Исуна Хасэкура 4 страница. По-прежнему сидя на кровати, Хоро по-детски показала Лоуренсу язык и снова взяла хвост в руки

По-прежнему сидя на кровати, Хоро по-детски показала Лоуренсу язык и снова взяла хвост в руки.

Что до Лоуренса, ему было совершенно неинтересно смотреть на хвост Хоро без шерсти.

– Пфф. А это у тебя что? – поинтересовалась Хоро, глядя на сверток в руке у Лоуренса и выкусывая что-то из хвоста.

– Это? Это… ах да. Если ты по одному лишь запаху скажешь, из какой части тела какого зверя это мясо, я тебе на ужин куплю столько вкусной еды, сколько ты попросишь.

– Ох-хо, – глаза Хоро сверкнули.

– По-моему, тут есть немного чеснока… но, думаю, ты справишься.

Лоуренс отошел от стола и передал Хоро сверток; ее лицо тотчас посерьезнело, и она принялась тщательно обнюхивать еду; сейчас она походила на волчицу как никогда. Это зрелище не было чем-то редким само по себе, но поведение Хоро было таким очаровательным, что Лоуренс просто не мог отвести глаз.

Хоро, похоже, почувствовала его взгляд. Внезапно она повернулась к Лоуренсу и хмуро посмотрела на него.

Обнажаться перед ним она совершенно не стеснялась, но, похоже, столь пристальное разглядывание было не по ней.

Лоуренс решил, что у каждого есть свой пунктик. Он начал было послушно разворачиваться, но тут же застыл.

– Я уверен, гордая волчица сочтет недостойным заглянуть внутрь свертка, пока я стою к ней спиной, – произнес он.

Выражение лица Хоро осталось неизменным, но кончик хвоста чуть дернулся.

Похоже, Лоуренс попал в яблочко.

Следовало быть предельно осторожным; острота ее чувств намного превосходила человеческую.

Хоро наигранно вздохнула и отвернулась, надув губы; впрочем, Лоуренс был уверен, что уловил на ее лице намек на чувство вины.

– Ну как, распознала уже?

– Терпение, – огрызнулась Хоро и вновь принялась обнюхивать сверток. Лоуренс предусмотрительно отвел глаза.

Некрасивые звуки принюхивающейся девушки разносились по комнате.

Лоуренс усилием воли переключил внимание на шум, врывающийся в комнату через окно. Погода стояла отменная, так что и солнышко находило себе сюда дорогу.

Конечно, было холодно, но все же комната с окном имела свои преимущества.

В теплой комнате без окон Лоуренс бы чувствовал себя как в каком-то погребе, в спячке. Суждение Хоро было безупречным.

– В общем, так.

При звуках голоса Хоро Лоуренс обратил к ней и свое внимание, и взгляд.

– Ну что, уже догадалась?

– Вполне.

Разумеется, количество зверей, чье мясо можно было готовить и подавать на стол, было неисчислимо. По вкусу и жесткости их можно было различать легко, но как насчет одного лишь запаха? Особенно если речь шла о чем-то столь редком и необычном, как мясо с хвоста плоскохвостого грызуна. Даже если Хоро знала о существовании этого зверя, шансы, что она его когда-то раньше ела, были весьма невелики.

Возможно, это было довольно зло с его стороны, но ведь взамен Лоуренс предлагал ей возможность потребовать на ужин что захочется.

– Ну, так какой ответ? – спросил он. Хоро одарила его взглядом более сердитым, чем он ожидал, когда она заявила, что знает отгадку.

– Должна сказать, что это немножко несправедливо, с учетом твоих условий.

Лоуренс пожал плечами. Похоже, ответа она все-таки не знала.

– Сказала бы так сразу.

– Ну да… – Хоро задумчиво сверлила взглядом пол, словно размышляла над чем-то.

Это было простое пари, так что даже умная Хоро со своими придирками и уловками не могла вывернуться. Простейшие договоры – всегда самые крепкие.

