Регулирование автономных реакций 8 страница

не сохранившаяся трагедия Софокла «Иобат».

БЕЛЛОНА, в римской мифо­логии богиня круга Марса (имя Б. от, «война»). Также счита­лась матерью (иногда сестрой, кормилицей) Марса и богиней под­земного мира. Со времени войны 458 до н. э. ей был посвящён храм, возле которого проходила церемония объяв­ления войны: глава коллегии жрецов-фециалов бросал копьё на учас­ток, символизировавший вражескую землю. С 1 в. до н. э. Б. была отож­дествлена с каппадокийской богиней Ма, и культ её принял оргиастический характер. Римским гражданам в то время участие в нём воспрещалось. Служители Б. вербовались из чуже­земцев. Особенно культ Б. одновре­менно с другими восточными культами распространился в Римской империи в 3 в. н. э. Жрецы Б. (беллонарии) носили чёрное одеяние и колпаки, имели в качестве атрибутов двойные секиры.

БЕЛОБОГ, в западнославянской ми­фологии бог удачи и счастья (см. также Доля). Название Б. реконстру­ируется на основании топонима горы Белет у лужицких сербов, связы­ваемой с положительным началом (как и урочища со сходными назва­ниями у других славян), в отличие от горы Корни, с которой было связано представление о не чёте (числе три — об отрицательном зна­чении нечёта) и о боге, который у бал­тийских славян назывался Чернобогом. Б. и Чернобог различались также у кашубов. В «Славянской хронике» Гельмольда (12 в.) бог балтийских славян, противопоставлявшийся Чернобогу и связывавшийся со счастьем, не назван по имени, но очевидно, что это и был Б.

БЕЛОВОДЬЕ — другое имя Ирия-рая. Ирий получил это имя из-эа молочной реки (Белой реки), текущей по раю иэ вымени небесной Коровы Земун. Беловодьем же именовали в древности Север Евразии, земли от устья Оби и далее до Анадыря. Вторым Беловодьем почитались земли Южного Урала близ горы Иремель (Ирийской горы) и хребта Кумартаг (горы ботов-комаров, хранителей четырех сторон света).

БЕЛОЕ БРАТСТВО — 1) Духовный орден, основанный в 1938 в Софии Учителем Петром Доновым (см.), проповедующий "Божественную психологию" — христианское учение в экуменическом и эзотерическом понимании. Провозглашаемая цель Б.Б. — развитие духовных способностей человека, основой которого выступают "светлые мысли в уме, чистые чувства и желания в сердце и благородные и бескорыстные поступки". Согласно учению Б.Б., миром управляет Бог, но судьба человека зависит от его конкретных деяний. Б.Б. имеет довольно много последователей в странах Восточной Европы, в т.ч. и в России. Члены Б.Б. собираются на горе Витоша недалеко от Софии ежегодно 19 августа (день именин Учителя Петра Донова).

2) ("Великое Белое Братство") — мистический молодежный кружок, созданный в 1991 в Киеве. Его приверженцы провозглашали скорое пришествие Антихриста (признак которого — число 666 в номерах кредитных карточек, машин и т.п.), Страшный Суд в ноябре 1993 и спасение через пророков, воплотившихся в двух из членов В.Б.Б. ("Богородица Мария Дэви и пророк Илия — Юоанн Свами"). Согласно информации правоохранительных органов, взгляды и ритуалы В.Б.Б. представляют собой смесь православного мистицизма, кришнаитства и атрибутики общества " Память ".

БЕЛЬТАЙН Языческое празднование Майского Дня.Существует множество способов отметить Белтайн, в том числе танцы вокруг майского шеста и пиршество благословенного изобилия. Установите майский шест и наслаждайтесь рецептами для торжественного обеда. Белтайн отмечает плодородие, радость, исцеление, обновление и церемониальное символическое очищение огнем, когда домашний скот проводят между двумя кострами. Люди танцуют вокруг майского шеста. После обрядов проводится пиршество благословенного изобилия. Разные языческие традиции отмечают Белтайн 30 апреля или 1 мая.

