Community Development Finance Institutions (CDFIs) are independent financial institutions, often serving a specific disadvantaged geographic area 14 страница

именно с этими садо-мазохистскими желаниями было связано то, что Кафка и не мог жениться на Фелиции Бауэр, и не мог себя заставить сказать ей «нет». Так сказать –

постоянно держал ее в «подвешенном состоянии». (Кстати, словно в подтверждении того, что испытывала Фелиция, напомним слова Клода Давида[92]: «Говорят, -- пишет автор биографии Франца Кафки, -- что ее потомки проклинают имя Кафки…»). Вот так

вот.

Как бы то ни было, для Кафки стало характерно почти постоянное присутствие чувства вины. Причем, в какой-то мере, оно было знакомо ему и раньше: разве нечто схожее, он не испытывал вследствие влияния того же -- Сверх-Я? (Берущего начало, как мы помним, из Эдипова комплекса). И уже, вероятно, как следствие этого чувства вины, у Кафки стали развиваться и тревожность, и одиночество, и беспокойство…

Иной раз, быть может, случались приступы внезапной злости и раздражительности. И что уже, поистине, вытягивало за собой неприятные последствия: начинавшаяся (и уже не

прекращавшаяся) самокритика.

Что имело самые нежелательные последствия. Ибо, по всей видимости, именно за этой самой самокритикой кроется то обстоятельство, что ни только ни один из (своих) трех романов – «Америка» («Пропавший без вести»), «Процесс» и «Замок», – Кафка не завершил; но и уже написанные произведения, подвергал постоянному (сродни маниакальному) редактированию. Причем, здесь уже оказывались бессильными и увещевания Брода, преисполненного после прочтения некоторых завершенных или полузавершенных глав произведений Кафки самых, что ни на есть, восторженных отзывов да хвалебных восторгов. «На протяжении семи лет моего знакомства с Кафкой я не знал, что он пишет, -- свидетельствует Макс Брод[93], --… Затем однажды… он прочитал мне начало своего рассказа… Я был подавлен и одновременно восхищен. У меня тут же сложилось впечатление, что это – не просто талант, но самый настоящий гений. Я загорелся страстным желанием представить труды Кафки перед публикой…).

Но Кафка, казалось, совсем не замечает высказанного Бродом желания поскорее опубликовать написанное им. Причем, сомнение,-- если и было у Кафки таковое,-- практически разрешало письмо, написанное ему издателем Куртом Вольфом[94]: «Дорогой и досточтимый г-н Кафка! – писал тот.-- Нам доставило бы особенно большое удовольствие, если бы Вы проявили к нам доверие и предоставили нам Ваши

рукописи для публикации. Любую рукопись, которую Вы нам пришлете, мы с

удовольствием напечатаем…».

Однако, все это, как мы уже знаем, было напрасно. И уже ничто не могло подтолкнуть Кафку закончить начатую работу.

И, мы помним итог, -- при жизни Кафки было издано лишь три небольших сборника новелл («Наблюдения» – 1913, «Сельский врач» – 1919, и «Голодарь» - 1923). Тогда как все остальное,-- вышло уже не только после смерти, но и

благодаря редакторской обработке оставшихся после Кафки незавершенных произведений его другом и душеприказчиком – Максом Бродом. (Которому, как известно, Кафка завещал судьбу своих произведений. Правда, «по завещанию», тот должен был все – за исключением уже изданных работ – сжечь. Но мы помним, что Брод распорядился иначе. И уже через год после смерти Кафки, вышел доредактированный Бродом роман «Замок» (последний, кстати, из написанных им романов).

Кроме того, вероятно чувство вины, было вызвано также латентной гомосексуальностью (о чем мы подробнее поговорим в следующей главе).

Таким образом, можно предположить, что во всех взаимоотношениях Кафки со своими немногочисленными возлюбленными (самой крупной фигурой из которых,

безусловно, являлась Фелиция Бауэр; и с ней же характерны самые долгие – в течении пяти лет – отношения) можно выделить один немаловажный (если не главный, если не основной) момент: бессознательное провоцирование чувства вины. Вины, ощущение которой достигалось сознательным (или опять же, --

бессознательным) самобичеванием и самоистязанием. И тогда уже именно это чувство вины (от которого, попробуем предположить, Кафка совсем даже и не хотел -- хотя бы

на уровне подсознания – избавляться), -- способствовало тому, что он должен был писать. Писать, сочиняя художественные произведения, в содержание которых (тоже тема отдельной главы) сублимировал свою фантазию бессознательного. Вспомним, по его собственным словам: писать.-- значит жить, существовать.

(«… писать буду, несмотря ни на что[95]…, -- это моя борьба за самосохранение». «Только на этом пути для меня возможно выздоровление[96]).

И тогда уже, с позиции глубинной психологии, вполне можно предположить, что Кафка намеренно вызывал у себя чувство вины, чтобы потом – словно заглушая это –

творить, писать, создавать литературные произведения. В которых и искал средство избавления от кошмаров. Не это ли сознательный (или вернее, бессознательный)

мазохизм: сначала самого себя довести до начинающихся развиваться в геометрической прогрессии от себе подобных -- страхов (и кошмаров),-- а потом стремиться с той же

самой маниакальной настойчивостью (с какой и способствовал возникновению всего подобного) -- стремиться от этого же избавиться?!… Но, вероятно, иначе он уже и не мог.

И если нам попытаться проследить возникновение (зарождение) у него чувства вины,-- то, вероятно, это было вызвано существованием нескольких позиций.

Дата добавления: 2015-06-25