Сто восемьдесят километров к востоку от Москвы 3 страница

Начав поиски при свете луны, осторожно подсвечивая себе фонариком, Лев надеялся остаться незамеченным. Он ничуть не сомневался, что генерал способен осуществить свою угрозу. Однако его тайная операция едва не сорвалась, когда кассир, работающий на вокзале, – Александр – заметил, что он углубился в лес. Он окликнул его, и Лев, будучи не в силах и не в настроении выдумать удобоваримую ложь, неохотно рассказал ему правду, заявив, что собирает вещественные улики на месте убийства девушки. Потом он попросил Александра никому не говорить об этом, заявив, что это помешает расследованию. Молодой человек согласился и пожелал ему удачи, сообщив, что всегда был уверен в том, что убийца приехал на поезде. Иначе почему тело оказалось в такой близости от вокзала? Любой житель города без труда подыскал бы куда более уединенное местечко в лесу. Лев признал, что выбор места наводит на размышления, и сделал себе мысленную пометку навести справки и о самом кассире. Хотя он казался милым человеком, внешность, как известно, обманчива.

С помощью карты, украденной в отделении милиции, Лев разбил лес, окружающий станцию, на четыре квадрата. В первом, где лежало тело жертвы, он не нашел ничего. Следы, если они и были, оказались безнадежно затоптаны сотнями сапог. Не осталось даже запятнанного кровью снега, который вывезли отсюда в попытке скрыть все следы преступления. Насколько мог судить Лев, оставшиеся три квадрата вообще никто не обыскивал: снег здесь поражал своей нетронутой белизной. Ему понадобилось чуть больше часа, чтобы обследовать второй квадрат, и к концу поисков пальцы его онемели от холода. Однако же снежный покров давал ему то преимущество, что он мог осматривать обширные участки пространства, собственными следами отмечая границы обследованной территории.

Почти закончив осмотр третьего квадрата, Лев остановился. Сюда кто‑то шел – он явственно слышал скрип снега под ногами. Выключив фонарик, он скользнул за дерево и притаился. Но спрятаться было негде – незнакомец шел по его следам. Что делать – бежать? В этом заключался его единственный шанс.

– Лев?

Он выпрямился во весь рост, включил фонарик и увидел Раису.

Он направил луч прямо ей в лицо.

– За тобой следили?

– Нет.

– Зачем ты пришла сюда?

– Чтобы задать тебе тот же самый вопрос.

– Я уже сказал тебе. Убита маленькая девочка. У милиции есть подозреваемый, но я не думаю…

Раиса нетерпеливо перебила его.

– Ты не думаешь, что он виновен?

– Да.

– С каких пор это тебя беспокоит?

– Раиса, я всего лишь пытаюсь…

– Лев, остановись, потому что я не выдержу, если ты начнешь рассказывать мне, что пришел сюда, потому что это правильно и тобой движет стремление к справедливости. Будем откровенны. Это все плохо кончится, а то, что кончается плохо для тебя, кончается плохо и для меня.

– Ты хочешь, чтобы я вообще ничего не делал?

Раиса вдруг разозлилась.

– Я что, должна тебе в ножки поклониться, потому что ты затеял частное расследование? По всей стране страдают невинные люди, и я ничего не могу с этим поделать, разве что попытаться не оказаться одной из них.

– Ты веришь, что, если мы склоним головы и не будем вести себя предосудительно, это нам поможет? Ты и раньше не делала ничего плохого, но тебя хотели казнить как предательницу. Ничегонеделание – вовсе не гарантия, что нас не арестуют. Уж этот урок я усвоил накрепко.

– Но ты носишься с этим открытием, как ребенок с новой игрушкой. Все знают, что гарантий не существует. Все дело в риске. А сейчас он стал неприемлем. Или ты думаешь, что, если поймаешь одного действительного виновного преступника, воспоминания обо всех тех невинных мужчинах и женщинах, которых ты арестовал, поблекнут и исчезнут? Дело вовсе не в этой маленькой девочке, и ты прекрасно знаешь об этом.

– Ты ненавидела меня, когда я ходил по струнке и поддерживал политику партии. Но ты все равно ненавидишь меня, даже если я поступаю правильно.

Лев выключил фонарик. Ему не хотелось, чтобы Раиса видела, как он расстроен. Разумеется, она была права. Их судьбы оказались связаны неразрывно, и он не имел права с головой окунаться в это расследование, не заручившись ее одобрением. Кроме того, он находился не в том положении, чтобы спорить о моральных принципах.

