Как возникает функциональная автономия

Наш научный интерес был бы удовлетворен, если бы мы могли дать простой ответ на трудный вопрос: как возникает функциональная автоно­мия. К несчастью, нам это не удается по двум причинам. Во-первых, нам не хватает знаний о неврологических процессах, которые могут быть вклю­чены в трансформацию старых и поддержание новых систем мотивации. Во-вторых, у сегодняшней психологии нет последовательной теории приро­ды человека. Нельзя ясно понять феномен функциональной автономии до тех пор, пока мы не узнаем больше о соответствующих неврологических механизмах и не придем к корректной формулировке целевой природы мотивов.

Поэтому в настоящее время мы попытаемся только сориентировать наш ответ в правильном (как нам кажется) общем направлении. Мы назовем первую группу соображений «квазимеханическими», а вторую группу — «проприативньши».

Квазимеханические соображения. Мы обратили внимание на раз­личные персеверативные системы как на относительно низкий уровень функциональной автономии. Эти самоподдерживающиеся системы не ис­черпывают диапазон функционально автономных мотивов, но они уже со­здают сложности для распространенной теории научения. Комментируя это, Миллер пишет:

«...Мы говорим, что сильное приобретенное влечение может не угасать на протяжении многочисленных попыток и, тем не менее, в конце концов угаснуть. Когда к этой возможности добавляются генерализация, подкрепления высшего порядка и переключения с одного аспекта подкрепления на другой, можно уви­деть, как трудно в комплексных человеческих ситуациях определить, является привычка на самом деле функционально автономной или нет»¹.

Этот отрывок показывает нам, что S —/2-теоретики предпочитают по возможности отрицать функциональную автономию, объясняя то или иное явление в привычных для них понятиях S—R². К несчастью, эти понятия становятся чрезвычайно туманными, когда применяются к тому, что Миллер называет «комплексными человеческими ситуациями».

¹ Miller N. Е. Learnable drives and reward // Handbook of experimental psychology /
Ed. by S. S. Stevens. N. Y.: Wiley, 1951. Ch. 13.

² Другие попытки приведены выше, в сноске 1 на с. 51.

5 Зак. 1662

Тема 12. Психология мотивации

Давайте сделаем обзор нескольких релевантных квазимеханичес­ких соображений, которые могут быть нам полезны.

1. Замедленное у гашение, В процитированном выше отрывке Мил­
лер считает, что некоторые устойчивые приобретенные системы реально
находятся на пути к угасанию. Так, маленький мальчик, который на­
учился любить рыбную ловлю потому, что эта деятельность связана с
получением любви и внимания от отца, может какое-то время сохранять
собственный интерес к рыбалке. Но, если этот интерес не подкрепляется
вниманием отца, мальчик в конце концов утратит его. Если такое слу­
чится, то, конечно, мы должны будем сказать, что интерес мальчика к
рыбалке не стал функционально автономным. Мы принимаем это, но
хотим обратить внимание на множество случаев, где приобретенные ин­
тересы никогда не угасают.

В этой связи мы вспоминаем твердо установленный факт, что мо­тивы избегания, будучи однажды выученными, не поддаются угашению. Этот факт признают представители S—.R-теорий¹. Дается объяснение, что животное (или человек) «играет наверняка», никогда не позволяя себе повторно оказаться в том положении, в котором оно получило болезнен­ное повреждение (шок, ожог). «Обжегшийся на молоке — дует на воду». У всех нас есть обширный репертуар таких мотивов избегания, и нам нет нужды возвращаться к первому болезненному переживанию, чтобы под­держивать эти мотивы. Они длятся всю жизнь, не угасая.

Теперь давайте сделаем вывод. Если спустя какое-то время приоб­ретенный интерес исчезает (угасает), то мы имеем дело не со случаем функциональной автономии. Но многие случаи «отсроченного угасания» являются, по-видимому, постоянно отсроченными, и, следовательно, в них участвует функциональная автономия.

