Пролог первый

Тайна Четвёртой Войны за Святой Грааль

Том I.

FATE/Zero

Автор: Ген Уробути / Urobuchi Gen

Иллюстрации: Такаси Такеути/Takeuchi Takashi

Том 1

Акты 1-4

Перевод: Lt. Day

Корректура: Archer

Содержание:

Том I. 3

Тайна Четвёртой Войны за Святой Грааль_ 3

Пролог первый. 4

Пролог второй. 8

Пролог третий. 16

Акт 1. Глава 1. 23

Акт 1. Глава 2. 28

Акт 1. Глава 3. 35

Акт 1. Глава 4. 43

Акт 1. Глава 5. 47

Акт 2. Глава 1. 51

Акт 2. Глава 2. 59

Акт 2. Глава 3. 67

Акт 2. Глава 4. 75

Акт 3. Глава 1. 84

Акт 3. Глава 2. 91

Акт 3. Глава 3. 99

Акт 3. Глава 4. 104

Акт 3. Глава 5. 111

Акт 4. Глава 1. 117

Акт 4. Глава 2. 127

Акт 4. Глава 3. 135

Акт 4. Глава 4. 145

Послесловие 151

Глава 1. 151

Глава 2. 152

Восемь лет назад.

Давайте я расскажу вам историю одного человека.

Историю человека, который больше, чем другие, верил в свои идеалы, и ими же был ввергнут в пучину отчаянья.

Он хотел, чтобы все в этом мире были счастливы – и это было его единственным желанием.

Это инфантильное желание является мечтой всех маленьких детей, но они отказываются от неё, когда вырастают и привыкают к жестокости реального мира.

Любое счастье требует жертв; все дети познают это, когда становятся взрослыми.

Но этот человек был другим.

Может быть, он был просто очень глупым. Или в нём был какой-то душевный надлом. Или, может быть, он был одним из так называемых «святых», которым была вверена Воля Божья – то, чего обычным людям не дано понять.

Мир для него мог существовать только в одном: в альтернативе «жертвовать или спасать».

Когда он понял, что так и не удастся обнулить одну из этих шкал…

С того дня он решил для себя, что будет руководствоваться шкалой, условно названной «Спасение».

Чтобы уменьшить горе в этом мире, не было другого, более эффективного пути.

Чтобы спасти одну жизнь, ему приходилось стирать другую.

Чтобы спасти множество людей, ему приходилось убивать меньшее их количество.

Поэтому его искусство убивать намного превзошло те навыки, с помощью которых он спасал людей.

Снова и снова, он окроплял свои руки кровью, но ни разу не вздрогнул.

Никогда не задумываясь о справедливости своих действий, не сомневаясь в своей цели, он заставлял себя следить лишь за одной шкалой.

Он никогда не недооценивал значение жизни.

Вне зависимости от статуса, несмотря на возраст, все жизни одинаково ценны. Не делая различий, он спасал их, и так же, не делая различий, он отнимал их.

Но он слишком поздно осознал одну вещь.

Если не делать никаких различий и ценить всех одинаково, то это будет ничем иным, как не любить никого вообще.

Если бы он высек это нерушимое правило у себя в душе немного раньше, то достиг бы спасения.

Заморозив своё сердце, сделав из себя «оценочную машину» без крови и слёз, он продолжал жить, сортируя людские жизни на те, кто должен жить, и те, кому предстояло умереть. Возможно, он думал, что таким образом избавится от страданий.

Но он ошибался.

Любая радостная улыбка наполняла его грудь гордостью, любой печальный голос вызывал боль в сердце.

Гнев добавлялся к негодованию, которое было полно сожалений, а его слёзы одиночества нуждались в человеке, который протянул бы ему руку.

Даже если он преследовал идеалы, которые людям было не понять, – он сам оставался человеком.

Как много раз он был наказан этим противоречием…

Он знал дружбу. Он знал любовь.

Даже когда он положил жизнь своей любимой и несчётное количество жизней незнакомых ему людей на разные чаши весов…

Он точно не ошибся.

Больше чем любить кого-то, чтобы одинаково решать за других, ему приходилось оценивать эти жизни беспристрастно и так же беспристрастно их отнимать.

И даже если он находился с теми, кто ему действительно дорог, он всегда был печален.

И сейчас он был подвергнут величайшему наказанию.

Снежный вихрь, что бушевал за окном, заморозил всё. Зимняя ночь сковала даже землю в лесу.

Комнату старого замка, который находился в сердце снежной бури, защищало мягкое пламя камина.

В тепле этой комнаты он держал в своих руках новую жизнь.

Она была действительно очень маленькой – такое крохотное тельце, оно казалось несуществующим, и не было тяжести, которая указывала бы на то, что он кого-то держит.

Аккуратное прикосновение к тельцу может быть опасным, словно оно было первым снегом, подхваченным рукой, который растает от любого касания.

В хрупком желании жить у малышки повышалась температура, хотя дыхание было беззвучным. Всё, что он видел в этот момент, – чуть вздымавшаяся и опускавшаяся грудная клетка.

– Не волнуйся, она спит.

Он взял ребёнка на руки, и её мать, лежавшая на диване, улыбнулась обоим.

По её изможденному взгляду, прикованному к ребёнку, было видно, что ей всё ещё не хорошо, и её состояние не пришло в норму. Но даже сейчас её красивое лицо, как обычно, напоминает сверкающий брильянт.

И её счастливая улыбка стирает усталость из глаз.

– Ей всегда было трудно, и она плакала, даже когда за ней присматривали медсестры. Впервые она ведёт себя так тихо… она понимает, не так ли? Ей спокойно, потому что она чувствует – ты хороший человек.

