В преддверии языка 14 страница

— Ты что, хочешь сказать, что все выдумал?

— А что же еще, черт побери? Не думаете же вы, что я способен навязать Прингшеймов и Еву в виде свиного паштета ничего не подозревающей публике? Я хочу сказать, должен же быть предел вашей доверчивости?

Инспектор Флинт смотрел на него широко открытыми глазами.

— Бог мой, Уилт, если я выясню, что ты это все придумал…

— А что еще вы можете сделать? — перебил Уилт. — Вы уже обвинили меня в убийстве. Чего вы еще хотите? Вы приволокли меня сюда, унижали, орали на меня, сутками не давали мне спать и засыпали меня вопросами насчет собачьих консервов, объявили во всеуслышание, что я помогаю вам в расследовании убийства нескольких человек, заставив тем самым каждого гражданина этой страны поверить, что я зверски убил свою жену и этого проклятого биохимика…

— Заткнись, — заорал Флинт, — плевать мне на то, что ты думаешь. Меня волнует, что ты сделал и что ты сказал, что ты сделал. Ты вывернулся наизнанку, чтобы направить меня по ложному пути…

— Ничего такого я не делал, — сказал Уилт. — До вчерашнего дня я говорил вам только чистую правду, но вы не верили. Вчера я предложил вам, в абсурдной форме свиного паштета, ложь, которую вы так хотели услышать. Если вам нужна белиберда и, чтобы получить ее, вы используете такие незаконные методы, как лишение сна, не надо меня обвинять в том, что я выдал вам эту белиберду. Нечего приходить сюда и орать. Если вы дурак, то это ваша проблема. Лучше бы разыскали мою жену.

— Кто-нибудь, держите меня, а то я убью этого мерзавца, — завопил Флинт, выбегая из комнаты. Он прошел в кабинет и послал за сержантом Ятцем. — Прекратите эту возню с паштетом. Все это куча навоза.

— Навоза? — неуверенно переспросил сержант.

— Дерьма, — сказал Флинт. — Он снова взялся за свое.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что этот засранец снова нас надул.

— Но как он узнал про фабрику и все такое?

Флинт взглянул на него с жалостью.

— Хочешь знать, почему он ходячая энциклопедия, пойди и спроси сам.

Сержант Ятц вышел и вернулся через пять минут.

— Первая группа мясников, — произнес он загадочно.

— Что?

— Класс мясников, где он преподает. Они водили его туда на экскурсию.

— Господи, — вздохнул инспектор, — а есть кто-нибудь, кого этот говнюк не учил?

— Он говорит, от них можно многому научиться.

— Ятц, сделай мне одолжение. Пойди туда снова, и пусть он тебе перечислит классы, где он преподавал. Будем хоть знать, что нас ждет.

— Ну, он упоминал о штукатурах, газовщиках…

— Я хочу знать обо всех, Ятц, обо всех. Не хочу опять купиться на историю, что он спустил миссис Уилт в канализацию, потому что он преподавал в классе у говночистов. — Взяв вечернюю газету, он стал просматривать заголовки. ПОЛИЦИЯ РАЗЫСКИВАЕТ ПРОПАВШУЮ ЖЕНУ В ПАШТЕТЕ.

— Бог ты мой, — простонал он, — рекламу мы себе сделали что надо.

* * *

Такое же мнение высказал директор техучилища на собрании заведующих отделений.

— Мы превратились во всеобщее посмешище, — сказал он. — Во-первых, все теперь считают, что мы взяли за правило нанимать на работу преподавателей. которые закладывают своих нелюбимых жен в фундамент нового корпуса. Во-вторых, нам придется распроститься с надеждой получить звание политеха, поскольку нам уже отказали в повышении ранга училища на том основании, что наши возможности недостаточны для обеспечения высшего образования. Профессор Баксендейл весьма определенно высказался по этому поводу, особенно после услышанного им замечания одного из наших коллег относительно некрофилии…

— Я просто сказал… — начал доктор Боард.