2. Самоподкрепляющийся контур. Обратная связь — привычный
термин в современной неврологической теории. Он относится к тому фак­
ту, что исход ситуации (реакция) посылает обратные нервные импульсы в
мозг. Эти обратные импульсы разряжаются на свободных нервных путях
и, таким образом, служат поддержанию круговой (или слегка модифициро­
ванной) последовательности действия системы². В качестве элементарного
примера такого рефлекторного кольца мы уже упоминали младенческий
лепет и другие повторяющиеся последовательности действий.

Мы не знаем, насколько постоянной может быть такая система. Мы только можем сказать, что поддержание себя — это базовое неврологичес­кое свойство, лежащее в основании понятия функциональной автономии.

3. Частичное подкрепление. Было обнаружено, что деятельности,
вознаграждаемые иногда, оказываются более стойкими к затуханию, чем

¹ См.: Solomon R. L.,Wynn L. С. Traumatic avoidance learning: the principles of anxiety
conservation and partial irreversibility // Psychological Review. 1954. Vol. 61. P. 353-385.

² См. выше сноски 1 на с. 53 и 2 на с. 54, а также: Chang H. Т. The repetitive discharge of
corticothalamic reverberating circuits // Journal of Neurophysiology. 1950. Vol. 13. P. 235-257.

Олпорт Г. Трансформация мотивов 67

деятельности, вознаграждаемые всегда. В последнем случае прекращение подачи вознаграждения ведет к немедленной смерти деятельности.

Возьмем пример с животными. Голуби, которых кормят каждый раз, когда включается свет, очень скоро отвыкнут начинать клевать при включении све­та, если в течение какого-то времени не будут получать корм. Но если их иног­да кормят, а иногда нет, привычка сохраняется. Давая такое нерегулярное под­крепление, Ферстер и Скиннер обнаружили, что даже после того, как корм не дается, голуби клюют долго и пылко, в тысячах и тысячах попыток¹.

На уровне человека хороший пример являет азартная игра. Зако­ренелому игроку нужно выигрывать только время от времени. Его страсть поддерживается надеждой на выигрыш. Подобным же образом, фактор непредсказуемости улова может поддерживать рвение рыбака.

В случае с голубями мы видим, что «нерегулярное подкрепление» предотвращает затухание, но удовлетворение влечения еще явно присут­ствует. В случаях игры и рыбалки, с другой стороны, не удовлетворяются никакие известные элементарные влечения. Оказывается, что цели более привлекательны, если их иногда достигают, а иногда — нет. Этот элемент «риска», конечно, очевиден во многих интересах зрелого возраста. Таким образом, наша «азартная игра» на ход поведения может влиять на фор­мирование автономии.

4. Смесь нового и знакомого. Возможно, динамические эффекты час­тичного подкрепления могут быть частным случаем более общего принци­па, изложенного Хеббом. Этот автор указывает, что самоподдерживающие­ся интересы отражают озабоченность новым, когда оно смешано с уже зна­комым². Ученый зачарован новым в комбинации со знакомым; музыкант поглощен разбором новых и более сложных пьес в общих границах своих возможностей; ребенку нравится игрушка, соответствующая некоторым его ожиданиям, но не всем. Овладение искусством ходьбы — захватываю­щий мотив для ребенка пятнадцати месяцев, ибо он расширяет его способ­ности. Навыки, которыми уже овладели, лишены мотивационного характе­ра. Именно привычка в процессе ее становления (превращение нового в знакомое) обеспечивает нейрофизиологическую систему автономией.

Этот тип центрального мотивирующего состояния (хотя нам не известна его неврологическая природа) хорошо соответствует типу функ­циональной автономии, который мы называем «персеверация задания». Незавершенные задачи имеют свойство быть навязчиво принудительны­ми (заметим, что некоторые из них никогда не решаются). Исследовате­ли, ученые, искатели конечной религиозной истины ставят себе новые задачи внутри знакомых условий и преследуют свои цели до смерти. Мы

¹ См.: Ferster С. В., Skinner В. F. Schedules of reinforcement. N. Y.: Appleton-Century-
Crofts, 1957.

² См.: Hebb D. O. The organization of behavior. N. Y.: Wiley, 1949. P. 224-231; см.
также сноску 1 на с. 53.

