Community Development Finance Institutions (CDFIs) are independent financial institutions, often serving a specific disadvantaged geographic area 13 страница

…Я потому не думал Тебе писать, что самое важное в наших отношениях…казалось мне ясным… Не объяснений нам недоставало. А веры… в том письме (речь об уже упоминавшемся нами письме Кафки Грете Блох. С. З.) я тебя… унизил… Но…Я любил Тебя, как люблю и сегодня, я видел, что Тебе плохо, я знал, что ты из-за меня два года безвинно страдала так, как даже

виновные страдать не должны… Во мне жили и живут двое, которые друг с другом борются. Один почти такой, как ты того хочешь… Зато другой… самые подлые представления ему не чужды… И вот эти двое борются, только борьба между ними ненастоящая…Первый от второго зависим, он никогда… не смог

бы повергнуть своего противника, скорее… он счастлив, когда счастлив второй, а когда тот… начинает проигрывать, первый встает подле него на колени и никого, кроме него, видеть не хочет. Вот оно как, Фелиция. Но они… оба могли бы принадлежать Тебе…»[82].

И, как уже можно предположить, Кафке вновь удается достигнуть намеченное.

Какое-то время отношения между ними складываются самым, что ни на есть, надлежащим образом. «…Что касается нашего союза, -- пишет Кафка на открытке Фелиции 20 августа 1916 г., -- то дело это абсолютно решенное…»[83]. И, быть

может, все и дальше складывалось бы хорошо да прекрасно, если бы…если бы,-- словно опомнившись, – Кафка вновь не принялся «за старое». И уже он вновь делает все (на что

способен его интеллект, талант, одаренность…),-- чтобы и этот – уже реально приближающийся брак – не состоялся!

Что же с ним произошло? Что вообще с ним происходит?

Быть может эти (нижеприведенные) строчки хоть как-то прольют свет на проблему.

Но вот смогут ли они в полной мере дать ответы на все чаще и чаще возникающие вопросы? (И, пожалуй, если бы только у нас?! Фелиция, вероятно, уже совсем запуталась

в том, как ей все таки «правильно» понимать своего «возлюбленного»? А что говорить о

ее родителях? О таком ли «зяте» они мечтали?). Но уже как бы то ни было -- записи в дневнике, вероятно, достаточно выдают его состояние. А равно и отношение к предстоящему (браку…браку…) событию.

4 июля 1916 г.: «Запертый в четырехугольник штакетника, который позволял сделать только один шаг в длину и один в ширину, я проснулся. Бывают похожие загоны, в которые загоняют овец на ночь, но они не такие

тесные. Солнце светило на меня прямыми лучами; чтобы защитить голову, я прижимал ее к груди и сидел на корточках с согнутой спиной. Какой я? Жалкий…»[84].

Действительно, строчки более чем точно передают внутреннее состояние Кафки. И вот тут-то уже окончательно обнаруживается, что он – в чем и признается себе, и в чем, заметим, признавался себе и раньше: 6 июля 1916 г.

«…Невозможность жить с Ф. Невыносимость совместной жизни с кем бы то ни было. Отсутствие сожаления об этом. Сожаление о невозможности быть одному. Но дальше: бессмысленность сожаления…»[85], -- совсем даже не хочет (не может) жить вообще с кем бы то ни было. Ему намного ближе одиночество.

«Тяготы совместной жизни, -- записал Кафка в дневник 5 июля 1916 года[86], -- она держится отчужденностью, состраданием, похотью, трусостью, тщеславием, и только на самом дне, может, есть узенький ручеек, который заслуживает название любви, но который бесполезно искать – он лишь кратко сверкнул, сверкнул на мгновение. Бедная Фелиция».

И тогда уже отношения разрываются, казалось, навсегда.

Клод Давид пишет[87]: «…Фелица покинула… 21 сентября. 8 октября Кафка отмечает: «Жалобные письма от Ф…», 16-го он отправляет последнее письмо Фелиции… 19 декабря Фелица объявляет о визите, Кафка ей телеграфирует 21-го. 25, 26 и 27 «Дневник» отмечает: «Отъезд Фелицы. Я плакал. Все сложно, лживо и, однако, справедливо». 30 декабря: «В основном не

разочарован…».

Но вот достаточно характерная деталь: окончательно Кафка смиряется с тем, что в его жизни больше не будет Фелиции только после того, как – («благодаря» Броду) -- узнает о том, что бывшая его возлюбленная вышла замуж.

«Примерно через пятнадцать месяцев…, -- пишет Макс Брод[88], -- Ф. Вышла замуж. Я осторожно сообщил эту новость Францу. Он был растроган, полон добрых пожеланий к молодоженам и преисполнен радости…».

Кстати, еще одна занимательная деталь. Упоминавшаяся нами сцена «ревности» Фелиции к Кафке из-за своей подруги Греты Блох (Фелиция, кстати, чуть позже не только сожжет все письма, обращенные к ней, но и прекратит с «отступницей» всяческие сношения) покажется довольно любопытной в контексте предполагаемых нами у Кафки проблем сексуального характера. Проблем, явно проецирующихся на его желание (вернее -- уже нежелание) вообще какого бы то ни было сексуального контакта с женщинами. (Уже «в декабре 1911 г., -- отмечает Клод Давид[89], Кафка констатирует сам у себя, --

полное отсутствие желания: «Прежде, -- пишет он, -- мне не удавалось свободно объясняться с людьми, с которыми только что познакомился, потому что я был бессознательно стеснен присутствием сексуальных влечений, теперь же меня смущает

отсутствие влечения»).

Кстати, и с самой Фелицией он был «близок» от силы несколько раз; да и то, -- остался от этого преисполнен самого, что ни на есть, негативного впечатления. (Вспомним хотя бы запись в дневнике от 14 августа 1913 г. «…Коитус – как

кара за счастье быть вместе…»[90].

И тогда уже на основании вышеизложенного, по всей видимости, вполне можно сделать следующее предположение: отношения Франца Кафки с Фелицией Бауэр служили удовлетворением его садо-мазохистских (пусть и подсознательных) желаний. (Это, конечно же, помимо бессознательного стремления использовать Фелицию в качестве замещения любовного объекта[91]). Но уже, так или иначе,

Дата добавления: 2015-06-25