БЕЛЫЙ Андрей (псевдоним; настоящее имя – Борис Николаевич Бугаев) (1880–1934 гг.) – русский поэт, философ, филолог, литературный критик. Родился в семье профессора математики Н.В. Бугаева. В 1903 г. окончил естествоведческое отделение математического факультета Московского университета. Основательное изучение работ Дарвина, философов-позитивистов сочеталось у Б. с не менее страстным увлечением антропософией Штейнера (с 1912 по 1916 гг. Б. находился за границей) и софиологией В. Соловьева, философией Шопенгауэра, Ницше, Канта, неокантианцев. Впервые выступил в печати со стихами в 1901. Традиционно его относят к символистам т.наз. «младшего» поколения (А. Блок, Вяч. Иванов, С. Соловьев, Эллис). В написанных ритмической прозой и построенных как крупное музыкальное произведение четырех симфониях («Героическая», 1900 г., изд. в 1903 г. под названием «Северная симфония»; «Драматическая», 1902 г. и др. В дальнейшем Б. оставался верен символистской поэтике с ее особенным вниманием к ритму фразы, звуковому смыслу, слову-жесту, звуку-жесту (понятие «эвритмии»). Б. следует разработанной Р. Вагнером технике ведения повествования: две-три контрастные темы-лейтмотива и возврат. Сонатная форма является конкретизацией особого, «музыкального мышления». Основной принцип – противопоставление главной партии побочным. Триада (теза, антитеза, синтез) призвана уловить суть движения в сменяющих друг друга периодах жизни. В таком «возвращающемся времени» и внезапно проникающих друг в друга пространствах происходит разрушение традиционной сюжетности. Пространство порой сжимается к центру, «пупу земли», месту, где и свершается акт жертвоприношения (сужающиеся круги в «Пепле», 1908). Порой оно бесконечно, хаотично, пусто. В «Петербурге» ощутимо четкое разделение на «сакральное» и «профанное» пространство, затем происходит отождествление «центра» и «периферии», начала и конца, линия времени-пространства превращается в круг. Появляется пространство-время ego. Открытие другого пространства («глубинного») связано с разрушением «я» во всеобщем, экстатическом «переживании стихийного тела». Здесь обнаруживается оппозиция астрального «верха» и инфернального «низа», находящихся в отношении взаимной дополнительности. Объединяет их бездна – падение в нее обращается приобщением к другому пространству. Бездна – образ экстремального пространства и времени. Взрыв – точка перехода из нижнего пространства в верхнее. Но для того, чтобы расстаться с плоскостью, необходимо дойти до самого низа (возможный аналог – дантово нисхождение-восхождение). Еще одним, очень важным, выразительным средством для Б. является цвет. Здесь (напр., «Москва») преодолевается экспрессивный язык тела и вводится визуальный план. Любимые цвета – белый, голубой... В эпопее «Москва» они трансформируются в смеси: «белый с нагрязцою», голубо-пепельный, сине-грифельный... Появляется серо-желто-черный фон; оттенки: пепельный, фиолетовый, кофейный; пятна: красное, лиловое, зеленое. Динамизм возрастает до гротескного, ярмарочного мелькания. Для Б. «...никакое Я по прямой линии не выражаемо в личности, а в градации личностей, из которых каждая имеет свою «роль»; вопрос о режиссуре, о гармонической диалектике в течениях контрастов и противоречий «я» в личности по эпохам развития, по степеням понимания этого «я» другими...». В каждом человеческом «я» есть два «я» – «косное» и «высшее». Первый шаг «жизнестроительства» (т. к. нет творчества и жизни, но – «жизнетворчество») – создание мира искусства. Второй – создание себя по образу и подобию этого мира. «Косное «я» стоит на страже и не допускает осуществления жизнестроительства. Отсюда – драматичность жизни, невозможность пробиться в царство свободы. Поэтому «жизнетворчество» есть жертвоприношение. Жизнь, тем не менее, не театр, но мистерия, таинство, где участники – космические силы. Хаос жизни