Берлинский заговор

К. МАРКС

Лондон, пятница, 1 апреля 1853 г.

Наконец‑то пятой из «великих держав», Пруссии, представился счастливый случай внести свой вклад в великие разоблачения «демагогических происков» революционеров, сделанные австрийской полицией[42].

«Правительство», – как уверяют нас его официальные органы, – «получив доказательство, что вожди демократической партии постоянно имели отношение к революционной пропаганде, приказало произвести 29 марта в Берлине домашние обыски, при этом удалось арестовать 40 человек, среди которых были Штрекфус и бывшие депутаты прусского Национального собрания – Берендс, Вальдек и другие. Обыски были произведены в домах 80 лиц, заподозренных в участии в заговоре. Были найдены оружие и боевые припасы».

Не удовлетворившись опубликованием этих «потрясающих фактов» в своих официальных органах, прусское правительство сочло уместным передать их по телеграфу английскому министерству иностранных дел.

Для того чтобы разоблачить тайну этого нового полицейского фарса, необходимо вернуться несколько назад. Спустя два месяца после coup d'etat {государственного переворота. Ред.} Бонапарта полицейпрезидент Берлина г‑н Хинкельдей и его подчиненный, полицейский советник г‑н Штибер, сговорились между собой: первому стать прусским Мопа, второму – прусским Пьетри. Прославленное всемогущество французской полиции, по‑видимому, не давало им покоя. Хинкельдей обратился к г‑ну фон Вестфалену, министру внутренних дел, сделав этому недалекому и фанатичному реакционеру (г‑н фон Вестфален является моим шурином, и я имел полную возможность познакомиться с его умственными способностями) лживое представление, доказывая необходимость сосредоточения всех полицейских сил прусского государства в руках полицейпрезидента Берлина. Он утверждал, что, для того чтобы сделать действия полиции более оперативными, она должна быть независимой от министра внутренних дел и доверена исключительно ему, Хинкельдею. Министр фон Вестфален представляет наиболее заскорузлые круги прусской аристократии, тогда как министр‑президент г‑н фон Мантёйфель представляет старую бюрократию. Оба они являются соперниками, и первый усмотрел в предложении Хинкельдея, несмотря на то что оно явно сужало сферу деятельности его собственного департамента, средство для нанесения удара своему сопернику, брат которого, г‑н фон Мантёйфель, занимал пост директора в министерстве внутренних дел и ему специально был вверен контроль над всей полицией. Г‑н фон Вестфален представил поэтому предложение Хинкельдея на рассмотрение Государственного совета, заседавшего под председательством самого короля {Фридриха‑Вильгельма IV. Ред.}.

Прения носили весьма ожесточенный характер. Мантёйфель, поддержанный принцем Прусским, возражал против предложения об учреждении независимого министерства полиции. Король склонялся к предложению г‑на фон Вестфалена и в заключение предложил соломоново решение, заявив, что он последует примеру Бонапарта и создаст министерство полиции, «если необходимость подобного шага будет доказана ему фактами». Тогда для того, чтобы доставить такие факты, Хинкельдей и Штибер избрали дело кёльнских коммунистов. Вам уже известны их героические подвиги на кёльнском процессе[43]. После его окончания прусское правительство решило возвысить явного клятвопреступника Штибера. человека, которого освистывали при каждом его появлении на улицах Кёльна, возведя его в должность полицейдиректора Кёльна. Но вмешались г‑н Бетман‑Гольвег и другие благонамеренные консервативные депутаты Рейнской Пруссии, предупреждая министров, что подобное открытое оскорбление общественного мнения этой провинции может иметь весьма угрожающие последствия в момент, когда Бонапарт домогается естественных границ Франции[44]. Правительство уступило, удовольствовавшись назначением Штибера полицейдиректором Берлина в награду за клятвопреступления, совершенные им в Кёльне, и кражи, совершенные в Лондоне. На этом. однако, дело приостановилось. Выполнить желание г‑на Хинкельдея – создать для него независимое министерство полиции – на основе кёльнского процесса оказалось невозможным. Хинкельдей и Штибер выжидали благоприятного случая. К счастью, подоспело восстание в Милане. Штибер тотчас же произвел двадцать арестов в Берлине. Но затея была слишком смехотворной, чтобы начать судебное преследование. Однако затем последовало покушение Либени, и теперь король оказался вполне готовым принять решение. Охваченный ужасными опасениями, он тотчас признал необходимым иметь независимое министерство полиции, и Хинкельдей увидел свои мечты осуществленными. Королевский указ сделал его прусским Мопа, в то время как брат г‑на фон Мантёйфеля подал в отставку. Самая поразительная часть комедии, однако, была еще впереди. Едва г‑н Хинкельдей был возведен в новое звание, как немедленно был раскрыт «большой берлинский заговор». Этот заговор, следовательно, был устроен со специальной целью доказать необходимость г‑на Хинкельдея. Это был подарок г‑на Хинкельдея слабоумному королю в обмен на только что приобретенную полицейскую самодержавную власть. Помощник Хинкельдея, изобретательный Штибер, сделавший в Кёльне открытие, что все письма, оканчивающиеся словами «привет» и «братство», несомненно свидетельствуют о наличии коммунистического заговора, теперь сделал открытие, что в Берлине с некоторых пор появилось угрожающее количество «калабрийских шляп» и что калабрийская шляпа является, несомненно, «условным знаком» революционеров. Опираясь на это важное открытие, Штибер произвел 18 марта несколько арестов, главным образом среди рабочих и иностранцев, которых обвинили в ношении калабрийских шляп. 23‑го того же месяца был произведен обыск в доме купца Карла Делиуса в Магдебурге, брата депутата второй палаты; он также имел роковое пристрастие к калабрийским шляпам. Наконец, как я сообщил в начале этой статьи, 29‑го истекшего месяца в Берлине был произведен великий coup d'etat, направленный против калабрийских шляп. Все, кто сколько‑нибудь знаком с мелкотравчатой оппозицией Вальдека, Берендса и других, весело посмеются по поводу «оружия и боевых припасов», обнаруженных у этих самых что ни на есть безобидных Брутов.

Но какой бы бессмысленной ни казалась эта полицейская комедия, разыгранная, так сказать, по чисто личным мотивам гг. Хинкельдея и Штибера, она не лишена значения. Прусское правительство раздражено пассивным сопротивлением, которое оно встречает повсюду. Оно ощущает дыхание революции в атмосфере кажущейся апатии. Оно приходит в отчаяние, не находя этого призрака в осязаемой форме, и испытывает нечто вроде избавления от кошмара всякий раз, когда полиция доставляет ему реальное воплощение этого вездесущего, но невидимого врага. Правительство наступает, оно будет наступать и впредь, и оно преуспеет в деле превращения пассивного сопротивления народа в активное.

Написано К. Марксом 1 апреля 1853 г.

Напечатано в газете «New‑York Daily Tribune» № 3745, 18 апреля 1853 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

Дата добавления: 2015-06-04