— Мы все слышали, что вы сказали, доктор Боард. Может быть, вам интересно будет узнать. что доктор Кокс, когда он в ясном сознании, все еще отказывается от холодного мяса. Доктор Мейфилд уже подал прошение об отставке. А теперь еще это.

Он показал газету, через вторую полосу которой шел крупный заголовок: ЛЕКЦИИ О СЕКСЕ ДЛЯ ПОТРЯСЕННЫХ СТУДЕНТОВ.

— Полагаю, все обратили внимание на фотографию, — сказал директор с горечью, демонстрируя большую фотографию Джуди, болтающуюся на крюке в крайне неудачном ракурсе. — В статье написано… ладно, что об этом говорить. Сами прочтете. Я только хотел бы получить ответы на следующие вопросы. Кто распорядился закупить тридцать экземпляров «Последнего исхода из Бруклина»^[17] для групп наладчиков и слесарей?

Мистер Моррис попытался вспомнить, кто подписал заявку.

— Должно быть, Уоткинз, — предположил Моррис. — Он у них преподавал в прошлом семестре. Он у нас работал неполный день.

— Слава Богу, что неполный, — сказал директор. — Второе, кто из преподавателей завел привычку агитировать медсестер, чтобы они постоянно носили… противозачаточные колпачки?

— Мистер Седуик к ним неравнодушен, — ответил доктор Моррис.

— К кому, сестрам или колпачкам? — спросил директор.

— Может, к тому и другому? — вкрадчиво вставил доктор Боард.

— Он большой противник противозачаточных таблеток, — добавил доктор Моррис.

— Пожалуйста, попросите мистера Седуика зайти ко мне в кабинет в десять утра в понедельник. Я объясню ему, на каких условиях он был принят на работу. И наконец, кто из преподавателей использует нашу видеотехнику для показа порнофильмов старшим секретарям?

Мистер Моррис энергично затряс головой.

— Это не мои, — сказал он.

— Здесь говорится, что такие фильмы демонстрировались на уроках, отведенных для обсуждения текущих событий, — сказал директор.

— Уэнтворт действительно показывал им «Влюбленную женщину», — признался заведующий кафедрой английского языка.

— Ладно, оставим. Вот еще что я хотел сказать. Мы не будем проводить вечерние занятия по первой медицинской помощи с особым упором на раны в брюшной полости, для чего мы собирались приобрести надувную куклу. Отныне мы по одежке будем протягивать ножки.

— На основании вздувшихся цен? — спросил доктор Боард.

— На том основании, что комитет по образованию уже много лет ждет не дождется возможности урезать наш бюджет, — сказал директор. — Теперь у них есть такая возможность. Тот факт, что мы оказываем обществу услугу, по словам мистера Морриса, «отвлекая с улиц большое число умственно неполноценных и потенциально опасных психопатов», остался незамеченным.

— По-видимому, он имел в виду учеников дневного отделения, — попытался поправить положение доктор Боард.

— Ничего подобного, — сказал директор. — Если я ошибаюсь, пусть Моррис меня поправит, но он имел в виду работников отделения гуманитарных наук.

Собрание на этом закончилось. Позднее мистер Моррис уселся писать заявление об увольнении по собственному желанию.

Из окна пустой спальни на втором этаже дома викария Ева Уилт наблюдала, как святой отец Джон Фрауд задумчиво шел по дорожке в направлении церкви. Как только она потеряла его из виду, она спустилась вниз, в кабинет. Нужно снова позвонить Генри. Раз его нет в техучилище, значит, он дома. Она подошла к столу и уже готова была снять трубку, как увидела плющ. О Господи, она совсем позабыла про плющ и оставила его там, где викарий непременно должен был его увидеть. Как все неприятно. Она набрала 34 Парквью и подождала. Никто не ответил. Тогда она набрала номер техучилища. Одновременно она не сводила глаз с кладбищенской калитки, чтобы не прозевать возвращение викария:

— Фенлендское художественно-техническое училище, — услышала она голос телефонистки.

