Отдел второй история проблемы 10 страница

землевладение без всякого вмешательства русского правительства с его «штыками и кнутом» (как воображали себе революционные народники. – Р. Л.). Под бременем налогов и ростовщичества общинное землевладение уже не является благодетельным для крестьян, оно становится для них оковами. Крестьяне часто бегут из общины, бросая свою землю, одни или с семьей, чтобы вести бродячую жизнь в поисках работы. Ясно, что для русской общины давно уже миновала эпоха ее расцвета и что она по всем признакам идет к разложению». Этим самым Энгельс уже за 18 лет до появления главного труда Николая -она правильно решил вопрос об общине. И если Николай -он решился после этого еще раз вторично вызвать тот же самый призрак общины, то это было тем большим историческим анахронизмом, что спустя приблизительно десять лет последовало уже официальное погребение общины государственной властью. Абсолютистское правительство, которое в продолжение полувека пыталось искусственно поддерживать крестьянскую общину в фискальных целях, увидело себя вынужденным отказаться от этого сизифова труда. На аграрном вопросе как на наиболее могущественном факторе русской революции всем стало очевидно, насколько иллюзия народников стерлась перед лицом действительного экономического хода вещей, и, наоборот, насколько ярко капиталистическое развитие в России, которое они оплакивали и проклинали как мертворожденное, обнаружило свою жизнеспособность и свою плодотворную работу под громом и молнией. Этот поворот вещей должен был в совершенно изменившейся исторической среде еще раз и в последний раз установить, что социальная критика капитализма, которая теоретически исходит из сомнений в возможности его развития, с фатальной логичностью сводится к реакционной утопии. Так было во Франции в 1819 г., в Германии в 1848 г. и в России в 1893 г.¹

Глава двадцать первая
«ТРЕТЬИ ЛИЦА» И ТРИ ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВЫ СТРУВЕ

Обратимся теперь к критике изложенных выше взглядов в том виде, как она была дана русскими марксистами.

Петр фон-Струве, который в 1894 г. дал в «So­zi­al­po­li­ti­sche Zent­ral­blatt (3-й год, № 1) в статье под заглавием «Zur Beur­tei­lung der ka­pi­ta­lis­ti­schen Ent­wick­lung Russ­lands» обстоятельную оценку книги Николая -она, опубликовал в 1894 г. на русском языке книгу под названием «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России», где он подвергает всесторонней критике народнические теории. В занимающем нас здесь вопросе Струве однако и по отноше-

¹ Впрочем оставшиеся в живых вожди народнического пессимизма, особенно г-н В. Воронцов, до конца остались верными своей теории, несмотря на все, что за это время произошло в России, – факт, который делает честь не столько их уму, сколько их характеру. В 1902 году г-н В. В., ссылаясь на кризис 1900-1902 гг., писал: «Догматическое учение неомарксизма быстро теряет власть над умами, а беспочвенность новейших успехов индустриализма сделалась, повидимому, совершенно очевидной даже для официальных его апологетов... В первом десяти-

нию к Воронцову и по отношению к Николаю -ону ограничивается главным образом доказательством того, что капитализм не суживает своего внутреннего рынка, а, наоборот, расширяет его. Ошибка Николая -она, которую он перенял у Сисмонди, действительно очевидна. Оба они характеризовали только одну сторону процесса капиталистического разрушения исконных форм производства и мелких предприятий. Они видели только возникающее отсюда понижение благосостояния и обнищание широких слоев населения. Они упустили из виду смысл другой экономической стороны этого процесса – устранение в деревне натурального хозяйства и появление на его месте хозяйства товарного. Но это значит, что капитализм, вовлекая в свою сферу прежде независимых и замкнутых производителей, на каждом шагу превращает в покупателей своих товаров новые слои, которые, раньше не были ими.

Следовательно, ход капиталистического развития как раз противоположен тому, как его рисовали по шаблону Сисмонди народники: капитализм не уничтожает своего внутреннего рынка, а, наоборот, создает его для себя прежде всего распространением денежного хозяйства.

