знанию, к знаково-логическим структурам знания), но проблема воспроизводства, или самоподдержания, некоторого порядка"2. Нет ли оснований с подобны же позиций рассматривать также и право? Если подобные основания существуют (а препятствий для этого, на мой взгляд, нет), то право с таких позиций предстает — весьма интересный поворот мысли: повод для размышлений! — в качестве онтологической абстракции порядка. По всем данным, — конструктивная идея, достойная обстоятельной проработки.

3. Утверждение в жизни общества нормативных начал. Юридические нормы, из которых складывается позитивное право, — явление само по себе поразительное. Нормативность, свойственную праву, можно рассматривать и как некое "изобретение" человечества или даже как нечто такое, что ниспослано человечеству "свыше". И вс же главное, что с данной стороны необходимо отметить, — это наличие объективной потребности в утверждении в общественной жизни нормативных начал — принципов цикличности, кругооборота отношений и процессов, их непрерывного постоянства во всем общественном организме. Той объективной потребности, в ответ на которую и сложилось позитивное право с рядом уникальных свойств, выраженных главным образом во всеобщности, возможности строгой определенности по содержанию, высокой обеспеченности.

Здесь есть основания для того, чтобы напомнить о том, что любое человеческое сообщество нуждается не просто в известной организованности и упорядоченности существующих в нем отношений, но и в том, чтобы эти организованность и упорядоченность соответствовали законам природы и одновременно — законам существования и функционирования человеческого сообщества, разумно формируемых начал целесообразности. А все это в качестве необходимого момента включает необходимость известного ритма, цикличности, повторяемости, а главное, что эти ритм, цикличность повторяемость вошли в саму плоть жизни людей, стали законом в человечком бытии.

И вот регулятивное назначение права решающим образом выражена в том, чтобы в соответствии с указанной объективной потребностью внести в общественную жизнь оптимальную нормативность в том ее высоком значении, которое сообразуется с нормальным существованием и развитием сообщества людей, что помимо всего прочего, объясняет многозначность слова "норма", обозначающей и общее правило и естественное, "здоровое", вполне удовлетворительное положение дел в людском сообществе. С этой точки зрения следует еще раз обратить внимание на то, что трактовка мыслителями Д, Греции права в качестве в dice "схватила" именно эту космически-природную особенность права, характеризующей относимость права к "нормативности" в ее высоком, мирозданческом значении.

Об этой черте права при характеристике права как институционного образования уже говорилось [2.3.4.]. Сейчас к сказанному ранее нужно добавить следующее

В связи с необходимостью обеспечения нормативных начал общество и само право (в том числе и с точки зрения его нормативности) предстает в виде целостной нормативной регулирующей системы, имеющей глубокое правовое содержание и построенной на единых правовых принципах и общих положениях.

Нормативность, рассматриваемая в таком более глубоком смысле, выявляет одну из главных внутренних пружин, один из стержней правового регулирования в обществе и потому имеет значение закономерности — логики самой ее сущности, которая выражена в рассматриваемом свойстве и недоучет, а тем более игнорирование которой приводит к немалым негативным последствиям, потерям, издержкам, "мстит за себя". Право с этой точки зрения представляет собой наиболее адекватное требование цивилизации, выражение и олицетворение объективных нормативных начал в общественной жизни, призванных обеспечивать надлежащий уровень организованности и упорядоченности общественных отношений, реальное претворение в жизнь заложенной в человеческом обществе устремленности человека к высокому достоинству его личности, реализации его индивидуальности.

4. Регулятивное воздействие: направления. Под углом зрения углубления характеристики права как "регулятора" (и, следовательно, с признанием его миссии как средства "воспроизводства" данного социального строя, утверждения глубоких нормативных начал в обществе), необходимо вместе с тем, уже с другой стороны, уточнить направления правового регулятивного воздействия. Иначе можно неоправданно возвеличить назначение права на "регулятивном уровне", представить его — притом в облике закона — чуть ли не в виде некоего всесильного инструмента, универсального средства решения всех жизненных проблем. Парадоксально, но именно такое представление о праве и законе нередко культивируется при тоталитарных режимах, беспощадно попирающих право в его высоком гуманистическом значении, но использующих категории "право" и "закон" для решения узкополитических задач, и одновременно — для прикрытия и оправдания неконтролируемого партийно-государственного произвола.

В действительности же, право, рассматриваемое в единстве с законом (объективное право), — вовсе не всесильный "регулятор". Его регулятивное воздействие, наряду с миссией по "воспроизводству" данной социальной системы и утверждением в жизни начал нормативности, ограничено строго определенными направлениями.