— Это опять я, — сказала Ева — Мне нужен мистер Уилт.

— Очень жаль, но мистера Уилта нет.

— Где же он? Я звонила домой и…

— Он в полицейском участке.

— Как вы сказали? — переспросила Ева.

— Он в полицейском участке, помогает полиции в расследовании…

— В расследовании? В каком расследовании? — спросила Ева пронзительным голосом.

— Разве вы не знаете? — спросила девушка. — Во всех газетах писали об этом. Он убил свою жену и…

Ева отняла телефонную трубку от уха и в ужасе уставилась на нее. Девушка еще что-то говорила, но Ева уже не слушала. Генри убил свою жену. Но ведь его жена — она. Это же бред какой-то. Ее не могли убить. На какой-то момент Ева почувствовала, что теряет рассудок. Затем снова приблизила трубку к уху.

— Вы меня слушаете? — спросила девушка.

— Но я — его жена, — закричала Ева. Последовала длинная пауза, и она услышала, как на другом конце провода девушка говорила кому-то, что звонит какая-то сумасшедшая, которая утверждает, что она миссис Уилт, и спрашивала у кого-то, что ей отвечать.

— Говорю вам, я миссис Ева Уилт, — закричала она, но в трубке послышались короткие гудки. Ослабевшей рукой Ева положила трубку. Генри в полицейском участке… Генри ее убил… Господи! В этом мире все сошли с ума. И она здесь в чем мать родила в доме викария… Ева не имела представления, где она находится. Она набрала 999.

— Справочная слушает. С кем вас соединить? — спросила телефонистка.

— С полицией, — ответила Ева. — Послышался щелчок и затем мужской голос.

— Полиция слушает.

— Это миссис Уилт, — сказала Ева.

— Миссис Уилт?

— Миссис Ева Уилт. Правда ли, что мой муж убил… Я хочу сказать, что мой муж… Господи, я не знаю, что сказать.

— Вы говорите, что вы миссис Уилт, миссис Ева Уилт? — спросил мужской голос.

Ева кивнула и сказала:

— Да.

— Так-так, — сказал мужчина с сомнением. — Вы совершенно уверены, что вы миссис Уилт?

— Конечно, я уверена. Я потому и звоню.

— Можно поинтересоваться, откуда вы звоните?

— Не знаю, — сказала Ева. — Понимаете, я в этом доме, и у меня нет одежды… О Господи! — Викарий возвращался по дорожке к дому.

— Дайте мне ваш адрес.

— Я больше не могу говорить, — сказала Ева и повесила трубку. Чуть поколебавшись, она схватила плющ и выбежала из комнаты.

* * *

— Говорю вам, не знаю я, где она, — сказал Уилт. — Наверное, вы могли бы найти ее в списке пропавших лиц. Из сферы реальности она переместилась в сферу абстракции.

— Что, черт возьми, ты имеешь в виду? — спросил инспектор, протягивая руку за чашкой кофе. Было уже воскресенье, одиннадцать часов утра, но Флинт стоял на своем. Оставалось двадцать четыре часа, чтобы добиться правды.

— Я всегда предупреждал ее, что трансцедентальная медитация таит опасности, — сказал Уилт, пребывая в смутном состоянии между сном и бодрствованием. — Но она продолжала.

— Что продолжала?

— Трансцедентально медитировать. В позе лотос. Может, на этот раз она зашла слишком далеко. Возможно, произошла метаморфоза.

— Мета что? — подозрительно спросил инспектор.

— Превратилась каким-то чудесным способом во что-то другое.

— Уилт, ради всего святого, если ты опять про этот свиной паштет…

— Я имел в виду что-то духовное, прекрасное, инспектор.

— Сильно сомневаюсь.