Что касается специально теории Воронцова о невозможности реализации прибавочной стоимости на внутреннем рынке, то Струве опровергает его следующим образом. Основное положение теории Воронцова состоит в том, что развитое капиталистическое общество состоит исключительно из предпринимателей и рабочих. Николай -он тоже, оперирует все время с этим представлением. С этой точки зрения реализацию всего капиталистического продукта, действительно, нельзя понять.

Теория Воронцова, по мнению Струве, верна постольку, «поскольку она констатирует тот факт, что прибавочная стоимость не может быть реализована в потреблении ни капиталистов, ни рабочих, а предполагает потребление третьих лиц»¹. Но тут, по мнению нашего автора, надо установить, что такие «третьи лица» имеются во всяком капиталистическом обществе. Представление Воронцова и Николая -она – не больше, чем фикция, которая «не может ни на волос подвинуть нас вперед в деле выяснения какого-либо исторического процесса»². Нет капиталистического общества, – как бы высоко ни было его развитие, – которое состояло бы исключительно из предпринимателей и рабочих. «Даже в Англии, в Уэльсе, из 1 000 человек, способных к труду, приходится: 545 на промышленность, 172 на торговлю, 140 на сельское хозяйство, 81 на неопределенный и меняющийся наемный труд и 62 на государственную службу, либеральные профессии и т. д.». Следовательно, даже в Англии имеется масса «третьих

летии XX века мы возвращаемся таким образом к той самой постановке вопроса экономического развития России, какая была завещана своим приемникам поколением семидесятых годов прошлого столетия». (См. «Народное хозяйство», октябрь 1902 г. Цитировано у А. Финн-Ено­та­евс­ко­го, «Современное хозяйство-России (1890-1910 гг.)». СПБ. 1912 г., стр. 2).

Итак, вместо того, чтобы говорить о «беспочвенности» своей собственной теории, последние могикане народничества еще теперь говорят о «беспочвенности» экономической действительности, – живое опровержение слов Барера; «il n'y a que les merts qui ne reviennent pas».

¹ «Критические заметки» и т. д., стр. 251.

² L. с., стр. 255.

лиц». Они-то и помогают своим потреблением реализовать прибавочную стоимость, поскольку она не потребляется предпринимателями. Достаточно ли потребление «третьих лиц» для реализации всей прибавочной стоимости?

Этот вопрос Струве оставляет открытым, но «противоположное во всяком случае «должно быть доказано»¹. Для России, как страны с огромным населением, говорит Струве, это несомненно не доказано. Россия находится в счастливом положении, – она может обойтись без внешних рынков, в этом смысле (здесь Струве делает заимствование из идейной сокровищницы профессоров Вагнера, Шефле и Шмоллера) Россия так же облагодетельствована судьбой, как и Североамериканские соединенные штаты. «Если пример Северной Америки что-нибудь доказывает, то только одно, а именно, что при известных условиях капиталистическая промышленность может получить очень широкое развитие, опираясь почти исключительно на внутренний рынок»². Это положение иллюстрируется на примере ничтожного индустриального экспорта Соединенных штатов в 1882 году. Как общий тезис Струве выставляет следующее положение: «Чем обширнее территория и многочисленнее население данной страны, тем менее нуждается последняя для своего капиталистического развития во внешних рынках». Исходя из этой точки зрения, он – в противоположность народникам – предсказывает капитализму в России еще более блестящую будущность, чем в других странах. «Прогрессивное развитие земледелия на почве менового хозяйства создаст рынок, опираясь на который будет развиваться русский промышленный капитализм. Рынок этот по мере экономического и общекультурного развития страны и связанного с ним вытеснения натурального хозяйства может неопределенно расти. В этом отношении капитализм в России находится в более благоприятных условиях, чем в других странах»³. И Струве рисует детальную и красочную картину открытия новых рынков сбыта в России: в Сибири – благодаря Сибирской железной дороге, в центральной и в передней Азии, в Персии и в Балканских странах. Струве совершенно не заметил, что он

¹ L. с., стр. 252.