– …

Слишком ошеломлённый, чтобы ответить, он сравнивает мать, лежащую на кровати, и ребёнка в своих руках.

Была ли когда-нибудь улыбка Ирисфиль такой же сияющей?

Она определённо была женщиной, которой выпала незавидная доля. Никто даже не задумывался о том, чтобы дать ей счастье в жизни. Она не была созданием Бога, её создали люди. Гомункул, клон – вот правильное слово, которое нужно использовать для этой женщины. У Ирисфиль никогда не было никаких желаний.

Созданная как марионетка, выращенная как марионетка, возможно, она никогда не знала и приблизительного значения слова «счастье».

И сейчас – она сияет.

– Я очень рада, что у меня появился ребёнок.

Ирисфиль фон Айнцберн сказала это, глядя на спящую девочку, таким образом, спокойно выражая свою любовь.

– С этого момента она будет первой и лучшей имитацией человека. Возможно, ей будет трудно, и она возненавидит свою мать, которая подарила ей жизнь полную боли. Но даже если так – я счастлива. Это девочка так мила… Она прекрасна.

В её появлении не было ничего необычного. Глядя на нее, вы увидите только прелестную маленькую девочку, но…

В материнском чреве, над ещё не рождённой девочкой был проведён ряд магических операций, которые изменили её настолько, что она будет похожа на людей даже меньше, чем её собственная мать. И хотя девочка родилась, её эффективность будет ограничена. Это дитя – лишь тело, состоящее из сгустка магических цепей. Такова была истинная природа любимой дочери Ирисфиль.

И, несмотря на такие тяжелые роды, Ирисфиль говорит: «Пускай». Дать жизнь кому-то подобному ей самой, она любит это существо, рада за него и улыбается.

И причина тому, что она, без всякого сомнения, – мать. Девушка, которая могла быть лишь марионеткой, нашла любовь и стала женщиной, приобрела непоколебимую стойкость, став матерью. Казалось, ничто не могло поколебать её счастья. Прямо сейчас, спальня матери и ребёнка была защищена теплом камина, что так контрастировало с его отчаяньем и печалью.

Но – он знал. Он был частью того мира, частью снежной бури за окном – то место для него было более подходящим.

– Ири… я…

Сказав лишь одно слово, он почувствовал, как его грудь словно проткнули клинком. Этим клинком были умиротворенное лицо спящего младенца и сверкающая улыбка матери.

– Я буду тем, кто однажды убьет тебя.

Он почувствовал, как вскипела в жилах кровь, когда он увидел реакцию жены – спокойное выражение на лице.

– Я понимаю. Это долг любого, кто принадлежит к семье Айнцберн. Для этого я и была создана.

Будущее было уже определено.

Через шесть лет он привёз свою жену в то место, где она должна была погибнуть. Всего одна жертва, чтобы спасти Мир. Ирисфиль принесёт себя в жертву, верная его идеалам.

Это было решение, о котором они много говорили, и всегда они приходили к соглашению.

Он хотел себе вырвать сердце за это решение, проклинал себя, и каждый раз Ирисфиль прощала его и подбадривала.

– Я знаю твои мечты, я выросла на твоих молитвах, вот почему я здесь. Ты вёл меня. Ты дал мне жизнь, которая определённо была не жизнью марионетки.

По той же причине она жертвовала собой. Так она стала частью его. Такую форму приняла любовь Ирисфиль. Только с ее помощью он смог бы совершить задуманное.

– Ты не должен печалиться обо мне. Я уже часть тебя. Мне нужно лишь вынести боль, что разрывает тебя на части. Я смогу.

– Но как насчёт её?

Тело девочки было лёгким как пёрышко, но то, как изменялся вес, заставляло его дрожать.

Он не мог этого понять, он просто не был к этому готов. Что он будет делать, когда на весы его ценностей будет положен его ребёнок?

Он не судил или прощал – таков был его образ жизни. У него просто не оставалось на это сил.

Но по отношению к такой невинной жизни, его мечта – безжалостна.

Невзирая на статус, невзирая на возраст, невзирая ни на что…

– Я не… достоин того, чтобы держать её на руках.

Он буквально выдавил это из себя, и, несмотря на нежность, что проскальзывала в голосе, ему казалось, что он погружается в безумие.

Слеза падает на пухленькую розовую щёчку девочки, которую он держит в руках.

Тихо плача, он опускается на одно колено.

После того, как он был поражён бессердечием мира, он достиг более высокого бессердечия. Но для человека, у которого оставались те, кого он действительно любил, это было наивысшим наказанием.

Те, кого он любил больше всех на свете…

Он хотел их защитить, даже если для этого потребуется разрушить мир.

Но он понимает. Когда придёт время, когда та Справедливость, в которую он верит, потребует жертвы, подобной этой чистой жизни, какой выбор человек по имени Эмия Киритцугу сделает?

Киритцугу плакал, боялся этого дня, боялся этой возможности, даже если вероятность этого была одной тысячной.

Мышцы грудной клетки напряглись, чувствуя теплоту прижатого к груди тельца.

Ирисфиль поднялась с дивана и нежно положила руку на плечо своего мужа, которого душили слёзы.

– Никогда не забывай. Не это ли была твоя мечта? Мир, в котором никому не придётся плакать, как ты сейчас. Ещё восемь лет. И твоя битва будет закончена. Мы позаботимся о твоей мечте. Я уверена, Грааль спасёт тебя.

Его жена, которая полностью понимала его агонию, вытерла слёзы Киритцугу так нежно, как только это было возможно.

– И после этого дня ты должен взять на руки этого ребёнка – Илиясфиль – ещё раз. Прижать к своей груди как настоящий отец.

Дата добавления: 2015-06-04