— Да вы сами подумайте. Вот я сижу здесь с вами, в этой комнате, и все это проистекает от моих прогулок с собакой и мрачных мыслей об убийстве своей жены. В результате пустых мечтаний я приобрел репутацию убийцы, не совершив никакого убийства. Кто возьмется утверждать, что Ева, чьи мысли были однообразно прекрасны, не заработала равнозначно прекрасного вознаграждения? Как вы любите говорить, инспектор, что посеешь, то и пожнешь.

— Я уповаю на это, Уилт, — сказал инспектор.

— Да, но где же она? — спросил Уилт. — Объясните мне. Тут нужны не просто предположения, а…

— Мне тебе объяснить? — заорал инспектор, опрокинув чашку с кофе. — Это ты знаешь, в какую дыру ты ее засунул, в какой смеситель для цемента или инсинератор.

— Я говорил метафорически… то есть риторически, — сказал Уилт. — Пытался представить, во что бы превратилась Ева, если бы ее мысли, какие ни есть, стали реальностью. Я в душе мечтал стать безжалостным человеком действия, решительным, плюющим на мораль и угрызения совести, Гамлетом, превратившимся в Генриха Пятого, только без той патриотической страсти, которая заставляет предполагать, что он бы не одобрил Общий рынок, Цезарем…

С инспектора Флинта было довольно.

— Уилт, — прорычал он, — плевать я хотел на то, кем ты собирался стать. Мне нужно знать, что случилось с твоей женой.

— Я как раз собирался об этом сказать, — заметил Уилт. — Сначала надо разобраться, что я за человек.

— Я знаю, что ты за человек, Уилт. Проклятый болтун, жонглирующий словами, шибанутый убийца логики, лингвистический Гудини^[18], энциклопедия никому не нужных сведений… — На этом метафоры у инспектора Флинта кончились.

— Блестяще, инспектор, просто блестяще. Сам бы лучше не сказал. Убийца логики, увы, не своей жены. Разумно рассуждая, Ева, несмотря на ее прекрасные мысли и медитацию, на самом деле так же мало изменилась, как и я. Потустороннее ее избегает. Нирвана ускользает у нее из рук. Красота и правда ей не даются. Она носится за чистотой с мухобойкой в руке и посыпает антисептиком унитазы самого ада…

— Ты говоришь об этом антисептике, наверное, уже в десятый раз, — сказал инспектор, внезапно обеспокоенный новым ужасным подозрением. — Ты не…

Уилт отрицательно покачал головой.

— Вы опять за свое. Совсем как бедная Ева. Буквальный ум, который стремится поймать мимолетное и ухватить фантазию за несуществующее горло. Вот вам Ева. Ей никогда не танцевать в «Лебедином озере». Ни один режиссер не разрешит ей залить сцену водой и водрузить там двуспальную кровать. А Ева будет стоять на своем.

Инспектор встал.

— Так мы ничего не добьемся.

— Абсолютно точно, — согласился Уилт, — совершенно ничего. Мы все такие, какие мы есть, и, что бы мы ни делали, нам этого не изменить. Форма, в которой отливались наши характеры, остается целехонькой. Назовите это наследственностью, назовите это случайностью…

— Назовите это кучей дерьма, — закончил инспектор и вышел из комнаты.

В коридоре он встретил сержанта Ятца.

— Был телефонный звонок от женщины, которая выдает себя за миссис Уилт, — сообщил сержант.

— Откуда?

— Она не говорит, где она, — ответил Ятц. — Говорит, не знает… и что она голая…

— Господи, опять одна из этих чертовых психопаток, — сказал инспектор. — Что ты у меня зря время отнимаешь? Как будто у нас без того мало хлопот.

— Я подумал, вы захотите узнать. Если она еще позвонит, мы засечем номер.

— Мне без разницы, — сказал Флинт и заторопился прочь, в надежде наверстать упущенное и поспать.

