Именной указатель 73 страница

В 1938 году Х. Хартманн эмигрировал во Францию, работал в Парижском психоаналитическом институте. Позднее он переехал в Швейцарию, а в 1941 году эмигрировал в США, где начал работать в Нью-Йоркском психоаналитическом институте. В период с 1948 по 1951 год он был главным врачом одного из американских медицинских центров. На протяжении 1952–1954 годов Х. Хартманн был президентом Нью-Йоркского психоаналитического общества, с 1951 по 1957 год – президентом Международной психоаналитической ассоциации, а с 1959 года до своей кончины – ее почетным президентом.

Вместе с А. Фрейд и Э. Крисом Х. Хартманн был основателем и редактором ежегодника «Психоаналитическое изучение детей». На протяжении ряда лет в тесном сотрудничестве с Э. Крисом и Р. Лёвенштейном он разрабатывал основные идеи психоаналитической психологии Я и выдвинул, наряду с динамической, генетическую точку зрения на развитие психических процессов. В 1958 году ему была присуждена премия имени Ч.А. Меннингера. Умер в 1970 году.

Х. Хартманн – автор значительного числа публикаций, включая такие работы, как «Основы психоанализа» (1927), «Память и схема тела» (1927, в соавторстве с П. Шильдером), «Психоанализ и проблема ценностей» (1928), «Психоанализ и мировоззрение» (1936), «Психология Я и проблема адаптации» (1939), «Психоанализ и моральные ценности» (1960), «Очерки по психологии Я» (1964).

ХОРНИ (Даниельсон) Карен (1885–1952) – немецко-американский психоаналитик, одна из видных фигур в психоаналитическом движении первой половины ХХ столетия. Начав свою преподавательскую, исследовательскую и терапевтическую деятельность в рамках классического психоанализа, со временем она не только переосмыслила основные психоаналитические концепции З. Фрейда, но и выдвинула свое понимание причин возникновения невротических конфликтов, образования неврозов, а также возможностей их разрешения и лечения.

Новации К. Хорни в теории и практике психоанализа способствовали становлению такого направления в психоаналитическом движении, представители которого соотносили невротизацию человека не столько с его инстинктивными влечениями, сколько с социокультурными условиями жизни. Вместе с тем выдвинутые ею идеи были восприняты ортодоксально ориентированными психоаналитиками в качестве ереси, несовместимой с канонами психоанализа как такового. Предпринятый ею в конце 30-х – начале 40-х годов своеобразный бунт в психоанализе завершился изгнанием К. Хорни из официально признанного психоаналитического сообщества. Словом, в истории психоаналитического движения К. Хорни предстает в качестве незаурядной личности, проложившей новые пути в развитии психоанализа.

К. Хорни родилась 16 сентября 1885 года в Германии, близ Гамбурга в норвежско-голландской семье. Ее отец был капитаном норвежского флота, отличался суровым характером и сдержанностью в выражении своих чувств, усердно изучал Библию. Ее мать, голландская немка, была на семнадцать лет моложе своего мужа, обладала живым характером, свободомыслием и играла главную роль в семье. Любовь отца была сосредоточена на жене и он мало уделял внимания дочери. Мать, будучи привлекательной женщиной, открыто презирала своего мужа, и, таким образом, в семье была нездоровая обстановка, сказавшаяся на дочери, которая стала раздражительной и озлобленной.

Детство К. Хорни не было счастливым, так как она чувствовала себя нежелательным ребенком и полагала, что родители отдают предпочтение ее брату, который был на четыре года старше. Ощущая себя отвергнутой в семье, она компенсировала эту ущербность в школе, достигла значительных успехов в учебе и стала одной из первых учениц. Впоследствии К. Хорни рассматривала свое неистовое или, по ее собственному выражению, невротическое честолюбие в учебе в качестве следствия, вызванного разочарованием в любви, которое было особенно болезненным из-за недостатка людей, к которым она могла бы питать привязанность.