– Раиса, я не верю, что нас когда‑нибудь оставят в покое. Скорее всего, они выждут пару месяцев, в крайнем случае год, а потом арестуют меня.

– Ты не можешь знать этого наверняка.

– Они никогда не оставляют людей в покое. Наверное, сейчас они пытаются накопать на меня компромат. Может, они хотят, чтобы я сгнил здесь в забвении, прежде чем прикончить меня. Но у меня осталось мало времени. И я хочу провести его с пользой, пытаясь найти человека, который натворил все это. Он должен быть пойман. Я понимаю, что тебе от этого не легче. Однако ты все еще можешь уцелеть и выжить. Перед самым моим арестом они усилят слежку. И в этот момент ты должна пойти к ним, скормить им какую‑нибудь сказку обо мне и сделать вид, будто предаешь меня.

– А что прикажешь делать до того момента? Сидеть в нашей комнате и ждать? Лгать ради тебя? Прикрывать тебя?

– Прости меня.

Раиса гневно тряхнула головой, развернулась и зашагала обратно к городу. Оставшись один, Лев вновь включил фонарик. Сил у него не осталось, движения стали вялыми и заторможенными – он вдруг утратил интерес к расследованию. Неужели все его усилия действительно напрасны и он лишь обманывает себя? Он не успел уйти далеко, когда снова услышал скрип снега под ее шагами. Раиса возвращалась.

– Ты уверен, что этот человек уже убивал раньше?

– Да. Если мы найдем новую жертву, дело вновь будет открыто. Улики, собранные против Варлама Бабинича, связаны только с этой девочкой. А если обнаружится вторая жертва, дело против него развалится.

– Ты говорил, что этот юноша, Варлам, не способен обучаться. В таком случае он – прекрасная кандидатура, чтобы повесить на него любое преступление. С таким же успехом они могут обвинить его в обоих убийствах.

– Ты права. Такая опасность существует. Но второй труп – это единственный шанс для меня добиться повторного расследования этого дела.

– Итак, если мы найдем еще одно тело, ты начнешь следствие. А если не найдем ничего, ты пообещаешь мне оставить его в покое.

– Да.

– Договорились. Ну, показывай, куда надо идти.

Потоптавшись на месте, они неуверенно двинулись дальше в лес.

Они шагали бок о бок примерно с полчаса, когда Раиса показала на что‑то впереди. Их путь пересекали следы, ребенка и взрослого, тянувшиеся почти параллельно друг другу. Признаки борьбы и сопротивления отсутствовали. Ребенок явно шел сам, добровольно. Отпечатки взрослого были огромными и глубокими. Это был высокий грузный мужчина. А вот следы ребенка едва отпечатались на снегу. Значит, он был совсем еще маленький.

Раиса повернулась ко Льву.

– Они могут вести в какую‑нибудь местную деревушку.

– Могут.

Раиса все поняла. Лев твердо намеревался пройти по ним до конца.

Они шли уже довольно долго, но ничто не указывало на то, что это – те самые следы, которые они ищут. Лев уже начал склоняться к мысли, что Раиса оказалась права. Может, объяснение найдется самое простое и невинное. И вдруг он остановился как вкопанный. Снег впереди был примят, как если бы там кто‑то лежал. Лев двинулся вперед. Следы ног стали беспорядочными, словно здесь происходила борьба. Взрослый явно отошел в сторону, а ребенок попытался вернуться по своим следам обратно, и его отпечатки ног были неровными и смазанными – он бежал. Судя по всему, вот здесь он упал – на снегу остался отпечаток ладони. Но он вскочил на ноги и побежал дальше, пока не упал снова. И вновь создавалось впечатление, что он с кем‑то боролся, хотя оставалось непонятным, с кем именно: других отпечатков ног не было. Как бы там ни было, ребенок вновь поднялся и опять побежал. Его следы буквально кричали об отчаянии. А вот отпечатков ног взрослого человека нигде не было. Но они появились через несколько метров. Из‑за деревьев вынырнули глубокие, вдавленные следы. Но что‑то было не так – взрослый метался из стороны в сторону, неуверенно приближаясь к ребенку. Бессмыслица какая‑то. Отойдя довольно далеко от малыша, взрослый вдруг передумал и, виляя из стороны в сторону, опять побежал к нему. Судя по следам, он догнал его сразу за ближайшим деревом.