* * *

День у святого отца Джона Фрауда выдался беспокойный. Осмотр церкви ничего не дал. Не было никаких признаков, что там был совершен какой-либо непристойный ритуал (святому отцу пришла на ум черная месса). Возвращаясь в дом, он с удовлетворением отметил, что небо над проливом Ил было чистым и что все презервативы исчезли. Как и плющ с его стола. Он мрачно оглядел стол и налил себе виски. Он мог поклясться, что, когда он уходил, ветвь плюща лежала на столе. К тому времени, когда он прикончил бутылку, в его голове роились всякие фантастические мысли. В доме было на удивление шумно. Слышался какой-то скрип на лестнице и непонятные звуки наверху, как будто кто-то или что-то там осторожно передвигается. Когда же викарий поднялся на второй этаж, чтобы посмотреть, в чем дело, звуки внезапно прекратились. Заглянув во все пустые спальни, он снова спустился на первый этаж и постоял в холле, прислушиваясь. Затем прошел в кабинет и попытался сконцентрироваться на проповеди. Но ощущение, что он в доме не один, не проходило. Святой отец сидел за столом и размышлял, не могут ли это быть привидения. Происходило что-то странное. В час дня он пошел на кухню пообедать и обнаружил, что из буфета исчез пакет молока, а также остатки яблочного пирога, который миссис Снейп, приходящая убираться, приносила ему дважды в неделю. Ему пришлось довольствоваться бобами и тостом, после чего он поплелся наверх вздремнуть. В этот момент он впервые услышал голоса. Вернее, один голос. Казалось, он доносился из кабинета. Святой отец сел в постели. Если уши не обманывали его, а в связи с утренними сверхъестественными событиями он вполне допускал, что такое вполне могло быть, он мог поклясться, что кто-то пользовался его телефоном. Он встал и надел ботинки. Кто-то плакал. Он вышел на лестничную площадку и прислушался. Рыдания прекратились. Он спустился вниз и заглянул во все комнаты, но кроме того, что исчез чехол с одного из стульев в гостиной, которой он не пользовался, ничего не обнаружил. Он уже хотел снова подняться наверх, как зазвонил телефон. Святой отец вошел в кабинет и снял трубку.

— Дом викария в Уотеруике, — пробормотал он.

— Фенлендское полицейское управление, — сказал мужской голос. — К нам только что поступил звонок с вашего номера. Звонившая назвалась миссис Уилт.

— Миссис Уилт? — спросил викарий. — Миссис Уилт? Боюсь, здесь какая-то ошибка. Я не знаю никакой миссис Уилт.

— Звонили с вашего номера, это точно, сэр.

Святой отец Джон Фрауд немного подумал.

— Очень странно, — сказал он. — Я живу один.

— Вы — викарий?

— Разумеется, я викарий. Это дом викария, и я викарий.

— Понятно, сэр. Не назовете ли ваше имя?

— Преподобный Джон Фрауд. Ф…Р…А…У…Д.

— Ясно, сэр. И у вас точно нет женщины в доме?

— Разумеется, у меня нет женщины в доме. Я нахожу это предположение крайне неприличным. Я…

— Прошу прощения, сэр, но мы должны были проверить. Позвонила миссис Уилт. По крайней мере, она так назвалась. И звонила она с вашего телефона…

— Кто такая эта миссис Уилт? Никогда не слыхал о миссис Уилт.

— Понимаете, сэр. миссис Уилт… несколько сложно все объяснить. Предположительно она убита.

— Убита? — переспросил святой отец. — Вы сказали «убита»?

— Давайте скажем, что она исчезла из дома при странных обстоятельствах. Мы сейчас допрашиваем ее мужа.

Святой отец Джон Фрауд покачал головой.

— Вот не повезло, — пробормотал он.

— Спасибо за помощь, сэр, — сказал сержант. — Извините за беспокойство.

