Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Тьма рублев




 

На пестром красно–синем ковре сидели два старых татарина, благодушно попивая кумыс. У края ковра на выжженной серой траве стоял княжич Иван. Оттого ли, что солнце даже сейчас, в полдень, смотрело на землю через дымную мглу мутным, багровым глазом, то ли просто от стыда, но лицо тверского княжича было красным. Глядя исподлобья на стариков, он в мыслях честил их: «Мизгири! Паучье племя! Рады глумиться над человеком! Расселись на ковре, кровососы, а ты стой перед ними, забыв о княжеской чести, не смея на край ковра ступить. Уйти бы! Нельзя…»

Старики посматривали на княжича, переглядывались меж собой. Были они родными братьями и знали повадку друг друга. Один веком чуть дрогнет, другой уже на ус мотает, но сейчас перед княжичем они и не пытались скрывать развеселой издевочки: была она как хорошая приправа к холодному кумысу. Можно потешиться за свои денежки! Можно! Княжич за деньгами пришел, к ростовщикам пришел, должен терпеть.

Долго молчали старики. Булькал кумыс. Наконец старший из братьев заворчал:

– Мы думали, ты, княжич, долг принес, а ты опять за деньгами. Откуда нам казны взять, если должники будут вот так по два раза с поклоном приходить? И без того много, много денег пропадает.

– Полно врать, пропадет у вас, как же! – угрюмо возразил Иван.

Старики, как по команде, хлопнули себя по коленям.

– Он еще не верит! Вон Абдуллу–хана убили на охоте, теперь долг с него где получать? В раю? Мамай, велев хана прикончить, о нас не вспомнил, хан помирал – радовался, что долга ему не платить, а нам убыток, и не малый.

– С вами свяжись, в самом деле смерти обрадуешься! Полно вам прибедняться, есть у вас деньги.

– Как деньгам не быть, только не про тебя. Тебе мы уже шесть тысящ дали.

– Ну, дали вы только пять, а на шесть кабальную запись сделали.

– А лихва на что? Да с тебя не то что с лихвой, а и своих денег не получишь. Ишь пришел! Дай еще!

– Получите и лихву возьмете.

– Ой ли!

Иван понял: «Так мы будем препираться, и денег они не дадут. А деньги нужны дозарезу, ибо Дмитрий Иванович задарил и Мамая, и хана, и мурз. Того гляди, он ярлык получит. Деньги нужны, а смирением ростовщиков не разжалобишь».

Ступив пыльным сапогом прямо на ковер, княжич сказал:

– Все получите сполна. Аль вы не слыхали, что отец мой, князь Михайло Александрович, походом на Волгу пошел?

– Слыхали! Пошел князь Кострому грабить, да не дошел, вспять повернул. От такого похода корысти не жди.

– Пусть отец до Костромы не дошел, а потом что было, знаете? Град Мологу он взял и огнем пожег. Углече Поле [267]взял, пожег. Бежецкий Верх [268]повоевал и боярина Никифора Лыча в сем граде наместником посадил.

Иван видел, как дрогнули, расплылись в льстивых улыбках лица ростовщиков, понял: «Весть о победах отца для них новость». Княжич и сам не заметил, когда обеими ногами стал на ковер. Заговорил с пауками твердо:

– Три тысящи рублев серебра нужны мне! Пошевеливайтесь! Хватит меня мытарить!

Старики поднялись с ковра, старший ответил:

– Через два дня из Рязани приедет наш человек. Ежели правда, что ты говоришь…

– Правда, не сомневайся! – перебил его Иван, но ростовщик еще раз повторил:

– Ежели правда, что ты сказал о победах князя Тверского, будут тебе три тысящи, а запишем четыре, чтоб, значит, за тобой было ровно десять тысящ серебра, еже есть тьма.

– За три тысящи ты четыре спрашиваешь. Побойся Аллаха, старик. Ведь это гребеж!

– Истинно грабеж, но и ты, княжич, платить будешь тем серебром, что твой отец Михайл–князь в повоеванных городах награбил. Значит, так на так! Значит, за тобой серебра тьма рублев.

 

21. «СИНИЦА В РУКИ»

 

В намокшие, обвисшие полотнища шатра стучал дождь. В шатре, тяжело опершись локтями о стол, ссутулясь, сидел князь Дмитрий. Перед ним лежал развернутый свиток – письмо попа Митяя, но князь забыл о нем, слушая частый перестук капель. Думал он невеселую думу: «Все лето до осенних дождей просидел в Орде, просидел без толку. Даров роздал не счесть, а ярлыка Мамай не дает…» Мысль трепыхалась бессильно: «Не дает! Не дает!»