В работе «Невротическая личность нашего времени» (1937) она привела пример одной девочки, которая испытывала привязанность к своему брату, предавалась с ним нежностям более или менее сексуального характера, но ощутила страшный удар по своему самолюбию, когда в возрасте восьми лет ее брат, которому в то время было двенадцать лет, внезапно отверг ее, сославшись на то, что они стали слишком взрослыми. Используя данный пример, К. Хорни описала фактически свое собственное состояние в детстве, связанное с глубоким разочарованием в брате, а также стыдом и унижением, которые ей пришлось пережить.

Попытки добиться любви со стороны другого мальчика после разрыва с братом привели к тому, что сперва ее состояние заметно улучшилось, но когда этот мальчик исчез из поля зрения, она отреагировала на новое разочарование такой подавленностью, что для восстановления сил ее пришлось отправить на курорт, а по возвращении перевести на класс ниже. Именно после этого, в возрасте девяти лет, она проявила свое честолюбие, стремилась стать первой в классе и добилась своего, но это обернулось ухудшением отношений с другими девочками.

Будучи депрессивным и непослушным ребенком в семье, в подростковом возрасте К. Хорни стала выступать на стороне матери, когда между родителями обнаруживались серьезные конфликты. В тринадцать лет начала вести дневник, в котором описывала свои переживания и отношения к родителям и брату. По сравнению с красивой матерью и веселым братом К. Хорни чувствовала себя «гадким утенком» и у нее возникло убеждение, что она не способна вызвать симпатию. Внешняя близость к матери и брату на самом деле были не чем иным, как вытесненной враждебностью, которая впоследствии переросла в открытое неприятие их.

Несколько десятилетий спустя в автобиографической работе «Самоанализ» (1942), в которой был описан клинический случай Клэр, К. Хорни поведала о некоторых переживаниях, связанных с отношениями в семье. «С ней не обращались плохо и не отвергали ее в грубой форме – она ходила в такие же хорошие школы, как и ее брат, она получала столько же подарков, как и он, она занималась музыкой с тем же учителем, что и ее брат, и во всем, что касалось материальных благ, к ней относились так же хорошо. Но что касается менее осязаемых вещей, то их она получала меньше, чем брат: меньше ласки, меньше интереса к ее школьным оценкам – и в тысяче мелких каждодневных переживаний ребенка – меньше заботы, когда она была больна, меньше беспокойства о том, что ее нет рядом, меньше желания доверительного общения и меньше восхищения ее внешностью и хорошими манерами. Между матерью и сыном существовала глубокая, хотя трудноуловимая для нее, общность, из которой она была исключена».

К. Хорни стала одной из первых женщин в Германии, которая захотела получить медицинское образование и добилась этого. Она училась в университетах Гёттингена, Гамбурга, Берлина. В 1909 году вышла замуж за берлинского юриста Оскара Хорни. В 1913 году окончила медицинский факультет Берлинского университета. Специализировалась в области психиатрии. Несколько лет проработала в психиатрической клинике. Под влиянием лекций немецкого психоаналитика К. Абрахама в студенческие годы увлеклась психоанализом и в 1910 году прошла у него анализ. В 20-х годах прошла повторный личный анализ у Г. Зак-са. Стала одним из признанных преподавателей Берлинского института психоанализа, созданного в 1920 году по инициативе К. Абрахама и М. Эйтингона. В 20-х годах принимала участие в работе нескольких конгрессов Международного психоаналитического объединения. Воспитывала троих детей, но в 1926 году рассталась со своим мужем.

В 1932 году по приглашению Ф. Александера К. Хорни переехала в США, где стала работать заместителем директора Чикагского института психоанализа. Там она встретила Э. Фромма, который читал лекции в данном университете и с которым она была ранее знакома по Берлинскому институту психоанализа, где он получал соответствующее образование, а она выступала в роли преподавателя. В 1934 году она и Э. Фромм переехали в Нью-Йорк. К. Хорни проводила учебный анализ со студентами Нью-Йоркского психоаналитического института и работала в качестве психоаналитика. В 1935 году она читала лекции в Новой школе социальных исследований. В 1938 году официально развелась с мужем. После публикации в 1939 году книги «Новые пути в психоанализе» и ряда выступлений, в которых были подвергнуты критике фундаментальные положения учения З. Фрейда о человеке, неврозах и технике их лечения, ее профессиональная деятельность была поставлена под сомнение правоверными американскими психоаналитиками.

