Божественный ребенок 5 страница. Неописуемые события последнего десятилетия будят подозрение, что характерное психологическое, сопутствующее им

Неописуемые события последнего десятилетия будят подозрение, что характерное психологическое, сопутствующее им, — их возможная причина. Спросите у психиатра, что он про это думает, и приготовьтесь услышать от него ответ, исходящий из его особой точки зрения. Как ученый, психиатр делает свое дело, не претендуя на всеведение, и поэтому он посчитает свое мнение лишь маленьким вкладом в невероятно запутанную задачу поиска удовлетворительного объяснения.

В выступлениях от лица психопатологии нелегко обращаться к аудитории, возможно, состоящей из людей, ничего не знающих о такой специализированной и трудной области знания. Но существует простая вещь, о которой надо постоянно помнить: корни психопатологии масс лежат в психологии индивида. Психические феномены такого порядка отыскиваются в индивиде. Только тогда, когда удастся понять роль отдельных явлений и симптомов для индивида и общих у ряда изолированных индивидов, можно начинать проверку аналогичных массовых явлений. Как вы, может быть, уже знаете, я взялся за исследование психологии сознания и психологии бессознательного, а сюда входит рассмотрение сновидений, так как сновидения — это естественный продукт бессознательной деятельности. Достаточно давно мы узнали о существовании биологической взаимосвязи бессознательных процессов и сознательной умственной деятельности. Такая взаимосвязь лучше всего характеризуется понятием компенсации, означающим, что любой недостаток в сознании (например, переполненность, односторонность или просто отсутствие функции), соответственно дополняется бессознательным процессом.

Еще в 1918 году я приметил характерные нарушения в бессознательном моих немецких пациентов. Эти расстройства не могли быть описаны исходя из личной психологии. Такие

'Читано К. Юнгом на английском языке. — Примеч. пер.

Очерки о современных событиях

неличные феномены всегда обнаруживаются в сновидениях как мифологические мотивы, которые находятся и в легендах, и волшебных сказках всего мира. Я назвал эти мифологические мотивы архетипами: то есть типическими modi1, в которых эти коллективные феномены переживаются. Налицо было расстройство коллективного бессознательного в каждом простом немецком случае. Конечно, можно было бы объяснить нарушения ближайшей причиной, но такое объяснение, скорее всего, не будет точным, потому что естественнее понять архетипы через их цели, чем через их причины. Те архетипы, что наблюдал я, выражали первобытность, насилие, жестокость. Когда я достаточно насмотрелся на эти случаи, я обратил внимание на характерное умонастроение, которое стало преобладать в Германии. Я видел только одну сторону — депрессию и беспокойство, но и эта видимость порождала подозрения более широкого масштаба. В статье, в то время опубликованной, я предположил, что в беспокойной дремоте зашевелилась «белокурая бестия» и не исключен взрыв.

Такое состояние дел не было каким-нибудь там тевтоническим феноменом2, что и стало понятным в последующие годы. Атака примитивных сил была более или менее всеобща. Исключительность же немецкого случая лежит в особом немецком умонастроении, оказавшемся из-за своей известной тенденции к массовой психологии более восприимчивым. Кроме того, поражения и социальные бедствия усилили стадные инстинкты в Германии, и становилось все более вероятным, что Германия станет первой среди западных наций жертвой массового движения, вызванного подвижкой лежащих в бессознательном сил, готовых прорваться через всякий моральный контроль. В соответствии с упомянутыми правилами эти силы означали компенсацию. Если такой компенсаторный поток бессознательного не интегрируется с сознательным у индивида, то он приводит к неврозу или даже психозу; примерно так происходит и в обществе. По-

1 M о d i (лар.) — образы. — Примеч. пер.

1 Здесь имеются в виду сугубо националистические настроения у немецкого обывателя с агрессивной направленностью на захват «восточных земель». — Примеч. ред.