– Итак, ответ? – вновь спросил Лоуренс. На лице Хоро отобразилось полное поражение. Конечно, некрасиво было так думать, но Лоуренс поймал себя на мысли, что хотел бы видеть такое ее лицо чуть почаще.

Но все это длилось лишь мгновение; едва Лоуренс успел так подумать, как унылое выражение лица Хоро сменилось триумфальным.

– Не знаю, как этот зверь зовется, но это хвост большого грызуна, верно?

У Лоуренса просто не было слов.

Он было ошеломлен.

– Я же сказала, это немножко несправедливо, – со злорадной улыбкой произнесла Хоро и принялась разворачивать сверток.

– Т-так ты знала?

– Если бы ты обвинил меня, что я открыла сверток и подглядела, я бы заказала на ужин столько еды, что ты бы разрыдался; но, думаю, я буду милостива.

Еда под материей была тщательно обернута полосками коры и перевязана прочными стеблями; заглянуть внутрь, не потревожив это все, было практически невозможно.

И в любом случае взгляд на готовое блюдо никак не помогал отгадать изначальную форму этого мяса. По-видимому, Хоро была с ним знакома раньше.

– Я Мудрая волчица, не забывай. Ничего нет в этом мире, чего я бы не знала, – заявила она, сверкнув клыками.

Это она, конечно, преувеличивала, но убежденность в ее словах была столь сильна, что спорить с ними не приходилось.

Едва Хоро развязала стебли и отвернула кору, над едой начал подниматься парок. Хоро блаженно прищурилась, виляя хвостом.

– Говорить, что я знала, было бы не совсем верно, – произнесла она, подражая голосу Лоуренса. Мясо было нарезано на маленькие кусочки, и определить по виду его происхождение было действительно невозможно. Хоро взяла один из кусочков и, склонив голову набок, медленно положила его в рот. Закрыла одновременно рот и глаза и принялась жевать.

Вкус, наверное, был восхитителен.

Но что-то в поведении Хоро было не таким, как обычно.

– Ммф… да, конечно, – сказала Хоро. Вместо обычного торопливого пожирания пищи (как будто Хоро вечно беспокоилась, что пищу вот-вот отнимут) она ела медленно, наслаждаясь вкусом, словно он напоминал ей о чем-то. – Хозяин нашего постоялого двора сказал что-то в этом роде, – продолжила она, слизнув жир с пальцев и подняв глаза на Лоуренса. – «Месяцы и годы разрушают даже каменные здания».

– «Что уж говорить о памяти людской», – закончил фразу Лоуренс.

Хоро удовлетворенно кивнула. Затем тихонько вздохнула и повернулась к окну, чуть прищурившись от яркого света.

– Ты знаешь, что остается в памяти дольше всего?

Еще один странный вопрос.

Имя человека? Цифры, числа? Впечатления о доме?

Эти ответы один за другим мелькали у Лоуренса в голове, но Хоро сказала нечто совершенно другое.

– Запах. Знаешь, запахи помнятся дольше всего.

Лоуренс поднял голову, сбитый с толку.

– Мы так легко забываем все, что видели и слышали, и лишь ароматы остаются в памяти совершенно отчетливо, – Хоро опустила взгляд на еду и улыбнулась.

Лоуренсу ее улыбка казалась такой неуместной: мягкая, почти ностальгирующая.

– Я совершенно не помню этот город, – произнесла Хоро. – Если быть совсем честной, это меня немножко грызло.

– Ты была не уверена, на самом ли деле ты сюда когда-то приходила?

Хоро кивнула; похоже, она была искренна.

Лоуренс обдумал услышанное; внезапно ему показалось, что он понял наконец, почему Хоро все время была такой игривой.

– Но эта еда – ее я помню совершенно отчетливо. Это ведь такое странное создание, что даже в те года его считали особенным. Каждого зверя, которого они ловили, нанизывали на вертел и так вкусно жарили.