В 1941 году после того, как Нью-Йоркский психоаналитический институт лишил К. Хорни права преподавать и выступать в качестве обучающего аналитика, она с группой единомышленников, включая С. Кель-ман, Б. Роббинса К. Томпсон, Х. Эфрона и более десятка аспирантов, вышла из Нью-Йоркского психоаналитического общества (соответственно и из Американской психоаналитической ассоциации) и основала Американский институт психоанализа и Ассоциацию развития психоанализа. К тому времени между К. Хорни и Э. Фроммом произошел разрыв, не последнюю роль в котором сыграл анализ ее дочери Марианны, с одобрения матери осуществляемый последним. Несмотря на этот разрыв, Э. Фромм вошел в состав Американского института психоанализа.

В 40-е годы К. Хорни стала основателем и редактором «Американского журнала психоанализа». В 1942 году в созданном ею Американском институте психоанализа произошел раскол, обусловленный различными причинами, в том числе и проводимой ею политикой, в результате которой не имеющему медицинского образования Э. Фромму было запрещено вести семинары по практике психоанализа и осуществлять обучающий анализ. Из-под ее начала ушли ведущие сотрудники Американского института психоанализа. Одни из них, включая К. Томпсон и Э. Фромма, совместно с Г.С. Салливаном основали Вашингтонскую школу психиатрии, к которой до 1946 года относился Институт У. Уайта, другие в 1944 году вошли в состав психоаналитического факультета при Нью-Йоркском медицинском колледже.

В конце 1940-х годов К. Хорни увлеклась дзен-буддизмом, а в начале 1950-х годов посетила Японию, где побывала в дзен-буддистских монастырях. В этом путешествии ее сопровождал Д. Судзуки, который, будучи специалистом по дзен-буддизму, читал лекции в США. Вернувшись из поездки по Японии, К. Хорни продолжила свою исследовательскую, терапевтическую и общественную деятельность. Она умерла в Нью-Йорке 4 декабря 1952 года.

К. Хорни – автор многочисленных статей и таких фундаментальных работ, как «Невротическая личность нашего времени» (1937), «Новые пути в психоанализе» (1939), «Самоанализ» (1942), «Наши внутренние конфликты» (1945), «Невроз и развитие личности» (1950).

ЦЕЛОСТНОСТЬ Я – психическая интеграция жизненного опыта, упорядочивающая переживания человека и придающая ему смысл жизни.

Представление о целостности Я составляет важную часть ряда психоаналитических исследований. Так, в выдвинутой Э. Эриксоном (1902–1994) концепции восьми возрастов жизни человека она рассматривалась в качестве завершающей стадии жизненного цикла. Целостность Я понималась им в качестве особого душевного состояния человека, адаптированного к победам и поражениям, заботящегося о делах и людях, являющегося продолжителем человеческого рода и производящего материальные и духовные ценности.

С точки зрения Э. Эриксона, целостность Я это: «постнарциссиче-ская любовь» человека, то есть переживание опыта, передающего мировой порядок и духовный смысл; принятие человеком своего единственного и неповторимого цикла жизни; завершающая консолидация всех жизненных сил, являющаяся гарантией защиты достоинства собственного стиля жизни против внешних и внутренних угроз; эмоциональная интеграция, благоприятствующая соучастию человека в жизни других людей посредством следования лидерам или принятия ответственности лидерства.