К. Г. ЮНГ

видимому, что-то не в порадке было с сознательной установкой, она не давала полной возможности компенсаторному движению, она была или ошибочна, или перегружена, потому что только испорченное сознание может вынудить часть бессознательного к противоположному движению. Так казалось, что многие вещи плохи, но толкование их было различно, а мнения разделились. Правильное мнение составляется изучением ex effectu', т. е. только наблюдая за качеством реакции, которую установки вызвали из бессознательного, мы сможем раскрыть дефекты сознания нашей эпохи.

Как я уже говорил, прилив, возникший в бессознательном после первой мировой войны, отразился в индивидуальных сновидениях как коллективные, т. е. мифологические, символы, выражающие первобытность, насилие, жестокость, короче говоря, всю власть тьмы. Когда такие символы появляются у большого числа индивидов и непонятны, они начинают как магнит притягивать индивидов друг к другу, и вот сформировалась толпа, а вскоре в ней найдется и лидер среди тех, у кого наименьшая сопротивляемость, наименьшее чувство ответственности и, исходя из дьявольских, низменных качеств, — наибольшая воля к власти. Лидер позволит сбросить с себя все, что готово упасть, и толпа последует вслед за ним с непреодолимой силой снежной лавины.

Я следил за немецкой революцией. Глядя в пробирку индивидуального случая, я вполне осознавал возникшую огромную опасность, когда такие люди собираются в толпу. Но тогда я не ведал, хватит ли их, чтобы взрыв стал неизбежным. Однако я постарался изучить достаточное число случаев и наблюдать, как подвижка темных сил разворачивается в индивидуальной пробирке. Я мог видеть, как эти силы ломают мораль и интеллектуальный самоконтроль индивида, затопляют его сознательный мир. Весьма часто это оборачивалось ужасным страданием и разрухой, но когда индивиду оставалось цепляться за обрывки смысла или сохранять узы человеческих взаимоотношений, в бессознательном вызывалась новая компенсация; после разрушительного хаоса в разуме эта компенсация могла вновь интегрировать сознание. Затем возникали

?? effectu (лат.} — после действия. — Примеч. пер.

Очерки о современных событиях,

новые символы, вышедшие из коллективной сущности, символы нового времени, отражающие силы порядка и соответствующие им. Содержанием этих символов были мера, пропорция, симметричность, выраженные с особой арифметичностью и геометричностью. Символы представляют род осевой системы и узнаются как мандала-структуры'. Я боюсь. что не смогу войти здесь в объяснение таких высокоспециальных материй, но все же должен упомянуть об этих трудных и почти непостижимых вещах, ибо они несут пусть и слабый, но все же отблеск надежды, которая в наше время разложения и хаотического беспорядка так необходима. Замешательство и беспорядок в бессознательном всего мира похожи на такое же состояние в разуме индивида, но в последнем случае этот беспорядок и недостаток ориентации фактически скомпенсированы в бессознательном архетипами порядка. Здесь я снова должен сказать: если символы порядка не интегрированы в сознание, если в сознании сохраняется разрыв между сознательным и бессознательным, то силы, выражающие эти символы порядка, накопятся в ужасающем количестве и проявятся именно как силы беспорядка и разрушения, что и произошло двадцать пять лет назад. Сейчас интеграция бессознательных содержаний — индивидуальное действие осуществления и моральной оценки. Это очень трудная задача, требующая от индивида высокой степени этической ответственности. Только от немногих можно ожидать соответствующей способности, но они — не политические, а нравственные лидеры человечества. Поддержание жизни и дальнейшее развитие цивилизации зависят от таких индивидов. Совершенно ясно, что сознание масс не продвинулось со времен первой мировой войны. Обогатились только отдельные рефлектирующие умы, они поняли то, что человечество само способно стать простым инструментом, они извлекли уроки из того, что произошло при реализации злом необъятной и несметной власти, и их моральный и интеллектуальный горизонт значительно расширился. Но средний человек все еще там, где он был в конце первой мировой войны. И только кажется, что огромное большинство совершенно неспособно к интегрированию сил

' M а н д а л а (стек.)