заклинается «магией слов». Ритуал, миф – синкретическая форма жизнетворчества. Путь «я»: через ритм, жестикуляцию и танец смысла восходить к вершинам самопознания, что, одновременно, значит соединение с Христом, постижение жертвенности. Трагедия социальной жизни – проявление более важной трагедии сознания. Символизм для Б. – новая ступень культуры, осознанное религиозное творчество жизни. В работах по теории литературы, в философском эссе «О смысле познания» (1922 г.) излагается «метафизика» символизма. По мысли Б., мир должного – эмпирия. Мысль – творчество недолжного мира. Мир абстракции проблематичен, призрачен, это «то, чего нет, но что видимо, слышимо, осязаемо». Это «бытие небытийности» может конституировать мир должного. Фактичность дается нам через «первоначальное доказательство» в форме «братанья «я» – «ты». В науке это доказательство превращено в “dance macabre”, подмену факта аналитическим конструктом. Трансцендентальное обоснование этой подмены дал Кант. Но мир, нас окружающий, не мир сам-по-себе и не мир мысли, но «мировые мысли слагаются в нас миром мысли, и воплощают чрез нас мироздание». Нет одной истины, но есть их множество. Причем они не неопределенно-абстрактны, но текуче-конкретны. Их проявление – в изменяющемся росте смысла. Уловить знак этого прироста смысла можно в лике смысла, ритмическом жесте истины. Как капли составляются в радугу, образуя выразительную картину природного явления, так же и истина становится истиной в глазах культуры благодаря убедительности жестикуляции смыслов. Истина – форма в движении, она рождается и растет. В акте познания, по Б., суждение предваряет понятие и, в некоторой степени, формирует его. «Суждение гносеологически первее понятия; понятия предиката субъекта в суждении не рассмотримы в отдельности от суждения, положившего их. «В суждении субъект и предмет даны в связи и целостности. Анализ Канта разрывает естественную сопряженность языка и мышления, разлагая ее на материальный предмет и на форму. «Подлинный акт познания начинается до кантова акта и кончается после кантова акта». Сфера суждения относима к разуму, сфера понятия – к рассудку (тогда как, по Канту, суждение и понятие относятся к рассудку (аналитика), умозаключение – к разуму). Акт суждения слагается из трех стадий: суждение положения, суждение в рассудочном смысле, суждение утверждения двух первых суждений. Первое ставит саму проблему о данности, а не воспринимает ее как данность. Вопрос касается того, как возможны a priori. A priori опыта чувств сами должны стать предметом осознания. Кроме того, a priori – условия опыта чувственного. Мысль же – опыт сверхчувственный. В этих a priori не раскрывается понятие идеального опыта. Деление на субъект и объект происходит уже внутри опыта мысли. Само же мышление вне-субъективно и объективно. «Я мыслю» лежит внутри процесса мышления и им конституируется. Предмет и субъект не однозначно определенны, но «разрежены динамикой смысловых контрапунктов». Единство субъекта «утоплено кругами субъектов». Истина суждения – дочь ритма конкретных оттенков, «идея оттенков», жест многообразия всех абстракций, организм их архитектоники. Это – характеристика разума. Познавательный акт начинается в разуме, а не в рассудке. По Б., Кант вскрыл несостоятельность рассудочных заключений о разуме, не учитывая при этом круга смыслов, динамики их движения, но улавливая лишь их отдельный край – понятие. Сам познавательный акт делится на три стадии: имагинация, инспирация, интуиция. При изложении Б. теории познания становится очевидным контекст значений, к которому апеллируют картины познания – софиология В. Соловьева и антропософия Штейнера, что никак не преуменьшает значение новаторства интерпретации. В стадии имагинации образуется горизонт опыта, данности. Сперва опыт вообще не дан, но становится таковым, вырастая из фантазии, «образования