Главные из них вытекают из того решающего, что характеризует историческое (мирозданческое) предназначение права, — быть общеобязательным критерием правомерного поведения и в этом отношении оптимальной формой для определения и сохранения границ свободы людей, причем — в таком порядке, когда происходит согласование свободы данных лиц со свободой всех "других". То есть в первую очередь не из того, что нередко понимается под словом "регулировать", — не "предписывать", не властно направлять поступки людей, не напрямую регламентировать людское поведение и с этой целью устанавливать в обществе жесткие императивные порядки, нередко авторитарного типа (это — миссия в основном публичного права), а рассчитывать прежде всего на активность и свободную инициативу человека, которые должны существовать и сохраняться в известных границах.

Необходимо при этом обратить внимание, что на достижение указанной задачи предполагает развитие и эффективное функционирование всех подразделений, всех отраслей объективного права. Не только тех, которые преимущественно направлены на точное и строгое фиксирование через систему прав и обязанностей границ поведения (конституционное право, гражданское право, ряд институтов административного и трудового права), но в не меньшей мере и тех, которые обеспечивают "сохранение границ", — охрану и защиту правопорядка, в том числе с помощью мер гражданской, административной, уголовной ответственности, а также процедур и порядка применения юридических санкций.

С учетом приведенных положений необходимо уточнить положение о праве как консервативном социальном явлении. Да, право — консервативно. Консервативно в том строгом значении этого слова, когда имеется в виду, что при помощи законов строго и точно фиксируются, закрепляются надолго вперед, вплоть до отмены или изменения данных законов ("консервируются") существующие порядки и отношения. Но если учитывать социальное предназначение права (о чем только что говорилось), то нужно видеть, что в такой "консервации" существующих порядков и отношений решающим моментов является в идеале сохранение и обеспечение свободы, а значит — и перспектива динамичного, прогрессивного развития общества.

Иной поворот событий и отсюда — иная оценка действующего права вытекает из такого развития общества, когда в нем доминируют социально-негативные тенденции, тираническая власть, силы, противостоящие демократии и гуманизму. И когда право, вопреки своему историческому предназначению, выступает в виде права власти — комплекса законов, иных нормативных документов, всей системы юридических институтов и учреждений, которые служат власти как таковой, а через нее указанным порядкам и отношениям. При таком развитии и состоянии общества право становится консервативным фактором во всех оттенках этого многозначного слова, т.е. силой, увековечивающей реакцию в нравственно-политическом смысле, отжившие режимы, а в итоге — препятствием на пути прогрессивного развития общества, демократии, гуманизма.

В этой связи — одно замечание по проблеме, которая в какой-то мере ранее уже затрагивалась.

Речь идет вот о чем. В праве, существующем в любой общественной системе, наряду с принципами и нормами, так или иначе касающимися прав и свобод людей, их самостоятельности, свободного действования, наряду со всем этим, значительное место занимают публичное право — юридические установления, которые затрагивают организацию самой власти, ее подразделений и учреждений во многих сферах жизни общества (налоговой, таможенной, государственной службы, обороны, национальной безопасности, пограничной службы, организации правоохранительной работы, санитарной, противопожарной инспекции и т.д.). Именно здесь, в этих подразделениях, отраслях права, по традиции именуемых "публичным правом" в специально-юридическом значении этого терминологического обозначения, по большей части находят выражение негативные, авторитарные тенденции в деятельности государственной власти.

Но суть дела не в этом. Независимо от того, каковы содержание и возможная оценка такого рода юридических установлений (пусть даже и таких, которые совершенно необходимы и строятся в согласии с духом права и правовых принципов), следует сказать о том, что здесь перед нами всё же особый, очень своеобразный пласт юридической материи. Институты указанного профиля — это, как можно предположить, не прямой, непосредственный, ближайший продукт потребностей общества в праве, а скорее — проникновение в юридическую сферу властных институтов государства, государственно-властных, императивных начал, когда лишь используются юридические категории. И здесь, конечно же, есть свои важные ценности; но они — именно ценности государства, точнее, быть может, юридизированные ценности государства (со всеми плюсами и минусами последнего), а не исконно правовые начала и категории. И вместе с тем — здесь особый юридический мир, иная — если угодно — юридическая галактика, со своей культурой, своим арсеналом институтов и приоритетов. Такими, в частности, как порядок и дисциплина, субординация и компетенция, обязанности и ответственность.

Нет слов, такой дифференцированный подход к "пластам" юридической материи (другой пласт — "частное право" в традиционном юридическом смысле), со всей очевидностью не согласуется с обыденными взглядами на право, когда многие люди сопрягают с ним преимущественно властную, карательно-административную деятельность. Не согласуется он также с утвердившимися представлениями в юридической науке, особенно — теми, которые сложились на основе реалий, существовавших в советском обществе.