Раиса остановилась, глядя на то место, где следы должны были сойтись. Лев тронул ее за плечо.

– Оставайся здесь.

Он двинулся вперед и обогнул дерево. Сначала в глаза ему бросились пятна крови на снегу, а потом голые ноги и развороченная грудь. Мальчик был еще очень юн, лет тринадцати‑четырнадцати, не больше. Он был невысоким и хрупким. Как и девочка, он лежал на спине, глядя в небо. Во рту у него что‑то было. Уголком глаза Лев заметил какое‑то движение. Обернувшись, он увидел позади себя Раису, которая во все глаза смотрела на труп мальчика.

– С тобой все в порядке?

Она медленно поднесла руку ко рту, а потом неуверенно кивнула.

Лев опустился рядом с мальчиком на колени. На лодыжке у него была завязана веревочная петля. Бечевка была обрезана, и в снегу виднелся ее кончик. В том месте, где петля впилась в кожу, та покраснела. Внутренне собравшись, Лев заставил себя взглянуть в лицо ребенку. Рот его был полон земли. Создавалось впечатление, что он кричит. В отличие от Ларисы, тело его не было припорошено снегом. Его убили позже нее – пожалуй, около двух недель назад. Лев наклонился над ним и взял у ребенка изо рта щепотку темной земли. Он растер ее пальцами. Она была сухой и грубой и совсем не походила на землю. Комки были крупными и разного размера; они рассыпались, когда он надавил на них. Это была не земля, а кора дерева.

22 марта

Прошло тридцать шесть часов с тех пор, как Лев и Раиса обнаружили труп мальчика, а он пока так и не доложил об этом. Раиса опять оказалась права. Вместо пересмотра дела и второе убийство можно было повесить на Варлама Бабинича. У юноши начисто отсутствовал инстинкт самосохранения, он легко поддавался внушению – стоило нашептать ему что‑нибудь на ушко, и он воспримет это как руководство к действию. Он обещал удобное и быстрое раскрытие двух жестоких убийств. К чему искать второго подозреваемого, когда один уже сидит за решеткой? Вряд ли у Бабинича найдется алиби, ведь воспитатели, работающие в интернате, не смогут вспомнить, где он был и что делал, и не станут выгораживать его. Так что в обвинительном заключении вместо одного убийства будет упомянуто два, только и всего.

А Лев не мог просто взять и объявить о том, что обнаружен труп еще одного ребенка. Для начала ему требовалось доказать, что Варламу Бабиничу ничего о нем не известно. Спасти его можно было только одним способом: воспрепятствовав следственным действиям, которые милиция проводила в отношении своего главного – и единственного – подозреваемого. Однако именно от этого Нестеров и предостерегал Льва. К тому же уголовное дело было бы возбуждено без наличия подозреваемого: уголовное дело против неизвестного лица или лиц. Проблема осложнялась еще и тем, что Бабинич сознался. К делу почти наверняка подключатся местные оперативники МГБ, когда узнают, что милиция поставила под сомнение признательные показания. Последние считались краеугольным камнем системы правосудия, и их неприкосновенность и нерушимость следовало защитить любой ценой. Если кто‑нибудь узнает о втором убийстве до того, как Лев сумеет доказать непричастность к нему Бабинича, то власти могут решить, что легче, проще и безопаснее слегка подредактировать признание и скормить подозреваемому недостающие подробности о том, как несколько недель назад он зарезал в лесу, неподалеку от вокзала, еще и тринадцатилетнего подростка. Подобное решение проблемы выглядело бы изящным и эффективным. Более того, оно никого не расстроило бы, включая самого Бабинича, который даже не понял бы, что на самом деле происходит. Единственный способ гарантировать, что сведения о втором убийстве не просочатся наружу, заключался в том, чтобы Лев хранил молчание. И он молчал. Вернувшись на вокзал, он не стал поднимать тревогу или вызывать на место преступления старших офицеров. Он не доложил об убийстве и не принял мер к охране места преступления. Он не стал делать вообще ничего. К изумлению Раисы, он и ее попросил никому ничего не рассказывать, пояснив, что сможет увидеться с Бабиничем не раньше завтрашнего утра, а это означало, что телу придется пролежать в лесу еще одни сутки. Лев не видел другого выхода, если хотел, чтобы парень мог рассчитывать на справедливое рассмотрение его дела.

