Месть Екатерины

IV

III

II

I

Как только Дэдлей вышел из своей квартиры и отправился на свидание с Фаншон, Сэррей последовал за ним, но Вальтер схватил его за руку и спросил:

– С каких пор я утратил ваше доверие, милорд?

– Уверяю вас, – ответил Сэррей – у меня нет никаких тайн.

– А что за тайна есть у вас с нашим пажом? Поведение мальчика очень странно. Он дичится и избегает меня. Вы с ним шушукаетесь. Если я стал лишним, то…

– Вальтер, что за подозрения? Просто Дэдлею назначено свидание, а у Филли – дурные предчувствия, своими опасениями он заразил и меня, вот я и решил последовать за Дэдлеем.

– Вы полагаете, что я настолько слеп, что не догадываюсь, что именно вы скрываете от меня? Хотите, чтобы я назвал вам истинную причину вашего беспокойства?

Сэррей покраснел и смутился.

– Какая же причина? – пробормотал он.

– Это – ревность. Филли любит Дэдлея.

– Вы знаете? – воскликнул Сэррей, пораженный. – Вы знаете, что Филли…

– Неужели вы полагаете, что мое зрение иначе устроено, чем ваше или что я равнодушен к судьбе вверенного мне ребенка?

– Во всяком случае вы ошибаетесь, думая, что я мучаюсь ревностью, – заметил Сэррей.

Вальтер, покачав головой, сказал:

– Сэррей, я думаю, что вы сами ошибаетесь. Любовь, которой не замечают, не считают возможной, обыкновенно пускает наиболее глубокие корни, и мне страшно за эту бедную девушку, если она узнает, что такой человек, как вы, можете любить ее, а Дэдлей, который не стоит вашей подметки, презирает ее. Однако надо спешить за ними. Я забочусь о Филли, а не об этом тщеславном фате. Возьмите меня с собой!

Пока Сэррей и Брай пререкались, Филли побежала вперед и достигла домика раньше Дэдлея. Она уже с утра осмотрела место и решила, что должно было существовать два входа – на параллельные улицы.

Филли помчалась через ближайший переулок и нашла то, что искала. Ворота были заперты, но можно было легко перебраться через стену, потому что место здесь было пустынное. Филли перемахнула через стену и очутилась у изгороди садика. Она пробралась в дом, а затем вверх по лестнице. В коридоре было слишком светло и негде было укрыться, но Филли еще раньше заметила, что над первым этажом был выступ в стене, по которому шли всевозможные орнаменты. Она открыла коридорное окно, вылезла из него и стала пробираться по чрезвычайно узкому выступу от окна к окну, пока наконец не услышала голоса. Спорили достаточно громко.

– Какая польза нам в том, если с помощью гугенотов мы совершим нападение на королевский дворец и свергнем Гиза? – послышался мужской голос. – Ведь вместо Гиза власть захватят Кондэ и старик‑король Наваррский. Откуда возьмем мы силы, чтобы избавиться от этих союзников? Король прибегнет тогда к защите гугенотов и наше дело будет проиграно.

– Нужно сделать так, чтобы Кондэ не успел использовать свою победу, – возразила Екатерина Медичи.

– Ваше величество, тогда король окажется в их руках и станет их орудием.

– Но король будет нашим пленником.

– Все же он – король, и ему не трудно будет разгадать, кто истинный виновник замысла.

Пусть догадывается, только бы он был лишен возможности продолжать свои безумства. У меня есть еще сыновья, которые могут заменить его.

– Вы хотите принудить короля к отречению?

– Для меня он – не более как неудачный сын, который тяжело оскорбил меня и своими глупостями привел страну гибели. Он не захотел мстить за смерть своего отца, он игрушка в руках Гиза, пусть же теперь посмотрит, кто спасет его: убийцы его отца или Гиз.

– Говорят, что Монгомери находится в лагере Кондэ?

– Я говорила, что он – бунтовщик, но Франциск освободил его.

Было бы выгоднее, пожалуй, пока пощадить англичанина. Монгомери догадается, откуда идет опасность, и предостережет Кондэ. Я не доверяю этим союзникам. Кто знает, не перехитрят ли они нас.

– Слишком большая осторожность подобна трусости, – нетерпеливым тоном возразила Екатерина, – такая предусмотрительность не приведет ни к какому решению, а нам нужно действовать. Эти три англичанина для нас опаснее, чем целая армия, если нам не удастся выведать тайну, каким образом попали их шпионы в Лувр. Они сопровождают двор, Стюарт покровительствует, как будто они – ее любовники. И кто знает, какие у них тайные связи? Мы не защищены от измены, пока жив человек, которому удалось морочить Генриха Второго, меня и весь двор, человек, который сумел открыть тюрьму Лувра и инсценировать привидение. Я собственными глазами видела, как это привидение выпрыгнуло в Лувре из окна с высоты около сорока футов, исчезло над Сеной, а затем снова появилось в подвальном помещении. Однако Фаншон уже более часа наедине с этим Варвиком и не подала еще никакого знака.