Тема 12. Психология мотивации

раньше обращались к одной разновидности предпочтения знакомого (ру­тине), которой отмечена значительная часть нашей мотивационной жиз­ни. Не отрицая этот динамизм, быть может, стоит принять поправку Хеб-ба: мотивирующий характер рутины значительно увеличивается, если она содержит в себе усложняющий стресс новизны.

5. Главенство фильтров высокого уровня. Общепринятый невроло­
гический принцип гласит, что организации более высокого уровня отби­
рают (отклоняют и пропускают) специфические реакции всех типов. Этот
принцип сам по себе благоприятствует развитию функциональной авто­
номии.

Это можно проиллюстрировать так. Мы допускаем, что влечение голода присутствует у нас с рождения до смерти. Оно не является функционально автономным. Однако в ходе жизни у нас развилось много специфических пу­тей его канализации (мы будем есть эту пищу, но не ту), а также некоторые очень общие установки по отношению к чистоте, внешнему виду, качеству сво­его питания. У некоторых едоков развивается крайнее гурманство, у других — удивительно изысканный подход к еде. И теперь каждый раз при возникно­вении голода эти (явно приобретенные) стили активизируются и определенно контролируют и направляют манеру потребления пищи.

В вышеупомянутой критике функциональной автономии Миллер го­ворит о «генерализации» и «подкреплении высокого уровня». Нам кажет­ся уместным подумать об этих факторах как о «шлюзах», управляющих приобретением специфических привычек и реакций, а не как о подкрепле­нии конкретных влечений. Ошибка S—й-теории лежит в старомодном взгляде на нервную организацию как на сплетение множества специфичес­ких влечений и отдельных подкрепляемых привычек. Подобно тому, как физики перестали думать о природе как о сочетании единиц «сантиметр, грамм, секунда», так и современная нейропсихология поворачивается от подкрепляемых конкретных привычек к динамическому неврологическо­му полю, главенствующему над конкретными привычными реакциями.

В этой связи мы можем обратиться к генетической теории интеллек­та Пиаже. Этот автор утверждает, что в течение жизни развиваются новые «схемы» высшего порядка, которые и начинают контролировать наше мы­шление. Он справедливо утверждает, что более старые схемы остаются как бы «спящими» и часто могут быть использованы вновь. Временами мы «регрессируем» к ним. Но в норме мы предпочитаем работать с вновь при­обретенными системами, а не с их предшественниками¹.

6. Множественные механизмы. Сверхдетерминированность выжива­
ния — еще один принцип поведения млекопитающих: хороший способ
адаптации поддерживается многими механизмами. Случись одному меха­
низму потерпеть неудачу, останется дюжина других, которые будут обеспе­
чивать тот же результат. Природа не кладет все яйца в одну корзину. Сле-

¹ См.: Piaget J. The psychology of intelligence. (Transl.) London: Routledge & Kegan Paul, 1950.

ОлпортГ. Трансформация мотивов 69

довательно, весьма возможно, что функциональная автономия может суще­ствовать благодаря и с помощью всех и каждого из тех принципов, на ко­торые мы обратили внимание, а также дополнительных принципов, к кото­рым мы теперь обратимся.

Философия роста: критический вопрос. Прежде чем продолжить наши попытки рассказать, «как образуется функциональная автономия», сделаем паузу и рассмотрим самый главный вопрос всей психологичес­кой теории: вопрос о природе человека.

Расхожая точка зрения говорит нам примерно следующее: человек — это животное, стремящееся к равновесию. Он состоит из очень многих не согласующихся между собой влечений. Каждое из них само по себе стре­мится к снижению напряжения. Когда обнаруживается некоторый конк­ретный способ успешного приспособления (т.е. когда действие вознаграж­дается), оно усваивается. Таким образом, человек есть сплетение подкреп­ленных способов реагирования.

Но мы замечаем, что на этом портрете человека отдельные сегмен­ты его существования изображены так, будто они самодостаточны. Мы говорим: «вознаграждается активность», а не «вознаграждается чело­век». Мы говорим: «удовлетворяется влечение», а не «удовлетворяется человек». Мы относимся к каждой системе как к отдельной и не рас­сматриваем функционирование жизни как целого.