Милиция больше не занималась Бабиничем – его передали представителям прокуратуры. Бригада следователей уже добилась от него признания в убийстве Ларисы Петровой. Лев читал эту бумагу. Между признательными показаниями, полученными милицией, и теми, что предъявила прокуратура, существовали расхождения, но это никого не волновало: они сходились в одном – Варлам был виновен. В любом случае милицейский документ не имел статуса официального и рассмотрению в суде не подлежал: работа сыщиков заключалась лишь в том, чтобы указать на наиболее вероятного подозреваемого. К тому времени как Лев попросил разрешения допросить Бабинича, следствие по его делу практически завершилось. Все было готово для судебного рассмотрения.

Лев вынужден был заявить, что подозреваемый мог убить других детей и, прежде чем передавать его дело в суд, милиционеры и следователи должны еще раз вместе допросить его, чтобы выяснить, не убил ли он кого‑нибудь еще. Нестеров неохотно согласился, понимая, что они давно должны были сделать это. Он настоял, что сам примет участие в допросе, что вполне устраивало Льва: чем больше свидетелей, тем лучше. В присутствии двух следователей и двух офицеров милиции Бабинич заявил, что ему ничего не известно о других убийствах. По окончании допроса члены следственной бригады сошлись на том, что вряд ли он убил кого‑либо еще. Насколько они знали, никто не обращался к ним с заявлением о пропаже еще одной девушки со светлыми волосами, что и стало мотивом первого преступления. Добившись согласия по этому вопросу, Лев напустил на себя деланную задумчивость и заявил, что они должны осмотреть прилегающий лес, просто так, на всякий случай, расширив зону поиска, чтобы она включала любой участок леса на расстоянии тридцати минут ходьбы от периметра города. Нестеров понял, что Лев что‑то задумал, и его беспокойство лишь возросло. Не будь Лев бывшим сотрудником МГБ, при обычных условиях его предложение было бы отвергнуто. Сама мысль о том, что милицейские ресурсы следует тратить на поиски преступления, выглядела нелепой. Но, несмотря на все недоверие, которое Нестеров питал ко Льву, он не рискнул выступить против, опасаясь, что приказ на осмотр лесного массива пришел из самой Москвы. Было решено, что поиски начнутся сегодня же: спустя тридцать шесть часов после того, как Лев с Раисой обнаружили труп мальчика.

А Лев никак не мог избавиться от воспоминаний о мальчике, лежащем на снегу. Ночью ему приснился кошмар, в котором мальчик, голый, с развороченной грудью и животом, спрашивал у него, почему они бросили его в лесу.

Почему вы оставили меня одного?

Мальчиком из ночных кошмаров был Аркадий, сын Федора.

Раиса рассказала Льву, что не может сосредоточиться на занятиях в школе, зная, что в лесу лежит мертвый ребенок, и при этом делать вид, будто ничего не произошло. Ей очень хотелось хоть как‑то предостеречь учеников, да и весь город – ведь родители ничего не знали о грозящей им опасности. Никто из них не обращался в милицию с заявлением о пропаже ребенка. В классных журналах тоже не было записей о детях, отсутствующих на уроках без уважительной причины. Кем был этот мальчик в лесу? Она хотела узнать его имя, разыскать его семью. А Лев мог лишь просить ее обождать. Несмотря на снедавшую ее тревогу, Раиса вынуждена была согласиться с доводами мужа, что в этом и состоял единственный способ оправдать невиновного молодого человека и начать поиски настоящего преступника. Несмотря на всю нелепость подобного объяснения, оно выглядело вполне приемлемо и правдоподобно.

* * *

Согнав с лесопилки рабочих для участия в поисках, Нестеров разбил людей на семь групп по десять человек в каждой. Лев получил приказ возглавить поисковый отряд, которому вменялось осмотреть территорию, прилегающую к клинической больнице № 379, на другом конце города от того места, где было обнаружено тело. Расклад получался идеальным, поскольку лучше было бы, чтобы труп мальчика нашел кто‑нибудь другой. Кроме того, существовала вероятность, что найдено будет не одно тело, а несколько. Лев не сомневался, что эти жертвы были не первыми.