Некоторым авторам такой подход, быть может, покажется упречным хотя бы по той причине, что здесь — с точки зрения исконных правовых начал — происходит возвышение (а на деле — в российских условиях всего лишь — восстановление) категорий и институтов частного права1. Но о таком подходе всё же необходимо после характеристики граней права, ориентаций при его понимании сказать еще раз. Хотя бы по той причине, что с этим подходом связана перспектива рассмотрения вопросов, относящихся к предназначению права, его роли и места в жизни людей.

4. Право и регулируемые правом фактические отношения. Право в той плоскости, в которой оно выступает в качестве регулятора, реально пребывает, живет, функционирует в гуще фактических, внешних, практических отношений, является для них особой "формой". И понятно, взаимодействует с этими фактическими отношениями, право несет на себе печать, следы такого взаимодействия, испытывает их влияние, а также влияние тех целей и задач, которые ставит при регулировании тех или иных общественных отношений государственная власть.

Здесь, по возникающей в этой области группе вопросов, до сих пор сохранились своего рода научные мифы и догмы, навеянные примитивными и ложными философскими представлениями, идеологическими фантомами. Особенно — у нас, в советском и постсоветском обществе. К сожалению, они даже в современной обстановке России, когда марксистские идеологических верований, казалось бы, решительно преодолеваются, в немалой мере сохранились, а в чем-то в связи с особенностями современного российского правового развития — даже окрепли. Некоторые из таких научных мифов и догм (о "базисе", о "предмете" правового регулирования) будут в последующем вкратце затронуты в третьей части книги.

Но сама по себе обусловленность права фактическими отношениями (а также целями и задачами, преследуемыми при осуществлении правового регулирования) — факт несомненный, очевидный. Эта обусловленность, в частности, проявляется в содержании правовых норм и институтов, в формировании всевозможных разновидностей юридических отношений, в их дроблении, разветвлении на все новые подвиды, когда особенности той или иной разновидности, подвида данных юридических отношений (допустим, подряда или аренды в гражданском праве, или ответственности за кражу имущества) зависят от "предмета" — своеобразия соответствующего участка общественной жизни. Допустим от того, осуществляется ли аренды транспортных средств или же аренда жилья, произошла ли кража домашнего скарба или же кража оружия из охраняемых военных складов.

Конечно, мера, степень обусловленности права фактическими отношениями, целями и задачами преследуемыми при юридическом регулирования, различны? Но уже сейчас, даже без углубленного рассмотрения данной проблемы, следует сказать, что эта обусловленность не является такой, когда юридические отношения представляют собой всего лишь "правовой слепок", "юридическую фотографию" с данного участка жизни общества, данных фактических отношений. Перед нами — обусловленность более сложного порядка, близкая по многим данным к такой (если допустима подобная аналогия), когда живые организмы, сформировавшиеся за свою долгую эволюцию, каким-то образом реагируют на изменчивую среду, приспосабливаясь и подстраиваясь под ее особенности.

Такой подход как раз и соответствует представлениям о позитивном праве как объективной реальности, имеющей свою собственную субстанцию, а отсюда — свою (юридическую) логику.

В тоже время будем постоянно держать в памяти и то, что обусловленность права фактическими отношениями является значительной. По сути дела то гигантское многообразие юридических институтов и отраслей, которым характеризуется юридические системы в современном мире, особенно стран, продвинувшихся по пути постиндустриального, демократического развития, — это известное отражение фактических связей, своеобразия поведения их участников, выраженного в виде "возможного" и "должного" в нормах, институтах, отраслях юридических систем.

История правового развития последнего времени свидетельствует о том, что под влиянием фактических отношений в ряде случаев происходит своего рода "юридическая мутация" — известные качественные преобразования в праве. Такие, которые уже состоялись (формирование трудового права, семейного права, права социального обеспечения) или происходят в современных условиях (становление экологического права, информационного права, некоторых других подразделений юридической системы).

Да и в практическом отношении формирование права, его институтов и норм на нынешнем уровне и при нынешнем состоянии законодательной деятельности сводится — и это далеко не во всем благоприятный симптом в законодательной деятельности — преимущественно к "переводу" содержания фактических отношений (в том виде, каком оно представляется составителям законов) на "юридический язык". И отсюда работа специалистов при подготовке проектов законов все более сосредоточивается на использовании знаний экономического, технического психологического и иного "неюридического" характера; юридические же знания в их практически значимом виде предстают, к сожалению, по большей части в урезанном виде — главным образом в виде требований и приемов юридической техники, специфической правовой лексики и словесных оборотов.

Впрочем не забудем и то обстоятельство, что обусловленность права фактическими отношениями (в том виде, каком эта обусловленность предстает при внешней характеристике правовой действительности), присуща праву именно как регулятору общественных отношений. То есть — в том ракурсе, в каком оно в настоящее время преимущественно понимается на практике и трактуется в правовой теории.