– Ваше величество, вы решили обезвредить его лишь в том случае, если он выдаст тайну. По‑видимому, вы изменили свой план?

– Если страсть не заставит его открыть тайну, если Фаншон не выйдет победительницей, то остается одно – пытка. Я не могу быть спокойна, я лишилась сна, я дрожу перед мыслью, что меня подслушивает шпион. Но будем надеяться на успех. Фаншон красива, умеет завлекать, она любит Дэдлея и знает, что он должен умереть, если ее постигнет неудача.

Филли с невероятной ловкостью стала спускаться почти по гладкой стене, руками держась за украшения, а ногами отыскивая нижнюю оконную раму. Спрыгнув на землю, она добежала до садовой калитки, надеясь, что Сэррей последовал за ней. Она осторожно отодвинула задвижку, открыла дверцу и выглянула на улицу.

На противоположной стороне улицы стояли Сэррей и Вальтер. Филли подбежала к ним и зашептала:

– Измена! Наверху – Екатерина, а с ней – десять или пятнадцать человек, которые поджидают Дэдлея, когда он выйдет от своей дамы. Эта дама – шпионка Екатерины. Своим кокетством она должна вырвать у Дэдлея признание того, каким образом он отыскал Клару Монгомери. После того они хотят его убить. Войдите в сад и спрячьтесь, пока я не позову вас.

– Не лучше было бы поднять тревогу и предостеречь Дэдлея? – возразил Сэррей.

– Чтобы его убили раньше, чем подоспеет помощь? – мрачно спросила Филли. – Нет, у меня есть кинжал, и я проложу дорогу к нему. Эта дама должна спасти его, она одна может это сделать.

Филли исчезла, не дожидаясь ответа.

Предположив, что Дэдлей заперся в комнате с Фаншон, она взобралась на дерево, возвышавшееся над изгородью садика, и оттуда подслушивала разговор влюбленных.

В решительный момент она предостерегла Дэдлея. Но от ее внимательного взгляда не ускользнуло и то, что наверху отворилось окно.

Если Екатерина узнала голос, который глумился над ней в сводах Лувра, то все погибло. Момент был критический. Но Филли не потеряла присутствия духа. Она помчалась через сад и купальную комнату, но следующая дверь была заперта.

– Дэдлей, – позвала она, – тебя предают!

Но тщетно стучала она и дергала засов. Роберт не открывал.

Зато наверху послышались торопливые шаги. Это спускались по лестнице телохранители Екатерины. Если они проникнут в будуар – Дэдлей погибнет.

В отчаянии Филли схватила занавеску, подожгла ее свечой, раздвинула жалюзи и закричала:

– Пожар! Пожар!

Пламя вырвалось в окно и стало распространяться с быстротой ветра. Филли выпрыгнула в окно и стала звать на помощь, она слышала, как кавалеры суетились в коридоре.

– Спасите его! – крикнула она Вальтеру и Сэррею, подоспевшим с обнаженными шпагами. – Разбейте окно! Он там, он там!

Вальтер и Сэррей избрали кратчайший путь. Они ворвались в коридор, ще кавалеры старались выломать дверь будуара.

– Это – два его товарища, убейте их! – послышало голос Екатерины с лестницы.

Шпаги зазвенели, и посыпались искры. В первый момент Вальтер и Сэррей уложили двух противников и, воспользовавшись смятением, оттеснили остальных до самой лестницы. Но их стали одолевать, Сэррей был уже весь в крови, а дверь будуара все еще не открывалась.

– Отступаем! – предложил Вальтер. – Дэдлей, наверное, уже мертв; в противном случае он был бы уже здесь.

– Убейте этих подлых трусов! Ведь их всего двое, – шипела Екатерина.

В это время пламя прорвалось сквозь переборку будуара, коридор наполнился удушливым дымом. Из сада слышались крики: «Пожар!», и в дом ворвалась охрана.

– Сложите оружие, приказываю именем короля! – прогремел зычный голос муниципального чиновника.

Все опустили оружие.

– Арестуйте поджигателей! – повелительно крикнула Екатерина, торопясь покинуть дом.

В садике стоял Дэдлей, держа на руках Фаншон, находившуюся в глубоком обмороке. Он спас ее, выскочив из окна будуара. Филли исчезла.

Муниципальный чиновник узнал королеву‑мать и низко поклонился ей.

– Эти люди ворвались в мой дом, – сказала Екатерина. – Этот, – указала она на Дэдлея, – пробрался в комнату моей статс‑дамы, и, когда я намеревалась арестовать обоих, подоспели его друзья, чтобы спасти его. Они ранили многих из моих придворных и подожгли дом. Остальное выяснят допрос и суд. Заковать их в цепи.