3 Зак. Na

круг. — Примеч. ред

к. г. юнг

порядка. Наоборот, даже возможно, что такие факторы порядка вторгнутся в бессознательное, захватят его насильно и неожиданно, вопреки воле индивида. Повсюду можно увидеть первые симптомы: тоталитаризм и рабство у Государства. Ценность и важность индивида резко падает, а шансы его быть услышанным исчезают еще быстрее. Такой процесс падения ценности может быть длительным и болезненным, но боюсь, что он неизбежен. Тем не менее своим длительным путем этот процесс предоставляет возможность уяснить, что только воссоединение жалкого в своей инфантильности и слабости человеческого бессознательного в индивиде с пониманием им того, что человек хозяин своей судьбы, а государство — лишь инструмент, но не мастер, даст будущего человека. Но он лишь тогда достигнет этого уровня, когда поймет, что на пути одного лишь бессознательного он упустит фундаментальные droits de l'homme1. Германия представила самую яркую иллюстрацию бессознательного психологического развития. Там первая мировая война высвободила скрытые силы зла, да и война, в свою очередь, развязалась после накопления массами бессознательного, а также их безрассудных желаний. Так называемый Fnedenskaiser2 стал одной из первых жертв и, не отличаясь от того, что делал впоследствии Гитлер, выступал от имени этих беззаконных, хаотических вожделений, подталкивая таким образом к войне и неизбежной катастрофе. Вторая мировая война стала повторением тех же психических процессов, но в гораздо большем масштабе.

Как я сказал выше, подвижки массовых инстинктов соответствуют компенсаторному движению бессознательного. Такой процесс возможен из-за отчужденного существования сознательного состояния людей от естественных законов человеческого бытия. Под влиянием индустриализации большие части популяции оторвались от корней и собрались в больших центрах. Под такой новой формой существования — со своей массовой психологией и социальной зависимостью от колебаний рынков и зарплаты — индивид обрел звание неус-

'Droits de l'homme (фр.) — права человека. — Примеч. пер. Friedenskaiser (нем.) — «мирный царь», возможно, имя Вильгельма II, развязавшего первую мировую войну.

Очерки о современных событиях

тойчивого, ненадежного и внушаемого. Индивид понял, что его жизнь зависит от собраний директоров и капитанов индустрии, и решил, правильно или неправильно: их-то мотивируют только финансовые интересы. Он знал, что, как бы сознательно он ни работал, им в любое время пожертвуют при коммерческих изменениях, неподвластных его контролю. И нет вокруг ничего, на что можно положиться. Кроме того, система нравственного и политического воспитания, преобладающая в Германии, уже сделала все возможное, чтобы пропитать каждого духом тупого послушания и уверенности, что каждая желаемая вещь придет свыше, от устанавливающих законы, от тех, чье индивидуальное чувство «на свой страх и риск» подчиняется господству особенного чувства долга. Неудивительно, что именно Германия пала добычей массовой психологии, хотя она была не единственной нацией, угрожающей опасными зародышами. Влияние массовой психологии распространилось вдаль и вширь.

У каждого индивида существовало чувство слабости, действительности несуществования, компенсирующееся подвижкой неизвестных до тех пор желаний власти. Было восстание бессилия и алчности «have-nots»1. Бессознательное заставляло тогда человека стать сознательным. Но, к сожалению, не было такой категории ценности, которая могла бы осуществиться в сознательном разуме индивида и которая способна была бы дать понимание и связать это понимание в единое целое с бессознательным. Высшие интеллектуальные авторитеты ничего, кроме материализма, не проповедовали. Наши религиозные организации были просто неспособны справиться с новой ситуацией. Церкви не могли слишком многого, протестовали, но это не здорово помогло. Таким образом, лавина продолжала катиться по Германии и сотворила лидера, который был выбран как инструмент полного развала нации. Но что стало отличительной чертой его стремлений? Он мечтал о «новом порядке». Мы бы сильно ошиблись, если бы предположили, что его попытки создать интернациональный порядок такого рода мнимы. Нет, в глубине души он был движим факторами порядка, начавшими проявлять свою ак-

'Have-nots (англ.) — ничего не имущие. — Примеч. пер.