Целостность Я противопоставляется Э. Эриксоном отчаянию. Отсутствие или утрата интеграции Я дает о себе знать в страхе смерти. Отчаяние связано с пониманием того, что времени осталось слишком мало, чтобы попытаться начать новую жизнь и «испытать новые пути к целостности». Если отчаяние порождает страх смерти, то целостность Я предопределяет доверие к жизни. В этом смысле проявляется замкнутость цикла жизни, то есть устанавливается органическая связь между целостностью взрослого человека и младенческим доверием, тем базисным доверием, которое обнаруживается у ребенка на первой стадии его существования и проявляется в легкости кормления, глубине сна и ненапряженности внутренних органов. По мнению Э. Эриксона, жизненность отношений между целостностью взрослого и младенческим доверием можно выразить, сказав, что «здоровые дети не будут бояться жизни, если окружающие их старики обладают достаточной целостностью, чтобы не бояться смерти».

ЦЕЛЬ – направленность мышления и поведения человека на достижение объекта его влечений, желаний, фантазий.

В классическом психоанализе цель соотносилась прежде всего с сексуальным влечением человека и рассматривалась в плане одной из его составляющих, наряду с источником, силой и объектом. В работе «Три очерка по теории сексуальности» (1905) З. Фрейд ввел понятие «сексуальной цели», понимая под ней действие, на которое толкает половое влечение человека. Особое внимание он уделил раскрытию специфики сексуальной цели инвертированных, характеризующихся отклонениями в отношении нормальной сексуальной цели, и инфантильной сексуальности, обладающей своей спецификой. При этом сексуальная цель определялась им следующим образом: «Важно заменить проецированные ощущения на эрогенные зоны таким внешним раздражением, которое прекращает ощущение раздражения, вызывая ощущение удовлетворения».

Сосредоточив внимание на раскрытии специфики сексуальной цели инвертированных и детей, основатель психоанализа исходил из того, что первоначальной целью человека является получение удовольствия. По его мнению, «грудной младенец выполняет действия, не имеющие другой цели, кроме получения удовольствия». Сначала ребенок переживает удовольствие при приеме пищи, но скоро научается получать его от возбуждения эрогенных зон рта и губ, то есть получает сексуальное удовольствие при сосании груди матери. Сексуальные цели детей от трех до восьми лет находятся в тесной связи с сексуальным исследованием самого ребенка, а извращенный характер некоторых из этих целей зависит от конституциональной незрелости ребенка, который «еще не открыл цели акта совокупления».

В дальнейшем понятие цели использовалось З. Фрейдом как в плане уточнения направленности инфантильной сексуальности на различные эрогенные зоны, так и с точки зрения рассмотрения задач, стоящих перед воспитанием детей, культуры в целом, а также цели жизни. В частности, в «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) он замечал, что цель традиционного воспитания – сделать сексуальную волю нового поколения послушной, а его идеальная цель – «сделать жизнь ребенка асексуальной». В работе «По ту сторону принципа удовольствия» (1920) им была высказана мысль, согласно которой, если принять как не допускающий исключения факт, что вследствие внутренних причин все живущее умирает, возвращается к неорганическому состоянию, то отсюда напрашивается вывод: «целью всякой жизни является смерть». В работе «Недовольство культурой» (1930) основатель психоанализа писал о том, что для установления сильных идентификаций между членами сообщества, для укрепления социальных связей культура пользуется всеми средствами, всячески ограничивает и подавляет сексуальную жизнь человека и мобилизует все силы «заторможенного по цели либидо».

С точки зрения З. Фрейда, программа принципа удовольствия в индивидуальном развитии придерживается главной цели – достижения счастья. Процесс культурного развития осуществляется по мере достижения иной цели – создания единства из множества индивидов. Хотя при культурном развитии цель «осчастливить» индивида еще сохраняется, тем не менее «она оттесняется на задний план». В конечном счете целью культуры является обуздание сексуальных и агрессивных влечений человека. Другое дело, что, несмотря на все усилия со стороны современной культуры, достижение этой цели оборачивается, по мнению основателя психоанализа, невротизацией человека. Отсюда – актуальность психоаналитической терапии, целью которой является смягчение заповедей и запретов индивидуального Сверх-Я, отражающего соответствующие суровые заповеди и запреты Сверх-Я культуры. Как индивидуальное Сверх-Я, так и культурное Сверх-Я мало считаются с фактической душевной конституцией человека. Исходя из этого, З. Фрейд подчеркивал, что «в терапевтических целях нам приходится поэтому бороться со Сверх-Я, понижать уровень его притязаний».