– И эту даму? – спросил чиновник, указывая на неподвижную Фаншон.

– Она принадлежит к нашему придворному штату, и мы будем судить ее собственной властью! – ответила королева, знаком приказав своим кавалерам отнести Фаншон в карету.

– Я понимаю! – горько усмехнулся Дэдлей в лицо Екатерины. – Если я раньше сомневался, то теперь убежден, что эта женщина являлась орудием вашей мести. Эй, вы, – обратился он к чиновнику муниципалитета, – вы ответите за то, что единственного свидетеля отдали во власть ложного обвинителя.

– Молчи, негодяй! – крикнула Екатерина. – Вы, кажется, забыли, что говорите с матерью короля Франции?

– А вы, государыня, позволяете себе оскорблять английского лорда, – парировал Дэдлей.

– Презренного бунтовщика! – крикнула Екатерина.

Она заметила, что чиновник муниципалитета замешкался, так как мир с Англией был заключен и было рискованно обходиться с лордом как с преступником.

– Я подчиняюсь насилию, – презрительно усмехнулся Дэдлей, – но английский посол граф Геншингтон потребует удовлетворения за всякую несправедливость, причиненную мне или моим друзьям.

– Арестуйте их! – требовала Екатерина. – На мою ответственность. У нас еще есть достаточно власти, чтобы усмирить преступников, пусть они даже английские лорды.

Муниципальный чиновник повиновался, но произвел арест по всем правилам вежливости и регламента, показав тем, что делает только то, что ему велит суровый долг.

Пожар потушили.

– Вот видите, к чему ведет правление безвольного короля, – сказала Екатерина своим кавалерам после того, как увели арестованных. – Поспешите, господа, передать Кондэ пароль и скажите ему, что я жду его с конницей в Лувре.

Королева села в карету. Часть кавалеров осталась сопровождать ее, а остальные оседлали своих коней и помчались кратчайшим путем, через поля, по направлению к Лувру.

Екатерина заранее торжествовала. Еще немного времени – и воины Кондэ нападут на дворец, захватят Гиза, и приговор над ним будет в ее власти. Затем последует краткая решительная борьба преданных королю парижан с гугенотами, и скипетр Франции будет в ее руках. Франциск должен будет отказаться от престола, или же придется силой устранить его. Его брат Карл – еще дитя, и никто не может воспрепятствовать ей, Екатерине, сделаться регентшей.

Как жаждала ее душа этой власти, как кипела кровь при мысли, что она получит возможность мстить всем, кто оскорблял ее, кто оказывал почести любовнице ее супруга, кто благоговел перед Марией Стюарт, – словом, всем, кто не повиновался ее воле беспрекословно! Власть! Какой это соблазн для честолюбивой души женщины, которая с самого раннего детства переносила лишь унижение и презрение! Власть! Какое это широкое поле деятельности для гордой, неутомимой души, с юных дней строившей планы о том, как бы все подчинить церкви и дать королевской власти тот блеск, который ей подобает! Какое наслаждение повелевать, своенравных вассалов превратить в трепетных рабов, быть первой в государстве, распоряжаться жизнью и смертью своих подданных, Ей, рожденной Медичи, удастся искоренить еретиков и вернуть папе прежнее влияние. Укрепить навсегда власть Франции, уничтожить гордое дворянство, этих Гизов, Монморанси, Кондэ, Бурбонов, короля Наваррского и всех гордых вассалов, перед которыми дрожали короли Франции, Отменить парламент и уничтожить все посягательства на права королевской власти!

Заговор, в котором Екатерина решила принять участие, послужил началом борьбы с гугенотами и фрондой и принес все беды и несчастья, разорившие Францию.

Екатерина была представительницей короны, герцог Гиз был представителем власти дворян, против него должен быть направлен первый удар.

Гонцы Екатерины помчались в лагерь мятежников, и, пока Франциск и Мария Стюарт забавлялись, гроза должна была собраться над их головами и разразиться раньше, чем они заметят беду.

Когда королева показалась у подъезда Лувра, стража стояла под ружьем и слуги суетились у дорожной кареты короля.

– Что это означает? – спросила Екатерина, побледнев.

Но никто не мог дать ей определенного ответа, все суетились и спешили, так как приказ последовал внезапно.

Она поднялась по лестнице и без доклада вошла в королевские покои, В передней ее встретил герцог Гиз в сопровождении пажа, при взгляде на которого Екатерина побледнела. Это был тот самый калека‑мальчик, которого она видела на турнире в свите Дэдлея.

Герцог почтительно поклонился, но королева заметила, что насмешливая улыбка промелькнула на его лице.