Святой отец задумчиво положил трубку. Мысль о том, что он находился в доме с недавно убитой и расчлененной женщиной, пришла ему в голову, но делиться ею со звонившим ему не захотелось. Он и так был достаточно широко известен как эксцентричный человек, и ему вовсе не хотелось усиливать это впечатление. С другой стороны, то, что он видел на катере в проливе Ил, если хорошо подумать, здорово смахивало на убийство. Возможно, каким-то странным образом он оказался свидетелем уже свершившейся трагедии, эдакого посмертного спектакля, если можно так сказать. Разумеется, если мужа допрашивают, значит, убийство произошло до того, как… в этом случае… Святой отец с трудом пробирался сквозь целую серию предположений, в которых фигурировали само Время и призывы о помощи из потустороннего мира. Может быть, он должен рассказать полиции об увиденном? Он колебался и раздумывал, как лучше поступить, когда снова услышал рыдания, и на этот раз очень четко. Они раздавались из соседней комнаты. Он встал, собрался с духом при. помощи глотка виски и открыл дверь. В центре комнаты стояла крупная женщина, спутанные волосы в беспорядке распущены по плечам, жалкое лицо. На ней было что-то вроде савана. Святой отец Джон Фрауд с ужасом уставился на нее. Затем опустился на колени.

— Давайте помолимся, — хрипло прошептал он.

Жуткий призрак тяжело упал на колени, прижимая к груди саван. Хором они начали молиться.

* * *

— Проверить? Что, черт побери, ты собираешься проверять? — сказал инспектор Флинт, которому здорово не понравилось, что его разбудили в середине дня, когда он пытался хоть немного поспать после тридцати шести бессонных часов. — Сначала ты меня будишь, чтобы сообщить какую-то бредовину насчет викария по имени Зигмунд Фрейд…

— Джон Фрауд, — поправил Ятц.

— Плевать, как его зовут. Все равно это неправдоподобно. Если этот чертов парень говорит, что ее там нет, значит, ее там нет. Что я теперь должен делать?

— Просто я подумал, может, послать патрульную машину и проверить. Вот и все.

— Почему ты думаешь…

— Мы знаем точно, что женщина, назвавшаяся миссис Уилт, звонила с этого номера. Она уже дважды звонила. Второй разговор мы записали на пленку. Она сообщила некоторые подробности о себе, и они выглядят правдоподобно. Дата рождения, адрес, место работы Уилта, даже как зовут собаку и что у них в гостиной желтые занавески.

— Ну это тебе любой дурак скажет. Достаточно пройти мимо дома.

— И имя собаки. Ее зовут Клем. Я проверял, все сходится.

— А она случайно не сказала, где пропадала всю неделю?

— Она сказала, что была на катере, — ответил Ятц. — И повесила трубку.

Инспектор Флинт сел в постели.

— Катер? Какой катер?

— Она положила трубку. Да, она еще сказала, что носит обувь десятого размера. И это правда.

— Мать твою за ногу, — сказал Флинт. — Ладно, сейчас приеду. — Он вылез из постели и начал одеваться.