Баюкая в руках мясо, словно спящего любимого котенка, она подняла глаза.

– Еще когда ты только пришел, я подумала, уж не это ли ты принес; но когда я понюхала, я чуть не расплакалась от воспоминаний – и это был ключевой момент.

– Значит, ты все это тут изображала нарочно?

Если подумать – возможность, что Хоро недостойно подглядит внутрь свертка, как только Лоуренс отвернутся, выглядела странноватой.

Когда он снова отвернулся – возможно, в те минуты она поплакала немного.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что я из тех, кто злоупотребит добрыми намерениями другого?

– Моими добрыми намерениями ты злоупотребляешь постоянно, – отбил Лоуренс, и Хоро вновь блеснула своей клыкастой ухмылкой.

– И поэтому… – произнесла Хоро, жестом подзывая Лоуренса.

С некоторым подозрением он осторожно придвигался, пока Хоро не ухватила его за рукав и не притянула вплотную.

– …Этот запах я тоже никогда не забуду.

Он ожидал чего-то подобного.

Но когда Хоро зарылась лицом в его грудь и застыла, он понял, что совершенно не в силах чем-либо парировать эти ее слова.

Она была не просто спутницей.

Глядя на ее уши и хвост, Лоуренс тоже мог читать ее мысли, в каком-то роде.

– И я, – ответил он и, мягко вздохнув, погладил Хоро по голове.

Хоро вытерла уголки глаз об одежду Лоуренса и смущенно улыбнулась.

– Ты выглядишь таким дурнем, когда говоришь так. И это я тоже не забуду.

Лоуренс натянуто улыбнулся.

– Ну прости.

Хоро с улыбкой почесала нос, потом улыбнулась уже по-другому – и вновь стала прежней Хоро.

– Итак, похоже, я вправду была когда-то в этом городе.

– Значит, тут должны остаться легенды о тебе.

Он не стал добавлять «в каких-нибудь книгах», но Хоро, конечно же, это заметила и оценила его деликатность.

С другой стороны, если он не будет проявлять должную осмотрительность, когда-нибудь обязательно случайно наступит ей на хвост.

– Ладно, так какие новости тебе удалось раскопать? – спросила Хоро тоном матери, которая приглашает своего ребенка похвастаться новыми знаниями.

Хрупкой и ранимой она никогда не оставалась надолго.

– Скоро здесь будет весело, – начал свой рассказ Лоуренс. Хоро внимательно прислушивалась, уписывая мясо.

Короче говоря, у Лоуренса и Хоро было две причины встретиться с Риголо, городским летописцем и делопроизводителем Совета Пятидесяти.

Во-первых, они собирались спросить, не осталось ли здесь легенд о Хоро, и попросить его показать книги, где эти легенды могли бы храниться. Во-вторых, они хотели разузнать в подробностях, как город дошел до такого состояния, в каком пребывал.

Вторая причина проистекала из профессиональной болезни Лоуренса, и, с учетом предыдущего опыта их совместных странствий, Хоро выслушала объяснение Лоуренса без особого восторга.

По правде сказать, если бы Лоуренса спросили, так ли уж необходимо рисковать применять алхимию торговца в попытке высосать деньги из трещинок в здешнем конфликте, он бы ответил – нет, совершенно не обязательно. С той прибылью, что он получил в языческом городе Кумерсоне, он мог просто продолжать тихонько делать свои торговые дела, и тот день, когда он обзаведется наконец собственной лавкой, придет довольно скоро. И время ему сейчас лучше бы тратить с осторожностью, перевозя грузы и получая спокойный доход, а вовсе не рисковать собственной шеей, суя нос в опасные махинации. Если думать о будущих доходах – тихо сидеть в городе и налаживать торговые связи окажется для Лоуренса куда более полезным.

Не будучи торговцем, Хоро не пользовалась словами вроде «будущих доходов», но говорила в таком же смысле: тебе сейчас хватает денег, так что расслабься.