Отряд Льва разделился на две группы по три человека и еще одну, в которой оказалось четверо. Лев шагал рядом с заместителем Нестерова, которому, несомненно, было приказано не спускать с него глаз. К ним присоединилась женщина, работница лесопилки. На то, чтобы осмотреть выделенный им участок в несколько квадратных километров, у них ушел весь день. Они с трудом пробирались по сугробам, тыкая в них длинными палками, чтобы убедиться, что под ними ничего нет. Никаких трупов они не нашли. Когда они встретились в больнице с двумя другими группами, выяснилось, что и у них поиски завершились безрезультатно. В лесу никого не было. Лев с нетерпением ждал известий от поисковых отрядов, работавших на другом конце города.

* * *

Нестеров стоял на опушке леса, возле будки путевого обходчика, которая превратилась во временный командный пункт. К нему с деланной неспешностью подошел Лев, напустив на себя равнодушный вид. Нестеров спросил:

– Вы что‑нибудь нашли?

– Ничего.

Выдержав паузу, Лев поинтересовался:

– А здесь?

– Тоже ничего.

Маска равнодушия моментально слетела со Льва. Понимая, что генерал внимательно наблюдает за выражением его лица, он поспешно отвернулся, пытаясь сообразить, что же произошло. Неужели они попросту не заметили труп? Или его уже не было на месте? Следы по‑прежнему были отчетливо видны на снегу. Могло быть так, что радиус поисков не захватил тело, но по следам‑то они должны были пройти? Впрочем, не будучи уверенным в необходимости тщательного осмотра территории, поисковый отряд мог и не пойти дальше, убедившись, что следы ведут за пределы отведенного им участка. Одна за другой группы людей возвращались из леса. Пройдет совсем немного времени, и вся операция закончится ничем: тело мальчика так и останется лежать в лесу.

Лев принялся расспрашивать тех, кто уже вернулся обратно. Двое сотрудников милиции, совсем еще молодые люди, которым едва исполнилось восемнадцать, входили в состав группы, осматривавшей лес в непосредственной близости от того места, где лежало тело. Оба признались, что видели отпечатки ног, но не обратили на них особого внимания, поскольку следов было четыре пары, а не две, и офицеры решили, что это какая‑то семья отправилась на прогулку. Лев не учел, что они с Раисой оставили свои отпечатки, тянущиеся параллельно тем, что принадлежали жертве и убийце. С трудом сдерживая раздражение и забыв, что он больше не обладает властью, Лев приказал молодым людям вернуться в лес и пройти по следам до конца. Но те отказались. Следы могли тянуться еще на несколько километров. И самое главное – кто такой Лев, чтобы указывать им, что делать?

У Льва не осталось иного выхода, кроме как обратиться к Нестерову. Он показал на карте, что рядом нет никаких деревень, и поэтому следы выглядят подозрительными. Но Нестеров был полностью согласен со своими офицерами. Тот факт, что отпечатков было четыре пары, делал их не заслуживающими внимания. Не в силах более сдерживаться, Лев заявил:

– Тогда я пойду один.

Нестеров внимательно посмотрел на него.

– Мы пойдем вместе.

В сопровождении Нестерова Лев все дальше и дальше уходил в лес по своим собственным следам. Он запоздало сообразил, что ему грозит опасность, что у него нет оружия и он остался один на один с человеком, который грозил убить его. Впрочем, место вдруг показалось ему вполне подходящим для того, чтобы умереть. А Нестеров преспокойно дымил сигаретой.

– Скажите мне, Лев, что мы собираемся найти, когда пройдем по этим следам до конца?

– Понятия не имею.

– Но это же ваши следы.

Нестеров ткнул пальцем сначала в отпечатки ног впереди, а потом в следы, которые оставлял за собой Лев. Они были совершенно одинаковыми.

– Мы найдем тело мертвого ребенка.

– Которое вы обнаружили раньше?

– Два дня назад.

– Но не доложили об этом?

– Я хотел доказать, что Варламу Бабиничу ничего не известно об этом убийстве.

– Вас беспокоило то, что мы можем обвинить его в еще одном убийстве?

– Это и сейчас меня беспокоит.

Потянется ли Нестеров за пистолетом? Лев ждал. Генерал спокойно докурил сигарету, но останавливаться не стал. Более они не обменялись ни словом, пока не подошли к телу. Мальчик лежал в том же положении, в каком оставили его Лев с Раисой, на спине, голый, с землей во рту, с развороченной грудью. Лев отступил на шаг, глядя, как Нестеров приступил к осмотру. Генерал не торопился. Лев видел, что жестокое убийство привело его непосредственного начальника в ярость. Мысль эта принесла ему некоторое облегчение.

