Запустение

Диза

Канун Купалы

Не туман белеет в темной роще,

Ходит в темной роще богоматерь,

По зеленым взгорьям, по долинам

Собирает к ночи божьи трави.

Только вечер им остался сроку,

Да и то уж солнце на исходе:

Застят ели черной хвоей запад,

Золотой иконостас заката.

Уж в долинах сыро, пали тени,

Уж луга синеют, пали росы,

Пахнет под росою медуница,

Золотой венец по роще светит.

Как туман, бела ее одежда,

Голубые очи точно звезды.

Соберет она цветы и травы

И снесет их к божьему престолу.

Скоро ночь – им только ночь осталась,

А наутро срежут их косами,

А не срежут – солнце сгубит зноем.

Так и скажет сыну богоматерь:

«Погляди, возлюбленное чадо,

Как земля цвела и красовалась!

Да недолог пек земным утехам:

В мире Смерть, она и Жизнью правит».

Но Христос ей молвит: «Мать! не солнце,

Только землю тьма ночная кроет:

Смерть не семя губит, а срезает

Лишь цветы от семени земного.

И земное семя не иссякнет.

Скосит Смерть – Любовь опять посеет.

Радуйся. Любимая! Ты будешь

Утешаться до скончанья века!»

Вечернее зимнее солнце

И ветер меж сосен играют,

Алеют снега, а в светлице

Янтарные пятна мелькают.

Мохнатые тени от сосен,

Играя, сквозят позолотой

И по столу ходят; а Диза

В светлице одна, за работой.

На бронзу волос, на ланиты,

На пяльцы и руки широко

Вечернее льется сиянье,

А думы далеко, далеко.

Тяжелое зимнее море

Грохочет за фьордом в утесах,

И стелется по ветру пена

И стынет на снежных откосах;

Качаются с криками чайки

И падают в пену и тают…

Но звонкой весенней слюдою

Давно уж откосы блистают!

Пусть ночи пожарами светят

И рдеют закаты, как раны,

Пусть ветер бушует, – он с юга,

Он гонит на север туманы!

Пусть милый далеко, – он верен…

И вот на вечернее солнце,

На снег, на зеленые ветви

Она загляделась в оконце.

Забыты узоры цветные,

Забыты точеные пяльцы,

И тихо косою играют

Прозрачные тонкие пальцы.

И тихо алеют ланиты,

Синяя, как снег, белизною,

И взоры так мягки и ярки,

Как синее небо весною.

<1903>

Домой я шел по скату вдоль Оки,

По перелескам, берегам нагорным,

Любуясь сталью вьющейся реки

И горизонтом низким и просторным.

Выл теплый, тихий, серенький денек,

Среди берез желтел осинник редкий,

И даль лугов за их прозрачной сеткой

Синела чуть заметно – как намек.

Уже давно в лесу замолкли птицы,

Свистели и шуршали лишь синицы.

Я уставал, кругом все лес пестрел,

Но вот на перевале, за лощиной,

Фруктовый сад листвою закраснел,

И глянул флигель серою руиной.

Глеб отворил мне двери на балкон,

Поговорил со мною в позе чинной,

Принес мне самовар – и по гостиной

Полился нежный и печальный стон.

Я в кресло сел, к окну, и, отдыхая,

Следил, как замолкал он, потухая.

В тиши звенел он чистым серебром,

А я глядел на клены у балкона,

На вишенник, красневший под бугром…

Вдали синели тучки небосклона

И умирал спокойный серый день,

Меж тем как в доме, тихом, как могила,

Неслышно одиночество бродило

И реяла задумчивая тень.

Пел самовар, а комната беззвучно

Мне говорила: «Пусто, брат, и скучно!»

В соломе, возле печки, на полу,

Лежала груда яблок; паутины

Под образом качалися в углу,

А у стены темнели клавесины.

Я тронул их – и горестно в тиши

Раздался звук. Дрожащий, романтичный,

Он жалок был, но я душой привычной

В нем уловил напев родной души:

На этот лад, исполненный печали,

Когда-то наши бабушки певали.

Чтоб мрак спугнуть, я две свечи зажег,

И весело огни их заблестели,

И побежали тени в потолок,

А стекла окон сразу посинели…

Но отчего мой домик при огне

Стал и бедней и меньше? О, я знаю –

Он слишком стар… Пора родному краю

Сменить хозяев в нашей стороне.

Нам жутко здесь. Мы все в тоске, в тревоге…

Пора свести последние итоги.

Печален долгий вечер в октябре!

Любил я осень позднюю в России.

Любил лесок багряный на горе,

Простор полей и сумерки глухие,

Любил стальную, серую Оку,

Когда она, теряясь лентой длинной

В дали лугов, широкой и пустынной,

Мне навевала русскую тоску…

Но дни идут, наскучило ненастье –

И сердце жаждет блеска дня и счастья.

Томит меня немая тишина.

Томит гнезда немого запустенье.

Я вырос здесь. Но смотрит из окна

Заглохший сад. Над домом реет тленье,

И скупо в нем мерцает огонек.

Уж свечи нагорели и темнеют,

И комнаты в молчанье цепенеют,

А ночь долга, и новый день далек.

Часы стучат, и старый дом беззвучно

Мне говорит: «Да, без хозяев скучно!

Мне на покой давно, давно пора…

Поля, леса – все глохнет без заботы…

Я жду веселых звуков топора,

Жду разрушенья дерзостной работы,

Могучих рук и смелых голосов!

Я жду, чтоб жизнь, пусть даже в грубой силе,

Вновь расцвела из праха на могиле,

Я изнемог, и мертвый стук часов

В молчании осенней долгой ночи

Мне самому внимать нет больше мочи!»

Одиночество (И ветер, и дождик, и мгла…)

И ветер, и дождик, и мгла

 Над холодной пустыней воды.

Здесь жизнь до весны умерла,

 До весны опустели сады.

Я на даче один. Мне темно

За мольбертом, и дует в окно.

Вчера ты была у меня,

 Но тебе уж тоскливо со мной.

Под вечер ненастного дня

 Ты мне стала казаться женой…

Что ж, прощай! Как-нибудь до весны

Проживу и один – без жены…

Сегодня идут без конца

 Те же тучи – гряда за грядой.

Твой след под дождем у крыльца

 Расплылся, налился водой.

И мне больно глядеть одному

В предвечернюю серую тьму.

Мне крикнуть хотелось вослед:

 «Воротись, я сроднился с тобой!»

Но для женщины прошлого нет:

 Разлюбила – и стал ей чужой.

Что ж! Камин затоплю, буду пить…

Хорошо бы собаку купить.

<1903>

Сумерки (Как дым, седая мгла мороза…)

Как дым, седая мгла мороза

Застыла в сумраке ночном.

Как привидение, береза

Стоит, серея, за окном.

Таинственно в углах стемнело,

Чуть светит печь, и чья-то тень

Над всем простерлася несмело, –

Грусть, провожающая день,

Грусть, разлитая на закате

В полупомеркнувшей золе,

И в тонком теплом аромате

Сгоревших дров, и в полумгле,

И в тишине, – такой угрюмой,

Как будто бледный призрак дня

С какою-то глубокой думой

Глядит сквозь сумрак на меня.

Дата добавления: 2015-06-04