² L. с., стр. 260. «...Струве решительно неправ, когда он сравнивает положение России с положением Соединенных штатов с целью опровергнуть то, что он называет пессимистическим взглядом на будущее. Он говорит, что бедственные последствия новейшего капитализма России будут побеждены с такой же легкостью, как в Соединенных штатах. Он совершенно забывает при этом, что Соединенные штаты представляют новое буржуазное государство с самого своего начала; что они были основаны мелкими буржуа и крестьянами, бежавшими от европейского феодализма с целью установить чистобуржуазное общество. Тогда как в России мы имеем основной фундамент первобытнокоммунистического характера, так сказать, предшествующее цивилизации родовое общество – правда рассыпающееся теперь впрах, но все еще служащее тем фундаментом, тем материалом, над которым оперирует и действует капиталистическая революция (потому что это – действительно социальная революция). В Америке денежное хозяйство установилось вполне более столетия тому назад, тогда как в России натуральное хозяйство было еще недавно чуть не общим правилом почти без всякого исключения. Поэтому всякому должно быть ясно, что в России занимающая нас перемена должна иметь гораздо более насильственный и резкий характер и сопровождаться несравненно большими страданиями, чем в Америке». Письмо Энгельса Николаю -ону от 17 октября 1893 г. «Письма» и т. д., стр. 85.

³ L. с., стр. 284.

в полете своего пророчества о «неопределенно растущем» внутреннем рынке перешел на вполне определенные внешние рынки. Немного лет спустя он и в политическом отношении перешел в лагерь полного надежд русского капитализма, либеральную программу империалистической экспансии которого он обосновал теоретически, еще будучи «марксистом».

В аргументации Струве на самом деле говорит большой оптимизм по отношению к способности капиталистического производства к неограниченному развитию. Напротив того, насчет экономического обоснования этого оптимизма дело обстоит довольно слабо. Главной опорой накопления прибавочной стоимости являются у Струве «третьи лица». Что он под этим понимает, он с достаточной ясностью не высказал; его ссылки на английскую профессиональную статистику показывают однако, что он понимал под «третьими лицами» разных частных и государственных служащих, либеральные профессии или, короче, ту знаменитую «grand public», на которую указывали с неопределенным жестом вульгарные экономисты, не имея о ней точного представления. Об этой «grand public» Маркс сказал, что она оказывает экономисту «услугу» при объяснении тех вещей, которых он иначе объяснить не может.

Ясно, что если говорят о потреблении капиталистов и рабочих в категорическом смысле, то при этом понимают не предпринимателей как отдельных людей, а класс капиталистов как целое, вместе со всей его свитой служащих, государственных чиновников, представителей либеральных профессий и т. д. Все эти «третьи лица», которые имеются, конечно, во всяком капиталистическом обществе, с экономической точки зрения являются большей частью соучастниками в деле потребления прибавочной стоимости, поскольку они не пользуются долей из заработной платы рабочих. Эти слои могут извлечь свои покупательные средства или из заработной платы пролетариата, или из прибавочной стоимости, и они делают, поскольку это возможно, и то и другое, но в общем и целом их нужно рассматривать как участников потребления прибавочной стоимости. Их потребление, стало быть, включено уже в потребление класса капиталистов, и если Струве через заднюю дверь выводит их на сцену и представляет их капиталисту как «третьих лиц», которые могут вывести его из затруднения и пособить ему в деле реализации прибавочной стоимости, то тертый барышных дел мастер с первого взгляда узнает в этой «большей публике» стаю своих паразитов, которые вытягивают из его кармана деньги, чтобы потом купить на эти деньги его товары. С «третьими лицами» Струве таким образом ничего не выходит.