– Ваше величество, – сказал герцог, – я счастлив, что встретил вас, так как опасался, не предприняли ли вы, ваше величество, поездки в окрестности Парижа.

– Вы опасались этого? Почему? – спросила Екатерина.

– Государыня, я имею известие, что приверженцы Бурбонов вооружаются и даже, быть может, объявят нам войну. Мы, несомненно, проиграли бы ее, если бы им удалось завладеть таким драгоценным заложником, как вы, ваше величество.

Екатерина почувствовала иронию его слов, словно Гиз предлагал ей переход в лагерь Бурбонов.

– Господин герцог, – горделиво возразила она, – я жалею правительство, которое так ничтожно, что должно опасаться за судьбу члена своего двора вне пределов Парижа. Вы опасаетесь мятежников? Я вижу, готовят дорожную карету. Внук короля Франциска Первого, который предписывал законы парламенту, обращается в постыдное бегство перед кучкой восставших вассалов? Или, может быть, король становится во главе армии, которая колдовством появилась невесть откуда для защиты короны?

– К сожалению, государыня, я не принял таких мер предосторожности: я не мог предполагать, что есть люди, которые способны восстать против такого благородного, такого великодушного монарха, как Франциск Второй, Увы, я ошибся! – произнес Гиз.

– Ну и что же вы решили предпринять?

– Государыня, король намеревается отправиться вместе со своим двором в Амбуаз. Этот город укреплен и представляет большую безопасность, чем Париж.

– Ну а дальше? Из Амбуаза вы будете вести переговоры с мятежниками?

– Ваше величество, пока дело идет лишь о том, чтобы перевести короля в безопасное место, дальнейшее я предоставлю Провидению и советам такой мудрой правительницы, как вы, ваше величество.

– Значит, и я должна последовать за вами?! Неужели вы полагаете, что Екатерина Медичи обратиться в бегство перед мятежниками?

– Его величество король так приказал и желал бы завтра видеть вас в Амбуазе.

Екатерина задумалась.

– А что, есть войска в Амбуазе? – вдруг спросила она.

– Мушкетеры будут сопровождать двор.

– Значит, двор отправляется в заключение. Хорошо, я подчиняюсь. Доводите свою политику до конца. Я буду рада, если она окажется удачной, и буду страдать вместе с королем, если она окажется ни на что не пригодной. Но ничто не заставит меня подавать советы в деле, которое началось из‑за пренебрежения моими советами. Чей это паж?

– Со вчерашнего дня он в услужении у меня. Нравится он вам, ваше величество?

– Странный вкус у вас. Не был ли этот мальчик раньше у лорда Дэдлея?

– Он служил у тех англичан, которых вы, ваше величество, приказали арестовать, и покинул их потому, что эти господа намереваются вернуться к себе на родину.

– Он поступил благоразумно, потому что его прежние господа снова арестованы, – заметила Екатерина.

– Как? По чьему приказанию? – воскликнул Гиз, с таким искусным выражением изумления, что ввел королеву в сомнение – притворяется он или нет.

– По моему приказанию, – усмехнулась она. – И кажется, именно в тот момент, когда вы получили известие о заговоре мятежников.

– Как? Неужели они были в сношениях с мятежниками? – опять удивился герцог. – Правда, Монгомери бежал к Бурбонам, а они были с ним в дружбе… Но нет, это невозможно? Королева Мария ручается за их порядочность!

– Я приказала арестовать их потому, что они подожгли мой дом и предместье Сен‑Жермен, – сказала Екатерина, зорким оком следя за пажом. – Лорд Дэдлей имел тайную любовную связь с одной из моих придворных дам. Будучи застигнут врасплох, он оказал вооруженное сопротивление, поджег дом и ранил нескольких моих кавалеров.

– Ах, какая удивительно благоприятная случайность, что при вас, ваше величество, были кавалеры! – с усмешкой сказал Гиз. – Парижская судебная палата произнесет свой приговор над преступниками. Однако куда вы приказали препроводить арестованных: в Бастилию или сюда, в Лувр?

– Арестованные препровождены в парижскую тюрьму, – ответила Екатерина.

– Они иностранцы, а потому необходимо соблюдать форму. Как только мы возвратимся в Париж, нужно начать следствие. Итак, прикажете отрядить мушкетеров, которые будут сопровождать вас, ваше величество, на пути в Амбуаз?

– Я сейчас начну собираться к отъезду. Вашего пажа, герцог, я надеюсь, вы возьмете с собой в Амбуаз? От него можно было бы получить кое‑какие сведения об арестованных.

Гиз поклонился.

Не успела Екатерина проследовать в свою комнату, как моментально отправила тайного посла к герцогу Кондэ с извещением о внезапном отъезде двора в Амбуаз.

Несмотря на возмущение, высказанное Екатериной против Фаншон, она все же удостоила ее перед отъездом своим посещением.