* * *

Уилт лежал в своей камере, уставившись в потолок. После стольких часов допроса голова у него гудела. Как вы ее убили? Куда вы спрятали труп? Что вы сделали с орудием убийства? Бессмысленные вопросы, единственной целью которых было сломать его. Но Уилт не сломался. Он взял верх. Единственный раз в своей жизни он знал, что был абсолютно прав, тогда как другие — совершенно неправы. Раньше он всегда испытывал сомнения. Может, штукатуры из второй группы правы, и в стране действительно слишком много иностранцев? Возможно, если снова начнут вешать, это послужит сдерживающим фактором? Уилт так не думал, но он и не был абсолютно уверен в своей правоте. Здесь время судья. Только в деле «Королева против Уилта» по обвинению его в убийстве миссис Уилт не было никаких сомнений в его невиновности. Даже если его будут судить, признают виновным и приговорят. Уже ничего изменить нельзя. Он невиновен, и если его приговорят к пожизненному заключению, то эта грандиозная несправедливость только усилит его сознание собственной невиновности. Впервые в жизни Уилт почувствовал себя свободным. Так, как будто ему отпустили его первородный грех — то, что он. Генри Уилт, проживающий в Ипфорде на Парквью 34, преподаватель гуманитарных наук в Фенлендском техучилище, бездетный муж Евы Уилт. Все неудобства, связанные с собственностью, привычками, зарплатой, общественным положением, тщеславием, с которым они с Евой оценивали себя и других, — все это ушло. Запертый в камере Уилт был свободен. И что бы ни случилось, никто никогда больше не сможет заставить его стушеваться. После открытого презрения и ярости инспектора Флинта, после целой недели унижений и оскорблений он не нуждается в их одобрении. В гробу он его видал. Уилт будет держаться своей линии и использует свой явный талант нелогичности. Давайте ему пожизненное заключение и прогрессивного начальника тюрьмы, и он за месяц доведет беднягу до психушки своим мягким, но необоснованным отказом подчиниться тюремным правилам. Даже если его посадят в одиночную камеру или на хлеб и воду, если такое наказание еще существует, это его не остановит. Дайте ему свободу, и он применит свои вновь приобретенные таланты на благо училища Он с удовольствием будет принимать участие во всех заседаниях и доводить их участников до бешенства, неизменно поддерживая точку зрения, диаметрально противоположную той, которой придерживается большинство. В конечном итоге, жизнь — не гонка по кратчайшей к цели, а неудержимый бег в логический вакуум, и жизнь была суматошной, хаотичной и полной случайностей. Правила устанавливались только для того, чтобы их нарушать, и человек с разумом кузнечика всегда был на один прыжок впереди других. Установив этот новый закон, Уилт повернулся на бок и попытался уснуть Однако сон не шел. Он попробовал перевернуться на другой бок. но заснуть все равно не удавалось. Мысли, вопросы, бессмысленные ответы и воображаемые диалоги лезли в голову. Он попробовал пересчитать овец, но обнаружил, что думает о Еве. Милая Ева. чертова Ева, беспокойная Ева полная энтузиазма Как и сам Уилт, она стремилась к чистоте, к вечной истине, которая избавила бы ее от необходимости мыслить самостоятельно. Она пыталась обрести это через занятия керамикой, трансцедентальную медитацию, батут, дзюдо и, самое нелепое, восточные танцы. В конце концов она попыталась найти это в сексуальной эмансипации, женском движении и таинстве оргазма, где она бы смогла навек потерять себя. Что, надо заметить, ей и удалось сделать. Прихватив с собой этих мерзких Прингшеймов. Что ж, ей придется потрудиться и все объяснить, когда она вернется. Уилт мысленно улыбнулся, представив себе, что она скажет, когда обнаружит, к чему привело ее последнее увлечение бесконечностью. Уж он постарается, чтобы она жалела об этом до конца своих дней.

* * *

Сидя на полу в гостиной викария, Ева боролась с возрастающей уверенностью, что ее смертный час давно пробил и ничего с этим не поделаешь. Все, с кем ей приходилось сталкиваться, думали, что она умерла. Полицейский, с которым она говорила по телефону, никак не хотел верить ее утверждению, что она жива и относительно в порядке, и настойчиво требовал, чтобы она доказала, что она — это она. Ева ретировалась с пошатнувшейся уверенностью в своем существовании, и реакция святого отца Джона Фрауда на ее появление в его доме была последней каплей. Его страстные призывы к Всемогущему Богу спасти душу недавно усопшей, некой Евы Уилт, невинно убиенной, и вызволить ее из нынешней ненадежной оболочки, произвели на Еву сильное впечатление. Она опустилась на колени на ковер, а викарий тем временем смотрел на нее поверх очков, закрывал глаза, возвышал дрожащий голос в молитве, снова открывал глаза и вообще вел себя так, как будто хотел нагнать мрак и уныние на мнимый труп. Когда же он сделал последнюю отчаянную попытку заставить Еву Уилт, усопшую, занять подобающее ей место в небесном хоре и, прервав молитву относительно того, что «человеку, рожденному от женщины, отведено мало времени для жизни, полной невзгод», с дрожью в голосе приступил к псалму «Следуй за мной», Ева не смогла больше сдерживаться и проникновенно запричитала псалом «Быстро спускается тьма». Когда они добрались до «Твое присутствие нужно мне каждое мгновение», святой отец Джон Фрауд придерживался совершенно противоположного мнения. Шатаясь, он вышел из комнаты и скрылся в кабинете. За его спиной Ева с энтузиазмом, с каким она в свое время занималась керамикой, дзюдо и батутом, потребовала, чтобы ей сообщили, «где жало смерти есть и где ты ждешь, моя могила».