Просто стоять посреди комнаты было холодно, так что, пока они разговаривали, Хоро залезла в кровать, а потом постепенно начала погружаться в сон. Лоуренс сидел на ее кровати, и Хоро – без каких-то особенных намерений – медленно обхватила его ладонь обеими своими.

Сидя на кровати и убивая время в тихой беседе, Лоуренс постепенно вынужден был признать, что Хоро абсолютно права. Только вот не существовало такого бродячего торговца, который бы сидел в городе бездельно, особенно – в середине путешествия.

Он хотел, чтобы Хоро это поняла, но, по-видимому, это было невозможно.

Однако, быть может, им обоим повезло, что сделать что бы то ни было прямо сейчас Лоуренс все равно не мог.

При том положении, которое сложилось в Ренозе, едва ли кто-либо из Совета Пятидесяти, включая Риголо, стал бы так вот запросто встречаться с иностранным торговцем.

Поскольку весь комок проблем был завязан на торговле мехами, иными словами, на самОй жизни города, встреча с непонятно откуда взявшимся торговцем вызвала бы серьезные подозрения – это было равноценно политическому самоубийству. Нет, Лоуренс не сможет встретиться с членом Совета.

А это означало: если он все-таки хочет с ним встретиться, ему будет нужен посредник.

И все же, когда Лоуренс снова и снова обдумывал, действительно ли это так уж необходимо, он убеждал самого себя с трудом. А если он будет чересчур настойчив и тем испортит впечатление, легенд про Хоро им вообще не видать.

Хотя вслух Хоро убеждала Лоуренса сидеть тихо и ни во что не вмешиваться, глубоко в душе, конечно, она знала, что если ей представится возможность посмотреть эти записи, она непременно захочет их посмотреть. И Лоуренс не мог позволить себе делать что-либо, что поставит под угрозу такую возможность. Вновь и вновь он обдумывал свои дальнейшие действия, пока вдруг не понял по звуку дыхания Хоро, что она спит.

Когда она была голодна, она ела; когда она уставала, она спала.

Да, она была свободна, как дикий зверь, и о такой жизни хоть раз мечтал всякий, кто изо дня в день отчаянно пытался свести концы с концами.

Невольно Лоуренс позавидовал чуть-чуть той жизни, которую Хоро воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Он высвободил свою руку из ее рук и нежно провел тыльной стороной указательного пальца по гладкой, точно фарфор, щеке. Когда Хоро спит, даже постукивание ее не разбудит. При прикосновении Лоуренса по ее лицу пробежала недовольная гримаска, но глаза остались закрыты; затем Хоро зарылась лицом в одеяло.

Одна за другой шли тихие, счастливые минуты. Не происходило ничего, кроме самого течения времени, но именно это было одно из тех желаний, которые Лоуренс лелеял в те времена, когда вел свою повозку в одиночестве. Он знал это почти наверное – и все же в самой глубине души его ворочалось нетерпение, чувство впустую растрачиваемого времени.

Он не мог отогнать мысль, что если не займется зарабатыванием денег или сбором сведений, необходимых для торговли, то непременно понесет потери, которые не сможет потом возместить.

Дух торговца – пламя, которое не угасает никогда. Так говорил его учитель. Однако пламя это иногда превращается в огонь преисподней, пожирая саму плоть торговца.

Когда торговец был один, это пламя согревало, но для двоих… для двоих оно было слишком жарким.

А улыбка Хоро была такая теплая.

Мир крутится не так, как этого хотелось бы человеку.

Лоуренс встал с кровати и принялся мерить шагами комнату.

Даже если он не будет вмешиваться в происходящие в Ренозе события, он все равно хотел разобраться – для собственного просвещения.

Лучшим способом добиться этого было бы встретиться с членом Совета Пятидесяти, причем, чтобы получить объективные сведения – желательно, чтобы этот человек не представлял ни одну из заинтересованных сторон.