Этот взгляд на человека мы назвали гомеостатической теорией¹. Понятие гомеостаза относится к поддержанию или восстановлению «ус­тойчивых состояний» в организме. Поддержание равновесия среди желез внутренней секреции, метаболических систем, биологических влечений и потребностей — это столь тонкое и высокое искусство, что Кеннон говорит о нем как о «мудрости тела»². Но в лучшем случае эта мудрость ведет к обслуживанию существующего порядка.

Многие психологи не видят в человеческой личности ничего сверх этого базового закона. Но сформулировавший его Кеннон не считал, что он объясняет все человеческое поведение. Он писал: «Наряду с суще­ственными потребностями, удовлетворяемыми с помощью гомеостаза, мо­жет существовать и тяга к бесценному несущественному»³.

Другими словами, в жизни человек хочет значительно большего, чем здоровое биологическое равновесие и удовлетворение влечений. Приходя домой с работы, усталый и голодный человек хочет пищи и отдыха. Но когда он подзаправился и восстановился, что тогда? Если он здоров, он хочет новой деятельности, обращается к своему хобби, читает увлекатель­ную книгу или выходит вечером в общество.

¹ См.: Stagner R Homeostasis as a unifying concept in personality theory // Psychological
Review. 1951. Vol. 58. P. 5-17; Mowrer O.H. A cognitive theory of dynamics. Review of
R.S. Woodworth «Dynamics of behavior» // Contemporary Psychology. 1959. Vol. 4. P. 129-133.

² См.: Cannon W. B. The wisdom of the body. N. Y.: Norton, 1932.

³ Ibidem. P. 323.

Тема 12. Психология мотивации

То, что Кеннон называет «бесценным несущественным» жизни — самая заметная черта человеческой личности, если только болезнь или полное отсутствие средств не сведут нас к чистому влечению, гомеоста-тичному, ищущему равновесия уровню существования. Не отрицая исти­ну гомеостаза, мы нуждаемся в жизненно важном дополнении к нему, если собираемся объяснить человеческую мотивацию.

Проприативные соображения. Возвращаясь к функциональной авто­номии, мы теперь готовы утверждать, что вдобавок к квазимеханическому рассмотрению, предложенному выше в качестве частичного объяснения, нам нужны по меньшей мере три дополнительных принципа, тесно связан­ных с проприативными функциями личности. Взятые вместе, они равно­сильны утверждению, что функциональная автономия образуется потому, что она является сущностью или сердцевиной целенаправленной природы человека.

1. Принцип организации уровня энергии. Рассмотрим человека, кото­
рый после хорошего обеда и отдыха оглядывается в поисках новых миров
для завоевания. Подобно всем здоровым людям, он должен что-то делать
со своей энергией. Если его рутинные мотивы (выживания и удовлетворе­
ния влечения) не поглощают все его силы, он будет вынужден «изобретать
мотивы». Здоровая женщина, достигшая средних лет и больше не занятая
заботой о детях, будет жадно искать, «чем заняться». Такая женщина бу­
дет чувствовать себя несчастной, пока у нее не появятся новые интересы —
к политике, социальной службе, искусству, учебе или к каким-то подобным
целям.

Эта линия мышления не объясняет, как возникает конкретный мо­тив, но она дает нам важный базовый план для теории приобретенных мотивов. Должны существовать мотивы, потребляющие доступную энер­гию человека. Если существующих мотивов недостаточно, развиваются новые. Если у бездельничающего подростка нет конструктивных интере­сов, занимающих его время, он легко переходит к бунту, вандализму или преступлению, чтобы дать выход своей энергии.

Мы говорим: природа человека такова, что новые мотивы должны вырастать в здоровой жизни в дополнение к гомеостатическим мотивам, которых явно недостаточно.