тивность в момент, когда несдерживаемые желания и алчность полностью овладели его сознательным разумом. Гитлер стал исполнителем «нового порядка» — и реальной причиной того, почему практически каждый немец пал перед ним. Немцы хотели порядка, но совершили фатальную ошибку, выбрав своим лидером первую жертву беспорядка и безудержной алчности. Они не поняли, что ни один из них не изменил свое индивидуальное отношение к миру: так же как они алчны к власти, они алчны к порядку. Но тем не менее остались алчны. Вместе с остальным миром они не поняли, что значение Гитлера именно в том, что он стал символом для каждого индивида: он был самой невероятной персонификацией всего наихудшего в человеке. Это был невероятно бездарный, неприспособленный, психопатический индивид, полный бессодержательных детских фантазий, но отмеченный живой интуицией крысы и хулигана. Он в подавляющей степени представлял тень всякой личности, ее наихудшую часть, и это другая причина, почему немцы пали перед ним.

Но что бы они поделали? В Гитлере каждый немец смог увидеть свою личную тень, свою наихудшую опасность. Собственно, это судьба каждого человека — осознавать и учиться жить вместе с тенью. Но разве можно ждать только от немцев понимания, когда никто в целом мире не мог понять такую простую истину? Мир не сможет достичь состояния порядка, если эта истина не будет признана всеми. Между тем мы забавлялись поисками причин всех сортов, внешних и вторичных, хотя и слишком хорошо знали, что условия зависят от того способа,, каким их воспринимают. Если бы, например, франкоязычный швейцарец предположил, что все немецкие швейцарцы — дьяволы, то в Швейцарии у нас была бы славненькая гражданская война, никогда не заканчивающаяся, и мы бы нашли самые убедительные экономические причины, почему она неизбежна. Хорошо, что у нас не так, потому что мы выучили наш урок более чем четыреста лет назад. Мы ре шили, что лучше уклоняться от внешних войн, поэтому при шли домой и завязали спор между собой. В Швейцарии мы строим так называемую «совершенную демократию», в которой воинственные инстинкты распыляются в семейных ссо-

pax, именуемых «политической жизнью». Мы воюем друг t другом в рамках закона и конституции и склонны думать о демократии как о хроническом состоянии ослабленной гражданской войны. Мы вовсе не миримся сами с собой, наоборот, ненавидим и боремся друг с другом, потому что в войне, сосредоточенной самой на себе, нам сопутствует удача. Наши мирные внешние манеры служат прикрытием наших внутренних споров от иностранных вторжений, могущих им помешать. До сих пор это удается, но до окончательной победы еще далеко. Все еще есть враги в плоти человеческой природы, и мы все еще не научились обращаться с ней так, чтобы встраивать политические разногласия и споры в себя. Мы передвигаемся вперед с трудом, с нездоровым убеждением, что в себе мы должны быть мирными. Тем не менее завершилась бы и наша, ослабленная война, если каждый увидел свою тень и начал борьбу, ту, что действительно стоит себя, борьбу против труднопреодолимого power-drive1, исходящего из нашей собственной тени. Только благодаря тому, что мы боремся сами с собой, у нас в Швейцарии вполне сносный общественный порядок. Порядок был бы завершенным, если бы страсть к единоборству была взята домой, в себя. К сожалению, даже религиозное воспитание мешает это сделать фальшивыми обещаниями ближайшего мира. Мир придет, может быть, в конце концов, но это будет, когда победа или поражение потеряют свое значение. То ли имел в виду наш Пророк, когда говорил: «Я пришел дать не мир, но меч»?

Благодаря тому, что мы в состоянии основан истинную демократию в форме условной борьбы с собой, коллективной или индивидуальной, -- мы можем реализовать, мы делаем осуществимыми факторы порядка для того, чтобы при этом жить в порядочных обстоятельствах, они становятся абсолютно необходимыми. Мы просто не можем позволить при демократии треволнений внешнего вмешательства и неопределенности. Как можно развивать гражданскую войну, если вы атакованы извне? Нет, когда вы в разладе с самим собой, вы позовете друзей, чтобы они вам посочувствовали, и станете дружественными и гостеприимными. Но в полити-

'Power-drive (англ.) ·— стремление к власти. — Примеч. пеп.