Наконец Нестеров подошел ко Льву:

– Я хочу, чтобы вы вернулись обратно и позвонили в прокуратуру. А я останусь здесь, с мальчиком.

Очевидно, вспомнив о том, что не давало Льву покоя, генерал добавил:

– Вне всякого сомнения, Варлам Бабинич не имеет к этому убийству никакого отношения.

– Согласен.

– Это два разных случая.

Лев непонимающе уставился на него. Подобное предположение ошеломило его.

– Но этих двоих детей убил один и тот же человек.

– Девочка подверглась сексуальному надругательству и только потом была убита. Мальчик подвергся сексуальному надругательству, а потом был убит. Эти преступления ничем не связаны между собой. Это два совершенно разных извращения.

– Мы не знаем, подвергся ли мальчик сексуальному насилию или нет.

– Взгляните на него!

– Я не верю, как и врач, кстати, что девушка была изнасилована.

– Она была обнажена.

– Но у них обоих во рту кора дерева, измельченная кора!

– Во рту у Ларисы обнаружена земля.

– Это не так.

– Варлам Бабинич признался в том, что набил ей рот землей.

– Вот почему он не мог убить ее – земля‑то замерзла. Если это была земля, откуда он ее взял? Во рту у нее была кора, так же, как и у этого мальчика. И кору приготовили заранее, только я не знаю зачем.

– Бабинич во всем признался.

– Он признается в чем угодно, если спросить его об этом несколько раз.

– Почему вы так уверены в том, что убийца – один и тот же человек? Один ребенок был убит рядом с вокзалом: неосторожно, безрассудно, там, где его могли увидеть. Крики могли услышать пассажиры. Это было идиотское преступление, и идиот признался в нем. А вот этого мальчика завели в лес очень далеко. Отсюда до вокзала не меньше часа ходьбы. Убийца позаботился о том, чтобы ему никто не помешал. Это – другой человек.

– Кто знает, как все было на самом деле? Может быть, он хотел увести девушку подальше, а она вдруг передумала, и ему пришлось убивать ее на месте? И почему у них обоих веревочные петли на лодыжках?

– Это – разные преступления.

– Послушайте, у меня такое впечатление, что вам настолько не терпится передать дело в суд, что вы готовы поверить во что угодно.

– Нет, это вы мне скажите, что это за человек, который сначала насилует девочку, а потом убивает ее, а затем проделывает то же самое и с мальчиком? Кто он, этот человек? Я служу в милиции вот уже двадцать лет, и никогда не встречал ничего подобного. Даже не слышал о чем‑либо похожем. Можете привести мне хоть один пример?

– Девушка не подвергалась сексуальному насилию.

– Вы правы. Ее убили по другой причине – из‑за ее соломенно‑желтых волос. Ее убил психопат. И этого мальчика тоже убили не просто так. Но его убил совсем другой человек, страдающий совсем другим заболеванием.

23 марта

Александр закрыл окошечко кассы, задернул шторы и откинулся на спинку стула. Хотя помещение было маленьким, не больше двух квадратных метров, ему нравилось думать, что оно принадлежит ему одному. Он не делил его ни с кем, и никто не контролировал его работу. Он обладал некоторой свободой, и на него не давили производственные показатели или нормы выработки. В его работе имелся лишь один недостаток. Все, кто знал его, были уверены, что он разочарован тем, как повернулась его жизнь.

Пять лет назад Александр считался самым быстрым бегуном на короткие дистанции в средней школе № 151. Никто не сомневался в том, что его ждет успех на национальном уровне, а быть может, даже интернациональном, если Советский Союз примет участие в Олимпийских играх. Но все кончилось тем, что он оказался за окошечком кассы, продавая билеты и глядя, как другие люди отправляются в дорогу, тогда как ему ехать было некуда. Долгие годы он истязал себя многочасовыми тренировками, выигрывая местные соревнования одно за другим. И ради чего, спрашивается? Чтобы следить за расписанием и продавать билеты? Этим мог заниматься кто угодно. Александр вспомнил, как рухнула его мечта. Они с отцом поехали на поезде в Москву, на отбор в Центральный спортивный клуб армии. ЦСКА считался частью вооруженных сил. Клуб славился тем, что собирал под свои знамена лучших атлетов страны, делая из них выдающихся спортсменов. Правда, девяносто процентов кандидатов отсеивались. Александр принял участие в состязаниях по бегу, а потом, после финиша, его стошнило. Он еще никогда не бегал так быстро и побил свой личный рекорд. Но его не взяли. На обратном пути домой отец попытался найти в отказе положительную сторону. Он сказал, что неудача заставит его тренироваться еще упорнее, что в следующем году его непременно примут и что он станет сильнее, поскольку научится сражаться за свою мечту. Но Александр выложился полностью, отдал все, что у него было, а этого оказалось недостаточно. Никакого следующего года не будет. Хотя отец продолжал настаивать, Александр утратил всякий интерес к легкой атлетике, а вскоре сдался и отец. Саша окончил школу и пошел работать, предпочтя путь наименьшего сопротивления.