5. Узкий горизонт. Право как эффективный (и даже по ряду отношений — оптимальный, уникальный) регулятор в жизни общества, способный воспроизводить данную социальную систему, вносить в нее нормативные начала, и обладающий рядом высокозначимых регулятивных свойств, достоин достаточно высокой социальной оценки.

В этом отношении едва ли оправдано сдержанное, а порой отрицательное отношение к праву, выполняющего своего рода "механические" рутинные и прозаические функции в обществе. Такое сдержанное, а в чем-то и отрицательное отношение к праву звучит в суждениях видного философа, когда он жестко высказывается против употребления самого термина "право" "в духе юридического позитивизма, то есть как нейтрально-маркировочного "средне исторического" выражения... Надо перестать, — говорит философ, — приписывать сакральный смысл понятиям исторически обусловленного и исторически необходимого и сознаться в том, что никакая степень социальной детерминированности не делает господствующее воззрение правомерным"1 Есть в этих, в принципе верных соображения такая, порой трудно различимая грань, переступив которую можно, духовно и этически возвеличить право, когда оно будет во всем высоко возвышенным явлением, кроме того, чтобы… быть правом. Правом в нашей прозаической, рутинной, повседневной, тяжкой и прекрасной жизни.

Да и вообще ни один самый казалось бы абстрактный, не связанный с прозой жизни вопрос не может быть решен — как еще в дооктябрьское время показали российские правоведы -, если не исходить из фактических данных, связанных с функционированием права как регулятора, т.е. не исходить из данных законодательства и практики его применения, — того, что научно осваивается юридическим позитивизмом, аналитической юриспруденцией2.

Вместе с тем, уже ранее обращалось внимание на то, что характеристика права как регулятора (а значит и оценка необходимого здесь юридического позитивизма), — не завершающий, не конечный пункт его постижения, а только начальная, стартовая его ступень, хотя и сама по себе существенно важная. Такой угол зрения уже сам по себе "задает" довольно узкие рамки практического действия позитивного права и своеобразие его теоретического видения.

Право, рассматриваемое как регулятор, видится так, что наши правовые представления не идут дальше сугубо прагматического отношения к юридическим вопросам. И дело не только в том, что здесь на первом месте в "проблематики права" оказываются вопросы преступности, коррупции, уклонения от законов — все то, что в нынешнее время и, особенно в российском обществе, действительно, все более тревожит людей, население, но что — увы — (или — "к счастью"?) не является специфически правовой проблематикой. И что отодвигает на задний план действительно острые вопросы права в обществе, тем более — такого общества, которое объявило себя "демократическим" и "правовым".

Не менее важно и то, что концентрация внимания на одном лишь объективном праве, да еще с ориентацией на жгучие проблемы "сегодняшнего дня" резко суживает горизонт его практического применения и теоретического осмысления. Наиболее существенное здесь — то, что право при рассматриваемом подходе выступает только как средство, "механическое устройство". И значит — в виде такого явления, которое можно заменить чем-то "другим" и которое может уступить, отойти в сторону, коль скоро это "требуется во имя неких высших целей". Именно тогда людей подстерегает страшная беда — тотальное попрание права в его высоком гуманистическом понимании.

К тому же и значение самих законов в ряде случаев оказывается здесь ограниченным, а порой и ущербным, когда их назначение сводится к одному лишь регулятивному средству. Так, например, случилось с гражданским кодексом в советском обществе. Ведь известно, что гражданские законы призваны не только с технико-юридической стороны регулировать рыночные, имущественные отношения, но и определять исходные правовые начала свободной рыночной экономики, сами устои гражданского общества (равенство и независимость субъектов, недопустимость вмешательства власти в частные дела и др.) — все то, что несет в себе, как мы усидим, потенциал чистого права. Так вот введенный с начала нэпа Гражданский кодекс РСФСР, который по прямому указанию Ленина приобрел опубличенный, огосударствленный характер, выполнял — и то в урезанном виде, в условиях доминирования государственной власти — одни лишь регулятивные функции и не сыграл, да и в тогдашней обстановке не мог сыграть, какой-либо позитивной роли в формировании гражданского общества, свободной рыночной экономики в стране Советов, и тем более — в внедрении высоких духовных начал гражданского общества.

Увы, история повторяется. Принятый в середине 1990-х гг. первый в России Гражданский кодекс, построенный на началах частного права, после радостных восторгов и громогласных деклараций о том, что перед нами "экономическая конституция", в наши дни все более и более теряет свое гражданственное назначение и вновь все более превращается в одно лишь "регулятивно средство".

В связи со всеми, только что отмеченными обстоятельствами и возникает необходимость преодолеть "узкий горизонт" объективного права, права как регулятора1.

Дата добавления: 2015-05-31