2. Принцип мастерства и компетентности. Здесь мы ссылаемся на
обсуждение мотивационных теорий, постулирующих «изменяющиеся энер­
гии». Некоторые из них полагают, что базовым побуждением в жизни яв­
ляется мастерство («первичность поведения»), которое в разных возрастах
принимает разные новые формы. С этим сходны принципы «компетентно­
сти» или «адекватности», а также «мотивы роста» и «самоактуализация».
Короче говоря, многие теории личности убеждены, что движущая сила че­
ловеческой жизни лежит не столько в удовлетворении первичных влече­
ний и их производных, сколько в осуществлении трансакций сверх этого
минимального уровня существования.

ОлпортГ. Трансформация мотивов 71

Прослеживая развитие зрелых мотивов, Шарлотта Бюлер указывает на обычно встречаемую последовательность. Во-первых, новые и странные объек­ты вызывают тревогу (ребенок может быть напуган щелчком выключателя электрической лампы; взрослый может испытывать дезориентацию и тревогу в новом незнакомом городе). Однако вскоре приходит нормальное избавление от тревоги. Затем возникает «потребность знать и контролировать» новый и «опасный» объект или ситуацию. Наконец, наступает конструктивное его ис­пользование, позволяющее индивидууму расширить свой прежний диапазон компетентности и контроля. «Другими словами, индивид продвигается от сво­его приспособления к окружению к приспособлению окружения к себе»¹.

ч

Таким образом, ясно, что многие авторы отрицают «реактивную» точ­ку зрения на человека. У человека есть энергия для использования, проби­вающая путь за пределы потребности реагировать. Прежде всего, у него есть расширяющийся образ себя (концепция того, чем он хотел бы быть), и достижение этой цели во многом или даже в основном направляет его поведение.

3. Принцип проприатпивного структурирования. Концепция функ­циональной автономии не означает, что в зрелом паттерне каждый мо­тив автономен от любого другого; она также не означает, что мотивы раз­летаются как множество независимых движущих сил вне зависимости от структуры проприума. За исключением определенных изолированных персеверативных систем, функционально автономные мотивы являются высоко проприативными, т.е. прочно коренящимися в Я. По сути, они составляют значительную часть Я <...>.

Таким образом, важная часть нашего ответа на вопрос о том, как образуется функциональная автономия, состоит в том, что этого требует структура Я человека. Молодой человек намеревается стать врачом, че­ловеком мира, политиком или отшельником. Ни одна из этих амбиций не является врожденной. Все это приобретенные интересы. Мы утверж­даем, что они существуют сейчас не вследствие отдаленного подкрепле­ния. Скорее они существуют потому, что постепенно формирующемуся образу Я требуется именно этот конкретный мотивационный фокус.

Должны ли мы далее сказать, что именно существование Я объясня­ет функциональную автономию? Этот ответ опасен, так как он подразуме­вает, что мистический внутренний агент (душа) в конечном счете придает форму динамическим силам жизни. Мы уже высказали сильное неприя­тие сомнительной процедуры поиска объяснений в терминах отдельного Я.

Мы предпочитаем говорить, что сущностная природа человека та­кова, что подталкивает к относительной унификации жизни (никогда полностью не достигаемой). В этой тенденции к унификации мы можем распознать много центральных психологических черт. Среди них — по­иск человеком ответов на «трагическую триаду» проблем: страдание, вина, смерть. Мы видим также его усилия установить связь со своими

¹ Buhler Ch. Maturation and motivation // Dialectica. 1951. Vol. 5. P. 312-361.

Тема 12. Психология мотивации

ближними и с миром в целом. Мы видим, что он пытается открыть свое особое место в мире, установить свою «идентичность». Как следствие это­го поиска (который и есть сама суть человеческой природы) мы отмеча­ем, что поведение человека в большой степени проактивно, интенциональ-но и уникально для него. В этот тотальный процесс включено чувство самости (образ Я). Однако порождает его не Я (как отдельный субъект). Самость есть отражение этого фундаментального процесса становления. С этой точки зрения функциональная автономия — это просто спо­соб утверждения, что мотивы человека меняются и развиваются в тече­ние жизни, потому что это заключено в природе человека. Только теоре­тикам, преданным реактивной, гомеостатической, квазизакрытой модели человека, оказывается трудно с этим согласиться.

Дата добавления: 2015-06-04