Как обычно, он закончил работу в восемь вечера. Он вышел из помещения кассы, заперев за собой дверь. Идти ему было недалеко, ведь он с родителями жил на втором этаже вокзала, переоборудованном под жилье. Формально его отец считался начальником станции. Однако он был нездоров. В больнице ему никак не могли поставить диагноз, не считая того, что он страдал ожирением и слишком много пил. А вот его мать отличалась завидным здоровьем и, если не брать во внимание болезнь отца, веселым нравом. Для этого у нее имелись веские причины: у нее была хорошая семья, и им очень повезло. Зарплата на железной дороге была скромной, и они не имели особого блата или влияния. Зато у них было свое жилье. Вместо того чтобы ютиться в какой‑нибудь убогой халупе вместе с другой семьей, они получили отдельную квартиру со всеми удобствами, включая горячую воду. Взамен их рабочий день длился двадцать четыре часа. В квартиру из помещения вокзала провели специальный звонок. Когда поезд прибывал поздно ночью или рано утром, они обязаны были находиться на дежурстве. Но эти неудобства были незначительными, никак не перевешивая преимуществ, тем более что обязанности они выполняли по очереди. А квартира у них была такой большой, что с легкостью могла вместить две семьи. Сестра Александра вышла замуж за уборщика, который вместе с ней работал на автозаводе, и они переехали в новую квартиру в хорошем районе. Сейчас они ждали своего первого ребенка. Это означало, что Александру, которому исполнилось всего двадцать два года, не о чем беспокоиться. В один прекрасный день он станет начальником станции, а квартира перейдет к нему.

В спальне он снял форму, переоделся и сел за стол со своими родителями: на ужин у них был рыбный суп с горохом и каша. Отцу мать положила на тарелку кусочек телячьей печенки. Хотя печенка стоила очень дорого и достать ее было необычайно трудно, ее рекомендовали отцу врачи. Отец сидел на строгой диете, включая и запрет на употребление спиртного, от чего, по его мнению, ему становилось только хуже. За ужином они не разговаривали. Отец, кажется, пребывал не в духе и почти ничего не ел. Вымыв посуду, Александр сказал, что пойдет в кино. К этому времени отец уже лег. Саша поцеловал его, пожелал ему спокойной ночи и сказал, чтобы тот не беспокоился – он сам встретит и проводит утренний поезд.

В Вольске наличествовал всего один кинотеатр, хотя три года назад не было вообще ни одного. Церковь превратили в зрительный зал на шестьсот мест, в котором показывали советские фильмы, многие из которых жители в свое время не видели. К их числу относились «Два бойца», «Без вины виноватые», «Подвиг разведчика» и «Встреча на Эльбе», самые популярные киноленты последнего десятилетия. Александр смотрел их уже несколько раз. После того как открылся кинотеатр, он стал регулярно приходить сюда – это стало его любимым времяпрепровождением. Занятия спортом в юности позволили ему избежать увлечения алкоголем, одновременно сделав его не слишком общительным. Войдя в фойе, он заметил, что сегодня демонстрируется лента «Незабываемый год». Александр видел этот фильм всего пару дней назад, да и до этого уже видел не однажды. Впрочем, картина ему нравилась, даже не столько сюжетом, сколько тем, что в ней показывали Сталина. Интересно, вождь сам выбирал актера для своей роли или нет? Саша подумал, каково это – видеть, как на экране тебя изображает другой человек, и подсказывать ему, что он делает правильно, а что нет. Александр прошел фойе насквозь. Он не встал в очередь, а вместо этого направился в парк.

Дата добавления: 2015-06-04