образов мира мысли». Этот опыт невнятен для рассудка и, тем не менее, это уже познавательный акт. Действительность не дана «в себе» и не требует последующего воссоздания в познавательном акте, но образ мысли органично переходит из состояния абстракции в существо, материя смешивается с сознанием. Появляется случайно-субъективная действительность. Это первичная данность – «хаос бессвязно-бунтующих волн», «горизонт чистого наблюдения». Наблюдение осуществляется в согласии с «принципом зеркального понятия». Эта стадия связана с замкнутой в себе познавательной сферой, где наиболее важную роль играет фантазия, процесс создания символов, сотворение стилей быта культур. Научное мышление объединено с мифологическим. В этом единстве происходит преодоление двух эпох – старинной и современной. Первая приоткрывается в мире сна. Вторая – в мире бодрствования. Имагинация осуществляет перенос смыслов из одной эпохи в другую, связь двух типов мышления. В процессе имагинации создается групповая душа – мир типов. Гегель, Гёте занимались имагинативным анализом символов. Но фантазия Гегеля негативно-абстрактна, Гёте – негативно-плотна, биологична. Имагинация – мудрость. Она пронизывает нервы. На стадии инспирации появляется необходимость положений а priori. «В область данного должно «нечто» входить, что и в нас входит деятельностью...». «Это «нечто» есть мост между образом мира и нами...». «Нечто» – понятия, нами созданные. Они вне нас как продукты, процессы идеальной деятельности. «Мы» и «мир» пересекаемся в жизни идей; в эту жизнь вовлекаемся мы, и в нее вовлекаются образы данного мира». Создается действительное единство идеи. На этой стадии необходимо разбить имагинацию, упразднить непосредственный образ мысли. Это стадия мирового мифотворчества. Здесь появляется ритм, «рябь на зеркальном отражении образов мира». Жизнь идей (в нас и в мире) постигается двояко: иерархическая жизнь ритма вне нас и в нас, – «что в нас музыка, то вне нас голоса иерархий». Эта стадия связана с замкнутой познавательной сферой, отмеченной ритмом мысли, действующим по законам «оплотневания». Здесь становится возможными философия, религия. Соединение фантазии мысли с еще более отдаленной эпохой растительной мысли. Мысль есть жизнь растений. «Мыслить здесь» значит, по Б., жить. Такая жизнь-мысль уподобляется сну без грез. Овладение инспирацией открывает миры бессознательного, где «куются судьбы». Это первый опыт переживания судьбы, переживания свободы и необходимости. Здесь исчезает фантазия и происходит первое пробуждение «подлинных духов». Мысль представлена в виде древа познания. На этой стадии мудрое познание конкретизируется любовью. Инспирация, согласно Б., – мысль-София, мысль-собственно. Проницание духом мускул. Интуиция связана с появлением «слова, создающего мир». Непосредственной данности уже нет, но есть интуиция. «Имагинация открывает нам мысль от всего в мысли чувственного; инспирация преображает нам чувство; интуиция преображает нам волю». Для космологической картины Б. характерно выстраивание своего рода симметрических архитектонических соответствий, задающих фундаментальные структуры мироздания. Например, трехстадийности сотворения мира, включающей в себя – 1) создание в Боге человека и мира; 2) выпадение человека и мира из божественных недр; 3) соединение их в человеческой деятельности обожения себя и мира – соответствуют три стадии познания: а) хаос данности, б) распадение мысли и предмета, в) восстановление целостности; три прообраза «былей сознания»: 1) космический, 2) бытийно-растительный, 3) мифологический; троичный путь жизни: 1) восстание «Я» в Боге, 2) смерть во Христе, 3) воскресение в духе и истине. Аналогичны «семь планов жизни», «семь состояний сознания», семь культурных зон, семь стадий Вселенной и т.д. Символизм Б. сыграл значительную роль в развитии русского модернизма.