ЦЕЛЬ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ТЕРАПИИ – оказание помощи человеку, испытывающему страдания и неспособному самостоятельно разобраться в причинах своего психического расстройства и тем более устранить его.

С точки зрения здравого смысла, любая терапия, включая психоаналитическую, предполагает ориентацию на то, чтобы больной человек стал здоровым. Результаты лечения могут быть разными, но конечная терапевтическая цель остается неизменной. Возможно, поэтому в психоаналитической литературе основное внимание акцентируется на переосмыслении концептуальных и инструментальных аспектов психоанализа, в то время как цель аналитической терапии не подвергается сомнению и воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

Вместе с тем развитие теории и практики психоанализа с неизбежностью приводит к пониманию того, что постулируемая таким образом цель психоаналитической терапии является скорее нравственным императивом, чем конкретной составляющей аналитического процесса. Дело не только в том, что патология и норма, болезнь и здоровье – относительные понятия, зависящие от индивидуально-личностного и социокультурного видения взаимоотношений между человеком и обществом и, следовательно, цель терапии не представляется столь однозначной, как это может показаться на первый взгляд. Важно также иметь в виду, что в реальной практической деятельности психоаналитическая терапия является многоцелевой. Не случайно первоначально намеченная З. Фрейдом цель аналитической терапии корректировалась и изменялась по мере более чем столетнего периода развития психоанализа.

На начальном этапе становления психоанализа целью терапии было освобождение пациента от его защемленных аффектов путем прорыва через инфантильную амнезию к патогенным травмам раннего детства, воспроизведения их в памяти и соответствующего отреагирования. Словом, цель аналитической терапии состояла в освобождении пациента от страданий, возникших вследствие его незнания причинной связи между болезнью и инфантильными переживаниями.

Однако вскоре для З. Фрейда стало очевидным, что патологическим является не это незнание само по себе, а его причины, кроющиеся во внутренних сопротивлениях пациента и поддерживающие данное незнание. На основе подобного понимания целью аналитической терапии становится преодоление сопротивлений пациента. Если быть более точным, то цель терапии такова: в описательном смысле – восполнение изъянов воспоминаний пациента путем установления утраченных связей между прошлым и настоящим; в динамическом отношении – преодоление в сопротивлении вытеснения.

В соответствии с этой целью в теории психоанализа рассматриваются разнообразные виды сопротивлений, а в практике психоанализа разрабатываются соответствующие техники, способствующие преодолению различных по формам и интенсивности проявлений сопротивления, включая сопротивление против раскрытия сопротивлений. В рамках постулируемой цели перенос, как важная составная часть психоаналитической терапии, выступает в качестве сопротивления и поэтому разрабатываемые техники лечения касаются и сопротивлений, и невроза переноса.

С введением в психоанализ структурных представлений о психическом аппарате, что нашло свое отражение в работе З. Фрейда «Я и Оно» (1923), целью психоаналитической терапии стало оказание помощи пациенту в устранении дефектов Я, связанных с его защитными механизмами и адаптационными функциями. Психоаналитическая максима «где было Оно, должно стать Я» включает в себя методологическую установку на осознание не только вытесненного бессознательного, но и бессознательных чувств вины, не являющихся результатом вытеснения, но оказывающих на человека не менее, а нередко и более патогенное воздействие.

Акцент многих психоаналитиков на объектных отношениях и механизмах защиты Я способствовал созданию разнообразных психоаналитических техник, предназначенных для выявления раннеинфантильных (не только эдипальных, но и доэдипальных) патогенных состояний, преодоления сопротивлений пациентов и разрешения невроза переноса. Одновременно происходило такое изменение цели терапии, в результате которого практика психоанализа стала все в большей степени ориентироваться на структурные изменения в психике пациента, предполагающие его нормальную, с точки зрения существующих экономических, политических и социокультурных условий, адаптацию к жизни. Эта тенденция нашла свое отражение как в психологии Я, представленной работами А. Фрейд (1895–1982), Х. Хартманна (1894–1970) и другими аналитиками, так и в психологии Самости, разработанной Х. Ко-хутом (1913–1981) и его последователями.