Летописец и делопроизводитель Риголо подходил лучше всего.

Но никто из Совета не проявит интереса к встрече с чужаком.

Задача стала казаться нерешаемой.

Видимо, придется подойти с другой стороны. Однако сейчас единственным источником сведений для Лоуренса была разносчица в таверне. Чтобы увеличить число источников за счет городских торговцев, потребуется немало усилий.

Можно быть уверенным: прямо сейчас множество людей собирают сведения, пользуясь теми или иными хитрыми способами, и Лоуренс сомневался, что его ум и способности дадут ему какое-либо преимущество перед остальными. И как сильно может вырасти цена этих сведений при таком большом спросе?

Будь они сейчас в городе, где у Лоуренса были старые знакомые, он смог бы приблизиться к сути вещей, он смог бы что-то сделать. Когда необходимо приобрести товар, деньги решают все; но когда речь идет о сведениях, на первое место выходит доверие.

В столь интригующей ситуации Лоуренсу оставалось лишь ждать и наблюдать.

Наконец Лоуренс горестно вздохнул; он чувствовал себя собакой, которая отчаянно носится по комнате, потому что видит сквозь щелочку в стене кусок мяса, но не может его достать.

И еще он чувствовал, что становится все меньше похож на того торговца, каким он хотел бы быть.

Хуже того, его логика и рассудительность, которые он выработал давным-давно, куда-то подевались. Он как будто вернулся в те годы, когда только-только повзрослел; в голове его роились нелепые схемы «как быстро разбогатеть».

Его ноги не знали покоя.

Он раз за разом повторял себе проблему, поглядывая на Хоро.

Не потому ли с ним это все происходило, что некая нахальная девчонка-волчица постоянно выбивала у него землю из-под ног?

Похоже на то.

Он слишком наслаждался разговорами с Хоро.

Вот почему он стал пренебрегать другими вещами.

– …

Лоуренс погладил бородку, бормоча себе под нос, что переложить вину на другого – не такая уж плохая мысль.

Конечно, жаль утраченной возможности, но проблему мехов придется отложить.

А значит, сейчас первоочередная задача – найти кого-то, кто покажет путь на Ньоххиру, дальше на север от Реноза.

Если им повезет, дорогу еще не успеет замести снегом, и они смогут проехать.

«А сведения о мехах… соберу потом», – сказал себе Лоуренс, выходя из комнаты.

Когда Лоуренс спустился на первый этаж, он услышал какой-то шорох, идущий из угла заставленной вещами комнаты.

Ни замка, ни сторожа здесь не было, однако, похоже, немало торговцев все-таки хранили здесь свои товары.

Брали с них за это не очень много, и потому одни использовали комнату как промежуточный склад для своей мелкой торговли, другие – хранили здесь товары, пережидая сезонные колебания цен. Лоуренс не удивился бы, если бы узнал, что какие-нибудь воры или контрабандисты тоже пользуются этой комнатой как складом.

Он слышал, что кто-то возится в вещах, но человека этого скрывала тень, и кто он, Лоуренс разглядеть не мог. Но Арольд, владелец заведения, и на секунду не заподозрил, что кто-то из его постояльцев копается в чужих товарах. Он лишь плеснул воды в чересчур разгоревшийся огонь.

– Путь на север?

Сегодня утром, когда Лоуренс спросил Арольда о летописце, он отреагировал так, словно ребенок вдруг задал ему сложный теологический вопрос; ну а к такого сорта вопросам он, похоже, был куда более привычен.

Чуть кивнув, словно говоря «ну что ж, коли так…», и не обращая более внимания на пламя, Арольд прокашлялся и сказал:

– Снега в этом году немного. Не знаю, куда ты собираешься, но не думаю, что это будет очень уж трудно.

– Я в Ньоххиру.

Левая бровь Арольда изогнулась, синие глаза, прячущиеся в складках морщин, сверкнули.