Фаншон не заметила, как Екатерина влила что‑то в чай, приготовленный для больной. Выпив этот чай в присутствии Екатерины, та почувствовала сильную сонливость, с которой не в состоянии была бороться, несмотря на уважение к присутствию королевы‑матери.

Екатерина осталась довольна. Она вытерла своим платком чашку, из которой пила Фаншон, влила в нее немного чая, чтобы это выглядело остатком недопитого напитка, и вышла из комнаты.

Лишь только стихли удалявшиеся шаги Екатерины, потайная дверь отворилась и вошла Филли, за ней – герцог Гиз.

– Смотрите, – сказала Филли, тряся руку спящей, – это – не сон, это – отравление ядом, но я знаю, какой это яд.

– Мальчик, не колдун ли ты? Как ты можешь узнать, какой тут яд?

– Я узнаю по запаху изо рта и по красненьким прыщикам во рту, – сказала Филли, приоткрыв рот спящей, – у меня, кстати, имеется с собой и противоядие.

– Кстати?

– Ваша светлость, однажды я видел, какие яды хранит королева в своем шкафу. Их три у нее: один убивает на месте, но оставляет признаки; второй действует через какое‑то время, в зависимости от величины дозы; третий убивает вот таким образом. Человек находится в оцепенении до тех пор, пока яд не перейдет в кровь, а затем пробуждается под влиянием сильных болей и начинает бредить. Этот яд действует на мозг.

– И ты можешь спасти Фаншон?

– Я запасся противоядиями с тех пор, как королева поклялась отомстить моему господину.

Филли влила несколько капель какого‑то эликсира в рот больной и стала втирать под ее носом какой‑то порошок. Больная собиралась чихнуть и в это время проглотила капли.

– Теперь она вне опасности! – обрадовалась Филли.

– Она должна узнать, кому обязана своим спасением. Клянусь Богородицей, жизнь возвращается к ней. Это какое‑то чудо!

– Скоро начнутся боли. Уйдемте поскорее, ваша светлость! Ее крики привлекут сюда прислугу.

Значит боли все‑таки будут?

– Да, но без последствий. Я не мог избавить ее от боли. Оно и к лучшему: может возвратиться королева и, увидев, что яд не подействовал, повторит свою попытку.

Гиз вздрогнул: больная широко раскрыла глаза. Не успели они скрыться за потайной дверью, как раздался болезненный стон.

Час спустя двор покинул Лувр. Король со всей своей свитой отправился в Амбуаз. Верховые с факелами и лейб‑гвардия в панцирях сопровождали весь поезд.

В карете короля тихо дремала Мария Стюарт, склонив очаровательную головку на плечо супруга.

С королевой‑матерью ехали ее духовник и одна придворная дама.

Екатерина то и дело выглядывала из окна, словно ожидала погони, но кругом было все тихо в темной ночи, быть может, ее посол опоздал или Бурбоны не были приготовлены к внезапному выступлению.

На козлах коляски Гиза дремала Филли. Что снилось ей? Быть может, ее возлюбленный? На сердце у нее было очень неспокойно, она опасалась за участь Дэдлея и его друзей, хотя герцог поручился ей за их неприкосновенность. Если бы у Екатерины и зародилось подозрение, что ее планы разоблачены, то по приезде в Амбуаз она могла совершенно успокоиться, так как убедилась, что Гиз не принимает никаких мер для охраны короля. Будто он побоялся только населения Парижа, а Амбуаз считал неприступным.

Местность была сильно укреплена, но герцог, казалось, был того мнения, что крепких стен и глубоких рвов достаточно для защиты. Солдаты назначались больше для придворной службы, чем для охранения валов. Большинство мушкетеров – все вельможи из провинции – проводили время на охоте, попойках или игре в кости. Король наслаждался пением Марии Стюарт, они занимались сочинением мадригалов, шарад. Король передал герцогу Гизу все полномочия в деле подавления восстания, избавив себя от неприятного занятия. Герцог, в свою очередь, ждал, что к нему приведут закованных зачинщиков, по крайней мере не принимал никаких мер к их аресту. Впрочем, это было бы довольно трудно, так как Бурбоны силой завладели уже несколькими городами.

Екатерина смотрела на беспечность Гиза со злорадной насмешкой: в ее план входило дать ему окончательно увериться в ее покорности и тогда внезапно произвести на него нападение. С помощью нескольких тайных приверженцев гугенотов в Амбуазе, которых ей указал принц Кондэ, она установила довольно регулярные сношения с лагерем мятежников. Войска Бурбонов направились на юг, чтобы ввести в заблуждение и успокоить Гиза, но между тем в близлежащих местах тайком были распределены надежные люди, которые по данному сигналу должны были соединиться и противопоставить войскам Гиза более чем удвоенную силу. Кроме того часть стражи была подкуплена, так что в успехе задуманного плана у Екатерины не было ни малейшего сомнения.