Похоже, что на современном этапе развития психоанализа психоаналитическая терапия довольствуется именно этой целью. Впрочем, большего от нее и не требуется, особенно по отношению к тем пациентам, у которых внутриличностные конфликты являются результатом пониженной или нарушенной адаптационной способности Я.

Но аналитику приходится иметь дело и с такими пациентами, вну-триличностные переживания которых обусловлены индивидуальными особенностями, не вписывающимися в рамки схематической нормальности, разделяемой обществом, официальными медицинскими учреждениями и теми специалистами, включая аналитиков, к которым они обращаются в надежде на облегчение их страданий. Очевидно, что при работе с подобными пациентами ориентация аналитика на структурные изменения Я с целью нормального функционирования в жизни в лучшем случае может привести к разочарованию их в психоанализе, поскольку адаптация к социокультурному миру не является для них столь проблематичной, как это может показаться на первый взгляд, а в худшем случае – к нивелировке их индивидуальных особенностей до схематической нормальности, в результате чего они окажутся здоровыми, с точки зрения общества, но несостоявшимися людьми, в плане возможной реализации присущих им уникальных задатков, способностей и дарований.

Психоаналитику приходится иметь дело иногда и с такими пациентами, заболевание которых оказывается не только лучшим, но порой единственным способом существования в условиях жизни, порождающих и постоянно воспроизводящих невыносимые конфликтные ситуации. В этом случае нацеленность аналитической терапии на обретение человеком адаптационных способностей в существующих условиях жизни может привести к тому, что его исцеление окажется неоправданной жертвой, более тяжкой и невыносимой, чем прежнее заболевание. По этому поводу в «Лекциях по введению в психоанализ» (1916/17) З. Фрейд замечал: «Бывают случаи, когда даже врач должен признать, что разрешение конфликта в форме невроза представляет собой самое безобидное и социально допустимое решение. Не удивляйтесь, что порой даже врач становится на сторону болезни, с которой он ведет борьбу. Ему не пристало играть лишь роль фанатика здоровья вопреки всем жизненным ситуациям, он знает, что в мире есть не только невротическое бедствие, но и реальное нескончаемое страдание, что необходимость может потребовать от человека пожертвовать своим здоровьем, и он знает, что такой жертвой одного человека часто сдерживается бесконечное несчастье многих других. Если можно сказать, что у невротика каждый раз перед лицом конфликта происходит бегство в болезнь, то следует признать, что в некоторых случаях это бегство вполне оправданно, и врач, понявший это положение вещей, молча отойдет в сторону, щадя больного».

Таким образом, следует говорить не о единственной, пригодной на все случаи жизни цели аналитической терапии, а о ее целях, которые меняются в зависимости от индивидуально-личностных особенностей пациентов и их конкретно исторических условий жизни. Строго говоря, речь идет не о целях аналитической терапии, а о целях аналитика, предопределяющих направление его терапевтической деятельности не вообще, а при работе с теми или иными пациентами, каждый из которых является уникальной личностью.

Это означает, что аналитик не должен быть фанатиком цели достижения нормальности и здоровья, представления о которых он почерпнул из контекста навязанных ему извне стереотипов мышления и поведения, а также опыта собственной жизни и учебного анализа. Напротив, ему следует с настороженностью отнестись к возможности оказаться в плену социокультурных и профессиональных установок, следование которым способствует не только оказанию эффективной помощи тем, кто спасается от скверны жизни «бегством в болезнь», но и возникновению распространенного нынче заболевания, сопровождающегося «бегством в здоровье». Во всяком случае, чтобы не стать жертвой своего нарциссического Я, развивающегося по мере упования на собственные терапевтические достижения и успехи, аналитику стоит задуматься над тем, а не оказывается ли осуществляемая им психоаналитическая терапия таковой, что исцеление пациента в действительности оборачивается для него, как, впрочем, и для самого аналитика, постаналитической паранойей.