К. Г. ЮНГ

ке вы избегаете людей, которые хотят быть вам полезными и избавляющими от забот. Мы, психологи, пройдя долгий и мучительный путь, учим, что вы лишаете человека лучшего, помогая избавиться от комплексов. Можно помочь ему достаточно осознать их и освободиться, начав сознательный конфликт с собой. Так комплекс становится фокусом жизни. Все, что исчезает из вашего психологического инвентаря, может внезапно появиться в личине враждебного соседа, что неизбежно вызовет ваш гнев и сделает вас агрессивным. Определенно лучше знать, что наихудший противник находится как раз в вашем собственном сердце. Человеческие воинственные инстинкты неискоренимы — и представлять состояние полного мира легкомысленно. Более того, мир сам по себе страшен, тем, что порождает войну. Истинная демократия является высокопсихологической организацией, которая принимает человеческую природу такой, какова она есть, и, следовательно, учитывает потребность в конфликте в собственных национальных рамках.

Сравните действительное немецкое умонастроение с моими рассуждениями, и вы сможете оценить, насколько огромна задача, с которой столкнулся мир. С трудом можно ожидать, что деморализованные немецкие массы ясно постигнут возможность этой психологической истины, как она ни проста. Но у великих западных демократий больший шанс, пока они в состоянии не допустить те внешние войны, которые всегда искушают их настолько, что они верят во внешних врагов и в желательность внутреннего мира. Означенная тенденция западных демократий к внутренним войнам — то, что внушает большие надежды. Но я боюсь, что надежда будет отодвинута силами, верящими в перевернутость, а именно — в разрушение индивида, и в разрастание той фикции, что носит название Государства. Психолог очень верит в индивида как в единственного носителя разума и жизни. Качества общества или государства ведут свое происхождение от конкретного психического состояния индивида, потому что основаны на индивидах и их организациях. Как ни очевиден этот факт. он еще недостаточно воспитан коллективным мнением людей чтобы удержать их от такого использования термина «Государ-

Очерки о современных событиях

ство», которое отсылает к некоему сорту сверхиндивидуальной одаренности, неисчерпаемости сил и ресурсов. Мы ждем от конкретного Государства, что оно с легкостью исполнит то, что нельзя ожидать от индивида. Опасная склонность, ведущая к массовой психологии, начинается с широкого распространения этого правдоподобного мнения и с сильных организаций, где индивидуум теряет свою значимость и превращается в ничто. Тем не менее все, что превосходит определенную человеческую норму, в равной степени пробуждает силы в бессознательном человека, вызывает демонов тоталитарности, вместо того чтобы сделать хотя бы бесконечно малый шаг вперед к совершенству в природе индивидуальной нравственности. Разрушительная сила нашего оружия гигантски выросла и заставляет ставить психологическую проблему человечества: справится ли умственное и нравственное состояние человека, разрешающее использование этого оружия, с чудовищностью возможных последствий.

ВОТАН'

В Германии родятся разные секты, Которые очень приблизятся к счастливому язычеству: Плененное сердце и малый результат, Они вернутся к уплате истинной десятины.

Предсказание Мастера Мишеля Нострадамуса, 1555 г/

Когда мы оглядываемся на время до 1914 г., кажется, что мы живем в другую эпоху. То, что с нами сегодня происходит, вряд ли даже приснилось бы до войны. Вначале мы от-

'Эссе впервые опубликовано в «Neue Schweizer Rundschau» в марте 1936 г.

Вотан (Один, Водан) — верховный бог скандинаво-германской мифологии. Основной источник его сегодняшнего восприятия — дошедший древнеисландский эпос «Эдда» (см.: Старшая Эдда. Древнеисландские саги о богах и героях. М.; Л., 1963). — Примеч. пер.