Так же несостоятельна его теория внешнего сбыта и его значения для капиталистического производства. Струве следует здесь целиком за народниками в их механическом представлении, согласно которому капиталистическая страна, по схеме профессорского учебника, сперва производит по возможности более основательный сбор плодов с внутреннего рынка, чтобы затем, когда он будет целиком или почти исчерпан, искать внешних рынков. Следуя по стопам Вагнера, Шефле и Шмоллера, Струве приходит к тому нелепому представлению, что страна с «огромной» территорией и достаточно

большим населением может образовать в своем капиталистическом производстве «самодовлеющее целое» и обходиться неопределенное время только внутренним рынком¹.

В действительности капиталистическое производство уже с самого начала является мировым производством: уже в своей детской фазе оно, вопреки педантическому рецепту немецкой университетской мудрости, начинает производить на мировой рынок. Отдельные отрасли производства, прокладывавшие в Англии новые пути, каковы текстильная, железоделательная и каменноугольная промышленность, искали рынков во всех странах и во всех частях света, когда внутри страны шел еще процесс разрушения крестьянской собственности и когда гибель ремесла и старого домашнего производства далеко еще не завершилась. Следовало бы, например, и химической промышленности и электротехнике в Германии дать мудрый совет работать не для пяти частей света, – как это действительно имеет место с момента возникновения этих отраслей, – а ограничиться сперва внутренним германским рынком, который в столь многих других отраслях не исчерпан еще туземной индустрией, ибо он снабжается массой продуктов заграничного производства. Или можно было бы объяснить германской машиностроительной промышленности, что ей следовало бы пока не бросаться на внешние рынки, так как статистика германского импорта ведь черным по белому показывает, что значительная часть потребности Германии в продуктах этой отрасли покрывается заграничными поставщиками. С точки зрения этой схемы «внешней торговли» совершенно нельзя постиг-

¹ Реакционная сторона теории немецких профессоров о «трех великих державах» – Великобритании, России и Соединенных штатах – ярче всего проявляется у проф. Шмоллера в его столетнем обзоре торговой политики, где он с грустью покачивает своею седою ученою головою по поводу «неомеркантилистских», – он хочет сказать – империалистских, – вожделений этих трех главных злодеев, и где он, во имя «успехов высшей, духовной, нравственной и эстетической культуры и социального прогресса», требует сильного германского флота и европейского таможенного союза с острием, направленным против Англии и Америки:

«Из этого всемирнохозяйственного напряжения для Германии в виде первой обязанности вытекает необходимость создания сильного флота, чтобы мировые державы в случае войны добивались ее союзничества. Германия не может и не должна вести завоевательной политики, как эти три мировые державы (которым г-н Шмоллер не хочет однако, – как он выражается в другом месте, – делать «упреков в том, что они опять стали на путь колоссальных завоеваний колоний»), но она должна обладать возможностью сломить чужую блокаду Северного моря, защитить свои колонии и свою огромную торговлю и дать такие же гарантий государствам, которые находятся с нею в союзе. Объединенные в тройственный союз Германия, Австро-Венгрия и Италия имеют общую задачу с Францией: обуздать агрессивную политику трех мировых держав, – политику, угрожающую всем средним государствам; это желательно в интересах политического равновесия и в интересах сохранения всех прочих государств. Мы имеем в виду в особенности обуздание завоеваний, приобретения колоний, чрезмерного напряжения односторонней таможенной политики, эксплоатации и насилия над всеми слабейшими... Успехи высшей, духовной, нравственной и эстетической культуры и всякого социального прогресса тоже требуют, чтобы вся земля к концу XX века не оказалась поделенной между тремя мировыми державами и чтобы они не создали брутального неомеркантилизма». («Die Wandlungen in der europaischen Handelspolitik des XIX Jahrhunderst». Jahrbuch fur Oesetzgebung unb Verwaltung und Volkswirtschaft. XXIV, стр. 381).