Лоуренс под своей деловой улыбкой поежился; Арольд помахал рукой, отгоняя пепел, который поднялся, когда он вылил воду на угли, и продолжил.

– Значит, собираешься в самую языческую глушь, да?.. Что ж, думаю, торговцы на то и торговцы, чтобы расхаживать повсюду со своими кошелями.

– О да, и бросаем мы их лишь на смертном одре, – кивнул Лоуренс, стараясь расположить к себе ревностного верующего Арольда; однако владелец постоялого двора лишь иронично усмехнулся.

– Зачем тогда трудиться, их зарабатывая? Получить лишь для того, чтобы выбросить…

Над этим вопросом многие торговцы размышляли.

Но Лоуренс знал довольно интересный ответ.

– Ты ведь не задаешь этот же вопрос, когда прибираешься в комнате, не так ли?

Если деньги – мусор, то получение прибыли – собирание мусора.

Один известный торговец с юга, умирая, раскаялся и сказал, что самая большая добродетель в том, чтобы собрать и выбросить все деньги, которыми человек испачкал этот подаренный ему Единым богом мир.

Служители Церкви, услышавшие эти слова, были тронуты, торговцы же спрятали улыбки за винными кубками – ибо чем более успешным был торговец, тем меньшую долю его имущества составляли конкретные вещи, а бОльшую – числа на долговых расписках и записи в гроссбухах.

И если эти записи и числа пачкали мир, то письменное учение Единого бога пачкало его точно так же. Так что ирония состояла в том, что и эти манускрипты следовало выбросить ради исправления мира – а этот взгляд разделяло большинство торговцев.

Лоуренс считал так же. Ему было жаль Хоро, но сделки успешного торговца он ставил выше, чем молитвы, возносимые к богам, которые никогда на них не отвечают.

– Хех, – усмехнулся Арольд. – Справедливо.

Голос Арольда звучал на удивление весело. Его настроение явно улучшилось.

Похоже, порадовала его больше ирония в словах Лоуренса, нежели эти слова сами по себе.

– Скоро съезжаешь? Я помню, ты дал немало денег за постой…

– Нет, я хочу дождаться, пока Совет Пятидесяти кончит заседать.

– …Понятно. Ну да, ты хотел встретиться с Риголо. Ты спрашивал про летописца сегодня утром, если я правильно помню. Давненько я не слыхал этого слова. Мало кто в нынешнее время смотрит в прошлое… – Арольд уставился в пространство, глаза его прищурились.

Возможно, старик оглядывался на собственную прожитую жизнь.

Впрочем, совсем скоро его взор вновь обратился на Лоуренса.

– Ну, если ты едешь на север, лучше бы тебе выехать поскорее. Часть пути твоя лошадь тебя провезет, но дальше… тебе понадобятся длинношерстник и сани. Если ты торопишься, конечно.

– В стойле стоит один длинношерстник, верно?

– Да, его хозяин с севера. Думаю, он хорошо знает дорогу.

– А как его зовут? – поинтересовался Лоуренс.

Впервые за время разговора Арольд принял удивленный вид. Это придало ему некое странное очарование.

– Хм. Он уже довольно давно сюда приходит, но я ни разу не спросил его имени. А он с каждым годом все толще. Это я совершенно точно помню. Странно… Ну, думаю, такое бывает…

Что за постоялый двор, в котором нет даже книги записи постояльцев?

– Он торговец мехами с севера, – продолжил Арольд. – Сейчас он где-то в городе… но если я его увижу, то передам тебе его вопрос.

– Я буду очень признателен.

– Хорошо. Но если ты будешь ждать, пока кончится заседание Совета Пятидесяти, то рискуешь просидеть тут до весны, – и Арольд впервые с начала разговора поднес к губам чашку с подогретым вином.

Никогда раньше Лоуренс не видел Арольда таким многословным. Видимо, старик в отличном настроении, решил он.

– Что, оно так долго продлится? – переспросил он, надеясь извлечь что-то полезное.