2 См.: Наука и религия. 1988. № 11. — Примеч. пер.

К Г. ЮНГ

неслись к войне между цивилизованными нациями как к чуши, ибо такая абсурдность, несомненно, становилась все менее и менее возможной в нашем рациональном, интернационально организованном мире. С войной пришло то, что можно назвать лишь бесовским шабашем. Фантастические революции и решительное перекраивание карт; в политической сфере возникают феномены, прототипы которых находятся в средневековье и античности; государства проглатывают соседей и своими тоталитарными претензиями переплевывают любое предыдущее- теократическое намерение; и христиане, и евреи подвергаются преследованиям; политические убийства сплошь и рядом, оптом, и, наконец, мы только что стали свидетелями головокружительного пиратского рейда на мирных, полуцивилизованных людей*.

Когда такие события происходят в сфере политической, то вряд ли стоит удивляться, что и другие сферы продуцируют те же характерные явления. В царстве философии надо быть терпеливым, ибо у философа должно быть время на раздумье перед тем, как он сможет понять, в каком времени мы живем. Но царство религии уже произвело на свет некоторые, очень значительные события.

Движение безбожия в России вообще-то не удивляет, потому что греческая православная церковь уподобилась своим лампадам и иконам, нагромоздив обилие ритуалов и религиозного убранства. На Ближнем Востоке облегченно вздохнули, когда, освободившись от самих себя, покинули курящуюся фимиамом атмосферу православной церкви и пришли к честной мечети, где возвышенное и невидимое всеприсутствие Аллаха не было вытеснено обидием подмен. Каким бы плачевно низким ни был духовный уровень у «научного» противодействия, все же было неизбежно, что XIX столетие и его «научное» просвещение рано или поздно дойдет до России.

Но любопытен тот, мягко говоря, пикантный факт, что старый бог бури и натиска, давно бездействующий Вотан,;мог проснуться, как потухший вулкан, к новой деятельнос-

' Абиссиния. — Примеч. авт. Здесь имеется в виду итало-эфиопская война 1935 г. — Примеч. пер.

Очерки о современных событиях

ти в цивилизованной стране, о которой давно уже думали, что она переросла средневековье. Мы увидели Вотана, возрожденного в молодежном движении, и кровь нескольких овец пролилась в жертвоприношениях, возвестивших самое начало его возвращения. С рюкзаком и лютней белокурые юноши, а иногда и девушки появились как не ведающие отдыха странники на дорогах от Нордкапа до Сицилии, верные слуги скитающегося бога. Позже, ближе к концу Веймарской республики, роль странствующих переняли тысячи и тысячи безработных, которых можно было встретить везде на дорогах их бесцельных путешествий. А к 1933 г. гуляющих уже не осталось, люди сотнями тысяч маршировали. Движение Гитлера повергло всю Германию к его ногам, от пятилетних до ветеранов, и поставило спектакль великой миграции людей, спектакль, знаменующий время. Вотан-путешественник проснулся. Он появился на свет в немного застенчивом виде, на сборищах сект простых людей Северной Германии, обсуждавших то, как Христос восседает на белой лошади. Я не знаю, возможно ли, чтобы эти люди сознавали древнюю связь Вотана с фигурами Христа или Диониса, но, думаю, вряд ли.

Вотан — это лишенный покоя путешественник, который творит беспокойство и вызывает раздоры то там, то здесь или же действует магически. С приходом христианства он превратился в дьявола и жил только в быстро затухавших местных традициях призрачным охотником, которого видят в штормовую ночь со своей свитой. А роль неутомимого путешественника в средневековье перешла к Агасферу, Вечному Жиду', который является не иудейской, а христианской легендой. Другими словами, мотив странника, который не принял Христа, был спроецирован на евреев, точно так же, как мы всегда переоткрываем наши собственные психоло-

'Агасферус, Вечный Жид. Из христианской легенды: Христос, несший свой крест на Голгофу, попросил отдых, но был осмеян и оплеван шедшим неподалеку человеком по имени Агасфер. За это в наказание ему Богом была дана вечная жизнь и вечные страдания. Агасфер стал не знающим покоя скитальцем. После искупления и второго пришествия Христа кара могла быть снята. Легенда в средневековье пользовалась популярностью. — Примеч. пер

К. Г. ЮНГ

гические содержания, ставшие бессознательными, у других людей. Так или иначе, но здесь присутствует та психологическая тонкость, которую можно упомянуть, — антисемитское движение совпало с пробуждением Вотана.