В целом можно, видимо, говорить о следующих целях психоаналитической терапии: во-первых, ее целью является не столько излечение, которое подчас осуществляется само по себе, или, напротив, оказывается проблематичным и недостижимым, сколько облегчение страданий пациентов (как однажды заметил З. Фрейд, повторив изречение одного мудрого врача: «Я облегчаю, Бог излечивает»); во-вторых, цель психоаналитической терапии заключается не столько в освобождении пациента от отдельного невротического симптома, аномалий характера или болезни в целом, сколько в изменении его взглядов на окружающий мир, других людей, самого себя и свое заболевание; в-третьих, целью терапии является не структурная модификация психики пациента, сознательно или бессознательно навязанная аналитиком в процессе лечения, а предоставление ему возможности внутреннего выбора жизненных ориентиров, способных изменить его образ мышления и поведения; в-четвертых, цель психоаналитической терапии состоит не в излечении любой ценой, в том числе ценой устранения душевных переживаний, возникающих у человека в связи с его внутрипсихическими конфликтами, а в пробуждении его конструктивного потенциала, ориентированного на развитие Самости, способности к сопереживанию и состраданию, потребности в сопричастности с жизнью; в-пятых, целью терапии является не столько разрешение внутрипсихических конфликтов, сколько создание психологических предпосылок для становления человека зрелым, самостоятельным, способным творчески решать возникающие перед ним проблемы и нести ответственность за свои решения.

ЦЕНЗУРА – в психоанализе: психическое образование, функционирующее в качестве преграды между системами сознания и бессознательного. В классическом психоанализе под цензурой понималась вытесняющая тенденция, препятствующая осознанию бессознательных влечений человека.

Понятие «цензура» впервые было использовано З. Фрейдом в 1897 г. в одном из его писем к берлинскому врачу В. Флиссу (1858–1928). Он писал о русской цензуре, которой подвергаются иностранные газеты на границе, когда из них удаляются отдельные слова, фразы или целые абзацы, в результате чего трудно понять о чем идет речь. По словам З. Фрейда, «цензор» подобного рода действует при психозах, приводя к бессмысленному бреду.

Нечто аналогичное имеет место и в сновидениях, которые могут характеризоваться пропусками в содержании. Это связано с тем, что З. Фрейд назвал цензурой сновидения и считал, что именно она – основной участник искажения сновидения. Об этом он писал в работе «Толкование сновидений» (1900)

С точки зрения основателя психоанализа, везде, где в явном сновидении есть пропуски, в них виновата цензура: часть содержания сновидения как бы приносится ей в жертву. Кроме того, цензура может использовать и другие средства искажения сновидения. Наряду с пропусками цензура сновидения способна производить перегруппировку и модификацию его материала. В результате осуществленного ею преобразования явное сновидение становится совершенно непохожим на его скрытые мысли.

Как правило, цензуре подвергаются достойные осуждения, неприличные в нравственно-этическом, эстетическом, социальном отношениях бессознательные влечения человека. Все они отвергаются цензурой, так как являются олицетворением безграничного эгоизма. Однако во время сна она оказывается не столь жесткой и непримиримой, какой бывает в бодрственном состоянии, поэтому отвергнутые влечения человека проявляются в сновидениях в искаженной форме.

Искажения в сновидении тем больше, чем хуже отвергаемые цензурой влечения и чем строже требования. Стало быть, искажение сновидения является следствием цензуры, которая, в понимании З. Фрейда, осуществляется тенденциями Я против неприличных желаний, шевелящихся в человеке во время сна.

Согласно З. Фрейду, сила цензуры не исчерпывается искажением сновидения. Она проявляется и при толковании сновидения: выступает в качестве сопротивления; мешает работе толкования. По выражению основателя психоанализа, сопротивление толкованию – это не что иное, как «объективация цензуры» то есть реальное проявление ее в процессе толкования.

Дата добавления: 2015-06-04