Лицо Арольда мгновенно стало непроницаемым, и он погрузился в молчание. Несомненно, подумал Лоуренс, это самый правильный ответ, если он хочет дожить оставшиеся годы в покое.

Лоуренс собрался было поблагодарить старика и тем подвести черту под беседой, но тут Арольд внезапно заговорил, прервав его мысли.

– Жизнь человека идет то в гору, то под гору, и точно так же идет и жизнь города. В конце концов, город – лишь скопление людей.

Слова человека, отошедшего от активной жизни.

Лоуренс, однако, был еще молод.

– Но у человека в крови стремление противостоять судьбе, мне кажется. Точно так же как мы ищем прощения, когда допускаем ошибку.

Арольд молча сверлил Лоуренса взглядом своих синих глаз.

В этих глазах виднелся гнев и укор.

Но Лоуренсу нравился старик именно в таком состоянии, так что он не отступал.

Наконец Арольд издал смешок.

– С этим трудно спорить… С тобой приятно было поговорить. Ты ведь уже третий раз на моем постоялом дворе, верно? Как твое имя?

Арольд, ни разу не поинтересовавшийся именем торговца мехами, который пользовался его заведением уже очень долго, сейчас спросил имя Лоуренса.

Он спрашивал не как владелец постоялого двора, но скорее как ремесленник.

Когда ремесленник интересуется именем заказчика работы, это знак доверия – знак того, что он выполнит заказ, каким бы сложным он ни был.

Очевидно, старому владельцу бывшей кожевенной мастерской Лоуренс почему-то пришелся по душе.

– Крафт Лоуренс, – ответил Лоуренс, протягивая руку.

– Крафт Лоуренс, э? Я Арольд Эклунд. В прежние дни я бы сделал тебе превосходную кожаную упряжь, но сейчас все, что могу предложить, – тихая ночь.

– Этого более чем достаточно, – заверил Лоуренс, и Арольд впервые за все время улыбнулся, показав сломанный зуб.

Лоуренс собрался было уходить, когда взгляд Арольда вдруг переместился на что-то за спиной постояльца. Обернувшись, Лоуренс увидел человека, которого увидеть совершенно не ожидал.

Это был тот самый торговец, про которого раньше Хоро заявила, что он женщина. Женщина была все в том же одеянии и с мешком за спиной. Скорее всего, это она рылась в вещах на складе, когда Лоуренс услышал шум.

– Меня ты не спрашивал до пятого моего постоя. А его имя спросил так быстро, да, господин Арольд? – раздался хриплый голос. Если бы не слова Хоро, Лоуренс был бы абсолютно уверен, что перед ним мужчина – молодой торговец, совсем недавно ступивший на самостоятельный путь.

– Это потому что я с тобой не разговаривал до пятого постоя, – ответил Арольд, потом кинул взгляд на Лоуренса и продолжил: – И ты так редко раскрываешь рот. Может, ты такой же общительный, как и я?

– Может быть, – сказал вошедший, и под капюшоном мелькнула улыбка. Лоуренс заметил, что у него даже самой тоненькой бороденки не было – нет, явно женщина.

– Ты, – произнесла затем она, уперев взгляд в Лоуренса.

– Да?

– Нам надо поговорить. У тебя какое-то дело к Риголо?

Если бы на месте Лоуренса была Хоро, ее уши бы дернулись.

– Да, – ответил он в полной уверенности, что у него ни один волос на бородке не шевельнулся.

При упоминании имени Риголо Арольд отвернулся и взял чашку с вином. Такой вот результат получается в эти дни, когда торговец упоминает про кого-то из Совета Пятидесяти.

– Поднимемся?

Женщина указала вверх. Причин возражать у Лоуренса не было, и он кивнул.

– Я возьму вот это, – сказала она и прихватила кувшин, стоявший позади стула Арольда; затем, развернувшись, двинулась вверх по лестнице. Она и Арольд явно не были в родстве, однако, похоже, она его отлично знала – так что же их связывало?