Немецкая молодежь, праздновавшая солнцестояние, была не первой, услышавшей шум в первобытном лесу бессознательного. Ее предвосхитил Ницше, Шулер, Стефан Георге и Клагес1. Литературная традиция Рейна и деревенского юга Майна имеет классическую форму, которую не такто легко отбросить. Поэтому любая интерпретация, приходящая отсюда, стремится вернуться к классической модели, к античному опьянению и роскоши, т. е. к Дионису, «puer aetemus»2 и к космогоническому Эросу3. Обращение к ним, конечно, ближе точке зрения культурного, образованного человека, но Вотан — все же более точное толкование. Он является богом бури и неистовства и высвобождает силь

но времени Ницше (1844—1900) существовало последовательное подчеркивание превосходства «дионисийского» начала жизни над «аполлонийским». После «Рождения трагедии из духа музыки» (1872) темная. земная, женская сторона с ее гадательными и оргиастическими характеристиками овладела воображением философов и поэтов. Постепенно стала считаться идеалом иррациональность: она видна, в частности, во всех исследованиях религиозных мистерий Альфреда Шулера (ум. в 1923 г.) и особенно в работах Клагеса, излагавшего философию «иррационализма». Для Клагеса логос и сознание — разрушители творящей, досознательной жизни. У этих писателей мы можем засвидетельствовать начало постепенного отказа от реальности и отрицания жизни как таковой. Это ведет в конечном счете к культу экстаза, кульминирующего в саморазрушении сознания в момент смерти, которая в их представлении означает преодоление материальных ограничений.

В поэзии Стефана Георге (1868—1933) сочетаются элементы классической цивилизации, средневекового христианства и восточной мистики Георге намеренно набрасывается на рационализм XIX и XX вв. Его аристократическое поднесение мистической красоты и эзотерической концепции истории имело сильное влияние на немецкую молодежь. Его работа стала использоваться неразборчивыми в средствах политиками с пропаган дистскими целями.

2?? е г aeternus (лат.) — «вечный мальчик», имя Диониса, распространяемое автором и на других «вечно молодых богов». — Примеч. пер.

1 «О космогоническом Эросе» — так называется одно из основных произведений Клагеса.

Очерки о современных событиях

ные чувства и страсть к войне. Кроме того, Вотан верховный маг и колдун, близкий всякой оккультной тайне.

В случае с Ницше надо учесть целый ряд индивидуальных факторов. Он блаженно не сознавал свою немецкую почву; он открыл обывателей в академическом мире. К тому же он пришел к выводу, что бог умер, и это привело к встрече Заратустры с неизвестным богом неожиданного вида, то в виде врага, то в облике самого Заратустры. Потому-то Заратустра сам себе предсказатель, колдун и буря: Подобно ветру я однажды пронесусь среди них, и вместе с моим духом возьмите дыхание из их духа: так велит мое будущее.

Воистину сильный ветер — это Заратустра, и он предостерегает как врагов, так и тех, кто плюет и низвергает: Смотри, не плюнь против ветра!'

Эта тема снова всплывает во сне Заратустры. Ему снится, что он стал хранителем могил в «Одинокой горной крепости смерти». О том, что произошло после огромных и бесплодных усилий открыть ворота, он поведал: Тогда бушующий ветер распахнул створы их: свистя, крича, разрезая воздух, бросил он мне черный гроб. И среди шума, свиста и пронзительного воя раскололся гроб, и из него раздался смех на тысячу ладов... Не ты ли сам этот ветер, с пронзительным свистом

Дата добавления: 2015-06-26