День именин Марии Стюарт решено было отпраздновать балом, и Екатерина избрала именно этот день для неожиданного нападения на Амбуаз. Она договорилась в Кондэ, что герцог Гиз должен пасть в борьбе, король вынужден будет отказаться от короны, а она провозглашена регентшей, взамен чего она обязалась предоставить гугенотам свободу вероисповедания. В перевороте должны участвовать главным образом католики, которые в союзе с горожанами Амбуаза должны были неожиданно похитить у Бурбонов плоды победы.

Таким образом Екатерина держала в своих руках нити двойного заговора. На случай возможного поражения она решила вечером накануне нападения пригласить к себе герцога Гиза и для обеспечения собственной безопасности, в последний момент предостеречь его от нападения, зная, что это уже слишком поздно. В случае смерти Гиза она могла стать во главе отряда мушкетеров, наскоро собранных герцогом, и пойти против Бурбонов. Если же, вопреки ожиданиям, восстание оказалось бы неудачным, то своим предостережением Гиза она устраняла всякое подозрение об участии в заговоре.

Бал уже начался, музыка гремела, маски носились по залам, а герцог Гиз все не являлся на приглашение Екатерины. Она сгорала от нетерпения и в волнении теребила накрахмаленные рюши своего парадного платья. Смутный страх закрался в ее честолюбивую, пылкую душу: а что если непредвиденный ничтожный случай испортит столь важный и решительный момент? Герцог, всегда так строго придерживавшийся внешних форм вежливости, заставлял себя ждать, что выглядело крайне оскорбительным. Он, наверное, должен быть во дворце, если только какой‑нибудь изменник не предупредил его об опасности.

– Уже слишком поздно! Не может же он достать войска из‑под земли! – утешала себя Екатерина. – Сопротивление горсточки мушкетеров приведет только к пустому кровопролитию.

Она послала слугу вторично, чтобы узнать, получил ли герцог ее приказание. В это время ей доложили, что какой‑ то кавалер желает говорить с ней втайне.

Екатерина велела проводить его в одну из боковых комнат и поспешила к нему навстречу. Ее лицо пылало, и сердце билось от волнения, как у азартного игрока, который поставил на карту все свое состояние.

– В чем дело? – спросила она, спеша и волнуясь.

Кавалер в маске отвесил низкий поклон и едва слышно произнес пароль гугенотов.

Ваше величество, герцог Кондэ и король Антуан Наваррский благополучно прибыли в Амбуаз и скрываются в корчме «Золотой меч». Я прислан доложить, что ваш последний приказ, по счастью, застал нас раньше, чем мы успели подойти к Амбуазу.

– Какой приказ? – бледнея, воскликнула королева.

Приказ о том, чтобы приступить к штурму не раньше рассвета и одновременно выступить из корчмы «Золотой меч».

– Я не давала такого приказа. Был мой герб на бумаге?

– Нет, но приказ был дан от вашего имени.

– Странно! Кто мог решиться на это?.. Кто передал этот приказ?

– Тот, кто передавал в последнее время почти все ваши приказы. Граф Орланд.

– Я не знаю его! Пресвятая Дева, неужели нас предали!

– Ваше величество, это невероятно.

– Клянусь, я не знаю этого графа и никогда не слыхала его имени!

– В таком случае ваш посол из предосторожности назвался другим именем или же избрал этого посредника Во всяком случае, если он и злоупотребил вашим именем, то заслуживает нашей благодарности, так как приказ очень целесообразен. Было бы опасно теперь приводить в исполнение наш план, так как стража усилена вдвое.

– Усилена? – переспросила Екатерина в волнении.

– Да, ваше величество, но она кутит на славу, через несколько часов она будет мертвецки пьяна и не окажет ни малейшего сопротивления, между тем как в настоящий момент было бы опасно вводить в город даже незначительную часть войска.

– Как? Они пьют? Кто дал им вина?

– Герцог Гиз. Здесь, во дворце, стража также удвоена и сидит у бочек с вином. Герцог решил, по‑видимому, устроить праздник для всего гарнизона, и к утру не окажется и десяти человек, которые могли бы стоять на ногах.

– Помоги нам, Пресвятая Дева! – прошептала Екатерина.

Лакей отворил дверь и доложил тихим голосом:

– Герцог Гиз!

Екатерина знаком указала кавалеру на боковую дверь, а сама возвратилась в приемную, где герцог в парадном одеянии ждал ее.

Туалет герцога несколько упокоил Екатерину: Гиз был одет для танцев, а не для сражения. Ее беспокойство тотчас же сменилось высокомерием.

– Герцог, вы заставили ждать себя, – сказала она с легкой иронией, – но я польщена уже и тем, что настоящий регент Франции снизошел до того, что явился на мой зов.