нуть связи мирового рынка с многообразными ответвлениями и нюансами разделения труда. Промышленное развитие Соединенных штатов, которые в настоящее время являются опаснейшим конкурентом Англии на мировом рынке и даже в самой Англии и которые в электротехнической промышленности побивают германскую конкуренцию на мировом рынке и даже в самой Германии, окончательно изобличило ложность выводов Струве, сданных впрочем в архив уже в то время, когда они были опубликованы.

Струве принимает также грубую концепцию русских народников, согласно которой международные связи капиталистического мирового хозяйства с его исторической тенденцией к созданию единого живого организма с общественным разделением труда, опирающимся на все многообразие природных богатств и условий производства земного шара, сводятся главным образом к обыкновенным заботам купца о «рынке». Основная роль неограниченного обеспечения капиталистической промышленности средствами питания, сырыми и вспомогательными материалами и рабочей силой, которое точно так же рассчитано на мировой рынок, как и сбыт готовых товаров, совершенно упускается из виду или искусственно суживается при той фикции трех самодовлеющих мировых держав – Англии с колониями, России и Соединенных штатов, – которую Струве перенимает от Вагнера и Шмоллера. История одной только английской хлопчатобумажной промышленности, которая заключает в себе сокращенную историю капитализма в целом и которая в продолжение всего XIX столетия имела своей ареной все пять частей света, на каждом шагу является издевательством над этим наивным профессорским представлением, единственный реальный смысл которого состоит в том, что оно дает бескорыстное теоретическое оправдание системы таможенных пошлин.

Глава двадцать вторая
БУЛГАКОВ И ЕГО ДОПОЛНЕНИЕ К АНАЛИЗУ МАРКСА

Второй критик народнического скептицизма С. Булгаков решительно отвергает роль «третьих лиц» Струве как якоря спасения капиталистического накопления. Он только недоумевает по поводу этой теории. «Большей частью экономистов (до Маркса), – говорит он, – вопрос решался в том смысле, что необходимы какие-либо «третьи лица», чтобы в качестве deus ex machina разрубить гордиев узел – потребить прибавочную стоимость. Такими лицами являются то роскошествующие землевладельцы (у Мальтуса), то роскошествующие капиталисты, то войско и т. п. Без таких экстраординарных средств прибавочная стоимость не может найти себе сбыта: она залеживается на рынках, вызывает перепроизводство и кризисы»¹. «Таким образом, г. Струве предполагает, что капиталистическое производство в своем развитии может «опираться» на потребление каких-то фантастических третьи лиц. Но где же источник покупательной силы

¹ С. Булгаков, «О рынках при капиталистическом производстве». Теоретический этюд. Москва, 1897, стр. 15.

этой grand public, имеющей своим специальным назначением потребление прибавочной стоимости?¹ Со своей стороны Булгаков прямо сводит всю проблему к анализу всего общественного продукта и его воспроизводства, как он дан Марксом во втором томе «Капитала». Он прекрасно понимает, что для решения вопроса о накоплении нужно сперва начать с простого воспроизводства и выяснить себе его механизм, что здесь важно отдать себе отчет, с одной стороны, о потреблении прибавочной стоимости и заработной платы тех отраслей производства, которые производят продукты, не предназначенные для потребления, и с другой стороны, об обращении той части всего общественного продукта, которая представляет собою потребленный постоянный капитал. Это, по выражению Булгакова, совсем новая задача, которая даже не сознавалась экономистами и была поставлена только Марксом. «Для разрешения этой задачи Маркс разделил все капиталистически производимые товары на две обширные и существенно противоположные категории: средств производства и предметов потребления. В одном этом делении больше теоретического смысла, чем во всех предшествовавших словопрениях относительно теории рынков»².