БЕЛЫЙ КЛУБОК - головное покрывало митрополита. Сперва его носили те святители новгородские, которые были поставлены из белого духовенства. Иногда цареградские патриархи давали его русским иерархам, как отличие. Московские митрополиты стали носить его с Афанасия, избранного в 1564году из протопопов.

БЕЛЫЙ ЦВЕТ - цвет света, чистоты и совершенства, универсальный символ невинности души. Как противоположный черному занимает особое положение в системе цветового спектра и выражает аспект универсального, ассоциируется с Абсолютом. Был цветом жертвенных животных. Функция белого производна от Солнца, ассоциируется с мистическим просветлением, символом Востока.

Белый - цвет шестой чакры Аджна, наиболее духовный цвет в йогической традиции, полярный красному цвету первичной чакры, или цвету сырой энергии. В проявлении чисто желтого - подобно отношению черного с синим морских глубин - белый означает позитивный аспект интуиции, включая интуицию запредельного. Поэтому священные кони у греков, римлян, кельтов и германцев были белыми. Большинство слов с корнем alb: Альпы, Эльба, эльф (альб), напоминают о сияющем свете запредельного мира. В тибетской традиции белый - это цвет горы Меру, находящейся в центре мира, и означает восхождение к просветлению. Белый цвет, по Генону, также олицетворяет духовный центр. Эти аналогии лежат в основе этимологии некоторых географических названий: Альба Лонга (город, на месте которого был основан Рим), Альбион, Албания. Сходную аллюзию на белый цвет усматривают в названии Аргоса и argentum - серебро, белый цвет также связывают с золотом. В своем отрицательном проявлении он, как и зеленый - знак смерти. Кроме того, он - знак Луны. В этом качестве входит в ритуалы: танцы лунного света исполняют женщины с набеленными лицами. При преображении Христа его одежды сделались «белыми, как свет». Белый - цвет одежд Девы Марии, ангелов и священников для праздников Благовещения, Рождества и Пасхи как символ духовных и светоносных принципов. Также цвет одежд для брачных церемоний, обрядов инициации (одежды римских весталок) и похоронных ритуалов (цвет саванов). Как контрастный красному - цвету жизни, белый является цветом привидений. В алхимии «белой дочерью философов» называется белый эликсир - побочный продукт алхимической трансформации, из которого получают серебро и который способствует долгой жизни. Магия различается на белую и черную. Белая магия имеет дело с установлением связи с ангелическими силами и с духами элементов.

Белый цвет активно используется современными средствами масс-медиа в качестве отправной точки как цвета непорочности и чистоты для создания того типа символических контаминации, от которых должно захватывать дух, в основном лиц противоположного пола. Обнаженная дива на белом (непорочность) коне, обычно символе необузданных, «нижних» страстей, и белое платье невесты говорят о том, сколь изощренной стала игра соблазна, если невеста в подвенечном платье порочно гола, а обнаженная «распутница» недоступна, ибо всегда «на белом коне» холодного безразличия к объекту соблазна.

БЕМЕ – Якоб (1575 – 1624 гг.) один из основоположников религиозного европейского оккультизма. Родился в Силезии, в семье зажиточных крестьян. Получил начальное образование. Еще мальчиком был отдан в ученики сапожника в г. Герлиц, где и обосновался до конца своей жизни. Там он женился, обзавелся домом и четырьмя детьми.. В процессе своего самообразования, изучая помимо Лютеровской Библии и немецких мистиков также труды одного из величайших ученых Средневековья, немецкого алхимика Теофраста Парацельса (1493—1541), Бёме — исключительно самостоятельно — приобрел большой объём натурфилософских и религиозно-мистических знаний. Будучи по своему социальному положению владельцем сапожной мастерской, Я.Бёме обладал настолько глубоким оригинальным умом, что, не имея «специального» образования, явился, тем не менее, тем провозвестником и основателем философии Нового времени, которого, по замечанию Гегеля, «нам не следует стыдиться». Ибо пример Бёме ясно показывает, что стыдиться следует не сапожника, который был Философом, но, скорее философов, которые оказались сапожниками.

Известное «видение», случившееся с ним на 25-м году жизни (1600), благодаря которому он смог «проникнуть в сокровенные глубины природы» (подробнее см. Вер Г. «Якоб Бёме, сам свидетельствующий о своей жизни» — Челябинск, 1998), явилось для него как указание свыше, определив, по его собственному признанию, все последующие направления его мысли. Но только через двенадцать лет, в 1612 году, он впервые отважился открыть свое божественное знание людям, написав «Утреннюю зарю в восхождении», свое первое произведение, изданное, как было выше замечено, лишь в рукописном виде и которое впоследствии, уже после смерти Бёме, по совету издателя и верного последователя его учения, доктора Балтазара Вальтера, было названо также «Aurora» — «корень, или мать, Философии, астрологии и теологии на верном основании».

Прозванный современниками «тевтонским философом» (в те времена мистицизм не без основания называли «тевтонской философией»), Якоб Бёме, подобно Лютеру, считал, что спасение человека возможно не внешними добрыми делами, и даже не внешним содействием Бога, но только внутреннейшей верою сердца. Ибо без внутреннего, духовного перерождения (метанойа) верой благие дела не имеют никакого значения. Не абстрактная схоластическая ученость и тем более не внешняя власть людского авторитета, но лишь возрождение внутреннего человека способно на восстановление того вечного Начала, которое, согласно Бёме, было когда-то утрачено человеческим родом.