– Государыня, власть имеющим предоставляется право глумиться. Вы отлично знаете, как много мне приходится бороться, чтобы хоть сколько‑нибудь оправдать доверие моего короля, в особенности с тех пор, как вы стали относиться ко мне враждебно.

– Враждебно? Ваша светлость, это означало бы, что я – мятежница. Вы неразборчивы в выражениях относительно человека, который напрасно предлагал королю свой совет и свои услуги. Я принуждена к бездеятельности, вот и все.

– Это много значит. Это почти означает гибель целой армии.

– Тем не менее вы еще недавно полагали, что без меня можно обойтись. Очевидно, обстоятельства сложились иначе, чем вы того ожидали?

– Ни в коем случае, ваше величество! Если я и сожалею, что лишен вашей помощи, то лишь потому, что не обладаю такой ловкостью, с какой вы ведете войско, той молчаливой энергией и искусством предвосхитить все планы противника. Но я не сомневаюсь в нашей победе.

– В таком случае я завидую вашему спокойствию! – ответила Екатерина с ехидной улыбкой. – Если мои сведения достоверны, то в скором времени гугеноты готовятся напасть на Амбуаз.

– Мы сумеем встретить их.

– Вы, кажется, очень самоуверенны, следовательно, мое предостережение бесполезно.

– Ваше величество, я ценю это предостережение как доказательство вашего примирительного настроения. Я дорого дал бы за то, чтобы удостоиться такой союзницы, как вы, ваше величество. Наши интересы совершенно одинаковы. Король слаб и нуждается в руководителе. Оба мы – ярые католики и желаем только одного – истребления гугенотов. Если бы мы действовали единодушно, не нужно было бы никакого восстания. Но вы относитесь ко мне враждебно по совершенно ничтожным причинам: вы сердитесь на меня за то, что я защищаю незначительных людей, и за то, что я не вполне подчиняюсь вашей воле. Вместо того, чтобы идти рука об руку, мы – почти враги. Но еще не поздно нам примириться.

– Нет, поздно, ваша светлость! Вы потерпели фиаско и теперь ищете моего содействия, которое раньше отвергали. Если я когда‑нибудь вмешаюсь в политические дела, то исключительно для того, чтобы спасти Францию, а не исправлять ваши ошибки.

– Ваше величество, я повторяю, что в настоящий момент не нуждаюсь ни в какой помощи.

– А я знаю, что вы настолько ослеплены и самонадеянны, что не предвидите грозящей вам гибели!

– В таком случае вы считаете меня за плохого игрока! Но допустим, что вы заблуждаетесь относительно грозящей мне опасности, и я окажусь более ловким, чем вы полагали, что тогда?

– Тогда герцог Гиз торжествовал бы, но отнюдь не искал бы единения со мной, – иронически усмехнулась Екатерина.

– Значит, вы не хотите допустить такую возможность. Вы сказали, что слишком поздно для меня спасаться, а если я скажу, в свою очередь, что через несколько часов вам будет слишком поздно протянуть мне руку?

Екатерина растерялась.

– Через несколько часов вы будете на банкете и за бокалом вина забудете все политические заботы. Поговорим лучше завтра, – попыталась она закончить перепалку шуткой.

– Ваше величество, если бы мы сейчас договорились, я мог бы выпить также и за ваше здоровье, за наш союз.

– Хорошо, герцог. Если вы убеждены, что вам не грозит никакой опасности, я готова быть вашей союзницей, так как преклоняюсь перед политикой, которая одерживает победы при помощи незримого оружия.

– Каковы ваши условия, ваше величество? Вы одобрите, если я велю казнить короля Наваррского и герцога Бурбона Кондэ?

Екатерина смутилась под проницательным взглядом Гиза.

– Они – гугеноты и вожди восстания, – сказала она. – Но если они падут, то вы не будете нуждаться в моем союзничестве. Ведь тогда будут устранены все, кто противодействовал вам. Нет, – улыбнулась она, – хотя я – и враг этих мятежников, но для меня они все же являются известным щитом против всемогущества Гизов.

– Обещайте мне, по крайней мере, не отстаивать мятежников, когда я потребую у короля их головы!

– Требуйте, мой голос мало имеет значения. Но в состоянии ли будет Франциск выдать вам их головы?

– Почему бы и нет, государыня?

Екатерина испугалась.

– Я не понимаю вас, герцог! Не вызвали ли вы с помощью колдовства армию из‑под земли? Или вы надеетесь, что по одному повелению мальчика Франциска рассеются войска и появятся пленные?

– Мои надежды имеют прочное основание. У меня нет армии, но мушкетеры преданы королю, и некоторая смышленость окажет нам неоценимую помощь. Молодой человек, которого я назову, допустим, графом Орландом, только что сообщил мне об аресте лиц, находившихся в корчме «Золотой меч».