Итак, Булгаков – явный и восторженный приверженец марксовой теории. Задачу своего этюда он формулирует как теоретическую проверку учения, что капитализм не может существовать без внешних рынков. «Для этого автор воспользовался очень ценным, но почему-то не утилизированным в науке анализом общественного воспроизводства, который дает К. Маркс во втором отделе II тома «Капитала». Хотя этот анализ не может считаться законченным, но. думается, даже в теперешнем необработанном виде он дает достаточное основание для иного решения вопроса о рынках, чем то, представителями которого являются гг. Николай -он, В. Воронцов и др. и которое они считают свойственным К. Марксу»³. Решение, которое вывел Булгаков из самого Маркса, он формулирует следующим образом: «Капитализм может существовать при известных условиях исключительно внутренним рынком; нет внутренней необходимости, свойственной капиталистической форме производства, – необходимости, в силу которой внешний рынок может поглотить избытки капиталистического производства. Таков вывод, к которому пришел автор на основании изучения упомянутого анализа общественного воспроизводства».

Теперь мы крайне заинтересованы, в чем заключается ход булгаковского доказательства приведенного тезиса.

Прежде всего оно окажется неожиданно простым. Булгаков правильно передает известную нам марксову схему простого воспроизводства с комментариями, которые делают честь его уму. Затем он приводит тоже знакомую марксову схему расширенного воспроизводства, и этим искомое доказательство дано. «На основании сказанного не представляет трудности определить, в чем будет состоять накопление. I (подразделение средств производства) должен изгото-

¹ L. с., стр. 32, примечание.

² L. с., стр. 27.

³ L. с., стр. 2-3.

вить прибавочные средства производства для расширения производства у себя и у II, а II будет доставлять добавочное количество предметов потребления, нужное для увеличения переменного капитала I и II. Если откинуть денежное посредство, то расширение производства сведется к обмену добавочного количества продуктов I, нужного для II, на добавочное количество продуктов II, нужное для I». Итак, Булгаков следует в точности изложению Маркса и совершенно не замечает, что его тезис до сих пор все еще остается на бумаге. Он думает, что он при помощи этих математических формул разрешил вопрос о накоплении. Что можно себе представить пропорции, которые он списывает у Маркса, – в этом нет никакого сомнения. Столь же несомненно то, что если расширение производства имело место, то оно может быть выражено в этих формулах. Но Булгаков упускает из виду главный вопрос: д л я к о­ г о же происходит расширение производства, механизм которого он исследует? Раз накопление может быть представлено на бумаге в математических пропорциях, то оно, стало быть, уже совершилось. Объявив вопрос решенным, он однако тотчас же при попытке ввести в анализ денежное обращение наталкивается на вопрос: откуда у I и у II берутся деньги для покупки добавочных продуктов? Мы видели, как больное место в анализе Маркса – подлинный вопрос о потребителях для расширенного производства – постоянно выступает вновь в форме неправильно поставленного вопроса о добавочных денежных источниках. Булгаков здесь рабски следует марксову методу исследования и перенимает ту же самую неправильную постановку вопроса, не замечая заключающегося в ней перехода на другую проблему. Он, правда, устанавливает, что «Маркс сам не дает ответа на этот вопрос в тех черновых рукописях, по которым составлен II том «Капитала». Тем интереснее должен быть ответ, который русский ученик Маркса пытается дать от себя.

«Наиболее соответствующим всему его (Маркса) учению нам представляется, – говорит Булгаков, – следующее решение. Новый переменный капитал в денежной форме, который II доставляет для I и для себя самого, имеет товарный эквивалент в прибавочной стоимости II. Мы видели уже при рассмотрении неизменного воспроизводства, что капиталисты должны сами пускать в обращение деньги для реализации своей прибавочной стоимости, и эти деньги в конце концов возвращаются обратно в карман капиталиста, их затратившего. Количество денег, нужных для обращения прибавочной стоимости, определяется по общему закону товарного обращения ценностью представляющих ее товаров, разделенной на среднее число оборотов денег. Этот же закон имеет силу и здесь. Капиталисты II должны иметь известную сумму денег для обращения своей прибавочной стоимости, должны иметь, следовательно, известный денежный запас. Запас этот должен быть достаточен, чтобы его хватило для обращения как той части прибавочной стоимости, которая составляет фонд потребления, так и той части, которая должна быть накоплена в виде капитала». Далее Булгаков развивает ту точку зрения, что для вопроса о том, сколько необходимо в стране денег для обращения определенного количества товаров, совершенно безразлично, представляет ли часть этих товаров прибавочную стоимость, или нет.