Он был убежден, верно замечает в своем замечательном этюде о Бёме Николай Бердяев, что христианство искажено учеными и богословами, папами и кардиналами. «Кто подменил, — пишет Бёме, — истинное, чистое, учение Христово и всегда и везде нападал на него? Ученые, папы, кардиналы, епископы и именитые люди. Почему мир следовал за ними? Потому что у них был важный, напыщенный вид и они величались перед миром: такой безумной блудницей стала поврежденная человеческая Природа. Кто вымел в немецкой земле из Церкви сребролюбие папы, его нечестие, мошенничество и обман? Бедный, презираемый монах. Какой властью или силою? Властью Бога Отца и силою Бога Духа Святого».

Однако к 1612 году, к моменту написания «Авроры», для Бёме стало уже вполне очевидно, что «поврежденная человеческая Природа» не в состоянии внутренне возродиться, особенно в условиях нарождающейся протестантской ортодоксии, к тому времени духовно иссякшего, «послеконкордийного» (1577) христианства… «Что остается еще скрытым? Истинное учение Христа? — полемически восклицает Беме. — Нет, но Философия и глубокая основа Божия, небесное блаженство, откровение о сотворении ангелов, откровение о мерзостном падении дьявола, откуда происходит зло, сотворение мира сего, глубокая основа и тайна человека и всех тварей в сем мире, последний суд и изменение мира сего, тайна воскресения мертвых и вечной жизни».

Как только один из списков «Авроры», первого сочинения этого нового немецкого пророка и реформатора, попался на глаза гёрлицкого обер-пастора, г-на Грегора Рихтера, Бёме был по решению городского совета почти сразу же заключен под стражу, а потом даже изгнан на какое-то время из своего города. И хотя впоследствии ему было разрешено вернуться, он, однако, должен был дать обещание не браться более за перо. Спустя шесть лет, несмотря на непрекращающающуюся опасность со стороны ортодоксального протестантского духовенства он печатает (1618—1624) одно за другим свои главные произведения: «Описание трех принципов Божественной сущности» (1619), «О тройственной жизни человека» (1620), «О вочеловечивании Иисуса Христа» (1620), «De Signature Rerum, или О рождении и обозначении всех существ» (1622), «Mysterium Magnum, или Великое Таинство» (1623), «О выборе милости» (1623).

Таким образом, Бёме не оставил своего внутреннего призвания быть новым немецким пророком Великой Реформации, начатой когда-то Лютером, и оставался ему верен до самой смерти. В мае 1624 года, после очередных нападок со стороны влиятельного обер-пастора, Бёме откликнулся на дружеское приглашение саксонского курфюста посетить Дрезденский двор, при котором, наконец, обретает высоких покровителей своего дела. «Достаточно лишь зайти в книжные лавки Дрездена, — радостно сообщает он своим друзьям, — чтобы увидеть свидетельства новой Реформации, которая в богословском аспекте соответствует сделанным мной описаниям». Но радость продолжалась недолго. Уже в августе того же года он заболел и 17 ноября, в возрасте 49 лет, скончался.

Идеи Якоба Бёме оказали влияние на развитие философии (Иоганн Гаман, Гегель, Фридрих Шеллинг, Николай Бердяев, Владимир Соловьев, Семён Франк и др.).

Продолжателями Беме в мистическом смысле можно считать многочисленные сообщества, такие как Религиозное Общество Товарищей (Religious Society of Friends), Филадельфийское общество (Philadelphians), сообщество Гихтеля, который был его учеником, розенкрейцеров XVII—XVIII веков (в России называвшихся мартинистами), мартинезистов, включая Сен-Мартена, и многих представителей христианской теософии (Георга фон Веллинга, Пордеча, Гихтеля, Масона, Арндта).

Распространение идей Беме началось в России с приездом в Москву Квирина Кульмана, который считал себя учеником Беме. Его проповеди были популярны в народе, но 4 октября 1689 года Кульман был сожжен на костре по распоряжению Софьи, сестры Петра I. Несмотря на это, часть его проповедей была записана и имела хождение в народе вплоть до конца XIX века, и были известны как «речи св. Бема».

Впоследствии все труды Якоба Беме (22 тома) были переведены на русский язык С. И. Гамалеей, но из-за борьбы с масонством, начатой Екатериной II после французской революции, типографская компания Н. И. Новикова была закрыта. Некоторые книги все же увидели свет, а остальные распространялись в среде масонов в рукописных списках. Впоследствии именно с такого списка, хранившегося в архивах русских масонов, была напечатана и издана книга Беме «Истинная психология, или Сорок вопросов о душе».