В голове у Лоуренса вертелось множество вопросов, но лицо Арольда вновь стало непроницаемым, как обычно.

Лоуренс вышел из комнаты и пошел наверх следом за женщиной.

На втором этаже никого не было, и женщина недолго думая уселась перед очагом, скрестив ноги. Судя по ее манерам, она привыкла сидеть и стоять в многолюдных местах. Будь Лоуренс менялой, он принял бы ее за товарища по ремеслу.

Она явно не вчера занялась торговлей.

– Ха, я знал. Вино слишком хорошее, чтобы тратить его впустую, подогревая, – произнесла она, попробовав содержимое кувшина, который принесла с собой.

Лоуренс тоже уселся, недоумевая про себя, с чего это вдруг женщина стала такой общительной, искренне ли она сейчас себя ведет, и если нет – какова ее цель.

Сделав еще пару глотков, женщина-торговец протянула кувшин Лоуренсу.

– По-моему, ты сейчас очень насторожен. Могу ли я узнать, почему?

Ее лицо было полностью закрыто, не давая Лоуренсу возможности увидеть его выражение; она же могла видеть лицо Лоуренса отлично.

– Я бродячий торговец, я часто веду дела с людьми, с которыми никогда больше не встречусь. Думаю, это привычка, – ответил он и отхлебнул предложенного ему вина. Вино действительно было вкусным.

Женщина-торговец сверлила его немигающим взглядом из-под капюшона.

Натянуто ухмыльнувшись, Лоуренс признался:

– Женщины среди торговцев встречаются редко. Если одна из них зовет меня на разговор, я волей-неволей настораживаюсь.

Лоуренс заметил, что при этих словах женщина вздрогнула.

– …Много лет уже никто не догадывается.

– Мы встретились сегодня утром перед постоялым двором. У моей спутницы звериное чутье, знаешь.

Хоро ведь и была отчасти зверем, и если бы не она, Лоуренс ни за что бы не догадался, что этот торговец – женщина.

– Женскую интуицию нельзя недооценивать. Хотя, думаю, не мне это говорить.

– Этот урок мне приходится усваивать каждый день.

Лоуренс сомневался, улыбнулась женщина или нет; так или иначе, она подняла руки к шее и ослабила завязки капюшона, а затем привычным движением откинула его назад.

Лоуренс наблюдал с чуть большим предвкушением, чем дозволяла вежливость. Что за героический облик мне сейчас откроется? Увидев наконец ее лицо, Лоуренс был не уверен, что ему удалось скрыть удивление.

– Я Флер Болан. Но Флер звучит не очень внушительно, так что я зову себя Ив.

Женщина по имени Флер – или Ив – была молода.

Не настолько молода, впрочем, чтобы юность была ее единственным достоинством. Достаточно взрослая, чтобы быть утонченной и изысканной – что делало ее еще более красивой. Лоуренс оценил ее возраст примерно как его собственный.

Глаза ее были не просто голубыми – они словно были выкованы из голубой стали.

Плюс короткие золотистые волосы. Если бы она улыбнулась, стала бы похожа на необычайно симпатичного юношу.

А когда она не улыбалась, то походила на волчицу – волчицу, которая откусит тебе палец, если только попытаешься к ней прикоснуться.

– Я Крафт Лоуренс.

– Крафт? Или Лоуренс?

– Для деловых партнеров – Лоуренс.

– Зови меня Ив. Я не очень-то люблю имя Болан, и я слишком хорошо знаю, как я выгляжу в глазах мужчин, когда накрашусь и надену парик; и эти комплименты я тоже не очень люблю.

Почувствовав, что все нити разговора не в его руках, Лоуренс промолчал.

– Я предпочла бы это скрыть – по возможности, – продолжила она.

«Это», очевидно, относилось к ее полу.

Дата добавления: 2015-06-04