— Откуда мне, черт побери, знать, — пробормотал святой отец и потянулся за бутылкой, но обнаружил, что она пуста. Он опустился на стул и закрыл уши ладонями, чтобы заглушить эти ужасные звуки. Вообще-то, с псалмом «Следуй за мной» он слегка погорячился. Следовало бы выбрать «Зеленые холмы вдали». Этот псалом труднее истолковать двусмысленно.

Когда наконец псалом подошел к концу, он посидел, наслаждаясь тишиной, и уже было собрался пойти поискать еще одну бутылку, как раздался стук в дверь и вошла Ева.

— Святой отец, я согрешила, — пронзительно воскликнула она. Святой отец Джон Фрауд уцепился за подлокотники кресла и попытался проглотить комок в горле. Это было нелегко. Затем, преодолев весьма обоснованные опасения относительно внезапного появления у него симптомов белой горячки, он нашел в себе силы говорить.

— Встань, дитя мое, — обратился он к Еве, извивающейся на ковре у его ног. — Я выслушаю твою исповедь.

Инспектор Флинт выключил магнитофон и посмотрел на Уилта.

— Ну?

— Что «ну»? — спросил Уилт.

— Это она? Это миссис Уилт?

Уилт кивнул.

— Боюсь, что она.

— Что ты хочешь этим сказать? Чертова баба жива. Ты, мать твою, должен быть счастлив. А ты говоришь, что боишься, что это она.

Уилт вздохнул.

— Я просто подумал, какая пропасть лежит между человеком, живущим в нашей памяти и воображении, и тем, что он на самом деле собой представляет. Я уже было начал вспоминать о ней с удовольствием и вдруг…

— Ты когда-нибудь бывал в Уотеруике?

Уилт отрицательно покачал головой.

— Никогда.

— Местного викария знаешь?

— Я вообще на знал, что там есть викарий.

— И ты не имеешь представления, как она туда попала?

— Вы же слышали, что она сказала, — заметил Уилт. — Она сказала, что была на катере.

— А ты, разумеется, не знаешь никого, у кого бы был катер?

— Инспектор, у людей моего круга нет катеров. Может, у Прингшеймов есть катер?

Инспектор поразмыслил над предположением и отверг его. Они проверяли все лодочные станции и выяснили, что катера у Прингшеймов не было и они не брали катера в аренду.

С другой стороны, в мозгу его начинала брезжить мысль, что он является жертвой ужасного розыгрыша, злокозненного и сложного плана сделать из него идиота. По наущению этого дьявола Уилта он распорядился об эксгумации надувной куклы и позволил сфотографировать себя на ее фоне в тот момент. когда она меняла пол. Он является инициатором изъятия свиного паштета в масштабах, не имеющих прецедента в этой стране. Его ничуть не удивит, если фабрика подаст на него в суд за то, что он нанес урон ее ранее безупречной репутации. И наконец он в течение недели держал под стражей по всей видимости невиновного человека. К тому же на него непременно свалят всю вину за задержку в строительстве нового административного корпуса и дополнительные расходы. Вне всякого сомнения, были и другие неприятные последствия, о которых стоило подумать, но для начала хватало и этих. И винить кроме себя некого. Разве что Уилта. Он посмотрел на Уилта с ненавистью.

Дата добавления: 2015-06-25