Дмитрий Иванович поднялся, задел головой мокрый свод шатра, понурился, сказал вслух, убеждая самого себя:

– И не даст!

Трудно и горько было подумать, что придется уехать из Орды удельным князем, и совсем нестерпимой была мысль, что Мамай задумал отдать великое княжение врагу – князю Михайле. Весь поход в Орду показался ошибкой.

«Сидел здесь, разорялся, а дома, на Руси, тем временем князь Михайло разбойничал, да леса горели, да люди бедовали. Вот и поп Митяй то же пишет…»

Дмитрий Иванович опять опустился на скамью, взял свиток.

«…Мгла стояла по ряду два месяца, – читал князь, с трудом разбирая полуустав письма. – Столь велика мгла была, яко за две сажени перед собой не видно было человека в лицо, а птицы по аеру не видяху летати, а падоху на землю с воздуха».

Князь вздохнул. «Знает поп, что книгам я учен мало, а не может без того, чтоб свою премудрость не показать. Он, вишь, по–русски не может, на греческий сбивается, ввернул словечко «аер». Дмитрий опять повел пальцем по строке:

«Ныне жито на Руси дорого, лето было сухо, жита посохли…»

Отбросив свиток, князь снова задумался, меж густых бровей обозначилась острая морщина.

«Домой! Скорее домой! Довольно вымаливать в Орде ярлык! На Руси мечом надо принудить князя Михайлу отказаться от великого княжения. На Руси недород, а станет Михайло великим князем, он на то не поглядит, заплатит Мамаю дани сверх меры. Серебра не хватит – рабами доплатит, обессилит, обезлюдит всю Русь!»

Поднялся рывком, сжал кулаки. Постоял, похмурился, потом, глубоко вздохнув, распустил морщину на лбу, позвал:

– Эй! Кто там на страже?

Вошел Фома, накрытый мокрым мешком. Князь вскинул на него глаза, спросил гневно:

– Ты на страже у моего шатра аль в огороде чучелом? Вырядился!

– Так ведь дождь, княже, а под мешком не мочит.

– Скинь. Татары, глядя на тебя, подумают: «Совсем обеднел Московский князь».

– Да никого вокруг нет, – стоял на своем Фома.

– Говорю скинь! Да позови ко мне Захара Тютчева.

– Опять к Мамаю пойдешь? – Вздохнул Фома, стаскивая с головы мешок.

Князь не ответил, отвернулся. Поглядев на широкую спину Дмитрия Ивановича, Фома сказал сочувственно:

– Опять дары жадному волку понесешь?

Князь круто повернулся, по всему видно – сейчас так крикнет, что… Нет, сдержался, сказал ровным голосом:

– Хватит! Отныне Мамаю беличьей шкурки, молью траченной, не дам. Да что там шкурки – пол–ушка не дам.

– Аль в самом деле обеднел, княже? Вот беда–то. Вчерась Ивана, княжича Михайлова, повелением Мамая в узы взяли, а ныне ты…

Дмитрий быстро спросил:

– За что взяли Ивана?

– По навету ростовщиков. Он им, сказывают, тьму рублев задолжал.

Мгновение лицо Дмитрия оставалось напряженным, хмурым, потом из глубины глаз брызнула радость. Князь хлопнул всей пятерней по столу.

– Ну, Фомка, в самое время ты эту весть принес! Знаю теперь, как говорить с Мамаем! Иди скорей, ищи Тютчева.

– Сыскать его не мудрено, он в соседнем шатре сидит, – ответил Фома, выходя из шатра.

Когда Тютчев вошел к князю, тот стоял у стола. Не дав Захару и рта раскрыть, приказал:

– Иди к Мамаю, скажи: князь великий Московский, Володимирский и всея Руси, так и скажи – всея Руси, бьет челом и просит допустить перед очи эмира для беседы с глазу на глаз. Скажешь: князь просит допустить в сей же час…

Мамай, выслушав Тютчева, даже бровью не повел, ответил благосклонным кивком:

– Пусть придет.

Едва Захар ушел, Мамай выслал всех из юрты и, сразу растеряв важность, принялся гадать:

«Что сегодня принесет Митри–князь? Серебра у него нет, ждать надо соболей, а дождь так и льет, не подмочили бы отроки меха…»

Мамай не поленился встать. Подойдя к выходу, осторожно выглянул из юрты. Вдали за сеткой дождя показались два человека: один высокий, дородный, закутан в плащ, другой просто в зипуне.