В словаре Брокгауза и Ефрона так написано об влиянии произведений Беме на христианско-философскую мысль России: «В России идеи Беме проникли в конце XVII века, когда в Москву приехал последователь Беме — Квирин Кульман, сожженный там по проискам лютеранского духовенства. Несомненно, что под влиянием этого именно Кульмана появились в конце XVII в. славяно-русские переводы сочинений Б., которые нашли такое сочувствие у наших предков, что в заглавии их было надписано: „иже во святых отца нашего Иакова Бемена“. Причина столь сильного влияния Б. на русских и сближения сочинений его с творениями св. Отцов заключалась без сомнения в том, что помимо догматических положений, сбивчивых и чуждых православному мировоззрению), у Б. встречается очень много молитв, которые сильнее всего могут действовать на дух неофитов. Сохранилось известие, что рукописные переводы конца XVII в. содержали в себе именно молитвы, извлеченные из сочинений Б., и что некоторые из этих молитв впоследствии были тайно напечатаны Н. И. Новиковым для практического употребления в мистических обществах. В 80-х годах XVIII в., сочинения Б. пользовались у нас огромной популярностью, многими были переводимы на русский язык, ещё более списываемы и переписываемы. Профессор И. Г. Шварц, имевший столь сильное влияние на даровитейших людей того времени, положил идеи Б. в основу своих лекций, читанных им на дому, и эти же идеи проводил он и в своей общественной деятельности. Другим влиятельным распространителем идей Б. был С. И. Гамалей, правитель канцелярии московского главнокомандующего. Из „Писем С. И. Гамалеи“ (2 изд. 3 ч., М., 1836-39), которые он по разным случаям писал к многочисленным друзьям и почитателям своим, и которые пользовались таким уважением, что их называли „пастырскими посланиями“, можно заключить, что он перевел почти все сочинения Б., но переводы эти оставались в рукописях.

Не меньшим уважением пользовался Б. у русских мистиков начала XIX столетия, которые считали его одним из ангелов, описанных в Апокалипсисе. Но несмотря на влияние и распространенность сочинений Б., в печати их появилось весьма немного. В конце XVIII в. была издана „Форма исповедания, взятая из творений Якова Бема, перев. с немец.“ (М., без обозначения года), а в начале XIX столетия — „Christosophia или Путь ко Христу, в девяти книгах, творение Иакова Бема, прозванного тевтоническим философом“(Спб., 1815). Последняя книга есть ни что иное, как сборник 9 отдельных сочинений Б.. составленный заграницей и переведенный на русск. язык. К русск. переводу приложены 4 символические картины, заимствованный из издания Гихтеля (Амстерд., 1682), и присоединено любопытное предисловие издателя, в котором содержится отчетливо составленная биография Б., хронологической перечень всех его сочинений и сведения о всех переводах его сочинений, сделанных до того времени на разные иностранные языки. Предисловие это подписано буквами У. М.; это — обыкновенный шифр А. Ф. Лабзина, который и был переводчиком этой книги.

Кроме того, в различных сборниках философско-мистических сочинений, во множестве издававшихся в конце прошлого и вначале настоящего столетия, можно встретить иногда отдельные сочинения Б., по-видимому из запаса вышеуказанных старинных переводов. Так, в сборнике: „Избранное чтение для любителей истинной философии“ (6 ч., Спб., 1819-20) во второй книжки помещено соч. Б. „О покаянии“. Можно думать, что и в другие подобные сборники вошли некоторые из старых переводов Б., тем более, что и здесь названная статья напечатана без имени автора. Ср. „Русские переводы Якова Бема“ (Библиографические записки», 1858 г., стр. 129 и ел.), здесь же описан рукописный сборник афоризмов Б., относящиеся к 1794 г. и озаглавленный: «Серафимский цветник или духовный экстракт из всех писаний Иакова Бема, собранный в весьма полезную ручную книжку, могущую в рассуждении великого таинства в завете соединения души с Богом возжигать сердце и ум к молитве, воздыханию, благоговению и возбуждать к горячности посредством непрестанного воспоминания, поощрения и упражнения в новом рождении».

Дата добавления: 2015-06-04