Если бы молния пронзила землю, Екатерина не могла бы более растеряться, чем в тот момент. Она была совершенно ошеломлена. Но для такой женщины как Екатерина, не составляло большого труда быстро взять себя в руки. Она поняла, что ее заговор не удался, что все погибло, что Гиз явился к ней, чтобы на известных условиях предложить ей скрыть это соучастие.

Ей предстояло только по возможности смягчить эти условия.

– Ваша светлость, – сказала она, – от души поздравляю вас, если ваши сведения верны. Но кто этот граф Орланд, который доставил вам такие невероятные известия?

– Он носит имя графа Орланда только тогда, когда мне это нужно. На самом деле это – простой паж, уродливый, безобразный мальчик, но очень ловкий и находчивый.

– Паж тех англичан, которые за поджог заключены в тюрьму?

– Совершенно верно! Впрочем, обвинение оказалось неосновательным.

– Герцог, я поручилась за справедливость обвинения!

– В таком случае вас обманули. Паж был свидетелем, что зачинщиками явились ваши кавалеры.

– Он, значит, подслушивал? Но под пыткой его можно заставить сказать истинную правду.

– Имеется еще второй свидетель. Это – герцогиня Сен‑Анжели.

– Фаншон? – воскликнула королева. – Но я слышала, что она умерла.

– Паж нашел средство спасти ее. Он – настоящий волшебник.

– Не знаю, во всяком случае его следует обвинить в колдовстве, – проскрежетала Екатерина, бледнея и задыхаясь от бешенства. – Герцог, вы победили, я слагаю оружие. Не будем распространяться, во всяком случае вы великолепно осведомлены обо всем, что я делала для того, чтобы низвергнуть вас. Назовите условия, на которых вы желаете примириться со мной.

– Истребление гугенотов огнем и мечом.

– Согласна. А Кондэ! А король Наварры?

– Должны умереть на эшафоте.

– Что даете вы мне взамен?

– Требуйте, ваше величество.

– Регентство!

– Я не могу лишить трона короля, который доверил мне свою власть.

– В таком случае поделимся этой властью.

– При условии, что вы не будете вести против меня интриг и что мои приверженцы не станут вашими друзьями.

– Согласна! Но покарайте моих личных врагов, и прежде всего графа Монгомери.

– Он должен умереть как мятежник, если мы его захватим завтра.

– Затем тех трех англичан.

– Я обещал моей племяннице, королеве Марии Стюарт, взять их под свою защиту.

– Так уступите мне по крайне мере пажа.

– Ему я обязан моей победой.

– Но ему известно, что я боролась против вас. Он посвящен в тайны, которые опасны. У него имеются сношения с Лувром, которые прямо пугают меня. Это условие неизбежно.

– Он очень полезен. Жаль было бы лишиться его.

– Если мы вступим с вами в союз, то он сделается также и вашим врагом.

– Постарайтесь завладеть им, но поручитесь мне за его жизнь.

– Его жизнь должна принадлежать мне, если я не склоню его на свою сторону.

– Хорошо! Но в тот самый день, когда падут головы Кондэ и короля Наваррского.

– Согласна! – сказала Екатерина тоном, как будто ей было трудно решиться на это, но в ее глазах искрилось злорадство.

Герцог Гиз, молча поклонившись, удалился.

– Глупец! – усмехнулась Екатерина, глядя ему вслед.

Головы Кондэ и короля Наваррского падут, но не раньше, как я завладею твоей головой.

На рассвете мятежники под предводительством Ренодина, появились под стенами Амбуаза. Они беспрепятственно проникли в город, но, лишь только вошли, решетки опустились – и они очутились лицом к лицу с мушкетерами, принудившими их сложить оружие. Гиз усилил укрепление с помощью войск, привлеченных в Амбуаз под видом мирных крестьян. Мятежники попались в ловушку, которую готовили королевскому двору. Ренодин пал с мечом в руке. Его войска сдались после краткой, но отчаянной борьбы, Та же участь постигла подоспевшие резервные войска. Вожаки были преданы колесованию или повешены, а герцога Людовика Бурбона Кондэ и короля Антуана Наваррского ради формы предали суду после того, как Гиз взял с короля Франциска слово, что помилования никому не будет.

Двор снова возвратился в Париж. Вместе с ним и Екатерина Медичи вернулась снова в Лувр. В тот день, когда состоялся судебный приговор над Бурбонами, герцог Гиз сдержал свое обещание.

Екатерине доложили, что ее желает видеть паж герцога. Ее глаза засверкали от кровожадного удовольствия. В ее власти был мальчик, который расстроил убийство Клары Монгомери, разоблачил заговор в Амбуазе и которому она была обязана тем, что Гиз торжествовал над ней.

Глава двадцатая

Дата добавления: 2015-06-04