«Князь сам–друг с Тютчевым. Отроки следом не идут. Что бы то значило?» Эмир отошел в глубь юрты, сел, нахмурился, и опять, откуда ни возьмись, важность из него полезла…

Не дешева была ордынская хлеб–соль, за которую сейчас приходилось благодарить Мамая, но, поглядывая на его тонкие, поджатые губы, Дмитрий злорадно думал:

«Что, алчный пес, еле терпишь? Спросить охота, почему даров не получил. Получишь, как же! Жди!»

Поднимаясь с подушек, Дмитрий сказал:

– Прощай, государь, завтра на рассвете уезжаю восвояси, не поминай лихом. Ежели чем не угодил твоей милости, прости!

Мамай не ждал такого поворота и о дарах забыл – уплывало важнейшее. Сверкнув на князя взглядом, приказал:

– Сиди! Рано прощаешься! Ты еще не сказал, какую дань платить будешь.

– Что тебе о том кручиниться, государь. Сегодня Тютчев по неразумению назвал меня великим князем всея Руси, а на поверку выходит – уеду я из Орды князьком городишка Москвы, а Москва, известно, град младший, с древними градами где уж нам тягаться, с меня и взятки гладки. Вон князь Андрей Ростовский из Орды уезжал, о данях с тобой не толковал. Так и со мной. Тебе Михайло Тверской великие дани посулил, пусть он и платит, а я ему буду выход платить, сколько сил хватит. Много не дам, ибо жита на Руси посохли… – Князь замолчал, пристально следил за Мамаем. Тот скривился в улыбке:

– Я жду, Михайл–князь с тебя многонько спросит.

– Пусть его спрашивает, от спроса у меня не убудет.

– А ежели силой возьмет?

– Пусть берет, лишь бы сил достало!

Мамай сумел понять в словах Дмитрия скрытую вежливой улыбкой угрозу, задумался:

«Тверской князь на посулы щедр, а денег у него нет; через то и сын его в кабалу попал, но и у Московского князя тож, видать, казны не осталось, если он без ярлыка домой бежит».

Дмитрий Иванович, как будто только сейчас вспомнил, сказал небрежно:

– Дозволь, государь, княжича Ивана с собой взять. Жалко парня.

– Бери, только должок за него заплати.

– Это само собой…

Мамай уставился на Дмитрия.

– Да ты знаешь ли, сколько он должен?

– Знаю. Десять тысящ рублев.

Сказал, не моргнув, словно речь о десяти кунах шла.

Не ждал таких слов Мамай. Глядя на него, Дмитрий подумал:

«Ишь пасть открыл, а закрыть позабыл! Совсем из памяти вон, что лицо ордынского владыки должно быть как из камня высеченным, неподвижным и высокомерным».

Мамай наконец очухался и сразу упрекнул:

– Дани платить хочешь малые, а за княжонка тьму рублев отдаешь. Со мной скуп, а тут сверх меры щедр.

– Не щедр я, – возразил Дмитрий Иванович, – деньги, чаю, не пропадут, чаю, Михайло Александрович за сына заплатит мне все до полушки.

– Гляди, полушку–другую и лихвы прихватишь.

Мамай захохотал, оборвал смех, захохотал вновь и вновь смолк.

– А если я тебе ярлык на великое княжение дам, сколько платить будешь?

– Сколько и раньше платил. Это, конечно, много меньше батыевых даней, но… – Дмитрий замолчал, мгновение выжидал и наконец сказал, будто гривну Мамаю бросил: – Но зато деньги верные. А у нас на Руси присказка есть: «Не сули журавля в небе, дай синицу в руки…»

На следующий день Мамай сказал Хизру, когда старик посмел его укорять, что князь Дмитрий все же увез ярлык на великое княжение:

– Давал я Тверскому князю орду, он отказался; казны у него на орду нет, ну и пусть промышляет о себе, как сам знает, а московские деньги верные, а русы говорят: «Лучше синицу зажать в кулаке, чем ждать журавля, летящего под облаками».

Мамай оскалился хитрой улыбкой, сказал доверительно, почти шепотом:

– К тому же и дань, что Митри–князь платить станет, синицы поболе.

– Со скворца? Так и в скворце корысть невелика!

Мамай затрясся от беззвучного смеха:

– Нет, поболе. С жирного гуся.

 

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

 




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-26; Просмотров: 267; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.048 сек.