Ордынская стрела

– На Ордынке хоть шаром покати. Народ стороной обходит ордынское подворье. Разбойничают татары, бьют с тына в людей стрелами. Троих уже убили, [229]одного даже до смерти, – ворчал митрополит Алексий.

– А все ты, княже! Погорячился, запер Михайлу Александровича, вот из Орды и нагрянули послы. Нашелся какой–то Иуда, донес.

– Отколь, владыко, ты знаешь, что послы приехали по доносу? – пытался возражать Дмитрий Иванович. Но митрополит стоял на своем: – Донос явный. Так разбойничать на Москве ордынцы давно перестали, а ныне знают, что ты насамовольничал, вот и безобразят. Да и посольство небывалое. Сразу три посла с тысячным караулом.

Что же делать? Над этим ломали голову и Дмитрий Иванович, и Владимир Андреевич, и митрополит. Ответ не находился. Тихо сидела в уголке княгиня Евдокия, ждала, что же придумает Дмитрий. На душе у княгини было смутно.

«Оробел мой белый кречет перед ордынскими коршунами», – невольно думала она, гнала эти мысли, а они лезли и лезли в голову. Но тут в палату вошел воин.

– Дозволь, княже?

– Да.

– Просится к тебе Фомка.

– Нашел время, – нахмурился Дмитрий, – не до него сейчас.

– Я ему то ж твердил, а он свое: «Самое сейчас время», – говорит.

Евдокия поднялась с лавки, подошла к Дмитрию, положила ему руки на грудь:

– Поговори с Фомой. Он зря не скажет, а на выдумки он горазд.

Дмитрий ласково усмехнулся, погладил руку жены.

– Делать нечего, пусти.

На пороге показался Фома, видать, стоял тут же за дверью. Поклонившись всем, он сказал:

– Чаю, ведомо тебе, Дмитрий Иванович, что послы царевы Андор, да Тетюкаш, да Карач на Москве охотой занялись, людей подстреливают?

– Не новость говоришь, Фома.

– Вот, вот. Я с тем к тебе и пришел. Тебе, княже, с ними, дьяволами, связываться не пристало, а мне в самый раз. Дозволь, я того Карача укорочу.

Все, кто были в палате, уставились на Фому, а Фомка, поглаживая свою дремучую бороду, сказал негромко:

– Выйдем, княже, из горницы на малое время, скажу тебе одному.

– Что ты, Фома, очумел. Кого здесь опасаться? Говори!

– Негоже получится, княже. Задумал я воровство, а посему владыке митрополиту лучше о нем не слышать, а то вдруг он не благословит, вот все дело и пропало. Может, у них, у попов, по–ученому так делать не положено, я не знаю, я попросту.

– Да говори ты, мудрец, – засмеялся митрополит,

– Нет, владыко, не прогневайся. Лучше я князю одному скажу. Што тебя во грех вводить. И не мудрец я, и дело не мудреное.

Дмитрий переглянулся с митрополитом, встал:

– Ну что с тобой делать, идем.

Хотя дверь за князем закрылась не плотно, но шепота Фомки было не разобрать, зато явственно донеслось громкое восклицание князя:

– Ты в своем уме, Фома?! Или пьян?

– Отнюдь нет, княже! Ума я не растерял, а выпил самую малость для храбрости. – И Владимир, и княгиня, и митрополит, услышав ответ Фомы, невольно улыбнулись.

Князь вошел обратно, держа в руках три наконечника от стрел, бросил их на стол. Владимир Андреевич наклонился над ними, потом взглянул на брата.

– Татарские стрелы. Со свистульками.

– На этом Фома все и построил, – ответил Дмитрий и, подумав, добавил: – Нынче ночью князя Михайлу придется отпустить.

– А что же Фома затеял? – не утерпев, спросила княгиня.

– Вестимо, разбой! А я, Дуня, не стал ему перечить.

Дата добавления: 2015-06-26