Океаниды

Судра

Сквозь ветви

В открытом море

Тропами потаенными

Вершина

Неугасимая лампада

Призраки

Нет, мертвые не умерли для нас!

 Есть старое шотландское преданье,

Что тени их, незримые для глаз,

 В полночный час к нам ходят на свиданье,

Что пыльных арф, висящих на стенах,

 Таинственно касаются их руки

И пробуждают в дремлющих струнах

 Печальные и сладостные звуки.

Мы сказками предания зовем,

 Мы глухи днем, мы дня не понимаем;

Но в сумраке мы сказками живем

 И тишине доверчиво внимаем.

Мы в призраки не верим; но и нас

 Томит любовь, томит тоска разлуки…

Я им внимал, я слышал их не раз,

 Те грустные и сладостные звуки!

<1903–1905>

Она молчит, она теперь спокойна.

Но радость не вернется к ней: в тот день,

Когда его могилу закидали

Сырой землей, простилась с вею радость.

Она молчит, – ее душа теперь

Пуста, как намогильная часовня,

Где над немой гробницей день и ночь

Горит неугасимая лампада.

<1903–1905>

Леса, скалистые теснины –

И целый день, в конце теснин,

Громада снеговой вершины

Из-за лесных глядит вершин.

Селений нет, ущелья дики,

Леса синеют и молчат,

И серых скал нагие пики

На скатах из лесов торчат.

Но целый день, – куда ни кину

Вдоль по горам смущенный взор, –

Лишь эту белую вершину

Повсюду вижу из-за гор.

Она полнеба заступила,

За облака ушла венцом –

И все смирилось, все застыло

Пред этим льдистым мертвецом.

<1903–1905>

Тропами потаенными, глухими,

В лесные чащи сумерки идут.

Засыпанные листьями сухими,

Леса молчат – осенней ночи ждут.

Вот крикнул сыч в пустынном буераке…

Вот темный лист свалился, чуть шурша…

Ночь близится: уж реет в полумраке

Ее немая, скорбная душа.

<1903–1905>

В открытом море – только небо,

 Вода да ветер. Тяжело

Идет волна, и низко кренит

 Фелюка серое крыло.

В открытом море ветер гонит

 То свет, то тень – и в облака

Сквозит лазурь… А ты забыта,

 Ты бесконечно далека!

Но волны, пенясь и качаясь,

 Идут, бегут навстречу мне

И кто-то синими глазами

 Глядит в мелькающей волне.

И что-то вольное, живое,

 Как эта синяя вода,

Опять, опять напоминает

 То, что забыто навсегда!

<1903–1905>

Осень листья темной краской метит:

Не уйти им от своей судьбы!

Но светло и нежно небо светит

Сквозь нагие черные дубы,

Что-то неземное обещает,

К тишине уводит от забот –

И опять, опять душа прощает

Промелькнувший, обманувший год!

<1903–1905>

Жизнь впереди, до старости далеко,

Но вот и я уж думаю о ней…

О, как нам будет в мире одиноко!

Как грустно на закате дней!

Умершие оставили одежды –

Их носит бедный Судра. Так и мне

Оставит жизнь не радость и надежды,

А только скорбь о старине.

Мы проживем, быть может, не напрасно;

Но тем больнее будет до конца

С улыбкою печальной и безгласной

Влачить одежды мертвеца!

<1903–1905>

В полдневный зной, когда на щебень,

На валуны прибрежных скал,

Кипя, встает за гребнем гребень,

Крутясь, идет за валом вал, –

Когда изгиб прибоя блещет

Зеркально-вогнутой грядой

И в нем сияет и трепещет

От гребня отблеск золотой, –

Как весел ты, о буйный хохот

Звенящий смех Океанид,

Под этот влажный шум и грохот

Летящих в пене на гранит!

Как звучно море под скалами

Дробит на солнце зеркала

И в пене, вместе с зеркалами,

Клубит их белые тела!

<1903–1905>

Дата добавления: 2015-06-04