«Общая же задача, откуда вообще берутся в стране деньги, разрешается в том смысле, что деньги эти доставляются золотопромышленником». Если для расширения производства в стране требуется больше денег, то производство золота соответствующим образом расширяется¹. Итак, мы в конце концов удачно пришли к тому самому золотопромышленнику, который уже у Маркса играл роль deus ex machina. Нужно признать, что Булгаков не оправдал тех надежд, которые возлагались на его новое решение проблемы. «Его» решение вопроса ни на шаг не подвинулось вперед по сравнению с анализом, выполненным Марксом. Оно сводится к следующим трем чрезвычайно простым положениям: 1) Вопрос: сколько нужно денег, чтобы реализовать капитализированную прибавочную стоимость? Ответ: столько, сколько нужно согласно общему закону товарного обращения. 2) Вопрос: откуда у капиталистов берутся деньги для реализации капитализированной прибавочной стоимости? Ответ: они должны их иметь. 3) Вопрос: откуда деньги вообще берутся в стране? Ответ: от золотопромышленника. Метод объяснения, который по своей исключительной простоте скорее подозрителен, чем соблазнителен.

Остается еще однако опровергнуть теорию о золотопромышленнике в качестве deus ex machina капиталистического накопления. Сам Булгаков прекрасно опроверг ее. 80-ю страницами дальше он в совершенно иной связи – именно в связи с теорией фонда заработной платы, с которой он без видимых оснований пускается в пространную полемику, – приходит опять к золотопромышленнику. Он развивает здесь неожиданно следующую решительную точку зрения.

«Мы уже знаем, что в ряду производителей имеется золотопромышленник, который, с одной стороны, умножает абсолютное количество денег, обращающихся в данном обществе, даже при неизменном воспроизводстве, а с другой стороны, покупая средства производства и предметы потребления, он сам не продает никакого товара, уплачивая за свои покупки прямо непосредственным меновым эквивалентом, составляющим продукт его собственного производства. Итак, не может ли оказать золотопромышленник услугу, покупая у II всю накопляемую им прибавочную стоимость и уплачивая ему за нее золотом, которое II потом и употребит на покупку средств производства у I и на добавочный переменный капитал при расширении производства, т. е. на покупку добавочной рабочей силы. Истинным внешним рынком таким образом является золотопромышленник.

«Но это – совершенно абсурдное предположение. Признать его – значит поставить расширение производства в зависимость от расширения производства золота (Браво!). Это предполагает в свою очередь такой рост золотого производства, который совершенно не соответствует действительности. Ведь, если золотопромышленник через посредство своих рабочих будет обязательно покупать у II всю долю расширения его производства, это значит, что его переменный капитал будет расти не по дням, а по часам. Но соответственно должен расти и постоянный капитал и прибавочная стоимость, следовательно все золотое производство должно принять прямо чудовищные размеры

¹ L. с., стр. 50-55.

(браво!). Вместо того, чтобы проверять статистически это нелепое предположение (что впрочем едва ли возможно), достаточно указать на один факт, который сам по себе даже достаточно уничтожает это предположение. Факт этот – развитие кредита, сопровождающее развитие капиталистического хозяйства (браво!). Кредит стремится уменьшить (конечно, относительно, а не абсолютно) количество образующихся денег и является необходимым коррелятом развития менового хозяйства, которое иначе нашло бы скоро свои пределы в недостатке металлических денег. Я не считаю нужным доказывать здесь цифрами, как ограничена теперь роль металлических денег в меновых сделках. Таким образом сделанная гипотеза стоит в прямом и очевидном противоречии с фактами и потому должна быть отвергнута»¹.

Дата добавления: 2015-06-04